2
На станции пахло хвоей, прибавившую мне уверенность. К моему сожалению, остальные пассажиры быстро отправились кто куда, оставив меня в полном смятении. Передо мной открывалось зеленое поле, за которым смиренно стояли леса. Сзади тянулась неостывшая железная дорога. Честно сказать, пришло ощущение, что я всю жизнь нахожусь в безымянных и бездушных местах. Только на билетах на самолет ты чувствуешь смысл или обособленность страны, сиречь Чехии. Прибывая же, видишь за расписными ландшафтами всю ту же одинокость и однотипность.
Никогда еще так не сделает осмысленной мою жизнь появившаяся вдалеке фигура. Ровно через середину поля просекала темная быстронесущаяся точка, оставляя светлеющий шлейф. С каждой секундой моя радость росла, потому что и в походке, и в грации я узнавал только его.
Уже давно мои руки заняты беспроводной клавиатурой, а голова – Frontend-разработкой. Буквально с девятнадцати лет позвоночником я прирос к стулу на колесиках, а ушной хребет мутировал вместе с гарнитурой. Нельзя назвать меня зависимым нердом с коллекциями фигурок Warcraft, ведь даже компьютерные игры мне далеки. Я просто стереотипный программист с хвостиком волос сзади и серебряной оправой очков. Это поначалу ты рассматриваешь компьютерную жизнь сквозь коды и алгоритмы, но потом это рудиментируется, и остается лишь признание твоего суркового стиля жизни. Мозги за это время не успели сгнить, так как после работы заставлял себя понимать западную философию и экономику. Спустя два месяца такого саморазвития у меня хватило поспорить с начальником на собрании о коллизии Кейнса и Хайека. Не знаю, вызывали ли такие познания у моих коллег воодушевления, но секретарша явно сидела с лицом уставшей и поникшей девы. Начальник, кстати, был за Кейнса.
Он все ближе приближался, и я успел заметить его редкую безобидную улыбку. Всякий человек, несомненно, пресыщается особенными чертами другого. Одному нравится заразительный смех второго, другой сходит с ума от ее прикусывания губы. А меня просто с ума сводил его редкостная улыбка, когда левый край губы слегка поднимался и образовывал мелкую ямочку.
- Камрад! –радостно он прощебетал. - Напрочь забыл, что до нас поезд ни в жисть не дойдет. Ты уж извиняй.
Долгожданный и согревающий душу «камрад» ничуть не изменил своему кутюрье. Даже в такой вешний и солнечный день он достал из дедовского шифоньера свой бежевый плащ и напялил на волосатую макушку голову федору. Мы крепко обнялись, внюхиваясь в запах друг дружки. От меня несло поездами и чаем, от него – хвоей и пылью. Дресс-код был более чем подходящий, мы приняли друг друга, как когда-то издревле.
- Господи боже, -присвистнул он, -что у тебя за грива сзади? А обувь-то какая спортивная… Ты у нас, батюшка, фешенебельный.
- Чья бы корова… Все в своей накидке ходишь и пугаешь местных? С такими-то полями прямо вылитый мафиози.
- Насчет накидки обижаешь. Саржа. А пугать и внушать уважение все равно нужно.
- Странные у тебя определения. Узнаю тебя! вот что хочу донести.
Я похлопал его по мягкому плечу и вопросил, как и куда мы отправимся.
- Пешком пройдем через поле и ручей. А дальше заберемся ввысь, в деревню.
В ногах застопорилась кровь, поэтому пройтись сейчас было самое то.
Я не мог наглядеться на родную и вновь найденную душу. Все в нем напоминало о древних временах, когда мы еще с пушком под носом веселились и строили планы на недалекую жизнь. Что удивительно, я всегда знал о своем камраде ничтожно мало. Даже место его работы в былые годы он тщательно скрывал.
Умозаключения вывели меня к тому, что он ни в коем случае не занят мокрыми делами и никак не связан с преступностью. Исключались профессии, которых вскоре заменят роботы, потому что камрад отличался смелой дальновидностью и рациональностью. Колебался между вариантами педагога и художника, но последнего успешно могут заменять слоны, по его словам, а для первого он был слишком асоциален, хотя и самоотвержен.
О его семье мне тоже было известно немного. От сокурсников слышал, что этот бледный новенький – отпрыск нэпмана с виллой в Средиземноморье. На уроках он проявлял пассивность в меру, что подтверждало гипотезу. Ни наше знакомство, ни всевозможные разговоры не приблизили меня к истине.
Первые пять минут мы шли в полной тишине и осматривали друг друга. Растительности за годы на голове у него увеличилось, но зато лицо оставалось гладковыбритым и острым. Меня же, помню, он еще в молодости называл «Дамбо» за увлечение бородой, вероятно, путая с «Симбой».
- А у тебя раньше была пламенно рыжая борода, помню, -словно прочитал он мои мысли.
- Чесаться ужасно стала. Сбрил на следующий же день.
Разговоры о растительности лица не приносили мне должного удовольствия, поэтому я решил сменить тему:
- Давай не будем мешкать… Не думай, что чувства мои за годы затупились или вытеснились из головы. Зачем ты тогда все бросил и уехал? И почему через столько лет я получаю от тебя весточку с приглашением? Что побудило тебя к этому?
Я не был зол на него, меня мучало больше сдержанное любопытство и терзания совести. Все это время разлуки я искал в себе источники его исчезновения. Камрад был ранимым, и я это знал, как никто другой. Сказать, что он не проявлял обиду и мог рационализировать случай – ничего не сказать. Он довольно доблестно держался, но мне были известны каменные пути его личности.
- Что ты понимаешь под «все»? –ответил он, весело смеясь.
- Скажу прямо: себя. О других твоих связях я понятия не имел.
Камрад, кажется, слегка пригорюнился, но быстро пришел в себя.
- В Чехии у меня мать родилась. В деревне неподалеку. А в Дуумскло ее подруга жила. Эх, как я ее в детстве любил. В смысле, либидо проявлял.
- Да в курсе я, что для тебя «любить», -усмехнулся я, -не забыл, приятель.
- И сюда сразу сиганул. Не чтобы найти подругу, она, полагаю, одряхлела давно. Просто воспоминания хорошие. Как никак шесть лет провел здесь. Ты все питонами и явами промышляешь?
- Программирую. Иногда, понимаешь, складывается мнение, что иду в никуда. Ассистент, зам-начальник отдела, руководящий HR, менеджер…
- Все твои титулы?
- Да. За все годы.
- Манагер, одним словом, ты. В него ты превратился, -констатировал он.
- А куда еще карьерная лестница приведет? Вот будь я шахтером…
- А со стороны ты как счастливый человек выглядишь, -перебил он. – Даже чувства какие-то проглядывают. А потому что ты и есть тот самый архетип счастливца.
- В душе, камрад, у меня все плохо. Сердце порой покалывает. В обществе-то все мы под лупой.
- Да о чем ты думаешь? Небось о том, что черный ты внутри. Из остаточных отходов мышления самую труху выбираешь и мажешься ею, ей-богу.
- Задаваться экзистенциальными…
- Самая что ни на есть труха. Оттуда и все проблемы. Из твоего котелка, -он постучал по полям своей шляпы ногтем пальца и зачем-то обвил руками горизонт.
Еще пару минут мы шли молча и подобрались к самому краю ручья. В нем активно дергались здоровые рыбины, быстро уплывая в далекое полноводье.
- Поле гречихи преодолели. Теперь перейдем Рубикон!
- Так это была гречиха? -удивился я. – Никогда не видел.
- Не замечал, -поправил он, -пошли.
Я почувствовал странное ощущение в спинном мозге. Одни отростки нервов радовали тем, что камрад ничуть не поменялся и такой же уверенный в себе, а другие угнетали мой образ действий и поведение в целом.
За ручьем мы оба вдохнули мокрый и свежий воздух, набираясь сил. Из рюкзака я вытащил недоеденный бич-пакет и принялся доедать его холодным. В ноги отдал озноб.
- Питаешься, вижу, тем же, -усмехнулся камрад. – Да дома перекусишь, я гуляш на нас двоих наготовил.
- С каких пор готовить умеешь?
- Других просить не комильфо, сам научился. Обстоятельства формируют как надо, не так ли?
Жуя, я кивнул, и мы дальше отправились в путь спустя еще пару слов о далеком прошлом.