Море троллей

Джек наблюдал за празднеством викингов с безопасного расстояния - с палубы. Первое дело скандинавы вывалили на песок награбленнуб добычу - полюбоваться как следует. Серебра выкопали и впрямь немало. Мешки с сушеными бобами и ячмень аккуратно разложили на берегу. Свен Мстительный перекладывал их и так, и этак и, отступая на шаг, оценивал произведенный эффект. Наконец он распределил мешки широкой аркой вокруг серебряного клада, а на переднем плане эффектно расставил мехи с вином. Эрик Широкоплечий темноты, может, и боялся, зато три оставшийся в живых коров забил без тени сомнения. Эрик Безрассудный выкопал огромную яму - жарить туши.

Самая любопытная находка обнаружилась в тайнике под крышей амбара - множество грязных белых кругляшков. Сперва Джек принял их за незнакомую разновидность хлеба, но воины так возликовали, что сразу же стало ясно: это нечто совсем иное.

- Соль! - заорал Олаф Однобровый, пускаясь в пляс с соляной глыбой в каждой руке.

- Соль! Соль! Соль! - вопили остальные. Берсерки перебрасывали соляные глыбы друг другу, задерживаясь лишь для того, чтобы лизнуть лакомство.

- Соль! - верещала Торгиль, балансируя с глыбой на голове.

- А чего тут такого особенного? - шепнула Люси, прижимаясь к Джеку. Мальчик обнял сестренку за плечи.

- Да они же просто сумасшедшие, - отозвался он.

Скандинавы обгрызали и покусывал соляные глыбы, пока усы их не поседели от белой пыли. Обычного человекс от такого количества соли давно затошнило бы; вот и Джек втайне надеялся, что викингов вывернет наизнанку - но не тут-то было. Спустя какое-то время соляное безумие их оставило, и скандинавы благоговейно упрятали свое сокровище в мешки.

Гнилуб пищу с корабля повыбрасывали. В мгновение ока на нее слетелась туча чаек - и вороны. Отважное Сердце тотчас же ринулся в драку. Джек сам изумлялся своей способностью отыскивать ворон в куче-мале толкущихся птиц - но Отважное Сердце был проворнее, умнее и отважнее остальных.

- Небось, теперь улетит восвояси, - вздохнул Джек.

- А вот и не улетит, - возразила Люси. - Его ведь к нам послали с Островов Блаженных ...

Джек подумал, что птица опустилась на корабль просто-напросто от усталости - но вслух этого, естественно, не сказал.

Воины пировали весь день. Они жадно уминали жареную говядину и пили сладкое красное вино из таинственной страны под названием Иберия. Они орали песни про богов, которые, похоже, были столь же склонны к обжорству и пьянству, как и их почитатели. В одной пространной поэме рассказывалось о пиршестве вроде того, что разворачивалось перед глазами Джека и Люси. Морской бог Эгир сварил котел пива .И все не только упились в стельку, но и затеяли перебранку с Локи, богом подлых плутней. Локи обозвал Одина лжецом; Один обозвал Локи извращенцем. Тогда Локи сказал, что Фрейя, богиня любви, со страху пускает газы, и что Ньёрд, бог кораблей, угодил в плен к троллям, и те мочились ему в рот, словно в ночной горшок. Каждый новый куплет встречался оглушительными взрывами хохота. От избытка чувств викинги смачно хлопали друг друга по спинам.

- Это какому же народу надобно богов подлее плутня? - подивился Джек. Вокруг становилось всё темнее.

- Да вот этот сам, - зевнула Люси. Впервые за несколько недель девочка поела досыта и теперь отчаянно клевала носом. Отважное Сердце тоже наелся от пуза; ворон сидел на поручне, закрыв глаза - Может, сбежим? - предложила малышка.

- И куда же мы пойдем? - горько отозвался Джек.

- Не знаю ... - Люси снова зевнула - Может, в ту деревню, что они разграбили?

- Все ее жители разбежались. - Джек не стал говорить сестренке, что произошло с людьми Гицура Пальцедробителя на самом деле.

- Они помогут нам, если мы их отыщем.

- Но мы их ни за что не отыщем Так что лучше засыпай, солнышко. - И Люси послушно свернулась калачиком на груде шкур.

Сгущались ночь, но разгульное веселье конца-края не предвиделся. Настал черед стихов самых что ни на есть омерзительных; Джек даже порадовался, что его маленькая сестренка заснула. Хуже всех вела себя Торгиль - она ​​изображала Фрейю и вопила. «Ой-ой-ой, как страшно! Как страшно! », То и дело шумно пуская газы.

- Скоро Олаф потребует своей песни, - прошелестел голос у Джека за спиной. Мальчик стремительно обернулся: у мачты стоял Руна Старик был так тощ, что в сгустившихся сумерках практически сливался с мачтой. Отважное Сердце открыл глаза и угрожающе щелкнул клюв.

- Отчего ты не пируешь вместе со всеми? - удивился Джек.

- Кости ноют, - просто пояснил Руна. - Да и грабеж мне больше не в радость. - Он умолк и хрипло отдышался: слова явно давались ему с большим трудом - Пожалуй, это Драконий Язык во всём виноват. Он был из тех, что умеют любить жизнь. Видимо, он-то и сбил меня с толку ...

Джек снова глянул в сторону берега, на пирующих берсерков. Олаф Однобровый изображал из себя влюбленного тролля в деву. Отважное Сердце, подобравшись поближе к Джеку, потянул мальчика за рукав.

-Экий у тебя, однако, любимец, - прошелестел престарелый воин. - Драконий Язык, помнится, тоже всё разговаривал с воронами ...

- Он-то и научил меня это искусство, - признался Джек. Какой смысл упускать шанс поднять себе немножечко цену?

- Хороший он был человек, - внезапно сказал Руно. - Совсем не похож на нас, но настоящий воин.

Джек промолчал. На глаза его навернулись слезы.

- Я знаю, что ты не сможешь написать песню в честь Олафа, - едва слышно прошептал Руна. Джек обернулся к нему: фигура старика едва угадывалась в затопляющем судне полумрака. - Драконий Язык так и не научился восхвалять тех, кого ненавидел. Уж слишком честный он был.

- И что Олаф со мной сделает? - С утверждением Руны Джек спорить не собирался. Всякий раз, вспоминая о резне в усадьбе Гицуры, Джек чувствовал, как к горлу его подкатывает тошнота.

- Скормит тебя рыбам, - отозвался Руно. - Кроме того, ты наш язык толком не знаешь. Говоришь ты, вроде бы, неплохо, но с ошибками.

- То есть ты советуешь мне сбежать? - Джек сам не знал, с какой стати он вздумал довериться старому воину - инстинктивно, должно быть. В Руне ощущалась некая глубина, некая неодолимая, властная сила - почти как в Барде.

- Ты не выживешь. К югу лежит земли Магнуса Мучителя. А к северу - владенич Эйнара Собирателя ушей. Эйнар собрал целую коллекцию сушеных ушей, которую, к слову сказать, никогда не прочь пополнить.

- Ясно, - кивнул Джек.

- Я дам тебе песни, - прошелестел Руно - Когда-то и я был скальд. Нет, конечно, не такой великий, как Драконий Язык, но всё равно неплохой. Изо дня в день стихт бьют во мне ключом - а голоса для них нету. Ты станешь моим голосом.

Вопли пирующих воинов теперь доносились откуда- то издали. Весь мир словно сузился: теперь он вмещал в себя лишь троих - Джек, его сладко посапывающая сестренка и этот нежданный новый союзник.

- Думается, Олаф особо возражать не станет, - предположил Джек.

- Только не вздумай ему сказать! - Внезапная вспышка вызвала у старика затяжной приступ кашля. Джек переминался с ноги на ногу, не вполне понимая, что делать. Наконец Руна пришел в себя и несколько раз судорожно втянул в себя воздух. - Олафу нужен свой собственный скальд. Он хочет, чтобы ты принадлежал ему всецело и полностью, как вот этот конь Гицура. Это умножит его славу. Если он решит, что петь ты не умеешь, он тебя просто убьет.

Гордый скакун, о котором шла речь, стоял стреноженным рядом с поблескивающей грудой серебра. Великолепный конь, что и говорить: белый, словно соляная глыба, со странной черной полоской вдоль хребта. Он косил темный глаз на разгулявшихся скандинавов - взгляд был умный, понимающий ...

- Ну тогда, я благодарю тебя. - Джек был признателен старику, но мысль о том, чтобы стать чьей-либо собственностью, возмущала его до глубины души.

- Начнем же, - прошелестел Руна.

Урок продолжался не один час. Отважное Сердце вновь задремал, и Джек пожалел, что не может последовать его примеру. Прошлой ночью мальчик вовсе глаз не сомкнул, а день выдался тяжелый. Наконец костер на берегу прогорел до углей. Скандинавы устроились на ночлег, расстелили покрывала и улеглись в  ровные ряды. По спине у Джека пробежал холодок. Выходит, даже упившись вдрызг (на сторонний взгляд), берсерки всё равно ведут себя по-воински.

Наконец Руна объявил, что на первый раз успехами Джека вполне доволен. Мальчик рухнул на груду одежды и заснул, можно сказать, еще в падении.

Теперь корабль плыл вдоль берега на север. Благополучно миновав земли Эйнара Собирателя Ушей, викинги взяли в привычку вставать лагерем на берегу. Отсюда и далее они не встретили никого, кто дерзнул бы на них напасть.

Олаф и его люди никуда не торопились. В конце концов, кто-кто, а они отдых заслужили. Благородного скакуна - Олаф назвал его Облачногривым - стоял, переминаясь с ноги на ногу, в самом центре палубы. Каждый день его сводили на берег попастись на свежей травке.

Воины охотились в темных лесах, окаймлявших берег, и возвращались назад с олениной и кабанятиной.

Ловили сетью речную форель. Эрик Безрассудный помолол одну из соляных глыб на приправу к еде. Джек вновь отметил про себя, насколько скандинавы жадны до соли. Жадно еще больше, чем до вина - а это вам не пустые слова.

- У нас дома соли нет, - объяснил Руно.

- А мы выпариваю соль из морской воды, - отозвался Джек. - Почему вы не можете делать так же?

Солнца мало, - коротко отозвался старый воин, отворачиваясь. Он отказывался тратить дыхание на такого рода пустой болтовни и сберегал голос для поэзии. Каждую ночь он натаскивал мальчика - но так, чтобы Олаф не прознал. Джек просто поражался тому, насколько сложны его стихи. Поэт ничего не называл истинным именем: чем больше вариаций умещались в одной строке, тем лучше. В одном и том же куплете корабль именовался то «бык штевень», то «конь мачта», а то и «лебедь Ньёрда». Руна никогда не говорил «битва», Руна говорил «сход кольчуг и лезвия». Всё это ужасно сбивало с толку - и, на взгляд Джека, ни малейшего смысла не имело.

- Нет! - хрипел Руна, когда Джек пел «Король поплыл за море на битву» вместо «Кольцедаритель направил лебедя Ньёрда по дороге китов на сход кольчуг и лезвий». - Нет! Нет! Нет! - Он сгибался в приступе кашля, а Джек готов был со стыда сгореть: и зачем он дразнит старика ?!

- Нет! - повторил Руна, отдышавшись. - Ты же не просто поешь. Ты творишь магию.

- Магия ?! - разом встрепенулся Джек.

- Неужто Драконий Язык тебе не объяснил? Каждая песня берет свое могущество от Иггдрасиля, великого Древа, что прорастает сквозь девять миров.

- В жизни не слышал ни про какой Иггдрасиль.

- Драконий Язык назвал бы его жизненной силой. Она дает тебе способность творить. А теперь ты меня утомил и даром потратил мое время. - Руна умолк и принялся восстанавливать дыхание. Джек непроизвольно поежился: что за ужасный звук - резкий, хриплый и болезненный. И всякий раз старый воин чуть медлил, словно каждый новый вдох давался ему с немалым трудом.

- Прости меня, господин, - промолвил Джек.

Руна жестом отпустил мальчика.

Джек вернулся в лагерь; в голове его теснились сотня вопросов. Стало быть, скандинавы живут не только резней и грабежом. Они верят в такую ​​штуку как Иггдрасиль - а это всего лишь иное название для жизненной силы. Интересно, это Древо существует на самом деле? Если да, здорово было бы на него посмотреть - ну хоть одним глазком! Кого бы спросить?

Джек понаблюдал немного за тем, как Свен Мстительный и Эрик Красавчик демонстрируют Торгиль, как сподручнее раскроить череп. Девчонка, вдохновленная урок разложила в ряд оленьи головы - и теперь яростно крушила их дубинками. Этих про жизненную силу спрашивать бесполезно. Вздохнув, Джек пошел к сестре. Та играла в крохотных деревянных фигурок: Олаф Однобровый выточил ей на забаву коровок, лошадку, мужчину и женщину.

Люси построила из палочек ограду и нарисовала на песке домик. Отважное Сердце зорко наблюдал за девочкой. Вот он сцапал корову — и тут же выронил ее обратно на песок. Люси заверещала, ворон ликующе запрыгал вверх-вниз. И утащил лошадку.

— Пусть перестанет! — закричала Люси, замахиваясь на ворона. Отважное Сердце ловко увернулся. Джек выхватил у него из клюва резную фигурку и вернул сестренке. Отважное Сердце принялся чистить перья, делая вид, что с головой увлечен этим занятием. А мгновение спустя ухватил фигурку мужчины и перелетел на ближайший валун.

Люси завизжала. Свен Мстительный уронил секиру на ногу Эрика Красавчика, и воины принялись бурно выяснять отношения.

— А ну, перестань! Ты что, не видишь, она вот-вот расплачется! — прикрикнул на ворона Джек. «И с какой радости я разговариваю с глупой старой птицей?» — подумал он про себя. Однако Отважное Сердце всё понял! Он послушно прилетел обратно и положил игрушку перед Люси.

— Вот так-то лучше, — пробурчала девочка.

Свен Мстительный и Эрик Красавчик разом перестали препираться и схватились за висящие на шее талисманы.

Seider, — пробормотал Свен. И берсерки поспешно зашагали прочь, опасливо оглядываясь через плечо.

— Сей-дер, — медленно повторил Джек. — А что это такое?

— Это значит «колдовство», — объяснила Торгиль, отвлекаясь от своей жестокой забавы. — Мы не любим ведьм. Иногда — воительница кровожадно улыбнулась — мы их даже топим в болоте.

Отважное Сердце молнией пронесся над ее головой. Торгиль вскрикнула и пригнулась.

— Ага! Вот я про это самое и говорю! Ты — ведьмак, а эта птица — злой дух у тебя на посылках. Нормальные вороны ночью не летают! С воронами никто не разговаривает! Вас обоих надо утопить в болоте! — Отважное Сердце, на сей раз выпустив когти, снова налетел на Торгиль, и воительница, прикрывая голову руками, обратилась в бегство.

Джек, словно окаменев, наблюдал за тем, как Торгиль подбежала к Олафу и, ухватив его за руку, принялась что-то бурно доказывать. Однако, к несчастью для нее, девочка отвлекла великана в самый разгар чего-то важного. Одним могучим ударом Олаф опрокинул ее на землю.

— Хватит вздор молоть! — рявкнул он. Торгиль, изрыгая проклятия, поднялась на ноги и прихрамывая побрела прочь.

Джек сел и задумался. Торгиль так просто не сдастся. Она выждет своего часа — и наябедничает снова. Надо придумать способ защитить себя.

Сам Джек ничего дурного в умении разговаривать с животными не видел. Мать всё время это делала: пением успокаивала пчел или усмиряла перепуганную овцу. Она и сына научила этим маленьким премудростям, и Джек никогда не задумывался, хорошо это или дурно. Выходит, он колдун? Или все-таки нет? А как насчет Отважного Сердца? Он ведь и впрямь летает после наступления темноты, точно сова какая-нибудь.

Вот и сейчас Отважное Сердце сидел перед Люси и что-то тихонечко покрякивал.

— Да знаю, знаю я, что в хозяйстве должны быть куры, — отвечала девочка — Но Олаф мне их не вырезал.

Ворон заклохтал снова.

— А ведь ты прав, для них и ракушки сгодятся. Это ты здорово придумал...

У Джека аж в висках заныло. Вот вам, пожалуйста, теперь еще и Люси разговаривает с вороном; а ведь Олафовские берсерки непременно подумают, что и она тоже ведьма.

— Пора спать, — торопливо приказал он, сгребая игрушки. Люси громко запротестовала. Джек оттащил сестру к груде шкур и укрыл потеплее. — Я тебе сказку расскажу, — пообещал он.

— И чтобы интересную! — потребовала девочка.

Отважное Сердце вспорхнул к ближайшему дереву, где и уселся на ветку прямо над головой Облачногривого. Благородный конь нервно переступил с ноги на ногу. Отважное Сердце мягко, успокаивающе заворковал, и конь вновь закрыл глаза. Похоже, птица и впрямь взяла их с Люси под свое покровительство. Чудеса да и только! Всякий день Отважное Сердце улетал куда-то по своим делам, и Джек настраивался на то, что никогда больше не увидит ворона, — но каждый раз птица возвращалась.

«Вот был бы здесь Бард... — удрученно думал про себя Джек. — Надеюсь, он счастлив там у себя, на Островах Блаженных... А право, жаль, что я не колдун. А то бы я всех этих скандинавов превратил в жаб — ну, кроме разве что Руны. А Торгиль превратил бы в склизкого земляного червяка — и скормил бы ее Олафу».