Море троллей

А в деревне время текло своим чередом: луны прибывали и вновь шли на убыль. Яблоки в отцовском саду налились золотом. Тугие колосья тяжкая волны клонился под западный ветер; вскорости пришла пора сбора урожая. Стригли овец, из ульев брали мед, кололи свиней - словом, вовсю готовились к зиме. Джек по-прежнему жил на римской вилле. Поросячьего визга он слышать не мог - слишком далеко, - но всем своим существом чувствовал, что происходит. Воздух прямо- таки вибрировал от множества смертей.

Всё это время Джек упражнялся в магии под началом Барда. Он учился призывать туманы, заставлял яблоки падать с высокой ветви и приманивал с неба птиц. Пустячки, конечно, - но приятно.

А потом пришла зима. Высокие холмы оделись снег. Море потемнело, солнце спряталось. Джек безвылазно сидел в четырех стенах и заучивал наизусть стихи. Бард смастерил ему небольшую арфу, но стоял такой холод, что заледеневшие пальцы мальчика не справлялись со струнами. Старик решил, что пришла пора научить Джека вызывать огонь.

- Сосредоточься на жаре, - велел он, усаживаясь по другую сторону от наваленной как попало кучи веток и хвороста.

- Я замерз, - пожаловался Джек. Бард загасил очаг еще на рассвете, и в доме стоял такой лютый холод, что просто страх. Даже рисунки на стенах покрылись изморозью.

- Это тебе только кажется, - возразил Бард. - Тебе хорошо говорить, - обиженно подумал Джек. - На тебе теплый шерстяной плащ и башмаки на меху. А на мне - только эта драная туника ».

- Если я сказал тебе что-то единожды, считайте, что я повторил это тысяча раз, - вздохнул старик - Не надо пользоваться гневом для того, чтобы дотянуться до жизненной силы.

«И откуда он только знает, что я подумал ?! - гадал про себя Джек - Но как бы то ни было, это же чистая правда. Из туники я давно вырос, а башмаки впитали в себя столько грязи, что их уже обжигать можно, что твои горшки ».

- Гнев принадлежит смерти, - гнул свое Бард. - Гнев обращается на тебя же, когда ты меньше всего этого ждешь.

Джек, тяжело вздохнув, подумал о жарком солнце ушедшего лета. Дождь впитывается в почве - а потом, спустя много месяцев, ручьи изливается из недр холмов. Наверняка ведь и свет там хоть немного да задержался. Мальчик попытался отыскать этот свет, мысленно заглянув глубоко под землю, еще глубже, чем норы мышей и кротов, еще ниже, чем искривленные корни леса, пока не добрался до камня. А под камнем почуял жар. Увидел в сознании слабый отблеск - и поманил его за собой. Воззвал к нему, мысленно протянув к нему руки. Волной накатила тошнота. Порою магия выделывала с ним и такие штуки. Сила словно взбалтывалась в желудке: чего доброго, вот-вот вывернет наизнанку. Джек открыл глаза над хворостом курилась струйка дыма.

- Ну же, не сдавайся, - сказал Бард. - Зови огонь. Зови его, Слышишь!

Однако тошнота одержала верх. Джек кинулся к двери, а когда вернулся, искра уже угасла.

- Не переживай, - ободрил его Бард. - Что получилось один раз, получится снова. У нас весь день впереди.

«Это уж точно», - грустно подумал Джек, слушая, как северный ветер сотрясает стены дома.

- Если глаза слипаются, ты походи немного, разомнись, - посоветовал Бард.

«Да я не сонный, я просто замерз», - подумал Джек. И тут же понял, что в сон его действительно клонит. И до чего же отрадно было бы отдаться этому чувству! Он прямо как наяву видел, как инеистые великаны взывают к нему: «Приляг, мальчик! Какая уютная, славная постель - вековой лед. А снег - лучшее одеяло на свете ».

Кто-то резко встряхнул Джека за плечи.

- Я сказал, пройдись! - проорал Бард ему в лицо. - Да научись же ты наконец распознавать опасность! - Старик силком заставил мальчика переставить сперва одну, затем другую ногу. Способность ходить вернулась к Джеку не сразу: поначалу он едва не падал.

- Жизнь и смерть ведет между собою нескончаемой войны, - сказал Бард. - Зимой смерть - сильнее. Инеистые великаны подстерегает беспечный. Если творит магию зимой, нужно быть осторожным вдвойне.

- А п-п-почем-м-му т-т-ты б-больше не с-с-смот- рит за мор-ре? - стуча зубами, спросил Джек - Т-ты р-разве не опасаешься к-королевы Фрит?

- Какой ты наблюдательный! - Бард водил Джека по дому, всё быстрее и быстрее, из угла в угол - Не тревожусь я оттого, что слуги королевы Фрит прямо сейчас пуститься в путь не могут. Ни один скандинав свой обожаемый корабль в море зимой не выведет. Эти тупицы с бычьими мозгами в кораблях просто души не чают. Пою им песня, покупает им драгоценность - точно женщины. Когда умирает вождь, его отправляют в мир иной вместе со всем его добром на горящем корабле. Ему даже дают с собой рабыню-служанку.

- Рабыню ?! - задохнулся Джек. -? А она .. А ее ..

- Ты хочешь знать, убивают ли ее? Да. Старуха по прозвищу Ангел Смерти душит несчастную, а потом рабыню кладут рядом с ее господином, и оба сгорают в пламени.

Джек снова задрожал, на сей раз не только от холода. Чем больше он слышал об этих скандинавах, тем отвратительнее они ему казалось.

- Попробуй еще раз вызвать огонь, - велел Бард. - Я пригляжу, чтобы ты не зашел слишком далеко.

Вторая попытка прошла более гладко, а в третий, четвертый и пятый разы мальчик почти преуспел. Наконец на шестой раз, несколько часов спустя, он добился того, что струйка дыма стала пламенем.

- Получилось! - завопил Джек и в восторге от собственной удали запрыгал по комнате, напрочь позабыв про холод. Чувства беспомощности как не бывало. - Я - бард! Я - просто чудо! Я - самый смышленый мальчик на всём белом свете! - От земли тянуло жаром. Иней на стенах растаял. С промерзшей кровлей закапали, еще миг - и она затлела.

- Сгинь!

В комнате мгновенно потемнело, в воздухе повис дым пополам с золой. Джек замер, недоуменно хлопая глазами.

В смутном свете дверной проем, скрестив руки на груди, стоял Бард.

- Не я ли объяснял тебе: умей остановиться вовремя!

Джеку показалось, будто ему отвесили пощечину.

- Да как ты смел загасить мой огонь! - негодующе завопил он. - Как ты посмел испортить мою работу! - Мальчик чувствовал, как сила струится вверх по его ногам и растекается, согревая, по телу. Его переполняла свирепая радость. Он способен на всё - на всё! - куда до него старого дурака, который даже оценить не в состоянии, с каким великим магом имеет дело.

Бард воздел посох.

- Прекрати, - угрожающе произнес он. - Если я способен прогнать Мару, явившийся из-за море, лучше тебе даже не знать, что я могу сделать с неоперившимся зазнавшимся птенцом.

Сила сгинула, словно ее и не было. Джек рухнул на пол. Он чувствовал себя так, словно остался один-одинешенек посреди темного моря, а повсюду бушуют жадные волны. А он - лишь жалкая букашка, цепляющаяся за обломок бревна. Да как ему только в голову пришло причинить вред тому единственному человеку, что пытался ему помочь ?! Ну не дурак ли он? И Джек горько расплакался.

- Ну-ну, полно, полно, - смягчился Бард. - Да ты и в самом деле еще ребенок. Я слишком многое от тебя требует. Старик опустился на колени и положил руку на голову мальчика. А в следующем миге Джек почувствовал, как что-то накрыл его словно мягкое одеяло. Такое теплое, такое надежное ... Ему захотелось закутаться в это одеяло поплотнее - и даже носа наружу не высовывать.

- Слушай, дитя, - послышался негромкий голос старика - Ты должен сознавать пределы своей власти. В противном случае ты, чего доброе, причинит немало вред. Я наложил на тебя охранные чары. Пусть все блуждающие духи видят мой знак - и держатся от тебя подальше.

Больше Джек ничего не разобрал - хотя шум ветра смутно улавливал. Ощущение было такое, будто множество голосов перекликаются друг с другом. А еще он слышал потрескивание дров в очаге и чувствовал тепло от огня - самое что ни на есть настоящее тепло, а вовсе не обманный жар гнева.

Долгий зимние вечера Джек то и дело бегал к поленнице, таская в доме собранный за летом плавника. В ту пору Бард рассказывал ему всевозможные истории - и требовал, чтобы в очаге, не угасая, уютно потрескивал огонь.

- Это страшная повесть, - говорил он. - И рассказывать их следует при свете, в компании добрых друзей, развеселившись сердцем.

Как можно рассказывать страшную повесть, развеселившись сердцем, для Джека оставалось загадкой, но спорить он не смел.

- Если ты обучался в Ирландии, господин, то как же ты повстречался с ... хм ... ну, этим северным королем? - дерзнул как-то раз спросить Джек.

- С И варом Бескостным?

- Ну да - Джеку ужасно не хотелось произносить это имя вслух. Как кошмарно оно звучит! Словно длинный, зеленый червяк, шурша, ползет по болоту.

- Я был молод и глуп, вроде как ты сейчас, - сказал Бард. - Я уже заслужил арфу в школе бардов и был награжден Золотой Омелой. Я ведь тебе об этом уже рассказывал?

- Да, господин.

- Я был готов к приключениям - и приключение меня настигло: с глупцами оно всегда так бывает. В школу бардов прибыл воин с севера. Он просил, чтобы кто-нибудь из бардов поехали вместе с ним в замке его повелитель. ТАКАЯ ЧЕСТЬ! Хродгар был могучий король, владыка золотой чертога. Второго такого не нашлось бы во всём мире!

В громадном чертоге - размером с сотню домов, вместе взятых, - пировали храбрые воины и прекрасные воительницы. В одном только очаге поместился бы целый дуб. Хродгару и щедрости было не занимать. Он одаривал свой дружинник золотые колец и угощал на славу всех , кто искал приют под его кров. Одного только недоставал король Хродгар - первоклассный бард. А я, часом, не упоминал ли, что меня наградили Золотой Омелой за особые отличия в чародействе.

— Да, господин, упоминал, — кивнул Джек.

— Так что сам видишь, если кому и причиталась по праву подобная честь, так это мне. Мысль о долгой дороге меня не пугала. Нам, бардам, к разъездам не привыкать. Я отплыл в королевство Хродгара — и убедился, что даже самые восторженные хвалы не воздают ему должного. Золотой чертог сиял и лучился светом точно гигантский маяк посреди глухой пустоши.

Джек слушал, затаив дыхание. Римскую виллу сотрясала зимняя буря, далеко внизу, на прибрежной полосе, грохотали камни — словно гремело щитами многотысячное войско. Как бы тщательно Джек ни затыкал щели вереском и шерстью, ветер всё равно просачивался внутрь. Угли в очаге вспыхнули ярче, и по стенам заплясали красные сполохи.

А вот в чертог Хродгара зиме доступа не было. Его стены были надежны и крепки, точно скорлупа ореха, а внутри царило отрадное тепло, точно в летний полдень. В зале вечно звенел смех — а уж после прибытия Барда и подавно.

— Мне следовало знать заранее, — простонал Бард. — Мне следовало догадаться.

— О чём догадаться? — изнывая от любопытства, воскликнул Джек.

— Я же тебе рассказывал. Жизнь и смерть ведут нескончаемую войну. В этом мире счастье само по себе, без горя, невозможно. Золотой чертог был слишком прекрасен, и, как всё яркое и светлое, навлек на себя погибель. В черных глубинах, на дне укутанного мраком болота, жил Грендель — страшное чудовище...

— Тролль? — задохнулся Джек.

— Наполовину, — кивнул старик. — Отцом его был великан-людоед. Как бы то ни было, чудовища терпеть не могут света. И смеха они тоже на дух не переносят, а ароматы пиршества приводят их в бешенство. Однажды ночью Грендель дождался, пока все уснут. После чего прокрался в чертог и откусил головы десяти воинам, спавшим у дверей. Ну и чего ты, скажи на милость, дергаешься? — пожурил Бард мальчика. — Когда будешь сам пересказывать эту повесть, помни: главное — это держаться уверенно.

— Я нечаянно, — покраснел Джек.

— Тела Грендель уволок себе домой, на ужин. Разумеется, игр и веселья в золотом чертоге с тех пор поубавилось. Все воины как один дали клятву отомстить за своих товарищей. Но в ту же ночь обнаружилась поистине жуткая вещь: оружие Гренделя не брало! Его защищали колдовские чары. Герои рубили его мечами до тех пор, пока клинки не затупились, но на чешуйчатой шкуре чудовища ни единой вмятинки не осталось.

— Так продолжалось много недель, — рассказывал Бард. — Стоило Гренделю проголодаться, и он забегал к Хродгару — заморить, так сказать, червячка. Никто больше не просил у меня песен. Все были слишком подавлены.

Может, Джек и ошибался, но ему явственно показалось, что Барда подобное пренебрежение изрядно задело.

— Господин, а ты разве не испугался?

— Еще как испугался. Но поддаваться страху — это самое последнее дело. Всё равно что распахнуть дверь пошире и громко позвать: «Заходите, господин Грендель, добро пожаловать! Не хотите ли отьесгь у меня руку или, может быть, ногу?» Нет! Лучшее оружие против смерти — жизнь, а это означает храбрость, а это означает радость. Честно тебе скажу: при виде того, как Хродгар и вся честная компания повели себя, меня просто наизнанку выворачивало. Да они под лестницами прятались, словно кролики! До тех пор, пока не объявился Беовульф.

— Беовульф? — переспросил Джек. Дрова уже прогорели. Мерцающие угли отбрасывали жутковатые тени. И, как это часто случалось в неверном свете, нарисованные на стенах птицы словно расправили крылья. Легкий ветерок ерошил им перья — ветерок, ничего общего не имеющий с бушующей снаружи бурей. Джек поспешно вскочил и подбросил в огонь плавника.

— Беовульф. Да, вот это был воин так воин! — воскликнул Бард. Глаза его сияли. — Такой под лестницей прятаться не станет, о нет! Хродгар обнял его и привлек к груди. Королева подала ему чашу, до краев полную пенного меда. Когда же настала полночь, все забылись тяжелым сном — так измучил их страх. Уснули все — кроме Беовульфа. и меня.

Беовульф затаился у дверей. Стоило Гренделю сунуться внутрь, воин ухватил его за лапу. Стальное оружие не причиняло чудовищу вреда, но голыми руками с ним вполне можно было управиться. Грендель перетрусил — и кинулся бежать. Но Беовульф вцепился в него мертвой хваткой — и оторвал Гренделю лапу.

На сей раз Джек сдержался — далее в лице не изменился.

— Пронзительно вереща, чудовище доковыляло до своего болота и нырнуло в глубину. Но на полпути, даже не достигнув дна, издохло.

— Ур-ра! — завопил Джек.

— Погоди. Это еще не всё.

— Не всё? — удивился мальчик. — В смысле, потом еще победу праздновали и всё такое?

— Конечно, праздновали, а как же иначе, — кивнул Бард. — Однако никто не думал не гадал, что у Гренделя осталась мать. Вот тут-то и начинается самое интересное.

«Да куда уж интереснее-то?» — дивился про себя Джек. От первой части истории просто дух захватывало: сердце у Джека до сих пор бешено колотилось в груди.

— Мать Гренделя, помогая себе когтями, выбралась из болота и, мстительно завывая, помчалась к чертогу. Она сокрушила засовы — и вломилась внутрь. Воины бросились к копьям, но она в мгновение ока пробежала через весь зал и сорвала руку Гренделя со стены: Хродгар прибил ее там в качестве трофея. А я ведь предупреждал короля, что добра от этого не будет.

— Господин, пожалуйста, продолжай! — взмолился Джек, подскакивая, как на иголках.

— Демоница убила лучшего друга короля и возвратилась к себе в болото. Беовульф же спал в дальнем покое и ничего не слышал.

Поутру лучшие воины Хродгара оседлали коней и отправились в безлюдные горы, где обитали порождения ночи. В илистых ямах заунывно постанывали жабы. Крученые корни деревьев, извиваясь, выползали из трясины. Над мрачными утесами, точно воткнутые кинжалы, нависали сосульки. Беовульф протрубил в боевой рог — и из болота с шипением поползли всевозможные змеи и прочие чешуйчатые гады. Хродгар и его воины перебили гнусных тварей стрелами и секирами — всех до одной. Но одна все-таки уцелела...

— Мать Гренделя, — прошептал Джек.

— А я часом не говорил тебе, что ее зовут Фроти? И что она — полутролльша?