Вопрос доверия.
TORI.
Мы дошли до парка и Никита решил взять нам кофе в кофейне прям перед входом в парк. И пока он делал заказ, мне позвонил Рома...
— Привет, — бодро поприветствовала я.
— Привет, ты не против сегодня встретится? Я уже успел соскучиться по живому общению с тобой!
— Извини, сегодня не могу. Меня уже вытащили из домашнего заточения.
— Сколько раз повторять? Не извиняйся! Я всё понимаю. Но пообещай, что найдёшь время для меня!
— С радостью! Кстати, как твой творческий процесс?
— Всё хорошо, но мне нужно встретится с тобой, насладиться твой красотой, и с новым чувством прекрасного продолжить творить!
Хихикнув, я ответила:
— Хватит смущать меня, ты слишком добр, поэтому так и говоришь.
Прозвучал тяжёлый вздох:
— Нет, ну я просто обязан открыть тебе глаза на твою красоту, может, даже начну называть тебя моей жемчужиной, чтобы ты быстрее поверила.
В этот момент моя улыбка немного поблекла, во мне появились смешанные чувства и отнюдь не самые приятные, когда я услышала, как меня ласково называет Рома. Я не знаю, почему это вызвало во мне отторжение, ведь когда меня Ник называет лисичкой или как-нибудь ещё, мне приятно. А тут всё совсем по-другому...
— И да, я должен тебе сказать, что благотворительный вечер будет в этот понедельник, я пришлю тебе платье, надеюсь, оно тебе понравится, я старался, выбирая его для тебя!
— Что? Нет! Я не приму его! У меня нет комплексов по принятию подарков, но всё же. Оно наверное, дорогое!
— Я не приму отказа! Ведь ты обнулишь все мои старания, а я хотел сделать тебе приятно! Всё, мне пора, жемчужинка. И напиши мне адрес, куда нужно доставить платье.
— Х-хорошо, — положила трубку и уставилась на экран телефона. Тут подошёл Ник с двумя чёрными стаканчиками в руках.
— Кто звонил?
— Да так, друг. Ой, какой мой? — начала я тянуться к стаканчику, чтобы взять, но он убрал их в сторону. Я вопросительно посмотрела на него.
— Лисичка может обжечь лапки, потому достань из заднего кармана моих джинс перчатки и надень их, только потом я дам тебе твой кофе.
Я хмыкнула и, сделав два шага к нему, встав вплотную и упираясь взглядом в его шею, протянула руку к заднему карману, достав оттуда перчатки. Я увидела как его кадык поднимается вверх, а потом снова опускается. Он сделал шаг ко мне и моя грудь соприкоснулась с его, я подняла взгляд и начала тонуть... Тонуть в бушующем океане его холодных глаз, я почувствовала его прирывистое дыхание на своих губах, и подумала, что ещё чуть-чуть и точно сорвусь. Но тут зазвонил его телефон, и он выругался чуть охрипшим голосом. Я быстро надела перчатки и он протянул мне мой стаканчик. Достал телефон, ответил на звонок, в это время я попробовала кофе... Ммм, фисташка, корица и.., не могу понять, что за последний ингредиент! Никита подошёл ко мне, приобнял за талию, и мы двинулись в залитый солнечным светом парк, двигаясь вдоль по аллее, усыпанной осенней листвой.
Мы выбрали лавочку на небольшой возвышенности, откуда открывался великолепный вид на парк. Никита сел посередине, а я облакотилась головой на его грудь. Сегодня он был, как обычно, в распахнутой чёрной косухе с серебрянными молнией и толстой цепочкой на шее, мягком сером свитере, чёрных джинсах с небольшими прорезями, и мартинсами на ногах. Он обнял меня своей правой рукой, а левой держал стаканчик с кофе.
— Я взял тебе кофе с корицей, тыквой, и попросил добавить туда фисташковый сироп.
— Так это была тыква! Всё никак не могла понять отдаленного вкуса. Почему ты попросил добавить фисташковый сироп? Довольно странное сочетание!
Он отпил свой напиток и сказал, выдыхая мне в макушку:
— Я запомнил, тогда в ресторане, что ты из всего меню выбрала только фисташковое мороженое, а остальное сказала выбирать мне. Из этого я сделал вывод, что это твой любимый вкус!
— А ты наблюдателен. Ты прав, фисташка стоит наравне со вкусом вишни. Хотя как ягоду я вишню не могу есть, слишком кислая для меня, а вот как вкус какой-либо еды или напитка, я её очень сильно люблю. А себе ты какой кофе взял?
— Экспрессо.
— Оно же горькое!
Под моей головой мягко затряслась грудь от его тихого смеха.
— А если я тебе скажу, что пью его без сахара, ты меня осудишь?
— Ещё как! Да ты мазохист, если так делаешь!
— Возможно.
Я покривила лицо, отставила кофе и не удержавшись, открыла новую книгу.
Время шло незаметно, ещё ни с кем я не сидела в парке и не читала книгу в тишине, под пение птиц и лёгкого дуновения ветра. С остальными я ощущала дискомфорт, думала, что людям скучно, пока я читаю, и с ними срочно надо начать говорить, чтобы они не ушли. Но с Ником таких ощущений не возникло, наоборот, в душе было спокойствие, лёгкость, и понимание, что человек не уйдёт, и от этого на душе стало ещё теплее, чем от солнца, кидавшего на нас свои предзакатные лучи. Пока я читала, Ник сидел рядом, осторожно брал прядки волос, упавших мне на лицо, и убирал их за ухо, чтобы они мне не мешали. По прошествию времени, я убрала книгу, и, задумавшись, посмотрела на ветки деревьев. В этот момент один листик, не удержавшись, начал медленно опадать на тротуарную дорожку, я проследила взглядом за ним и спросила:
— О чём ты думаешь?
— Ни о чём. Просто наслаждаюсь. Я очень давно так не отдыхал, слишком много проблем в последнее время мне покинула жизнь.
— Процитируй мне ещё что-нибудь, пожалуйста.
Наступила пауза, а после он тихо начал говорить:
— «Как много тех, с кем можно просто жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить...
С кем можно ездить отдыхать на море,
И, как положено — и в радости, и в горе
Быть рядом...
Но при этом не любить.»
Я тихо сказала:
— Красиво и глубоко... Кто это?
— Эдуард Асадов.
Наступила тишина, каждый задумался о своём.
— «Она молчала громче, чем другие кричали.
А все остальные считали, что она не знает печали.»
Я горько ухмыльнулась.
— Горькая история первой любви?
— Нет, как ни странно, — я взяла его руку в свою и наши пальцы перекрестились. — А у тебя?
— Я не размениваю девушек и не делаю им больно... По крайней мере, пытаюсь! Была любовь, каждый думал, что навсегда, но у жизни всегда припасена гадость, на тот случай, если человек слишком рано обрёл своего человека. Как и ожидалось, меня использовали из-за моего статуса, денег, и положения. Началось всё с её протестов и запретов. Ей не нравилась моя тяга к скорости, она хотела все моё время и деньги, красиво притворялась, пока мои парни не увидели её в компании моего брата на одной из закрытых вечеринок, тогда-то всё и кончилось.
Подняв голову, я посмотрела на него, смотрящего вдаль застывшим взглядом уже почти серых глаз с голубым отливом.
— «Есть три вещи, которых боится большинство людей: доверять, говорить правду и быть собой», — единственная цитата Достоевского, которую я знаю.
Он посмотрел на меня пронзительно, как будто пытаясь проникнуть ко мне в голову.
— И как это относится к тебе?
— Я не доверяю человеку до последнего. Настоящую меня знают только 2 человека: моя мама и подруга Даша, которая уехала в Питер, для остальных я супер-мега позитивный человек, экстраверт, лидер, душа компании, но не многие знают, что в душе я интроверт, который нормально не может выйти на улицу, что если ненароком пошутить надо мной, или сказать что я не могу или чего-то не умею, при том что я дико старадась, меня это загонит в дикую депрессию, а шрам от этих слов останется со мной на несколько лет. Каждый вечер я убиваю себя мыслями о будущем, о том, что я ненавижу своё тело, и о том, что я глубоко одинокий человек. Но одно из этой цитаты меня отличает! Я говорю порой жестокую правду прямо в лицо. Жизнь меня научила, что лучше сказать, чем промолчать. По крайней мере, я была бы благодарна за неё. Лучше так, чем сладкий дурман лжи.
Он взял мой подбородок, поднял его, и наши лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Его глаза, цвета голубого витража, метались по моему лицу и остановились на губах. Он наклонился ещё ближе, но остановился на мгновение, сказав:
— Я заполню пустоту внутри тебя, заслужу твоё доверие, узнаю тебя настоящую, покажу тебе твою красоту, избавив от сомнений в себе, дам тебе надежду на то будущее, которое ты хочешь, залечу твои раны, и ты никогда не будешь больше одинока...
Это был поцелуй осторожный, полный нежности и обещаний, я почувствовала себя хрупким цветком под защитой дикого плюща. Поцелуй поглотил меня полностью, будто затягивая в воронку чёрной дыры. Мне захотелось раствориться в нём, но ощущение, что скоро моё сердце будет разбито, не покидало. И по моей щеке скатилась одинокая слеза, переливающаяся под лучами осеннего солнца.