Февральский Ветер Утихнет

Мы никогда не сможем ответить на вопрос, почему человек живёт. Но каждый должен пытаться найти ответы для себя, познать свои смыслы. Если же их нет, если жизнь протекает как один рутинный и бессмысленный день, то нужно ли вообще такое существование? Почему все плачут о скоропостижной смерти многих молодых музыкантов, совершивших большие подвиги при жизни? Ведь их бытие было наполнено многим, а значит и было ценно. Интереснее читать именно ту книгу, которая содержательна, а не длинна. Это можно применить ко всему.

Итак, я же, в свою очередь, приняла решение сидеть вместе с серенькой девчонкой, уплетающей свое же кулинарное творение — душевная любовь к сладкому ее небольшой, но милый грешок — и в то же время поглядывающей за мной.

— А все же вкусно у меня получилось. Не ожидала от себя такого, — хвалила она, облизывая свою ложечку. Ее руки столбами-атлантами придерживали могучую статую-голову, наблюдающую за мной — настоящая античная богиня на страже своего искусства.

— Так ешь, а не наблюдай за мной, Лилит. Не надо заглядывать мне в рот.

— После случившегося это невозможно. Не проси меня об обратном, — насупилась она.

— Ты будешь теперь всю жизнь за мной следить?

— Пока сердце не успокоится.

— Если бы мне было уготовано умереть, я бы умерла. И ничего с этим не поделать.

Она с такой унылою физиономией выдохнула, что все цветы бы вдруг начали увядать. Угрюмость ее вселяла ощущение ласкового взгляда разозлившегося щенка.

— Только вот не надо философствовать над темой смерти! — сразу же возмутилась сестра, сморщив я невольно свой нос. — Я этого не переношу. Судьба… Да что может судьба против возможностей человека?

А ее торт был и правда вкусным. Оказывается, в чем-то тут есть свой талант, изюминка. Наверное, это все любовь к сладкому. Наверное, это любовь.

Торжественный праздник приходил к его завершению, а точнее пир, устроенный в его честь. Я никогда, в силу своего циничного скептицизма, не находила день рождения как торжество хоть сколько-то нужным, но, оказывается, бессовестно врала себе. Да, для некоторых это только лишний, неприятный повод раскошелиться, потратить свое время… Но для тех немногих, кто тебя по-настоящему ценит, это ещё одна возможность показать свои чувства.

— Йери, не лей воду так много. Ты что, уснула там? — услышала я в своих мыслях и мигом очнулась, вздёрнув головой. Из-под крана вода сочилась толстой полупрозрачной сущностью, которую мы отождествляли вместе с сестрой по-разному. — Ну точно спит…

Лилит подошла ко мне и с присущей ей энергией выкрутила вентиль в обратную сторону, а после уставилась на меня заманчиво.

— Прости, задумалась о всяком, — вздохнула я.

— Ты много думаешь. Так и голова лопнуть может.

— Я привыкла к такому. Если не думаю, то, следовательно, не существую.

Лилит решительно взяла меня за мою мокрую ладонь, растерла по ней капельки воды и спросила:

— Тогда подумаешь над ещё одной важной вещью?

— Какой же? — заинтриговалась я и начала испытывать щекотящее чувство от ее ногтей. Она была гадалкой, которая определит мое будущее.

— Ты ведь знаешь, что я пишу музыку? И для чего? — усмехнулась сестра. Самокритично. — Мне всегда казалось, что я должна дать людям что-то важное. Однако помнишь ли ты наши совместные выступления? Одно для людей, второе для нас. И я действительно восхитилась тогда тобой. Ты… дала мне посмотреть на все это с другой стороны, как во что-то опасное и неизведанное. Но я хочу сказать тебе и то, что недавно начала писать свой альбом. Да, я начала делать свои произведения.

Неужели эта девчонка решилась выйти на нечто большее, чем просто подражание великим артистам? Теперь уже не просто выполнять прихоти, но самой задавать вектор развития, быть великой, в конце концов! Это и правда очень большая ответственность… и, наверное, невероятное восприятие смысла.

— Это же прекрасно. Ты должна показать людям то, кем являешься, а не выполнять чужие прихоти.

— Но я хочу показать это с разных сторон, разных личностей. Я хочу, чтобы мы показали это невероятное вместе.

Я поняла, что она имеет ввиду, но не до конца поверила услышанному. Наверное, потому, как это было неожиданно для меня и лестно… Раз такая талантливая сестра зовёт меня к себе, то, значит я чего-то стою?

— Ты сейчас не шутишь?

— Нет, Йери. Давай петь вместе.

— Но я же ничего не знаю. — возразила я, стараясь не смотреть ей в глаза. — Да и почему меня брать? Есть куча других кандидатов.

— А ты из них самая подходящая, — наклонилась она, чтобы принудить меня посмотреть на саму их суть, заключённую в радужных кристаликах.

— Но почему, скажи? Есть более умелые ребята — объективно. Почему ты не позовешь их?

— Я думаю, что мы вдвоем… уже достаточно талантливая группа, Йери, — она ухватила меня за плечо, прижала поближе и указала мне рукой на чистейшее лазурное небо. — Только представь, как я начинаю петь вместе с гитарными рифами, а потом врываешься ты, заряжая зрительный зал мощнейшим басом! Мы начинаем тянуть ноты в отчаявшийся микрофон, словно не поем, а самым обыденным образом разговариваем, но в то же время задыхаемся от… ощущения свободы и счастья.

— Но я не уверена, что…

— Разве ты не согласна быть со мной?

Мы замолчали, смотря на друг друга. Каждая ждала удачного момента, чтобы признаться в чувствах.

— Да, — сказала я тихо. — Я согласна.

И тогда сестра в радости и восторге бросилась на меня, с крепкой лаской начала стискивать в объятиях.

— Как будто не меня, а звезду мирового масштаба взяла, Лилит… — истошно выдавила я из моих бедных ребер, но ничуть не жалела от такой неудобности ее чувств.

— Ты и есть звезда. Будущая. Уж я-то это гарантирую! — весело заявила она, скрестив нагло и задорно своих ручонки, подняв гордо свой подбородок. — А ты научишь меня вытягивать ноты. Это будет твоей платой.

— Тогда... договорились, — мягко ответила я.

— Да. Теперь мы связаны, как ты говоришь, судьбой.

И с этим нельзя поспорить. Разве я не заключила с тобой теперь контракт любви? Так долго мучалась, сомневалась, не верила в это. Думала о предательстве! Но почему нельзя после смерти любимого человека полюбить и другого? Точно также, как изношенные ботинки сменяются новыми (прости, дорогая Лилит, за такое сравнение), так и сердце человека должно цепляться за достойного, но не единственного. Да, именно цепляться, ибо я пытаюсь подобрать для тебя критически необходимые и дорогие тебе слова только потому, что страшусь того самого случая, который не позволит мне этого сделать — никогда. Мысли о тебе приятным образом вызывают во мне ту радость, счастье, которое бывает только от чего-то возвышенного, божественного. Чувства вдруг оказались настолько близки к истине, что я бы взревела, не запрети ты мне это кощунственное поведение.

И только самые разумные пилоты знают, что, однажды взлетев на невероятную, захватывающую сознание высоту, ты неизбежно приземлишься, как бы не старался из последних капель своего топлива оттянуть этот момент.

— Кто-то стучался. Ты… кого-то ждёшь, Йери?