Двадцать шестая глава
- Да че ты орёшь то?! - послышалось у меня за спиной, и я вздрогнула, оторвавшись от окна и своих безудержных мыслей.
- А ты чё орёшь?!
Я уж и не думала, что меня будут преследовать такого рода неудобности. Дорога только в одну сторону изрядно утомила меня, однако такая жертва необходима. Я обещала сестре попробовать себя в других актерских аспектах, но, по правде говоря, ездила совсем по другим делам... А ведь мы также раньше песочили друг друга, оскорбляли и никогда не советовались, не объединялись общими усилиями. Даже проблескам доброты наша взаимная ненависть не давала сквозь черную злобу появиться. Она и правду была жестока впоследствии, став невыносимым подростком.
- Не смей трогать кота! Заразишь его ещё чем-нибудь! - кричала, помню, она на меня.
Я осматривала небольшую ранку на теле Мистера Кота - именно такое имечко и дала ей пока ещё Ноэма. Про смену ее личного имени: отдельная история. Но дело-то было в том, что животное уж много лет ходило по этой земле, и я же memento mori, однако и надеялась на лучшее. Это был хороший питомец, нравившийся нашей матери. Он так тёрся об ее голые лодышки, а когда ее не стало, то утих и совсем перестал гулять.
- Замолкни, - отвечала я, продолжая слушать сердцебиение. - Ты мне мешаешь.
- И когда ты свалишь от нас... - пробурчала та и потащилась с порога в сторону.
Дни, как говорят, сменялись неделями. Время - главная подруга смерти, поэтому, в конечном итоге, нас всех ждёт неминуемая гибель. Я всегда воспринимала последнее как данность, ибо Рай доступен будет всем достойным. Но я уже тогда начала задумываться о удобном котле в Аду. После этого случая.
Однажды я пришла домой, заметила нашего кота, изнуряемого судорогами - то, чего я так боялась. Я носила его к ветеринару, и мне сказали, что если бешенство начнет проявлять себя во внешних аспектах, то это конец. И я, как наследница маминого питомца, должна была взять на себя всю ответственность и начать действовать. На мое несчастье прибежала Ноэма - так не вовремя со школы.
- Что ты... Что ты творишь? Зачем ты...
Пронзительный хруст позвонков колокольчиком раздался в холодной комнате. Я сидела над Мистером и, облаченная в перчатки, складывала труп животного в приготовленный черный пакет.
- Я... убью тебя, Иеремия! - раздалось сзади. - Убью!
Топот ее тяжёлых ног и десятки шлепков разносились всему дому вперемешку с проклятиями в мой адрес. Она била меня кулаками точно в спину, а я стояла, склонив голову, и держала крепко трупик кота в мешке. И когда силы ее закончились, когда ярость сменила печаль в словах, тогда я и пошла на улицу, оставив ее наедине со своим горем.
- Я тебе этого не прощу! - крикнула она, разрывая глотку.
Мы с этой историей так и не разобрались. Да это и неважно. Всякая чепуха вспомнится, порой...
Вскоре, как и обещала, я уехала вести свою долгожданную студенческую жизнь. В аэропорт меня никто не провожал, и это не сказать, что плохо. Оказалось, что я жутко боюсь самолётов, прямо трясусь, как листочек осенний перед ветром. Мне было абсолютно плевать, мол, это самый безопасный транспорт - когда залетаешь в шторма, двигатель начинает гореть или лётчики внезапно пьяными становятся, в эти моменты об этом не думаешь. Я бы предпочла умереть от чего-то менее катастрофического. К сожалению, у человека далеко не всегда есть такая привилегия - выбор.
Итак, по новостям в тот день не было таких слов, как "авиакрушение" или "авиакатастрофа", а значит мне все ещё предстояла встреча с Академией Искусств. Это был целый мраморный пантеон, сохранившийся ещё со времён античности, но отреставрированный под нужды учеников. Сюда попадали только самые лучшие - либо с большой теслой в мозгу, либо с золотой ложкой в зубах. Нельзя было утверждать по первой встрече с коллективом, кто в какой категории находится, ибо пресловутый дресс-код есть неотъемлемая часть этого заведения, эти старомодные и неудобные правила так отлично подходили этому пропахшему плесенью философов месту...
К нам явился сначала представитель - показал нам аудитории, театры, а потом и наш так называемый новый дом, зовущийся общежитием. Поделили нас по принципу лагеря мальчиков и девочек, мне досталась комната с одной очень кудрявой особой, белобрысой, стройной и очень скромно одетой, что мне было по нраву. Она сразу же не без интереса, однако с присущей ее типажу скромностью спрашивала скучные вопросы, относящиеся ко мне, к моим личным данным и прочее. Вообще говорить-то, что я и так знаю - занятие унылое. Поэтому-то я и не терплю знакомств.
- А... не могла бы ты подать мне... - вдруг попросила она, поддев случайно пальцем свои маленькие строгие очки, тем самым выронив их.
- Пожалуйста, очкарик, - прошептала я про себя.
"Хорошая девочка была, воспитанная, учтивая, умная. Но именно таких и хотелось немного обидеть, несерьезно так, играючи" - думала с улыбкой я.
С утра мы вышли на свои первые занятия. Соседка сразу же подсела ко мне и начала что-то шептать про замечательную библиотеку с настоящими подлинниками литературы эпохи Ренессанса. Я, конечно, не отнесусь к книге равнодушно, но затхлое старье? Нет, пожалуйста, подайте переиздание!
"Она так хочет со мной подружиться..." - думала я, наблюдая тоскливо за все никак не начавшейся лекцией преподавателя. Зато гнев доставлял...
- Почему я слышу от таких первоклассных учеников этот неуважительный ни к себе, ни к преподавателю шепот?! Я не буду терпеть подобного поведения! Аида, ты думаешь, что если твой отец здешний ректор, так тебе все с рук сойдёт?! Дуй сюда, живо! - указал он в сторону, а потом ткнул пальцем на меня. - И вы! Я все слышу, какие вы беседы там ведёте.
Я от такой наглости даже привстала, но не ослушалась. Так вот, почему бездействие это есть действие!
- Прости! - прошептала мне моя сожалеющая кудряшка и сложила ладони вдвое в извиняющейся позе.
А что поделать? Нужно идти на сцену, исполнять наказание, чтобы оправдать жизнь никчемных учителей. Я знала таких и в школе - к ним, главное, найти правильных подход и дергать потом за ниточки в сторону правильной оценочки. Оказавшись перед всеми, я сжалась и глянула на свою сестру по несчастью.
- Ну что ещё? - раздражённо и самодовольно буркнула деваха и презренно уставилась на меня.
"Вид у тебя, конечно, как у оторвы" - подумала я, навскидку оценив ее неподобающий вид и вообще отсутствие какого-либо элемента дресс-кода.
Одной только юбки мне хватило, чтобы понять о бесстыдстве данного существа. Это естественно показываться такому молодому и красивому телу, не обделенному правильными генами. Благородный нос, подбородок, чистая кровь с шелковистыми светлыми волосами и голубыми хрусталиками глаз. Утонченные шея и черты лица с идеальными по длине руками - так ведь могли выглядеть все люди? Пожалуй, не стоит о таком думать...
- Ты сейчас, Аида, будешь испытывать на себе весь гнев человеческий, потому что с этой минуты твоя маленькая душонка под моим личным наблюдением! - пригрозил профессор, сжав свои маленькие кулачки.
- Да щас! - фыркнула та особа.
- Тишина! - топнул демонстративно ногом профессор. Он мне казался небольшой злобной собачкой, достающей всех подряд, но стоит только немного надавить на шавку, и ничего, кроме скуления, ты от него не услышишь. - Сейчас ты будешь играть, понятно? Мы посмотрим на то, как ты умеешь языком чесать за настоящим делом, а не пустозвонием!
Экспрессия так и шла из всех его щелей. Вот она, открытость, распущенность образования!
- Ну и что я должна играть?
- Ты что, даже не слышала, что я говорю? А вы, девушка? Ну-ка, повторите мои слова, - покосились на меня.
- Быть в своей главной роли... - вздохнула я.
- Вот именно! Я хочу увидеть ваш максимум! Ваш потенциал! Без хорошего слепка шедевра не выйдет.
- Импровизация, значит?
Стервочка Аида встала в вульгарную позу, выдвинув ногу назад и перекрестив руки, а после чванливо и важно провозгласила:
- Я, истинная королева высших эльфов Драйка, повелеваю вам свой приказ! Если хоть какой-нибудь хоббит, - ее глаза перевелись на учителя, - заденет вашу благородную кожу, посмеет загрязнить вашу честь, - обращалась она уже к аудитории, - то он будет незамедлительно казнён! Таков указ, ибо я монарх всея королевства, ваш свет и заря возродившегося могущества!
Такой вид возымела эта фифа, что меня прямо там хватила надменная ухмылка.
- Ну-ну, доченька, - улыбаясь, сказала и я.
Все так изумились моей наглости и притянули носы в мою сторону, что я растерялась. Однако эта ее физиономия... На сморщенном лбу и вплоть до обиженных губок прямо читалось по буквам: "Кто эта маленькая навозная тварюга, посмевшая угодить мне в родственники?!". Наверное, эта наша игра и давала мне уверенности, чтобы продолжить:
- Неужто честь ты свою запятнаешь упоением власти? Будь благоразумна и внемли словам своего родителя: "Не только живи, но и правь так, как благоволит не только твоя совесть, но и априори необходимая общая мораль, связанная с Мировым древом", - я завершив свою речь, учтиво поклонилась ей, а после, под аплодисменты других видела животный блеск в глазах неудовлетворенной самки.
- Кажется, тут у нас два интересных экземпляра...
Я смотрела в побежденное лицо этой Аиды и ещё не понимала, что за битву эта девчонка мне еще отомстит, и более того, попытается выиграть саму войну. Ведь такие люди мстительны, непоколебимы ввиду своего раздутого самомнения, настоящие отморозки и дураки с властью в руках, пренебрегающие своими должностными полномочиями. Такими бомондами, закомплексованными ничтожествами руководит эмоция, ненависть - практически безосновательная или инфантильная. Они готовы истреблять целые народы только в угоду своего эгоизма, прикрываясь благими и священными целями.
- Ты молодец, Иеремия, - сказала моя соседка, вернувшись я на место, и ласково глянула. - Талант. Я бы хотела стать такой же...
Учитель по актерскому мастерству отозвался о нас без преувеличения тогда - мы и правда стали лучшими в группе, нас постоянно ставили в пару лишь как показатель экзистенции, вслед за которой происходила детонация незамедлительно, ведь противоположности не притягиваются, они язвительно шутят про уродин и куртизанок.
Так продолжалось долго. Мы с ней не то, чтобы познали друг друга, но стали уж точно не чужими. В привычку уже вошли репетиции с ней, да и пререкания стали обыденностью. До одной ночи.
Однажды я шла по своим естественным делам через коридор - кто-то за стеной предательски разбудил меня во время сна, а организм тут как тут! Предъявил свои хотелки, против которых устоять невозможно, заставил меня шляться в темноте, которая хранила в себе ещё одного человека, готовившегося предстать передо мной таинственной фигурой. Я чуть прямо там не сходила...
- Итак, Иеремия... - послышалось сзади, и я вздрогнула.
Аида. Кто же ещё? Удивительно было видеть ее здесь, "неужели так нетерпеливо она ждала нашей следующей репетиции"?
- Ты за мной сталкеришь? Мы не должны проводить больше времени, чем нам указано в занятиях. Ты - исключительно мой партнёр, причем, признаюсь, эффективный. Давай не нарушать этой идиллии? - повернулась я к ее милой пижамке в розовых сердечках.
- Заткнись! - прошипела эта змея и спрыгнула с окна. - Если тебе это по кайфу, то это не значит, что и мне. Короче!
Она достала из кармана телефон и, потыкавшись в нем острыми ноготочками маникюра, показала мне экран. Невыносимо, невозможно за таким наблюдать...
"Что угодно, только не это, только не снова!"
- Что же ты отвернулась? Правда глазик режет? Проститутка!
Я вздрогнула и от ее слов, а потом и от ее хлопка по плечу. Аида кружилась вьюгой вокруг меня, постепенно затухающего костра.
- Откуда ты...
- Я видела твой шрам в раздевалке. Чистая случайность. Знаешь, это видео достаточно популярно... - шептала она то в левое, то в правое ухо. - Если все узнают настоящую актрису, то... беды явно не миновать, сама понимаешь.
- Что ты... хочешь от меня? - едва ли уверенно говорила я.
- Будешь делать то, что я скажу. Отказы не принимаю. Обещаю, весело будет...
Уж точно не мне. За ее словами, за зловещей улыбкой прослеживалось пошлое, унизительное человеческое начало, которое решили зародить и во мне. Но что поделать - я трясусь, трепещу перед самим только осознанием деанонизации... Почему эта Аида и подобные ей люди так погрязли в разврате, что среди тысяч просмотренных роликов нашелся именно мой? Раскрытость человеческой души, так вы это называете? Нет, распущенность и вольность жалких потребностей. Люди сами же унижали себя в своих влечениях, но когда это стало символом состояния души... Теперь посмотрите, во что это вылилось. Уже третий по счету человек в моей жизни готов жить не по совести лишь потому, что ему захотелось грязного секса. Я боюсь, что такая участь может постичь и меня. Тогда стоит только поддаться наитию, отбросить человечность, провалив свою главную жизненную задачу.
Как и ожидалось, власть породила, нет... показала «особое» отношение ко мне. Была ли это привязанность, любовь, ненависть, месть? Все одно, недопустимое и мерзкое - с таким-то отношением!
- Итак, я же тебе говорила, что буду теперь тебя контролировать, - говорила она, встретив меня в туалете на следующий день.
- Аида, я не хочу этого, - попросила я.
- Мало ли чё ты хочешь! - нахмурилась она и приняла властную позу. - Здесь я главная, запомни! Иначе твое имя быстро полетит в список самых лучших порноактрис!
Деваться и правда некуда. "Отринь все живое, прими все животное вместе со страхом..."
- Итак, - сказала моя теперь уже хозяйка, повернувшись, и провела пальцем по чистой плитке в туалете, а затем вымыла его, - подставляй зад. Пинать тебя буду. И моську попроще, пожалуйста. Желательно, чтобы на ней было только удовольствие...
Прямо как в школе! Не в моей, но вообще. Я и не думала, что надо мной будут издеваться и лупить ногами по ягодицам люди в таком уже осознанном возрасте. Разве студенты не должны быть разумными личностями хоть немного?
- Да, не отпускай юбку, ещё не все, - заразительным смехом говорила эта обезумевшая и со всего размаху использовала не ботинок, не колено, а свою ладонь. Звенящий шлепок перемешался с моим истошным вскриком и ее:
- Кья!
Зад болел долго и причинял мне заметные неудобства на занятиях в течении оставшихся часов. А ведь это были цветочки. Вонючие, рыгающие переваренной плотью.
- Надевай.
- Ты с ума сошла?
- Нет. Давай уже, бодрячком. И не смей меня ослушаться, проститутка! - крикнула Ада напоследок.
Ее комната так и пестрила всякого рода нарядами. И один из них она показывала мне - темного цвета тонкие полосочки стринг.
- Тебе надо лечиться, Аида, - пытаясь защититься, насупилась я и выхватила из рук ее желание.
- А тебе захлопнуться, Иеремия.
С горящими от стыда щеками я напялила это нелепое белье и поспешила прикрыться короткой юбкой, которую мне тоже велела надеть эта садистка. Сказать, что это непривычно - ничего не сказать. Ощущение двоякое, неудобное и очень развращающее. Голова на занятиях словно текла.
- С тобой что-то случилось? - спросила меня моя соседка по парте с искренним таким беспокойством.
- Нет, все в порядке, - ответила я и, поймав взглядом ухмылку Аиды в аудитории, нахмурилась.
Я предполагала, что на сегодня этим отделаюсь, отправляясь после занятий к себе в комнату, как тут же почувствовала ветерок - это Аида, оказавшаяся сзади, поднимала юбку своими пальчиками.
- Убери руки! - рявкнула я и почувствовала, как белье натянулось и... трётся об меня. Она использовала мои трусы как поводок!
- Когда ты так говоришь, меня прямо тянет нарушать.
С каждой ее выходкой она становилась невыносимее. А я... а я и забыла теперь, что такое сон без кошмаров. Прошлое словно смешалось с настоящим, и я теперь не ощущаю разницы. Что тут, что там - одна щемящая боль после дурных снов.
А потом случилось вообще немыслимое и странное. Выходящее за рамки приличного буллинга! Получив приглашение на свой телефон, я с диким волнением отправилась в ее комнату. Войдя внутрь, я обнаружила хозяйку, укутанную одеялом на кровати.
- Пришла, куртизаночка голубых кровей?
- Перестань меня так называть, Аида.
- Но разве это не так? - ухмыльнулась она и тут же вынырнула из-под одеяла. Она оказалась совершенно голой - гордая грудь выпячивалась, мягкие руки выходили из маленьких плеч, а внизу, под измученной диетой талией ветвились стройные ноги. Только одно белье прикрывало слегка ее пошлое. - Ты же ни на что не годная, Иеремия. Твое лицо обезображено, грудь твоя, как я увидела, тоже, но промежность... - облизнулась она. - Ох, только она все ещё нетронута и прекрасна в своей духовной девственности. Ты промежность, Иеремия. Все, что ты можешь дать своему партнеру...
Она попыталась дотронуться хотя бы до лица, но я не позволила ей, схватив ее и глянув исподлобья. Аида так и расплылась...
- Онанируй, - сказала она, присев на кровать, запрокинув ногу на ногу, словно царица.
- Вот ещё!
- Иеремия, - прошептала она жалобно. - Будь хорошей, окей? И тогда буду хорошей я. Никто к тебе не прикасается, никто не снимает, клянусь.
- Да как у тебя совести хватает такое просить! У тебя парень есть!
- Да ты совсем клара... - пожала плечиками она. - Ухажёр и парень понятия разные. Запомни главное правило - никогда не давай ухажерам, даже будучи как ты, шалавой.
Я села на пол поудобнее и попыталась сосредоточиться, понять - правда все это или миф? Совсем не похоже на шутку!
- Присядь лучше на подушку, - сказала Ада и запульнула в меня мягкой капсулой. - А теперь приступай. Чтобы я видела.
- А может...
- Не вынуждай.
Плавит мозги моя развратная деятельность! Я поднимаю платье, раздвигаю ноги и ведь действительно чувствую нутром, будто меня заказали на час...
- Черные? Ты что, в монашки собралась? - усмехнулась она и подмигнула. - Только если в те, о которых я думаю.
Я, стараясь не обращать внимания на ее комментарии, начала аккуратно заводить в них руку.
- Снимай. Ничего ведь не видно.
Я зло сжала свое белье и, зажмурившись, стянула его, помогая одной ногой, заставляя болтаться на другой. Глаза смотрящей засветились и быстро похлопали ресницами в качестве аплодисментов.
- А ты и правда брилась? Я же шутила! Ой, ну не смотри на меня так, будто я сволочь последняя!
Что лучше - быть опозоренной перед одной или тысячами? Все же пока очевидный ответ. Я с лаской начала свои попытки возбудиться - то вполне легко, если надавить на определенные эрогенные зоны. Те, которые подходят именно мне, я не знала, поэтому доверилась интуиции.
- Какие же здоровые всё-таки они у тебя! Ты можешь губами дотянуться до сосков - особая привилегия грязных извращенок!
А после того, как я испытала жар, сырость, то открыла глаза. Аида лежала на животе и близко, очень близко, с интересом ребенка малого рассматривала меня между ног.
- А ты нечасто этим занимаешься, - заметила она с неким интересом в глазах, ложка здравого в бочке пошлого! - Но занимаешься ведь.
- Ты когда-нибудь заткнешься, нет? - не стерпела я и ещё больше разгорячилась.
- Да не стесняйтесь вы так, - умильнулась она, сгустив брови. - Лучше продолжайте работать пальцами...
- Ещё раз повторяю...
Она вдруг наклонилась на бок и одной только рукой стянула с себя нижнее белье, а потом резво приставила к моему носу. Кисловато, пахло и мокро было. Она тоже возбудилась?
- И как тебе? Чем пахнет, а, Иеремия?
- Собачьим дерьмом.
- А у тебя, погляжу, острый язык! Я бы нашла ему применение! - рассмеялась она скромно и снова тыкнула в меня своим тряпьем.
- Убери. Что ты делаешь вообще? - возмущённо помотала я головой.
- Я? Пытаюсь тебе помочь, - равнодушно пожала плечами Аида, а потом, нагнувшись надо мной, хищно облизнулась. - Если ты, скромная проститутка, так смущена моим вниманием, то я так и быть, позволю тебе немного прикрыть свое место моими трусиками. Но при условии только том, что ты спустишь на них.
Я с досадой посмотрела сначала на нежное розовое бельишко, а затем и на хозяйку. Была не была, какой бы извращённой фантазией она не обладала, иногда ее меркантильные действия могут помочь. Меньше внимания - легче жизнь.
Что есть оргазм? Это лишь опиум, ради которого все строится. Наша главная животная функция - заниматься сексом. Хочешь, не хочешь, а наш организм делает все, чтобы это занятие сократить до исполнения в минимум. Именно поэтому в наше время популярен онанизм. Он способен свалить даже самого стойкого монаха, если хоть на секунду начать колебаться дурными мыслями. Я же, хоть и разумно сопротивлялась, но с таким наслаждением мастурбировала, что даже поверила в свою многолетнюю зависимость от порнографии. Стоило только один раз за долгое время попробовать, и ты уже другой человек.
- Иеремия, мне льстят твои поглаживания через мое белье, но будь добра, не кричи так сладко, ладно? А то ведь подумают соседи всякое...
Я поджала губы и с диким вожделением начала представлять сцены настолько для меня безумные, что вспоминать становится стыдно. Хотелось ещё, с потом ещё и ещё, до самой бесконечности!
"Так вот, каково это - желать трахаться?" - подумала я. - "Вот, почему все живое в этом мире существует..."
- А тебе нравится. Может, тебе отринуть своего божка?
- Это... все ты... виновата... - задыхаясь, говорила я.
- Я не отрицаю, - потянулась она мило и прошептала у моего и так разгоряченого ушка. - При мне дрочить не то же самое, что одной, да?
Изнеможенная, я доходила до самого пика и была готова дотянуться побыстрее до своего жалкого счастья, чтобы, в конце концов, ощутить наслаждение и свободу от тягостной ломки.
- Уф-ф, - выдохнула, наконец, я и упала спиной на кровать.
Аида выхватила из рук свое белье и неожиданно для меня сначала с усладой вдыхать его запах глубоко, а потом кончиком языка медленно водить по просыревшим местечкам шелка.
- Как много спустила... - с любовью в горящих глазах шептала она и с маньячьей счастливой ухмылкой переводила внимание на меня. - Ты все ещё тут? Ты что, хочешь продолжить?
- Н-нет... - растерянно пробормотала я.
- Тогда вали уже! - вдруг она стала не на шутку раздражённой. Не желала меня даже знать.
Мне второй раз повторять не надо. Я с огромным удовольствием покинула эту на мгновение внушающую кошмар комнату, где нет и уголочка хотя бы частичке человеческого. Хоть ее выражение и было полно счастья, оно казалось нелепым и крайне примитивным, животным. Однако же... вопреки всей логике, причинности я испытывала беспокойство, переживала бешеные мысли, снующиеся по моей голове тут и там, о чем-то таинственном, чего я не знаю и не могу знать о ней.
- Фух, - выдохнула я и плюхнулась на свою кровать.
- Ты... была у нее, да? - спрашивала моя по обычаю взволнованная соседка. - Что вы там делали? Видок у тебя не очень...
- Да так... Гимнастикой занимались. Полезно для... экшена.
- Ясно.
В ту ночь вышла полная луна, это я узнала по тому, как в окне ярко светил сырный блинок, ибо заснуть после случившегося было практически невозможно. По сути, я, на самом деле, не так сильно сопротивлялась ее просьбе, потому что делала все сама. Это породило между нами немыслимое, манипуляторское доверие, которое подтолкнуло выполнить её «просьбу». Я стала той, кто начал потакать ее мнимой привязанности ко мне. Я сама все это начала.
"Что же это получается?" - вскочила я с кровати. - "Я... предала себя? Господи..."
Конец истории близок. Год учебный подходил к завершению, и нам всей группой нужно было создать пьесу, объединившись с одним сценаристом из других групп. По желанию возможно было добавить и музыканта, чтобы получить дополнительное преимущество. Как тут и полагалось, сначала был небольшой выходной-праздник перед началом новой работы. Он устраивался за счёт заведения, так сказать, и должен был объединять или знакомить нас вне группы, чтобы мы обретали эти связи.
- Йоу! - крякнул кто-то и рукой сделал непонятный мне знак. Я сидела возле стойки, безнадежно скучала... "Так и знала, что нужно было остаться". - А где Аида? Вы вроде как дружите с ней, не знаешь, а? - странными звуками разговаривал стоящий передо мной молодой парень с черными змеями-дредами, короткой бородкой и хиппи-очках.
- Да сохнет в своей комнате, по-любому. Йоу.
- Да? - удивился он весьма искренне. - Нам надо кое-что обсудить. Видишь ли, я новый сценарист и хотел бы перетереть с вашей главой с глазу на глаз. Она ведь ведущий?
- Да, ведущий, - тоскливо ответила я и оторвала свой унылый подбородок от толстой лакированной столешницы. - Пойдем уж...
"Свожу его, а сама к себе пойду. Умница!" - обрадовалась я и чуть-ли не в припрыжку побежала до заветной двери, из которой после вывалилась взъерошенная Аида.
- Ох, я тут после пьянки пытаюсь отдохнуть, - стонала она, - а вы мне мешаетесь... Сценарий, да? - обратились к парню. - У меня комп сломался.
- Ничего, у меня есть свой, - усмехнулась я и тут же подумала, какую ошибку совершила, пытаясь только испортить настроение Аиде.
- Оу, ну тогда нам нужно пойти и взять его? - надменно произнесла она и с довольной ухмылкой уставилась на меня.
Отказаться у меня права не было. Ну не имею я права, не имею теперь!
- Тогда я подожду, порелаксирую, - говорил наш сценарист, размахивая руками, и вваливался в дверь.
- Только ничего там не трогай... - пригрозила Аида и быстро повела меня за руку, шепча. - Пойдем, пойдем. Все мне покажешь.
Я надеялась, что хоть моя соседушка вдруг покажется там, забудет что-нибудь, заскучает... Но нет, комната оказалась пуста. Я никогда не пускала Аиду сюда, поэтому её тут местонахождение было первооткрывательским опытом.
- Скромно ты тут живёшь... - говорила она, шагая из стороны в сторону и трогая без спросу каждый мой предмет - будь то книга на полке или свежевыстиранная простыня. - Ты бы была хорошей хозяйкой.
- Слушай, - сразу начала я, чтобы расставить все точки над и, как ей кто-то позвонил.
- Да, отец? - с совершенно неприемлемой для нее серьёзностью говорила она. - Почему не на празднике? Ну... я тут вообще-то над сценарием работала. А ты что думал? Только вот не надо... Я все поняла. Доказать? Не доверяешь собственной дочери? Какой же ты...
Аида с выпученными на меня глазами и надеждой в тихих движениях умоляла меня меня, шевеля губами. Я вздохнула и выхватила трубку. Меня приветствовал довольно грубый, истончающий ответственность голос, не чета моему отцу. Не в том плане, что он был безответственный...
- Что вы там делаете?
- Разве вам не сказали?
- А разве вам не положено сегодня отдыхать?
- Простите, - откашлялась я, - но ваш праздник, как по мне, нарушает установленные природой меры. Я ем, я сплю, я провожу время в досуге, но не хочу праздновать, ибо видится мне великая цель, и увлечена я подобно Ван Гогу - не одержимостью, но пониманием настоящего, ценного для меня.
На том конце провода хрипло и радушно рассмеялись.
- Вот уж давно я не слышал таких завуалированных философов. Ладно, делайте то, что хотите, только передай Аиде, чтобы завтра явилась ко мне в кабинет. Я не собираюсь снова ее искать, пропади она...
Я посмотрела на нее и отдала уже повешенную трубку.
- Я все слышала, - нахмурилась она и смягчилась в тот же момент, положив сотовый в карман своих мятых брюк. - И как тебе это удалось - вот так подлизать самому ректору? Ты удивительный актер иногда... Вот бы мне твоего таланта, и проблем бы с отцом не было.
- У тебя есть проблемы?
Она уселась рядом со мной на кровати, а потом, стиснув крепко пальцы в замок, пялясь на них, ответила:
- Всегда были. Моя мама умерла в раннем возрасте, и это сделало его грубым. Будто я была виновата в ее смерти! Мне так казалось, кажется до сих пор... Он хороший отец, но такой козел во всех нравственных пониманиях! Никакого уважения ко мне, к моим желаниям! Когда я поступила сюда, то он мне сказала, чтобы я была лучшей. Понимаешь, насколько это завышенные ожидания?
Я понимала ее. И завидовала. Она может страдать от недопонимания, мучаться от упрёков, но быть счастливой просто потому, что есть родной человек пока ещё рядом. Который неравнодушен, по крайней мере, по-своему любит - потому что желает успеха и радости в будущем. Я уверена, что ее папка хороший человек. Надо только расслышать в его голосе отцовское счастье.
- Понимаю. У меня тоже в этом плане проблемы.
- Тоже родители прессуют? - спросила Аида и коснулась моего плеча аккуратно.
- Нет, - отмахнулась я. - Я о сестре. Все больше думаю о том, как я ошибалась.
- Расскажи.
- Не могу, - отстранилась я. - Это... не твое дело.
- Но... почему?
- Я все тебе сказала. Я... не желаю больше продолжать этот диалог.
Аида замерла и, взглянув на меня. уставилась в пол. Скрюченная, больная на вид и чем-то недовольная, точно старость уже совсем довела ее. Но разве старость не высшая добродетель природы, чтобы на нее злиться?
- Справедливо, - горько усмехнулась она и отстранилась в ответ, а потом встала и произнесла. - Кстати, я не буду больше тебя терроризировать этим видео. Поэтому можешь расслабиться. Я обещаю.
Но вместе с этими облегчающими словами я испытывала на себе и то напряжение, смрадом давившее на ноздри. Аида всем своим присутствием истончала его, но на мое счастье, в конце концов свалила из моей комнаты... и моей жизни со словами: "Верну, не переживай"!
"Не совсем такого отдыха мне хотелось" - думала я, держась за свой живот. Целый вечер у меня тогда его крутило. Соседка бережно сидела около меня и ждала действия ее «спасительной», по ее мнению, таблетки.
- Спасибо, конечно, за твою заботу, но не надо сидеть рядом со мной. Я тебя умоляю...
- Всегда ты такая грубая, - отвечала она и отходила к своей кровати.
Что может твориться в сердцах первокурсников, не испытавших страха сцены или трепещущего опыта ораторского искусства? Переживали все - даже на репетициях. С каждым днём это давление нарастало, а фразы становились все более стойкими: в своем отчаянии. Аида репетировала вместе со мной и так отрешённо, равнодушно ко мне, что я и, подобно жертве стокгольмского синдрома, начала скучать по ее издевкам... Я ведь и забыла ее отвратительное поведение, поступки и должна была жутко ненавидеть! Подходить рационально, что-ли... Чувства это, порой, такая дрянь в человеке!
Однако нельзя не уважать ее за сдержанное обещание. Я и правда в этом плане была готова изменить о ней мнение, пока не настал тот самый день, в котором, как бы банально и скучно не звучало, поменялось все.
Вкратце - мне досталась роль условной матери (скорее всего из-за большой груди). Я тщательно подбирала речь, темп и скорость той, кто может быть нежной в своем счастии, но и строгой, в разумном количестве. Справедливой и любящей - как-то парадоксально немного я играла эти вещи. Но не суть. В последний момент, за несколько часов до представления, когда и репетировать было уже некогда, в мою финальную сцену внесли некоторые правки. Тот самый паренек-хиппи в роли сценариста принес их мне, нет, бросил в руки и сказал:
- Ну... это... Ты не переживай! Там не так уж и много правок...
- Вы меня в гроб что-ли свести хотите? Где эта Аида? Какого дъявола?! - кричала намалеванная я в гримёрке.
Однако ее я не нашла до самого начала представления, а найдя, не могла не думать о сцене. В целом, представление шло по плану, только вот финальная сцена крепко вцепилась в мою память трясущимися от страха костяшками в груди. Я стояла над обезображенным кровью и порезами трупом, а уже надо мной - полицейский... Полицейская Аида. Она вбежала так энергично, жарко, что я сразу ощутила тревогу, будто сама тут напортачила. Она с самодовольной рожею вскричала:
- Ага, так и знала! - и подошла быстро ко мне, с упрёком сверху вниз царскими глазами глянула и вдруг схватила меня за волосы - это совсем не входило в сценарий, даже измененный!
- Что вы... творите... - с болью стонала я, пытаясь выпутаться из хватки. Импровизация могла спасти нас от позора.
- Что я делаю, мисс? Очередную вашу потерянную совесть в вашей голове ищу! Мало вам мужа - вы собственную дочь убить готовы, агнца, посланного вас в утробу Господом! Я выбью из вас, безжалостных убийц, всю черноту и грязь! - кричала она и все больше сотрясала мне мозг не то громкими изречениями, а своей безумной ухмылкой, которая была готова, в силу своей власти, сорваться в долгожданный дъявольский смех. - Говорите! Признавайтесь! - она схватила меня за воротник и с полными бешенства глазами уставилась. Из зрительного зала послышались перешептывания и вздохи.
- Я...
- Вы!
- Я... - послышался тонкий, сломанный судьбой голосок, когда все на свете утихло, - Я убила свою дочь...
- Ещё!
- Я убила свою дочь, - сказала я более... неуверенно. Громко.
- Громче!
- Я убила свою дочь! Я! Собственными руками! Свою родную дочь!
- Продолжайте!
- Моя девочка умерла от моей руки!
- Да!
- Я убийца своей драгоценной девочки! - продолжала я и почувствовала, как срываюсь в плач. - Я не достойна жизни также, как была достойна моя любимая дочурка! Я... - хлюпание моего носа разнеслось оглушающими нотками по всей сцене, - убила... свою дочь...
Я плакала вовсю. Никогда за последнее время мне не было так больно, так одиноко, так печально. Словно давно забытую печать попытался открыть дурной искатель. И открыл ведь! А потом присел ко мне и на ухо так прошептал:
- Но ты же, блудница, можешь предложить мне свое тело за молчание...
Не в силах я была даже встать. Разгоряченная и мокрая - какие ещё состояния могут быть у такой, как я - сидела на сцене и выбралась с нее только при помощи других актеров. Это был настоящий позор для меня. Хлопали мне или улюлюкали - не помню. Попала только в свою комнату и провалялась обездвиженным чучелом несколько часов, то успокаиваясь, то рыдая.
Я... приняла решение об отчислении. Столько преподавателей меня отговаривало, даже сам ректор, мол, сыграла великолепно, будущее обеспечено! Однако это последнее теперь, что меня волновало. Я упаковываю чемоданы, а моя соседка беспокойно суетится вокруг меня.
- Ты так и не сказала, что такого случилось на сцене... - приятным голосом вещала она и присела на край. - Но я знаю, что во всем виновата эта Аида. С самого начала я знала. Прости, что не смогла никак помочь.
Я поднялась и присела, держась за голову.
- Я не хочу, чтобы ты страдала, - продолжала она и неловко отводила глаза.
- А я, думаешь, хочу?
- Ну конечно нет! - улыбнулась она. - Но ведь я могу помочь! Хочу помочь. Тебе только нужно говорить. Я тебя выслушаю, обещаю, ничего не упущу! Ты и правда можешь мне довериться, всегда могла...
Ее руки медленно коснулись моих плеч - она держала их, смотрела в мое лицо. Я со всей ненавистью отдернулась и встала.
- Не прикасайся ко мне! Никто... не прикасайтесь... - сказала я и принялась вяло искать свой чемодан.
Она впервые за все наше знакомство сматерилась и принялась кричать на меня:
- Вот так ты оцениваешь мою доброту! Сколько не пытайся, тебе все одно! Уроду не поможешь! Я терпела, пыталась, но даже у меня есть хоть капля самоуважения! Ты неисправима, Иеремия! Почему ты не думаешь о чувствах других? Почему ты из раза в раз делаешь мне больно? Даже не пытаешься принять... Похоже, что пламя выжгло в тебе вместе с кожей и все человеческое. Я и правда не понимаю, почему вообще пытаюсь...
После этих слов я ее не видела, а она не видела меня. Конец мечте, поломанная судьба, разрушенные ожидания. И ведь правда - весь мир театр, а мы в нем актеры! И я не имею никакого желания участвовать больше в этом цирке.