💕
- Что ты опять здесь делаешь? Ты же мне обещала, что оставишь его в покое, если он выживет. А сама десять лет таскаешься за ним как привязанная. У тебя что, какой-то гештальт не закрыт? - спросил Ангел, поправляя нимб.
- Привет, крылатый! Да не, всё у меня закрыто. Даже план уже выполнен за этот месяц, - Смерть перекинула косу с плеча на плечо и продолжала болтать ногами, раскачиваясь под облаками на высоковольтке.
- А чего тогда? Каждый год в этот день приходишь. Чего ждёшь?
- Я тебя хоть раз обманывала? Просто мне интересно наблюдать, как складывается жизнь этого заморыша. Мы же в ответе за тех, кого вовремя не сожрали.
Они замолчали, вслушиваясь в тихую музыку, плывущую над крышами в последних лучах заката.
А под ними, расстелив на нагретой за день крыше клетчатый плед, сидел парень и с нежностью смотрел на скрипача, из-под смычка которого струилась мелодия их жизни. Смерть украдкой смахнула растроганную слезу.
- Что ни говори, а твой всё-таки талант!
- А ты думаешь, зря меня к нему прикрепили?
- А помнишь, как они познакомились?
- Да такое забудешь, как же! Я ж тогда чуть крыльев не лишился. И всё из-за твоего заморыша.
- Ну, допустим, это уже твой заморыш.
- Ха, это у тебя он был заморышем, а у меня вполне себе хороший мужик получился за десять-то лет в любви и заботе.
- Это да, твой, конечно, постарался.
Ангел и Смерть продолжали беззлобно подначивать друг друга, а на крыше под ними скрипка в руках музыканта плакала и смеялась, нежничала и хмурилась, обещала и уговаривала, как тогда, десять лет назад.
Десять лет назад один из них был семнадцатилетним подростком, случайно признавшимся родителям в своей ориентации накануне своего восемнадцатилетия. Сбежав на крышу от ненависти в глазах самой любимой женщины на свете и пудовых кулаков отца, он стоял на краю и готовился сделать последний шаг, чтобы больше никогда не испытывать той боли, что резала душу ржавым ножом.
На краю крыши, на краю жизни, на краю вечности...
Закрыв глаза, последний раз вслушивался в шум города внизу, в музыку ветра сверху, вдыхал раскалённый запах родных улиц - и прощался. Прощался со всем, что было, со всем, что могло бы быть, со всем, что любил и ненавидел за свою недолгую жизнь. Но вдруг где-то тихо запела скрипка. Она пела о любви и нежности, о счастье и радости, обо всём, чего было так мало в его жизни, но чего так хотелось. Она пела о далёких странах, о маленьких островах, о мегаполисах и глухих деревушках. Музыка приближалась, окутывала, жалела. А скрипка продолжала петь, и не просто петь, а плакать вместе с ним о его разбитом сердце, несбывшихся надеждах, умерших мечтах. Она плакала и вымывала слезами из души всю черноту и боль. А потом она резко смолкла, а талию обхватили большие тёплые руки. Сдернули с края, прижали к груди, обняли, обогрели, пожалели и поддержали.
К рукам прилагался молодой музыкант, сбегавший на крышу от громких соседей, отвлекающих от подготовки к конкурсу.
Но в тот день подготовка была потеряна в огромных глазах цвета грозового неба, что взирали на него с испугом и надеждой. И он не посмел не оправдать доверие, зажёгшееся вслед за высыхающими слезами. И вот уже десять лет продолжал оправдывать.
- Слушай, крылатый, а твой-то тот конкурс выиграл?
- Конечно, выиграл. Он же не мог по-другому. Он же должен был быть примером для твоего заморыша. А то он так бы и не рискнул поступить в универ и продолжал бы шугаться по углам, скрывая ориентацию.
- Ну, это да, родственнички ему тогда здорово психику подпортили. Хорошо, что твой тоже геем оказался и на собственном примере, так сказать.
- Слышь, костлявая, вот ты сколько на свете живёшь, а так и не поняла, что в жизни самое важное совсем не ориентация.
- Ну, не в моей компетенции разбираться во всех хитросплетениях людского бытия, я же по другую сторону. А что, по-твоему, самое важное?
- Ты знаешь, я хоть вроде и с этой стороны баррикад, но даже мне иногда многое не ясно. Но что касается этой парочки, - Ангел махнул головой в сторону крыши, на которой двое лежали на клетчатом пледе, нежно держа друг друга за руки и рассматривая облака, - то в их жизни самое важное - любовь. Один ради любви принял себя, выучился и стал успешным модным дизайнером. Второй ради неё же научился о ком-то заботиться и думать о чём-то кроме музыки.
- Ну, а как они вообще?
- Да нормально вроде. Полгода назад твой заморыш даже кота притащил, плакал от жалости и лечил ему лапы. А теперь вот ремонт делают, потому что эта скотина мохнатая всё погрызла и ободрала.
- Фу как грубо! Ты же ангел, тебе не положено.
- Положено, не положено, а я из-за этого домика для блох чуть работы не лишился. Мой поскользнулся на рассыпанных карандашах, чуть не убился. Но почему-то смеялся до слёз.
- Крылатый, а ты как думаешь, у них это надолго?
- Ну ты же уже десять лет приходишь, сама скажи.
- По-моему, твой влип в моего заморыша навсегда. Сколько лет прошло, а у него глаза всё так же сияют, когда он на мелкого смотрит.
- Да какой он мелкий? Мой уже на него снизу вверх смотрит. Но ты права, глаза у них светятся всё так же.
- Ну, тогда не прощаюсь, крылатый, через год увидимся!
- Ну, и чего, спрашивается, приходила? - И Ангел рассыпался звоном серебряных колокольчиков.
- Лёш, ты слышал?
- Ага, так же, как всегда в этот день.
- Думаешь, это правда про смех Ангела?
- Не знаю, Юрка, может, правда, а может, нет. Знаю только одно: что десять лет назад ты стал моим ангелом и останешься им навсегда.
На краю, когда ты стоишь,
Жизнь на нитке застыла твоя,
Может, всё же остаться решишь,
Если кто-то обнимет любя.
Если кто-то к сердцу прижмёт,
И тихонько на ушко прошепчет: «Успокойся, родной, всё пройдёт.
Я с тобой, значит, жизнь станет легче!»