Снег над Песками

Летом солнце поднималось рано. Уже с самого утра оно пробивалось через сосновые ветви и освещало лесные опушки, полные спелых ягод, просторные луга, влажные от утренней росы, соломенные крыши деревенских домов. Кусты черничника шуршали под ногами, толстый слой мха мягко проминался под каждым шагом.

Уже немного привыкшие руки не дрожали, когда натягивали тетиву лука, когда прижимали стрелу. Легкий порыв ветра растрепал светлые волосы. Тонкие прядки, серебром переливающиеся в солнечных лучиках, легли на глаза, но даже это не заставило девушку шелохнуться.

Щелчок. С этим звуком свистящая стрела вылетела из рук и помчалась прямиком в цель. Одно мгновение и… Громко хлопая крыльями, рябчик взлетел с ветви и упорхал прочь. Стрела вонзилась высоко-высоко в ствол сосны, а на лице неудачливой охотницы отразилось лишь недоумение и разочарование. Глубоко вздохнув, Кьяра вышла из своего укрытия, еще раз взглянула на недостижимо высоко застрявшую стрелу и закинула лук себе за плечо.

— Дедушка будет ворчать, — пробормотала она самой себе под нос, как вдруг старческий, скрипучий, но вместе с тем добрый смех коснулся ее ушей.

— Конечно будет! Стрелы стоят денег и времени, а внучка вождя все никак не хочет это понять!

Кьяра обернулась. Не сразу её взгляд выхватил невысокий силуэт среди деревьев, а стоило девчушке осознать, кто с ней говорил, как на ее лице появилась радостная улыбка.

— Бабушка Яда! Что вы тут делаете?

— Я-то? — усмешка коснулась покрытого глубокими морщинами лица маленькой пожилой женщины. — Ты спрашиваешь у старухи-травницы, что она делает в лесу? Уж мне-то здесь самое место, не то, что восьмилетней малышке. Ну? Настреляла ужин? — засмеялась она, хитро поглядывая на Кьяру потускневшими от старости голубыми глазами. — Оставь охоту мужчинам. Ну, не дуйся, иди и помоги.

Кьяра быстро кивнула и подбежала к бабушке, забирая у нее из рук кипу хвороста, которую женщина несла домой.

— Почему охотиться можно только мужчинам? — пробормотала девчушка. — Я уже стреляю лучше мальчишек! Но их скоро начнут учить охоте, а меня нет!

— А ты напросись с ними, — ухмыльнулась травница. — Покажи, что умеешь. Авось и возьмут учиться.

— А вот и напрошусь! Только бы дед за это дома не запер…

— А он и запрет, да когда тебя это останавливало? Час-то ранний, неужто сбежала, пока он не проснулся? — продолжала усмехаться женщина, направляясь сквозь лес прямиком в свой старый покосившийся дом, стоявший на самом отшибе деревни.

Кьяра поджала губы.

— Я хочу охотиться, а дед заставляет меня пасти скот — пробормотала она. — Если меня не будет дома, то и некого будет заставлять.

— И не поспоришь. А стрелы ты у него стащила в наказание? — старушка-травница все продолжала насмешливо улыбаться. — Дедовы стрелы, да твой маленький самодельный лук? Так ты в жизни никого не подстрелишь. Ни рябчика, ни, уж тем более, зайца. Ну-ну, Кьяра, не расстраивайся, — взглянув на грустное лицо девочки, женщина смягчила тон. — Тебе просто нужно научиться. А пока пойдем, наверняка ты еще ничего не ела.

Все, на что хватило девчушку, это хмуро кивнуть. Спустя несколько минут пути они остановились перед небольшим старым домишкой, уже покосившимся, но еще крепким. Разве что прохудилась кровля из толстого слоя ржаной соломы.

— Скажи деду, чтобы прислал починить мне крышу, — строго заявила старушка, пропуская маленькую девчушку внутрь дома.

Пыхтя от тяжести, Кьяра затащила в дом толстую связку хвороста, положила у очага. Далеко не первый раз она была в доме старушки. Здесь, в полутемном помещении, повсюду витал сладкий аромат трав. Засушенные пучки висели под потолком, еще свежие сушились над очагом, а десятки наполненных истолченными травами мешочков и глиняных горшков нашли место рядом с большой ступкой. В очаге потрескивал слабый огонь, его-то старушка и принялась разжигать, а пока она была занята, Кьяра села на лавку за большущим деревянным столом и продолжила с интересом осматриваться по сторонам.

Каждый раз здесь появлялось что-то новое. Что-то интересное, привлекающее все внимание маленькой северянки. То новые травы, что прежде Кьяра не встречала, то постоянно менялись банки-склянки, в которых настаивались целебные отвары. Порой Кьяре казалось, что в этом доме не было места обычному человеческому быту, такой как стирка или готовка… Но каждый раз бабушка Яда находила, чем угостить маленькую гостью. Вот и в этот раз она вытащила из печи глиняный горшок, а оттуда лепешку, только недавно испекшуюся, пахнущую свежим хлебом и травами. Глиняный горшочек сохранил тепло испеченных лепешек, и теперь Кьяра с удовольствием уминала угощение за обе щеки.

— Дедушка зовет тебя ведьмой, — как бы невзначай произнесла она, продолжая с интересом осматриваться по сторонам, и тогда пожилая женщина громко рассмеялась.

— И всю жизнь так звал. Он всегда брешит на то, чего не понимает. А вместе с тем, кто каждый раз ставит его на ноги, чуть захворает? — усмехнулась она. — На-ка, вот. Отнесешь ему эти травы. Вари над огнем ровно три часа, и ни минутой меньше. Поняла меня?

Кьяра кивнула, поймала брошенный ей холщовый мешочек, поднесла к лицу. Принюхалась.

— Боярышник… Береза… Можжевельник… — начала медленно перечислять она, а старушка внимательно прислушалась к её голосу.

— И хвощ, — закончила травница, когда пауза слишком затянулась. — Ты делаешь успехи.

На лице девочки появилась едва заметная улыбка.

— Дед не будет это пить. Он всегда ворчит, когда ты приносишь травы. Его только ты можешь заставить пить отвар, я не смогу.

— Ну начинается. А когда схороните меня, кто, по-твоему, будет заботиться о его здоровье? — строго заявила женщина. — Поворчит, да выпьет, ничего с ним не станется.

— Поворчит, выпьет, и снова поворчит, что я из дома сбежала.

— Ну, это уж не моя беда. Беглянка тут не я, это только на твоей совести, — женщина пожала плечам и подкинула хвороста в очаг, разводя огонь посильнее. — Ну-ка помоги мне. Наложи углей в жаровню, буду готовить отвар.

Кьяра тут же вскочила, схватила с одной из многочисленных полок тяжелое металлическое блюдо, и принялась осторожно раскапывать щипцами горячие, еще красные угли и перекладывать в жаровню. Девочка часто помогала бабушке Яде, поэтому давно уже знала, где что лежит. А то, что бабушка собралась готовить снадобье, означало еще и то, что Кьяре выдался случай научиться новому рецепту.

— Для чего будет этот отвар? — спросила она, старательно отыскивая самые большие и самые горячие угли, пока бабушка Яда раскладывала за ее спиной найденные утром травы и вешала свежие пучки сушиться.

— Это для жены кузнеца. Ты же знаешь, что она ждет ребенка. С этим отваром у нее будут силы выносить здорового первенца. А раз уж ты здесь, ты и занесешь ей.

Кьяра быстро кивнула. Бывать в доме кузнеца ей нравилось, а наблюдать за его работой еще сильнее. Лязг молота, раскаленный металл, жар огня, все это приводило девчушку в живой восторг! А еще порой кузнец на скорую руку ковал ей пару-тройку наконечников для стрел. Плохоньких, кривых, сделанных не всерьез, но очень ценных для маленькой девочки. Настолько ценных, что она сама выучилась их ровнять и затачивать. А как его жена готовила! И каждый раз угощала внучку вождя деревни. Впрочем, в их деревне вряд ли был хоть один человек, у которого Кьяра бы не гостила.

— Занесу! — бодро согласилась девчушка, встала с колен и подняла тяжелую жаровню с углями. — А куда… — спросила было она, как вдруг её слуха коснулись странные звуки.

Девчушка удивленно уставилась на дверь, да и бабушка Яда расслышала приближение гостей. Гостей встревоженных… Еще секунду спустя дверь старого покосившегося домишки распахнулась так шумно и резко, что с грохотом врезалась в стену и жалобно заскрипели изношенные петли.

— Бабушка Ядвига! — громкий юношеский голос громом разлетелся по крохотному помещению, на пороге появились трое человек.

Мужчина и юноша еле волокли на себе крепкого рослого парня. Тот совсем обмяк… Он тряпкой висел на чужих плечах, а вместо голоса из его рта доносились страшные хрипы, его кожа покрылась испариной, побледнела он… задыхался.

— Мой сын, Ядвига! — закричал мужчина. — Мой сын ходил на пасеку!

— Ах ты!.. — только и воскликнула старуха-травница, всплеснув руками. — На стол его, на стол! — скомандовала она, старческой, но крепкой рукой одним махом сгребая все то, что занимало деревянную поверхность: банки, горшочки, травы…

Сейчас же послышался звук разбитой посуды, толстый слой толченых трав покрыл деревянный пол, но старухе травнице было плевать. Травы растут каждое лето! А жизнь паренька была гораздо важнее.

Мужчина взвалил парня на стол. Тот не унимался. Продолжал хрипеть, с шумом втягивая воздух, и мог лишь испуганно смотреть вокруг красными от слез глазами.

— Снимай рубаху, снимай! — скомандовала травница. — Ему же совсем нечем дышать!

Кьяра стояла в оцепенении… Она находилась совсем близко к столу, как раз только и хотела, что поставить раскаленную жаровню, но теперь не могла, теперь она лишь растерянно сжимала тяжелую посудину в дрожащих от напряжения руках. Этими тремя мужчинами были один из деревенских охотников и два его сына. Старший, что лежал на столе в рваной рубахе и шумно дышал, и младший, что по приказу Яды кинулся за холодной водой к колодцу. Казалось бы сам охотник был бледнее мертвого, он с ужасом смотрел на сына и дрожащей рукой сжимал его руку.

— Яда, прошу тебя! Поторопись, сделай хоть что-нибудь! — нервно воскликнул он, но старуха, имея крепкие нервы, не обращала на него ни толики внимания, лишь копалась в своих склянках и повторяла:

— Белокопытник, белокопытник, да где же!..

— Яда, прошу! — мужчина не унимался. — Эта хворь погубила мою жену, я не могу потерять еще и сына!

Еле дышащий парнишка все понимал. Ему было до безобразия страшно, это было видно по его глазам… По кристально чистым, голубым глазам, что смотрели сейчас прямо на Кьяру… И как будто бы умоляли. Как будто бы просили - помоги! А она от ужаса не могла пошевелить и пальцем… Не могла издать и звука.

— С дороги! — убежавший за водой паренек вернулся, влетел в хижину на всех парах, и даже не подумал обратить внимания на маленькую девчонку, что так и стояла у стола с жаровней в руках.

Как так произошло, Кьяра даже не поняла, она лишь почувствовала сильный толчок, сбивший её с ног, выведший из равновесия, и вот девчонка падает вперед, а маленькие девичьи ручки, еще не способные удерживать тяжести, выпускают жаровню из, казалось бы, крепкой хватки.

Раскаленный металл и угли посыпались прямо на страдающего парнишку, на его руки, на грудь… То ли крик, то ли хрип, то ли шумный вздох, то ли кашель… Парнишка издал громкий, ни на что не похожий звук, полный боли и ужаса!

И вдруг глубоко вдохнул…

Всеобщее оцепенение длилось буквально пару секунд. Отец, брат, старуха травница, все они пораженно смотрели на задыхавшегося минуту назад парнишку, чьи хрипы теперь гораздо больше походили на вдохи.

А затем непутевую внучку вождя от греха подальше выставили за дверь. Там она и осталась.

Утро начиналось рано, солнце уже поднялось высоко, и свет яркими лучами пробивался сквозь ветви сосен. Шумела покрытая росой трава.

Маленькая девочка, с глазами, полными слез, и дрожащими руками, до красноты обожженными углями, стояла за порогом маленького покосившегося домишки и даже не понимала, как случайно спасла чью-то жизнь.