пролог
Они сидят вместе за деревянным столом на террасе. Кажется, его поставили еще в прошлом году, чтобы студентам было где готовиться во время перерывов между занятиями, но в обеденное время это было исключительно их место, где Чонгук молчаливо черкал свои каракули, а Юнги настороженно наблюдал. После того случая пару месяцев назад, ему не хотелось нарушать мнимое спокойствие друга, который изредка засовывал себе в рот несколько картофелен фри. Пусть рисует себе спокойно, как говорится, чем бы дитя не тешилось, только вот, беспокойство все равно охватывало парня в такие моменты.
Чонгук перестал показывать свой блокнот.
Он запрещает всем брать его в руки, даже Юнги. Запрещает смотреть на свои рисунки и старается не рисовать ничего при них с Хосоком, исключением может быть только такое время, когда им дают сорок минут обеденного перерыва.
— Чонгук. — тихо зовет его старший, но шатен или игнорирует, или действительно не слышит. — Гуки. — звучит уже более настойчиво.
Между ними звенящая тишина. Снова.
— Да прекрати ты уже. — длинные пальцы увитые венками вырывают коричневой обложки блокнот и прижимают к себе. Мин зло смотрит прямо в почерневший обсидиан и напряженно выдыхает. Не выдержал все таки. Прорвало.
— Отдай. — гремит сталью. Потяжелевший за последние годы голос давно бы заставил другого подчиниться, но только не лучшего друга, так отчаянно пытающегося вырвать его из дерьма, в котором он плавает.
— Чонгук, хватит. Поговори со мной. Я не могу так сидеть и ничего не делать. Вижу же, что ты себя закапываешь, поэтому пожалуйста...
— Отдай его назад, Юнги. — Чон нахохлившись сидит и буравит взглядом, а Мин понимает, ему очень повезло что их разделяет широкий деревянный стол, иначе бы Гук просто вырвал блокнот из тощих ладоней.
— Почему ты не слышишь меня? Я прошу тебя о разговоре уже два месяца, но ты только и делаешь, что рисуешь на своих листочках, не давая мне и шанса помочь. Нравится видеть, как я бегаю вокруг тебя на цыпочках, боясь произнести не то слово и имя? Давай поговорим. Чонгук, правда. Я устал ощущать эту давку между нами.
Только Юнги произносит последнее слово, как Чонгук срывается с места, попутно закидывая рюкзак на плечо. Мин вздрагивает, думая, что младший вскочил по его душу, но Гук быстро удаляется за поворотом в здание университета и никак не реагирует на просьбы друга остановиться. Потерянный и раздраженный, он встает из-за стола и порывается пойти за взбаламошным придурком следом, но его останавливает тяжелая рука и охрипший от курения голос.
— Что такое. — спрашивает подошедший Хосок, положив подбородок на миниатюрное плечо. Он тоже смотрит вслед удалившемуся Чону.
Юнги тяжело вздыхает.
— Я его разозлил и... вот. — руки отрывают от себя коричневую тетрадь и Хосок понимающе мычит. — Не выдержал и забрал его.
— Вернешь после, ничего страшного. Он побесится и сам прибежит, это же Чонгук.
Пошли, нам тоже пора. — мужчина обходит Юнги и засунув руки в карманы классических брюк, быстро направляется в сторону входа, и Юн немного отстает, поэтому, пытаясь поравняться с Хосоком он спотыкается и роняет блокнот, который бесшумно приземляется на газон.
— Да что такое. — Мин наклоняется, чтобы поднять раскрывшуюся тетрадь и замирает.
Блокнот открылся ровно посередине, являя парням последний, незаконченный рисунок, над которым его владелец работал совсем недавно — Твою мать....
Шатен поднимается, и с приоткрытым ртом впивается в четкие черные линии. Его глаза бегают туда - сюда, пока Хосок не подходит к нему вплотную, тоже заглядывая в блокнот.
— Что там?
На белом листе бумаги нарисованы два азиатских глаза. Они настолько детально передаются сквозь потраченный грифель, что Чон невольно отводит плечо, ежась от повеявшего холода. Странные глаза, и взгляд какой то больной. Чон бы сказал заебанный, отстраненный.
— Хосок... — Юнги поднимает на него глаза, и на его красивом лице застывает отчаяние — Они зеленые.
Прекрасен. Боже, как же он прекрасен.
Кто этот снег на землю опустил?
Кто сделал так, чтобы он был опасен?
И как его к себе я подпустил?
— А он пусть катится нахуй. — ядовито. Как ему и присуще. Этот хен сначала плюется ядом, а потом добивает своими полными безразличия глазами. Чонгук от них без ума уже которые месяцы. Настолько, что даже выстроенный айсберг в чужом изумруде его завораживает.
Он стоит как вкопанный. Тишина. Она поглотила весь коридор и только тихие перешептывания девочек доносятся до него, но парень словно в вакууме. Ничего не видит и не слышит, только холодные глаза, которые смотрят в его карие неотрывно и пропитанное ядом «пусть катится нахуй»
Они все ждут, когда он ударит. Сорвется, уронит Тэхена на пол и заставит отвечать за свои слова, но Чонгук не двигается. Первый вздох получается сделать только когда его перестает обжигать сикомора тэхеновых глаз. Миниатюрная ладошка ложится на плечо его хена и тот поджав губы отворачивается, уходя вместе с девушкой. Кажется, ее зовут Дженни. Она подружка из Франции, которая всегда мелькала с Тэхеном раньше.
— Чонгук. — из размышлений вырывает Юнги. Он стоит рядом и обеспокоено смотрит на его потерянное лицо, ища в нем хоть каплю агрессии или злости. Но там ничего нет, абсолютно ничего — Если ты закончил, пойдем. Мы можем опоздать.
«Если ты закончил» — он тоже думал, что Чонгук сорвется и треснет как следует? Он ведь не собирался, даже в мыслях не было причинить Киму вред.
— Тэхен! — глупостью было пойти за ним — Стой. Остановись и мы поговорим — пара шагов, и он дергает хена за руку — Тэхен, давай погов...
Когда кулак прочесывает полосу по скуле, Чонгуку не больно. Во рту отчетливо ощущается привкус железа, но не это заставляет парня округлить глаза в неверии. У Ким Тэхена чертовски поставленный удар, Гук может гордиться, его уроки не прошли даром. Черт. Даже голову повернуло, а он опять стоит и не двигается. Сознание пытается проясниться, но организм последними своими силами защищается, окуная голову в вакуум, где никаких людей, никаких предательств, а только сладкое «Мальчик мой» по утрам, когда так необходимо полакомиться чужими губами. Больно, блять. Воспоминания отрезвляют похлеще психомоторных, но послевкусие у них такое отвратительное, как если бы тебе разбили губу.
Опять эта тишина.
— Не смей ко мне прикасаться, Чон Чонгук.
– и уходит. Наградил его призрением диким, и просто уходит. Знает, что ему не навредят, пользуется своим положением, а вся толпа вокруг них выжидает. Но Чонгук позволяет Тэхену уйти. Отпускает без единой царапины, потому что...
— Сейчас он ему точно врежет. — слышит краем уха. И он врезал бы. Будь на месте Тэхена любой другой из них, не побрезгует и раскрасит эту мраморную плитку кровавыми пятнами, но сейчас... сейчас это хен. Хен, который нравится Чонгуку и которому не нравится Чонгук.
Они обязательно должны поговорить. Его эта тишина между ними ежечасно крошит.
— Пошли, Юнги. — бесцветно и тихо. Он поворачивается в сторону друга, и тот выпучивает карамельные глаза.
— Гук... у тебя кровь. — его нижняя губа начинает дрожать, и он всеми силами старается не погнаться за чертовым Кимом, чтобы вместо Чонгука разукрасить ему физиономию, но собственные переживания оказываются намного выше. Он всегда был таким. Всегда волновался за Чона, залечивая после драк многочисленные ранки и ушибы, когда тот пытался выстроить себе авторитет, чтобы до них с Юнги никто не докапывался. «В этом мире, если не хочешь быть жертвой, нужно стать хищником» гордо говорил Чонгук, когда после очередной потосовки его как мальчишку отчитывали. Юнги это понимал, но видеть постоянные кровоподтёки на лице друга стало тошно, и вот, когда неприкосновенный Чон позволяет себя ударить, не дав при этом никакой сдачи, хочешь не хочешь, а начинаешь переживать и беспокоиться — И-идем обработ-таем, пожалуйста.
Но Чонгук просто уходит в противоположном от Тэхена направлении.
Толпа так и остается в слепом ожидании. Позже, на перерывах они обсудят все во всех деталях, придумывая новые и сочиняя целые теории о том, что если Чонгук не ударил Ким Тэхена сейчас, когда тот унизил его на глазах у всего универа, то он сделает это позже, да так, что Ким будет молить о прощении. И никто из них даже не задумается о том, что сегодняшней ночью Гук вряд ли сомкнет глаза, но не из-за придумывания плана мести, а из за своего красивого хена, которому он как по сюжету сопливых мелодрам — не всрался.
Печален ли я ? Не печален.
Я с первого взгляда познал,
Ваш взор этот, он — триумфален.
Я лед в нем давно прочитал.
Когда вы на свет родились,
Делили на две Антарктиду.
Иначе, прошу объяснить,
Как взгляд послужил геноциду.
— Выйди из моей головы. Выйди. Выйди. Выйди. Выйди. — Чонгук давно пришел в свою пустую комнату и сейчас, старательно выбивает из подушки потерявшегося в мыслях Тэхена, который почему то с каждым словом укореняется в сознании все больше. В памяти всплывают глаза, цвета самого туманного озера в лесной чаще, которое отражает в своей глади миллионы зеленых листочков, так красиво переливающихся в золотых лучах только-только восходящего солнца. Когда их обладатель улыбается, то они сразу теплеют. Смотреть в них одно удовольствие, и Чонгук частенько ловил себя на засматривании. Даже издали, когда хен не сидел рядом, а просто маячил где - то в коридорах, он старался поймать его взгляд, чтобы полюбоваться его глазами. Они такие красивые. Зеленые-зеленые. Холодные. Об такой взгляд можно резать глыбы и если Титаник когда нибудь захочет повторить свой маршрут, айсберг в глазах Тэхена с уверенностью сможет одержать над ним победу. С таким на колени ставят. Иногда Чонгук сам с себя поражался. Когда в первый раз увидел, подумал, что у парня с выбеленными волосами удачно подобранные линзы, а потом, когда вблизи посмотрел - был очарован. Линзы и правда были, только одноразовые, для зрения, а вот глаза, в которых переливался блестящий в лучах светила изумруд - были настоящими. Тэхен этим даже пользовался, когда смотрел на Гука так пристально, заставляя его соглашаться со всем, потому что знал, что он не сможет сопротивляться. И Чонгук не сопротивлялся, да ему и не в тягость было бегать туда-сюда ради хена. Ради него вообще ничего в тягость не было.
Когда они сидели в комнате и играли в гляделки, Чон постоянно проигрывал. Не мог долго смотреть и отворачивался, а потом и щеки позорно краснели, заставляя смех старшего бархатистой патокой разливаться по всему маленькому пространству, которое у них было. От этого щеки горели еще больше, и младший просто утыкался лицом в подушки, чтобы точно не умереть со стыда. Он — местный хулиган, один взгляд которого заставляет других дрожать, инициатор всех побоищ и просто Чон Чонгук, которого боится половина университета — краснеет как маленький мальчик, задыхаясь в смущении перед старшим хеном.
Воспоминания как пластинка за пластинкой стали проигрываться в голове и хрипеть где то в горле, потому что сил кричать у Чонгука не осталось. Тэхен все равно не услышит. Такое ощущение, что он его вообще из себя больше не выдернет. Потому что такие остаются в памяти, таких только заменишь чем подешевле, а потом всю жизнь будешь мучаться, страдая по яркому образу в своей голове, который никак не выветрится. Ким Тэхен определено именно такой человек. По нему страдают и убиваются, а он гордой походкой расхаживает и наслаждается хрустом под ногами, топтая осколки разбившихся душ.
Это воспоминание отзывается болью. Чонгук настолько четко ее ощущает, что невольно хватается за грудь, падая бочком на пострадавшую недавно подушку. Он выть готов, только все внутри сжалось, не давая и вдоха полноценного сделать. Больно.
Они лежат на этой самой кровати. Тэхен в одной футболке и боксерах после душа, лежит под его боком и своими красивыми пальцами чертит что-то на рельефном прессе, питая к нему особую слабость. Нравятся ему накаченные парни, Чонгук про это давно уже знает. Его голова на чонгуковом плече, и тот прижимается к ней щекой, сонно наблюдая и довольно улыбаясь от их положения, потому что так хен кажется таким нуждающимся в нем — таком большом и теплом. Как будто они и правда встречаются и лежат вот так, обсуждая общее будущее или просто совместные планы на завтра. Гук мягко прижимает фарфоровое тело к себе, и Тэхен отвлекаясь от своего занятия, подвигается выше и удобнее укладывается на чужом плече.
— У тебя завтра есть занятия? — тихо спрашивает Чонгук, зарываясь в пахнущие травами волосы. Все в этом парне его с ума сводит.
— Есть. Скорее всего освобожусь только вечером. У тебя?
— Две пары. Но я заберу тебя после, не строй никаких планов, хорошо?
— Мне до общаги пять минут, откуда ты меня забирать собрался? — Тэхен коротко посмеивается и закрывает глаза.
— И что? Я стану прекрасным принцем, который спасет тебя от тягостных часов в этом невыносимом пыточном концлагере.
— Иногда мне становится страшно от твоего внутреннего романтика. Спи.
— Хен, ты хочешь спать? — наигранно удивляется Чонгук — Я думал, мы еще немного позанимаемся перед сном. — теперь он томно шепчет в покрасневшее ушко, опуская ладонь на мягкое полупопие.
— Дурак. Спи давай. — шипит недовольно Тэхен, но чужую руку не убирает, только расслабляется готовясь ко сну, но внезапно открывает глаза и шлепает невыносимого засранца по животу, когда Чонгук громко смеется и кусает его за хрящик.
А завтра он встретит его после занятий.
На стадионе их университета будут тускло гореть фонари, освещая широкую улыбку омерзительного нахала, в руках которого будет свежеприготовленный кофе для двоих.
Вам нежность моя не нужна,
И сам я вам тоже не нужен.
По мне не рыдает душа,
Не мною ваш день перегружен.
Ревность. Что вы знаете про ревность? Это такое разъедающее изнутри чувство, ломающее тебе кости, и пусть боль фантомная, но ты ее так ярко ощущаешь, что тебя тошнит. В случае Чонгука это всепоглощающая злость. Руки дрожат, он сжимает их в кулаки и несколько раз ударяет по груше в спорт зале. Пришел сюда сразу после пар, потому что чувствовал, что не справляется. Ревность. Она шипит в его венах и руководствуется сознанием как ей вздумается. Пришлось даже выловить Дженни в коридоре. Прижать к шкафчикам и наверняка с безумно злыми глазами спросить про этого... парня. Зачем он вообще их вместе увидел, надо было пройти быстренько, но нет, остался же подслушивать. Идиот. Дженни сказала, что они друзья. На вопрос, нравится ли он хену, она ответила: «в-вроде нет» Что это еще за «вроде нет» ему точный ответ нужен. Блядство.
Удары становятся свирепее. Чонгук уже рук не чувствует, но продолжает выбивать из несчастной груши свои воспоминания, высекая на предмете злость. В последнее время, только она и является его путеводителем.
Они стояли с Тэхеном в коридоре, прямо возле шкафчиков. Но между ними была не просто обычная беседа с приятелем, а нечто другое, потому что этот выродок поднял свою блядскую ладонь и коснулся выбеленных волос, убирая одну из прядок за ухо. Чонгук думал, что разобьет ему лицо. Сдержался, только потому что и двинуться от ревности не мог, делал вид, что ищет что то в шкафчике, а потом напрягается пуще прежнего, потому что неизвестный ему громко смеется и просит не благодарить.
— «Нет-нет, я все равно очень тебе благодарен. Спасибо, что уложил меня вчера»
Куда уложил. Как уложил. Он его трогал? Они спали вместе? Что за идиот и откуда он, мать вашу, взялся. Улыбается его хену, трогает святая святых, а Гуку разъебать все хочется в радиусе десяти километров.
Что это за жестокость такая больная. Он себя рядом с Тэхеном совсем не контролирует.
Господи. Сука. Как это ужасно раздражает. Когда они поговорят наконец, парню надоело чувствовать это разрушение внутри себя каждый раз, когда рядом с Тэхеном кто-то стоит и общается. Почему они все трогают его волосы? Почему они вообще его трогают?!
Выйдя из зала он сдает бинты и направляется в душевую. После душа подходит к шкафу, чтобы взять одежду, но в памяти резко всплывает Тэхен и его диалог с кем то в коридоре. Злость снова растекается по венам, булькает и пенится в сосудах, заставляя буквально дрожать всем телом. Он хлопает дверцу шкафчика и со всей силы впечатывает в нее кулак, а затем еще и еще, пока не замечает на метале отпечатки собственной крови от разбившихся костяшек.
— Сука. — бросает коротко напоследок и поднимается к себе на этаж.
А рядом стоящие парни, с удивлением глазеют на его удаляющуюся спину. Все наслышаны про ярость Чонгука, но не все становились ее свидетелями. В университете подобной хуйни не вытворялось, по крайней мере в стенах учреждения.
— Ебанутый. — изрекает один, повернувшись в сторону другого.
— Ебанутный. — соглашается и кивает тот.
Он хоть и мягок, снег мой необъятный,
Он хоть и стелет пухом все луга,
В нем твердости и холода порядком
Больше, чем дерзости у самого меня.
Июньским днем они втроем собрались после пар на их излюбленном месте. Обеденный столик в саду университета был заполнен подносами с различным фастфудом и только Чонгук попивал банановое молоко, заедая его злаковым батончиком. Любимый перекус отошел на задний план, потому как скоро соревнования, и нужно было набирать массу. Вот он и таскает эти высококалорийные батончики повсюду, храня целую упаковку у себя в рюкзаке. Юнги и Тэхен этой страсти не разделяли и спокойно доедали свои бургеры, пока им не пришло уведомление об отмене последнего занятия, после которого они все должны отправиться на матч, дабы поддержать университетскую команду футболистов. Юнги радостно восклицает и предлагает парням пойти в кафе по близости, но Чонгук говорит что будет занят до матча, а Тэхен решает отказаться, говоря что не голоден, но Юнги отлично понимает, что занят Гук будет исключительно Тэхеном, а Тэхен вдоволь насытится Чонгуком. Ухмыльнувшись собственным мыслям, Юнги кивает и напечатав что то в телефоне, ложится на согнутые в локтях руки и достает из кармана пачку сигарет.
— Фу, Юнги. Ну почему это надо делать именно при мне? — морщится Гук, допивая свое молоко. Он сузив свои большие глаза внимательно следит за лучшим другом, который закуривает вишневую.
— Они почти не пахнут, идиот. Не ворчи.
— Это для тебя они не пахнут, а у меня обаяние хорошее.
— Обоняние, Чонгук. — вставляет свое слово Тэхен. Он тянется и забирает надкусанный батончик у младшего и запихивает его себе в рот.
— Будешь? — предлагает Тэхену Мин.
— Откажусь. Тоже не могу курить из-за запаха.
— То есть, ты хочешь сказать, что я не обаятельный? — Чонгук поворачивается к рядом сидящему хену и поднимет бровь в немом вопросе.
— Боже, я молчу. — сдается Ким дожевывая, и утыкаясь носом в конспекты.
— Вот и молчи. Хороший мальчик. — широкая ладонь тут же зарывается в платину и ерошит и без того непослушные пряди. Их обладатель молниеносно стреляет своими зелеными глазами в темный деготь напротив, и Чон тут же примирительно улыбается.
— Понял, не дурак. — поднимает он руки в сдающемся жесте. — Пойдемте на траву сядем. Мне нужно подышать землей, а то этот - парень кивает на Юнги — Весь кислород испортил.
— Какая же ты зануда. — качает головой Мин и тушит бычок об деревянную лавочку.
Они заносят подносы в столовую и прибирают со стола, а потом располагаются на постриженном газоне. Тэхен и Юнги садятся напротив друг друга, Чонгук же наглым образом укладывает голову на бедра Тэхена, и обвив одной рукой талию старшего, утыкается носом в его живот. Тонкая рука с длинными пальцами сразу начинает массировать темно- каштановый затылок, пока Тэ заводит незамысловатую беседу с Юнги, травя какие то байки из школьного времени. Гук мычит удовлетворено и оставляет поцелуй на складках футболки, прижимаясь теснее.
— Чонгук, еще чуть-чуть и ты заскулишь — посмеивается Мин.
— Да пошел ты. — басит Чонгук в чужой живот.
— Щекотно, дурень. — Тэхен оттягивает отросшие пряди на голове младшего и заглядывает в недовольное лицо с легкой полуулыбкой. Чонгук сам тут же ответно улыбается и смотря в блестящие изумрудом глаза, вытягивает губы трубочкой, посылая хену воздушный поцелуй.
— О боже. Избавьте меня от этого, я не могу видеть своего друга таким. Чон, мать твою, Гук, куда ты дел того недоступного альфача?
— Юнги, я вытащил того Чонгука этими пальцами. — Тэхен показательно вытягивает ладонь вперёд и шевелит своими пальцами, а возмущенный Чонгук подрывается с громким: «Хен!» Парни заливаются смехом, и Чонгук тут же прячет свое покрасневшее лицо в животе Тэхена, накрывая его ладонями, для пущей маскировки.
— Вы только посмотрите на него. Сам Чон Чонгук смущается, о нееет, я должен это заснять — Юнги достает свой телефон и включает камеру — А ну ка, принцесска, посмотри на меня.
— Отвали.
— Вот, ребята, смотрите. Этого человека боится весь универ, а он смущается из-за пальцев в жопе.
— Мин Юнги, чтоб тебя ...
— Ну все-все. — Тэхен кладет ладонь на лоб Гука и зачесывает его волосы назад. Улыбается так довольно, но старается сдерживаться, чтобы еще больше не смутить младшего — Давай, покажись.
— Отстаньте. — сопротивляется Гук.
— Давай, малыш. Чем быстрее ты посмотришь в объектив, тем быстрее он от тебя отстанет. Повернись на пару секунд. — теплая ладонь ложится на красную щеку и Чонгук отдирает руки от лица. Он неуверенно заглядывает в глаза Тэхена, а потом выдохнув поворачивается в сторону Юнги, показывая фак и посылая того нахуй. Потом парень снова отворачивается под общий смех и когда Тэхен с Юном перестают его дразнить, он сам не замечает, как под их монотонный бубнешь проваливается в сон.
Дотронься только, и тебя ошпарит градом.
А если хочешь снег под солнцем растопить,
Тебе придется притащить себя с отрядом,
Чтобы всем вместе льдинки эти раздробить.
— Да заткнись ты уже. — змеей шипит парень, сжимая пальцами его щеки. Лицо хена настолько близко, что Чонгук может уловить запах мятной жевачки, которую Ким выкинул перед входом в аудиторию.
— А ты заставь. — Чон смотрит с вызовом. В его глазах совсем нет страха, только железная уверенность в себе и насмешка. Он открыто провоцирует старшего, так жадно хватая крупицы его бешенства. Хочется еще.
— Чон Чонгук. — Тэхен подходит еще ближе и это заставляет сделать шаг назад, упираясь в край стола. Зеленые глаза зло буравят, вызывая мурашки, но не от страха, от предвкушения — Я тебя задушу, сукин ты сын.
Чонгук готов поклясться, что чуть не кончил только что. В паху внезапно начинает тяжелеть, а слова сами вырываются изо рта.
— Слабак. Только и умеешь языком трепать. Хотя тебе, очкарику, только это и светит. Поддерживай имидж зубрилы, пока ты это еще можешь, но стоит всем один разок увидеть тебя настоящего, как они все разочаруются. Ким Тэхен совсем не идеальный мальчик, он ебанный педик, который просто хорошо скр... — договорить ему не дает разом перекрывшийся кислород. Побледневшее от злости лицо хена выглядит не менее привлекательным, это первое, что замечает Чон, чувствуя, как его щеку опаляет яростное дыхание. Кажется, он все таки перегнул, иначе не знает, как объяснить сжимающие его шею руки. Глаза против воли норовят закатиться, и он глушит это желание вместе с вырывающимся стоном. Черт, да он же кончит прямо в штаны.
— Я тебя сейчас поцелую. — зачем то предупреждает Гук, еле шевеля губами.
— Ты ебанулся? — изумляется Тэхён и это вторая эмоция, которую младший впитывает в себя с особой жадностью. Должно быть, он и правда поражен, но что поделать, Чонгук правила этикета этично прогуливал.
Собственные руки, что безвольно лежали по швам до этого момента - поднимаются. Одна рука ложится на стройную талию и прижимает хена ближе к себе, а другая собственнически давит на выбеленный затылок. Чонгук умело пользуется чужим замешательством и целует. Целует так, как никогда и никого до этого. С жадностью. С желанием. С диким напором, будто хочет сожрать. Он это и делает. Проталкивает свой язык глубже, даже когда Тэхён сопротивляется, Гуку все равно. Он уже спустил все тормоза и последнее, что парень сейчас сделает, это выпустит его из своих рук. Со всей злостью, копившейся в нем все это время, он буквально выжимает тело в своих руках, желая испить до дна. Хен немного ниже, и Чонгук пользуется своим превосходством утробно рыча, когда губу больно прикусывают. Металлический привкус не портит этот поцелуй. Он добавляет ему кровожадности, и это как раз таки то, что идеально их описывает. Чон Чонгук жадный. Он сам понял это только что, когда Тэхён отстранился, чтобы глотнуть воздуха, но младший запротестовал, снова беря в плен чужие и такие вкусные губы. Ни с кем своим трофеем делиться не намерен. Только ему, только с ним, только вот так: голодно, страстно, по зверски.
— Чон ..... мхф - Чонгук меняет их местами. Он ловко поднимает Тэхёна за талию и усаживает на преподавательский стол, куда сам только что упирался. Заставляет скрестить за своей спиной худые лодыжки. Пальцы бегло исследуют белоснежную кожу под слоем рубашки и легкого свитера, но даже так, по всей руке проходят токовые импульсы. Тэхен невозможный. Такой красивый с этими растрепавшимися волосами и размытым взглядом. Его припухлые губы поблескивают, о боже, от их общей слюны и он уже совсем не против остаться. Смотрит своими глазами и хлопает светлыми ресницами, отчаянно хватая воздух ртом.
Температура в аудитории норовит пересечь градус плавления, потому что Чонгук ни на дюйм не отдаляется от Тэхена, только смотрит поглощающей темнотой и тоже прерывисто дышит.
Это был их первый поцелуй и он был просто головокружительный. Гук ловит себя на мысли, что по другому с этим человеком и нельзя. С Тэхеном только так: подойти, схватить, поцеловать. Ведь он и отношений никаких не заводит, не заигрывает, с девчонками на переменах не общается, он только окатывает их лютым холодом и просто проходит мимо. Унижает своим изумрудом в глазах, опускает ниже плинтуса. Впрочем, как и сейчас. Опять айсберги выстраивает, режет.
— Пусти меня.
На этот раз Чонгук отпускает. Вытирает тыльной стороной ладони губы и смотрит в пол. Улыбку скрывает довольную, а Тэхён спрыгивает со стола и буквально выбегает из кабинета, громко хлопнув дверью.
Они начали ругаться из-за него.
Вечно спокойный Ким Тэхён. Вечно уравновешенный Ким Тэхен. Вечно Ким «тебе меня не развести детскими манипуляциями» Тэхен. Раздражающий Ким Тэхён. Зануда. Очкарик. Тощий, ущербный и сука! Такой очаровательный, что хочется сдохнуть у него под ногами, как все-все неудачники, по которым он ходит.
Чонгука раздражают такие как Тэхен, которые делают вид, что не реагируют на происходящее, что им все равно. Как будто и Чонгук для него пустое место. Как будто он одним лишь взглядом осуждает его поведение и не стесняется презрительно ошпарить льдинками на дне зрачков каждый раз, когда они сталкиваются.
Чон твердо решил расшатать это напускное безразличие на чужом лице и у него получилось. Черт возьми! Злорадство просится на собственные губы, и парень вспоминая всю ярость на кукольном лице, лыбится, присаживаясь на край стола, где совсем пару мгновений назад сидел Тэхен. Он прикасается к искусанным губам кончиками пальцев и вспоминает, как сегодня на совместной лекции решил докопаться до него. Просто так, без причины. Потому что хочется.
Тэхен сидел за одной партой с блондинкой. Эта девушка постоянно крутится рядом с ним и Чонгук пока не может понять, друг она или девушка. Многие болтают что хен встречается с Джени Ким, возможно, это она и есть, хотя впрочем, неважно, потому что если они в самом деле встречаются, блондинка исключительно прикрытие. Идеальный Тэхен боится осквернить свою кристально чистую репутацию грязным голубым пятном. Но Чон то видел,
с каким энтузиазмом его хен растягивал себя в общей душевой, думая, что кроме него после физкультуры никто не моется.
Слово за слово во время разгара лекции и после третьего замечания, преподаватель оставляет их после занятий убирать целую аудиторию. Уже тогда на бледном личике висела тень раздражения, но он стоически не обращал внимания ни на Чонгука, ни на его провокации. Младший и без того ликовал, а доставлять ему еще большего удовольствие Ким не собирался. Но Гук прилип и теперь делает все, чтобы вывести его из равновесия. После занятия Тэхён решает все прояснить и подходит к собравшемуся сбежать Чонгуку, но они продолжают словесную перепалку и оба плюются в друг друга ядом, один набрасываясь, а другой защищаясь. Когда в аудитории не остается ни одного студента, Ким раздраженно выдыхает и расстегивает пуговицу на своей белоснежной рубашке, буквально излучая раздражение. Контролировать себя становится все труднее, а нахальная ухмылка вызывает желание приложить по голове чем нибудь тяжелым.
— Да заткнись ты уже.
Мне хочется верить, что это
Для вас и меня был урок.
Я, кажется, очень влюбился.
А признаться себе не смог.
После зала руки совсем онемели. Противно стягивающая корочка сдохших лейкоцитов застыла на разбитых костяшках, и Чонгук жалеет, что вообще туда пошел. Целее был бы. Но мысли постоянно вертятся у него в голове и если бы не спорт, он бы окочурился лежа у себя в кровати. Бокс помогает ему почувствовать боль на физическом уровне, глуша разрастающийся комок изнутри. Перед Юнги только стыдно, не хочется ему себя таким показывать. Разбитым и ничего не соображающим.
— Я очень скучаю, хен... - дрожащим шепотом в темноту. Чтобы никто не слышал, так тихо, чтобы самого себя под сомнение ставить. Грудь дерет нещадно. Что то скапливается там, внутри, противным комом оседая поперек легких и он хочет сделать вдох, но все, что выходит это противные всхлипы.
Чонгук пытается удержаться за край стола, однако сила притяжения тянет вниз. Давит своей тяжестью на плечи и парень оседает, как будто у него разом отняли все силы. Опускается на колени, старается сделать это осторожно, хватается за грудь. Вдох. Выдох. Вдох. Снова втыкают что то болезненно режущее прямо в грудную клетку, дробя и тельце и нежную мышцу, которая вот уже столько лет отказывалась работать.
— Тэ...хен. — Чонгук это имя ненавидит — Тэ..хе..н. — Чонгук это имя выжигает под ребрами собственноручно, гладит его пальцами, лелеет, шепчет. Каждую ночь шепчет. Зовет непрерывно, зубы в порошок стирает, прося самого себя остановиться, но все равно продолжает. Как мантру. Как все, что у него осталось. В действительности же так и было. Хуево ни-че-го. А в груди миллиарды взрывов, там война разразилась огромная; в стране из пламени, нахальства и самолюбия поселилась такая стужа, что лед изнутри покрывает все тело, отчего и голова работать отказывается.
— Хен. — влага собирается в уголках его глаз, но он по мужски ее сдерживает всеми силами. Не имеет права, сам виноват. Сам повелся, сам разрушил то хлипкое, что у него было. Сам. Сам. Сам. САМ — Да задохнись ты уже... — Гук впивается пальцами в волосы. Отрезвления не происходит, но вот ресницы стремильно намокают, а в дверь, кажется, остервенело стучат. Звук доходит будто через толстый слой воды, и ощущение, что он погрузился на самое дно. Думает, что если вести себя тихо, то его оставят в покое, но раздражение усиливается с каждым новым стуком, который сопровождается плохо различимым выкриком. Никому Чонгук открывать не собирается, поэтому просто ложится на холодный пол и закрывает глаза, пытаясь унять бурю раздражения внутри и у него получается. Тишине что в нем поселилась, уже и глушить нечего, там все человеком одним потушено, намертво оледенело и сковано. Теперь он сам в ней медленно растворяется и только одно имя вытягивает его снова и снова, он его шепчет как мантру, как все, что у него осталось.
А по ту сторону двери мечется взволнованный и взвинченный Юнги, пытаясь как угодно открыть гребанную дверь, ведь застрявший там Чонгук срочно нуждается в специализированной помощи, даже если снова от нее откажется. Потому что позвонившее Юну соседи Чонгука уже не знают что делать с его истошными воплями по ночам, и сам Юнги, если честно, тоже.
Чонгук видит, как они познакомились, он в этой темноте лишь треснуто тянет губы в подобии ухмылки и закрывает лицо руками. Это случилось полгода назад, когда он впервые заметил новенького. Ученика по обмену.
Он вернулся после очередных сборов в Пусане, тренер попросил его помочь и пользуясь своим положением в университете, его легко отпустили. Гука не было все первое полугодие, и из за соревнований он приезжал в Сеул только на сдачу экзаменов. Виделся исключительно с Юнги и директором Намом, чтобы уладить основные вопросы по учебе и опять уезжал, а когда вернулся, в универе будто что то поменялось: все ходили какие то радостные, светящиеся, с искорками в глазах. Его не было всего шесть месяцев, а по ощущениям - целый год. Когда входная дверь за Чонгуком громко хлопает, в главном холе воцаряется тишина. Все оборачиваются на прибывшего короля и у них тут же меняются лица. Вот они — старые, добрые друзьяшки, а то как не родные.
Засунув руки в карманы черных брюк, Чон надменно осматривает их всех вздернув подбородок и протолкнув язык за щеку. Студенты опускают свои головы и выстраиваются в ряд, вдоль собственных шкафчиков, приветствуя того, кого они бы еще сто лет не видели. Наблюдать за этим одно удовольствие.
— Ну здравствуйте, мои хорошие. — улыбается Чонгук и выходит в центр хола. — Как у вас тут дела? Вижу, что очень скучали. — взгляд темно-карих глаз плавно скользит от одного студента к другому, и замечая на их лицах страх вперемешку с разочарованием, Гук вожделенно выдыхает и закрывает глаза в наслаждении, как вдруг со стороны лестницы криком доносится волнующие «Стой, Тэхён!» Кто то в толпе удивлено ахает и Чонгук замирает, повернув голову в коридор, откуда доносился звук. Его конечно не было шесть месяцев, но это вроде не означает, что можно воздвигнуть на себя ношу бессмертия. Почерневший от раздражения взгляд натыкается сначала на маленькую блондиночку, которая преграждает дорогу какому то парню, что лишь на немного выше ее самой.
— У нас новенькие? — спрашивает Чонгук не отрывая взгляда от двух людей, что прерывают его приветствие.
— Д-да... это - порывается ответить парнишка из футбольной команды, но неизвестный новенький шикает на подружку и выходит вперёд. Весь зал буквально замирает. Все смотрят то на Чонгука, то на паренька в красном джемпере, который с абсолютным безразличием проходит мимо Гука, ни разу на него не посмотрев.
У Чонгука дыхание перехватило от такой наглости. Он смотрит на платинового блондина как в замедленной съемке, и все слова разом пропадают у него из головы. Словно завороженный, парень бегает глазами по бледному лицу, желая рассмотреть как можно больше деталей, но все, что ему удается, это маленький шрамик на правой щеке и ... зеленые глаза? Ему должно быть показалось, но за белесыми ресницами, что так не свойственны корейцу — прятались два светлых изумруда, обрамленные темной окружностью по краям. Парень на Чонгука не посмотрел, но осадочек после себя оставил, заставляя Чона вытянуть руку вперёд, и схватить обнаглевшего красавчика за рюкзак на спине.
Девушка остановившаяся позади Чонгука пищит и закрывает руками рот, ошалелыми глазами следя за действиями главного вредителя этих стен.
— Неужели за шесть месяцев моего отсутствия, тебя никто не научил манерам. — надменность всегда была его отличительным талантом, думает он.
— Видимо, ты с ними тоже не знаком — неизвестный поворачивается в профиль и впиваясь глазами в остановившего его, дергает за лямку от рюкзака, выдав лишенное эмоций: — Пусти.
Чонгук готов поклясться, что впервые видит такой взгляд. Он всматривается в зелень перед собой и понимает, что растерялся. Он. Растерялся. Даже мурашки противно поползли по позвоночнику, разжигая внутри интерес, с которым он разберется позже.
— Как зовут.
— Слушай, парень. Я непростительно опаздываю и если ты сейчас же меня отпустишь, мы спокойно разойдемся. Меня не интересуют публичные баталии.
Чонгук чуть не упав от услышанного громко заводится смехом и хватает блондина за плечо, резко дергая на себя. Теперь Гук может с удовольствием рассмотреть и все все родинки на этом, черт возьми, кукольном лице, и парфюм легкий почувствовать: что то цветочное, не навязчивое.
— Как его зовут. — обращается он к толпе и самый смелый выкрикивает «Тэхён» Чонгук улыбается.
— Ну что ж, Тэхён. — пробует он имя на вкус и млеет от того, насколько оно подходит этому парню — С этого дня, я лично буду заниматься твоим воспитанием. Чон Чонгук вернулся домой, малыши! – выкрикивает он и люди заполонившие хол начинают кричать и улюлюкать, наконец приветствуя своего короля, которому каждый из них желает всего самого худшего. Под шумок Тэхён вырывается из под тяжелой руки Гука и быстрым шагом уходит ни разу не обернувшись, а Чонгук не сведет своих глаз, пока блондинистая макушка не скроется из виду.