Эхо внутри
Дни шли один за другим - школа, привычные уроки, короткие разговоры с ребятами. Всё повторялось почти одинаково, и от этого время казалось ещё более тягучим. А дома всё сводилось к музыке. Листы с её песнями валялись где попало: под кроватью, на полках, между книгами. Иногда Ардис брала гитару и пробовала перебрать старые риффы, проверяя, как слова ложатся на звук. У родителей же, далеко от неё, пылилась первая гитара - забытая, но значимая. И мысль о ней будто напоминала: всё началось именно тогда, и бросить это уже невозможно.
Морден незаметно стал появляться всё чаще. Сначала просто проходил мимо, потом задерживался, а теперь мог спокойно сидеть рядом и болтать, будто всегда был частью их компании.
Родители тоже не забывали о себе. То звонок, то сообщение, и каждый раз за привычными вопросами про школу проскальзывало одно и то же: «А что ты решила насчёт будущего?» Ардис старалась отвечать коротко, не вдаваясь в подробности.
И всё шло своим чередом, пока один вечер не изменил привычный ритм. Родители попросили её приехать.
Ардис приехала к родителям в выходные. Дом встретил её запахом хлеба и тихим потрескиванием радио на кухне. Сначала всё шло привычно: мама расспрашивала о школе, папа жаловался на соседей, смеялись над какими-то старыми семейными историями. Казалось, будто ничего не изменилось.
Но после ужина мама вдруг заметила:
- Ты ведь всё ещё играешь на своей гитаре, на этой электрической?
- Играю, - коротко ответила Ардис.
Папа посмотрел на неё, долго, словно пытаясь разглядеть что-то за словами.
- Знаешь, музыка - это красиво. Но она редко становится будущим. Жизнь ведь не только в том, чтобы звучать громко, - он сделал паузу. - Важно, чтобы в ней был смысл, путь, что-то надёжное.
Мама добавила мягче:
- Музыка хороша, как свет в окне. Но свет ведь не кормит. Ты можешь играть для себя, для души, для друзей... Но не стоит строить на этом всё будущее. Ты же умная девочка, у тебя могут быть и другие дороги.
Ардис молчала, уткнувшись в чашку. Она чувствовала, что их слова словно проходят мимо сути. Для них гитара - просто предмет. А для неё - дыхание, которое не отнять.
- Может, ты сама ещё не знаешь, чего хочешь, - продолжила мама, будто оправдываясь. - Мы только боимся, что ты потеряешь время, гоняясь за чем-то зыбким.
Папа тихо хмыкнул:
- Мир редко даёт шанс тем, кто идёт против правил. И музыка - она прекрасна, но жестока. Там слишком много тех, кто верит, что найдёт своё место, а остаются - единицы.
Слова ложились тяжёлым грузом. Ардис слушала и понимала: они просто не видят того, что видит она. Для них музыка - риск. Для неё - единственный путь.
Когда разговор затих, Ардис поднялась наверх. В доме всё казалось слишком знакомым - лестница скрипела на том же месте, обои были те же, что и в её детстве. Она толкнула дверь в комнату, которую давно перестала называть своей.
Запах пыли и старых вещей ударил в нос. В углу, на верхнем шкафу, как забытая тень, лежала старая акустическая гитара. Вся в сером налёте, с треснувшей накладкой на грифе, она будто смотрела на Ардис немым укором.
Она потянулась, осторожно сняла её сверху. Пыль слетела облаком. Гитара была лёгкой, почти хрупкой - и совсем не похожей на её тяжёлую электрогитару дома.
Ардис провела пальцами по струнам. Они звякнули глухо и фальшиво, но в этом звуке было что-то особенное - словно шёпот прошлого.
Она присела на край кровати и долго смотрела на инструмент. В голове всплыли первые аккорды, первые неуверенные песни. Тогда всё казалось простым: музыка была игрой, забавой. Сейчас же - её смыслом, тем, без чего не будет будущего.
Гитара молчала, но будто спрашивала её: «Ты уверена?»
Ардис всё так же сидела и смотрела на старую гитару, словно на часть прошлого, от которой не до конца готова была оторваться.
Она тихо выдохнула и почти шёпотом сказала:
- Ты осталась здесь... а я должна идти дальше.
Пальцы ещё раз коснулись грифа, будто прощаясь, и она поставила её на место.
В комнате стало тихо, и эта тишина показалась ей тяжелее любых слов родителей.
Ардис развернулась и вышла, стараясь больше не оглядываться.
В прихожей родители что-то обсуждали между собой, даже не сразу заметив её шаги. Ардис остановилась, посмотрела на них - и вдруг поймала себя на мысли, что не хочет продолжать разговоры про «будущее» сегодня.
Она натянула обувь и бросила спокойно, почти буднично:
- Если стоять на месте, ничего не изменится.
Родители переглянулись, будто хотели что-то спросить, но Ардис уже открывала дверь.
Хлопок замка отрезал её от их слов, и она вышла в прохладный вечер, чувствуя странное облегчение.
Ардис шла по улице без особой цели - просто тянула время, будто откладывала что-то важное. Казалось, последние дни были слишком плотно забиты музыкой: дома - листы с песнями, в школе - разговоры, даже в голове звучали бесконечные обрывки мелодий. И вдруг ей впервые пришло в голову: а если это всё не моё?
Мысль кольнула и тут же потерялась, но осадок остался.
На углу стоял старый магазин, где давно облупилась вывеска с едва читаемым словом «музыкальный». Она даже не помнила, чтобы кто-то сюда заходил. Дверь скрипнула, и Ардис оказалась внутри.
Запах пыли, лака и чего-то выдохшегося. На полках - пластинки с выцветшими обложками, стопки кассет, облупленные футляры для гитар. Где-то из угла сипел старый динамик: хриплые аккорды чужой эпохи, голоса людей, которых она даже не знала.
Ардис провела пальцами по грифу старой акустики, прислонённой к стене. Инструмент был весь в трещинах, с облупившимися струнами. Но в нём всё равно было что-то живое. И почему-то именно здесь ей стало не по себе. Слишком много музыки вокруг - но вся она чужая. Она стояла среди звуков, которые не имели к ней никакого отношения.
Она подумала: «Инструменты умирают не от времени, а от тишины. В этом они похожи на людей. Если молчишь слишком долго - внутри начинает осыпаться что-то важное, незаметное. Может, смысл не в том, чтобы однажды выбрать себе профессию и жить по чужим планам. Может, всё проще: не дать себе замолчать. Потому что пока звучишь - ты живёшь. А стоит смириться с тишиной, и даже мечты становятся чем-то вроде пыльной гитары на шкафу: вроде есть, но уже никому не нужна.»
Ардис стояла у ряда гитар, всматриваясь в их полированные корпуса. Свет ложился на дерево мягко, но в этом блеске было что-то тревожное - слишком уж безмолвным казалось это великолепие. Она провела пальцами по грифу и ощутила сухость струн, словно их давно никто не трогал.
- Инструменты всегда ждут, - сказал за её спиной спокойный, но глубокий голос.
Она обернулась. Мужчина лет семидесяти, с усталым лицом и ясными глазами, наблюдал за ней.
- Инструменты? - уточнила она.
- Да. Их бросают так же, как бросают мечты, - он чуть усмехнулся, но в усмешке не было радости. - Они ждут, но не все возвращаются.
Ардис замерла, глядя на него.
- А вы... возвращались?
Он отвёл взгляд к витрине.
- Нет, - сказал тихо. - В молодости думал: ещё успею. Подожду. Потом семья, работа, заботы. И вот... очнулся - а музыка уже не моя. Только жалею, что позволил другим решать за меня.
На миг повисла тишина. Ардис крепче сжала ремешок рюкзака в руках.
- Я не собираюсь бросать, - сказала она тихо, но твёрдо. - Иногда думаю, что музыки во мне даже слишком много.
- Так и должно быть, - ответил он. - Она выбирает тех, кто не умеет её заглушить.
Он посмотрел на неё чуть дольше, чем нужно, словно хотел запомнить.
- Не повторяй моей ошибки. Делай. Не жди удобного времени - его не будет.
Слова остались в ней тяжёлым эхом. Она кивнула, и, уходя, ещё раз оглянулась. Мужчина стоял всё там же, но уже будто в стороне, как тень чужой судьбы.