III - IV
III
Ветер трепал подол безупречно белого косодэ, раскидывая в стороны и играя с безвольной плотной тканью. Шифер смотрел на безжизненное тело врага. Дыра в груди, как и у него, но Куатро мог двигаться, а Ичиго Куросаки нет. Пафосные и длинные речи - оказывается всё, на что был горазд этот недошинигами. Всё оказалось слишком просто.
***
Длинные коридоры, безжизненные стены простираются вся дальше и дальше. Он заходит к пленнице, без предупреждения. Непривычно, но она даже не оборачивается. Все эти ее надежды, нелепые рассуждения про сердце и чувства... Ему интересно, что она скажет теперь, когда для неё ничего не осталось. Интересно? — Ты ведь знаешь, женщина, — начинает он, стараясь привлечь ее внимание. — Последнего из твоих друзей уничтожили. Застывшая девушка долго не подаёт признаков жизни, но когда Улькиорра приближается к ней, она слабо поворачивает голову: рыжие волосы спадают по плечам, по спине. Надсмотрщик не сводит взгляда. Она молчит, но остекленевшие глаза говорят громче всяких слов. Невозможно, но без слез и крови слишком много боли.
IV
Иноуэ потеряла свою значительность, и следить за ней больше не входит в обязанность Шиффера, но он оставляет за собой будущее пленницы. Улькиорра по-прежнему заставляет ее кушать: угрозы на неё не действуют, приходится прибегать к грязным методам. Он способен марать руки. Иногда ему кажется, что осталось совсем немного: чуть-чуть, и он поймёт, в чем заключается эта загадка. Но порой, когда он слышит тихий, но в то же время истошный плач девушки, то ему становится сложно понять себя.
***
Планы Айзена отнимают много времени. Четвёрка занимает себя делами: нужными и ненужными. Арранкар редко навещает узницу. И когда он замечает синяки на её лице, старается относиться к этому равнодушно, как обычно, ограничиваясь простыми вопросами о состоянии здоровья. Орихиме изредка ему отвечает несвязными словами, чаще кивком головы. Иногда, когда он к ней заходит, она этого даже не замечает, всё больше погружаясь в свои мысли и сливаясь с серостью её скромного прибежища. — Я могу вернуться домой? — как-то неожиданно спрашивает она Улькиорру. — Не задавай бессмысленных вопросов. Когда она снова предаётся самозабвению, давая лживым мечтам пустить ядовитые корни в своём сердце, на ее лице расплывается улыбка. Ещё одна загадка для Шиффера: почему столь незначительное изменение в мимике зажигает в нём столько жизни?
***
С ним что-то не так. Иначе, он смог бы сделать несколько шагов к беспомощной девушке, жмущейся к холодным стенкам на стыке угла. Мог бы задать ей привычные вопросы и уйти, выполнив свою работу. Кого он обманывает? Она давно перестала быть его работой. Можно было даже не возвращаться к ней, забыть и плевать, что с ней будет.
Красные разводы на полу приковывали взгляд. Повсюду лежали оборванные клоки того, что некогда было одеянием пленницы. Лоскутки одежды свисали по краям, и с трудом прикрывали ее нагое тело. Сама она сидела уткнувшись лицом в колени. Рыжие волосы в беспорядке струились по плечам, образуя сетку с полосами багрово-красных и лиловых синяков на ее коже. Иноуэ прижимала одну руку к боку, густая и тёмная кровь просачивалась сквозь её пальцы.
— Кто? — опережая свои мысли, спросил Шифер.
Четвёрка сделал несколько резких шагов и остановился перед скрюченной фигурой узницы. Орихиме подняла голову и посмотрела на своего надсмоторщика. У неё был уставший взгляд, покрасневшие склеры с полопавшимися капиллярами и все такие же карие радужки, блестевшие от горячей влаги. Её губы опухли и в уголке виднелась алая струйка, что тянулась до самого подбородка.
Арранкар сжал пальцы, до хруста. Дыра в груди словно становилась шире. Он всегда был рассудительным, но внезапно возникшее желание разрушало все его догмы. Он не понимал, почему хотел протянуть к ней руку. Это нелепо. В знакомой реальности не было ничего, что должно сильно волновать, что должно беспокоить, что нужно хотеть. Всё мусор. Но она... что с ней не так?
— Я хочу домой! — казалось бы, спустя вечность, он услышал её голос. Осевший, надломленный, но её.
— Излечи себя! — велел он ей, собираясь уходить подальше от неизвестных и непонятных наваждений, которые все усугубляли.
— Отпустите меня... — остановила его Иноуэ, схватив за подол хакама. — Пожалуйста, Улькиорра!
Слова, озвученные шёпотом, разрывали вязкую реальность наполненную пеплом, оглушительным криком раздаваясь в его пустоте, что же с ним творилось? Почему казалось, что выкроенная дыра в груди сходилась воедино, обрастая гладью кожи, наполняясь кровью, соединяя артерии, образуя нервы и сосуды.
Он слышал стук сердца. Её сердца. Равномерное постукивание, оно замедлялось.
— Вылечи свои раны женщина! — делая усилие над собой, потребовал Куатро.
Орихиме протянула дрожащую руку и разомкнула ладонь. Бирюзовые осколки, те, что когда-то были ее божественной силой, воспоминанием — разбиты.
— Я теперь бесполезна для вас, позвольте мне уйти.
Позволить уйти? Эта женщина являлась мусором, пока не показала свою необычную силу. Теперь, когда она потеряла ее, что же мешало ему продолжать так думать? Можно было проделать дыру в ее груди, посмотреть, как в предсмертных конвульсиях будут закатываться карие глаза. Можно было вскрыть ее грудную клетку, раскроить череп, да все тело и найти ответы. Можно было. Айзен-сама его бы не осудил. Но каждая клетка словно пропиталась свинцом, лишая его подвижности. Руки стали невыносимо тяжёлыми. Воздух вокруг стал ощутимым, словно кислородные частицы соединились в сплошную сухую материю, которая проникая в ноздри, оставляла в лёгких засуху. Он не был способен убить эту женщину, не был способен её понять. Он и себя понять не мог.
Неспешным уверенным шагом, он подошёл к дивану и взял с неё лёгкую простынь. Под его точными движениями ткань обвила пространство, совершая короткий полет, и опустилась на плечи девушки. К Орихиме вернулась способность удивляться, когда бесчувственный тюремщик начал окутывать ее мягкой тканью, но на этом его странности не закончились: Улькиорра наклонился к ней и поднял на руки легким, неуловимым движением, как-то слишком заботливо, ему несвойственной манерой.
Шиффер открыл гарганту и шагнул в её дебри вместе с Орихиме.