Глава 2
Эхо в тишине
Коридор школы гудел, как потревоженный улей. Я прижалась к стене, стараясь стать еще незаметнее, еще меньше. Смех Эйдана все еще звенел в ушах, острым осколком царапая изнутри. Ненавижу. Ненавижу его, школу, себя.
Я добралась до своего убежища – старого, заброшенного кабинета музыки на третьем этаже. Здесь давно никто не занимался, инструменты пылились в углу, на стенах облупилась краска. Но для меня это место было оазисом, тихой гаванью в бушующем океане школьной жизни.
Я осторожно закрыла дверь, прислушиваясь. Тишина. Только мое прерывистое дыхание нарушало ее. Я подошла к старому, расстроенному пианино. Провела пальцами по клавишам, и из-под них вырвался хриплый, печальный звук.
Это пианино помнило лучшие времена. Оно помнило звонкие детские голоса, неумелые гаммы, робкие аккорды. Оно помнило меня.
Я села на скрипучий стул, закрыла глаза и положила руки на клавиши. Медленно, неуверенно, я начала играть. Сначала это были просто отдельные ноты, разрозненные, как осколки разбитого зеркала. Но постепенно они складывались в мелодию.
Это была мелодия моей души. Грустная, тихая, полная боли и надежды. В ней были отголоски моего прошлого, шепот моих страхов, крик моего молчания.
Я играла, и слезы текли по моим щекам. Музыка вырывалась из меня, как птица из клетки. Она уносила меня прочь от школьного коридора, от насмешек, от одиночества. Она уносила меня туда, где я была сильной, где я могла говорить, где я могла быть собой.
Вдруг я услышала скрип двери. Я резко замолчала, обернулась. На пороге стоял Эйдан.
Он смотрел на меня. Не насмешливо, не с любопытством. В его глазах было... понимание?
– Я... я слышал музыку, – тихо сказал он. – И пошел на звук.
Я молчала, судорожно сжимая край юбки. Что он здесь делает? Как он меня нашел?
Эйдан сделал шаг вперед.
– Это... это было красиво, – сказал он. – Очень красиво.
Я опустила глаза. Я не привыкла к комплиментам. Особенно от него.
– Я... я не знал, что ты играешь, – продолжил он. – И что ты... что ты пишешь музыку.
Я подняла на него взгляд. Откуда он знает?
– Твоя тетрадь, – он кивнул на мою тетрадь, которая лежала на пюпитре. – Она... она была открыта. Я увидел ноты.
Я покраснела. Моя самая сокровенная тайна, мои песни, мои чувства – все это было выставлено напоказ.
– Не бойся, – сказал Эйдан, заметив мое смущение. – Я никому не скажу. Я... я понимаю.
Он подошел ближе и сел рядом со мной на стул. Между нами повисло молчание. Неловкое, но... не такое уж и пугающее.
– Ты можешь... ты можешь сыграть еще? – спросил он, нарушая тишину.
Я колебалась. Мне было страшно. Но в его глазах я видела искреннее любопытство, искреннее желание услышать.
Я кивнула. И снова положила руки на клавиши.
Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и начала играть. На этот раз мелодия была другой. Она была более смелой, более уверенной, в ней звучали нотки надежды, пробивающиеся сквозь тучи отчаяния. Я играла не для него, а для себя. Но знание, что он слушает, придавало мне сил.
Пальцы порхали по клавишам, извлекая из старого инструмента звуки, полные жизни. Я вкладывала в музыку все свои чувства: боль от предательства, страх перед будущим, тоску по прошлому, робкую надежду на исцеление. Музыка была моим голосом, моим криком, моим шепотом, моей исповедью.
Когда последняя нота затихла, я открыла глаза. Эйдан сидел, не шевелясь, словно зачарованный.
– Это... это невероятно, – прошептал он. – Ты... ты очень талантлива.
Я смущенно улыбнулась. Приятно было слышать это, даже если я не до конца верила его словам.
– Как... как ты научилась так играть? – спросил он.
– Мама, – ответила я, голос дрогнул. – Она была пианисткой. Она... она учила меня.
Воспоминания нахлынули, как волна, грозящая захлестнуть меня. Я увидела маму, ее улыбку, ее нежные руки, порхающие по клавишам. Я услышала ее голос, ее смех, ее любимые мелодии.
– А... а что случилось? – осторожно спросил Эйдан, заметив мое состояние.
Я закусила губу. Мне не хотелось говорить об этом. Не хотелось снова переживать ту боль. Но почему-то именно ему, именно сейчас, мне захотелось рассказать.
– Она... она погибла, – тихо сказала я. – В автокатастрофе. Два года назад.
Эйдан молчал. Он не стал говорить банальных слов сочувствия, не стал делать вид, что все понимает. Он просто молчал, давая мне возможность выговориться.
– С тех пор... с тех пор я не могу говорить, – продолжила я, голос дрожал все сильнее. – Не могу петь. Не могу... общаться с людьми.
– Но ты можешь играть, – сказал Эйдан, глядя мне прямо в глаза. – Ты можешь говорить через музыку. И это... это гораздо сильнее, чем любые слова.
Его слова отозвались теплом в моей душе. Впервые за долгое время я почувствовала, что меня слышат. Что меня понимают.
– Может... может, ты сыграешь со мной? – неожиданно для себя спросила я.
Эйдан удивленно поднял брови.
– Я? Но... я не умею играть на пианино.
– Я научу, – тихо сказала я. – Если... если ты захочешь.
Он улыбнулся. Той самой обаятельной улыбкой, которая сводила с ума всех девчонок в школе. Но сейчас в этой улыбке не было ни капли фальши.
– Я очень хочу, – сказал он.
В этот момент, в старом заброшенном классе музыки, под звуки расстроенного пианино, между нами возникла хрупкая, едва заметная связь. Связь, сотканная из музыки, молчания и... надежды.
Я подвинулась, освобождая место на стуле. Эйдан сел рядом. Я положила его руки на клавиши, показала, как ставить пальцы. Его руки были большими и теплыми, мои – маленькими и холодными.
Мы начали играть вместе. Неумело, робко, но... вместе. И в этот момент я перестала быть невидимкой. Я была услышана.
Сначала Эйдан путался, нажимал не те клавиши, сбивался с ритма. Я терпеливо поправляла его, показывала снова и снова. Он старался, хмурил брови, сосредоточенно глядя на мои руки. И постепенно у него начало получаться.
Мы играли простую мелодию, которую я сочинила несколько недель назад. Она была о хрупкости надежды, о свете, пробивающемся сквозь тьму. Играя ее вместе с Эйданом, я чувствовала, как эта надежда становится сильнее, как свет разгорается ярче.
Наши пальцы переплетались на клавишах, иногда случайно соприкасаясь. Каждый раз, когда это случалось, по моему телу пробегала дрожь. Не от страха, а от какого-то нового, незнакомого мне чувства.
– Ты... ты чувствуешь музыку, – сказала я, сама удивляясь своему голосу. Он был хриплым и тихим, но Эйдан услышал. – Ты... ты слышишь ее.
Он поднял на меня взгляд. В его глазах светилось удивление и... восторг.
– Да, – прошептал он. – Я... я никогда раньше такого не чувствовал.
Мы продолжили играть. Теперь мелодия звучала по-другому. Она стала более объемной, более насыщенной. К моему тихому голосу присоединился его – неуверенный, но полный искреннего чувства.
Внезапно дверь класса распахнулась, и на пороге появилась миссис Дэвис.
–Эйдан! – воскликнула она. – Я ищу тебя по всей школе! Репетиция...
Она замолчала, увидев нас. Ее взгляд скользнул по моим рукам, лежащим поверх рук Эйдана, по нашим лицам, по старому пианино. В ее глазах отразилось удивление, смешанное с... одобрением?
– Я... я не буду вам мешать, – сказала она, смущенно улыбнувшись. – Продолжайте.
И она тихо закрыла дверь.
Мы с Эйданом переглянулись. На его губах играла улыбка. Я тоже улыбнулась, впервые за долгое время – искренне и свободно.
– Кажется, у нас появился секрет, – сказал он, подмигнув.
Я кивнула. Секрет, который связывал нас. Секрет, который давал мне надежду. Секрет, который, возможно, изменит мою жизнь.
Мы продолжили играть. Музыка заполняла комнату, вытесняя тишину, страх, одиночество. Она создавала новый мир – мир, где я могла говорить, где я могла быть услышанной, где я могла быть... собой.
И в этом мире, рядом со мной, был он. Эйдан Ривз. Звезда школьной рок-группы. Тот, кто увидел меня сквозь мою невидимость. Тот, кто услышал мою музыку. Тот, кто, возможно... станет моим другом.
Мы играли, пока солнце не начало садиться, окрашивая небо в багровые и золотые тона. И в этот момент я поняла, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.
(Продолжение следует...)
_______________________
Подпишитесь пожалуйста на мой телеграмм канал https://t.me/leasoft_books
leasoft| книги и писательство