chapter 14
Инди
Инди: Думаю, песня на десять минут будет очень хороша.
Эддисон: Надеюсь, ты ему об этом не сказала.
Инди: Нет. Я сказала, что она никуда не годится.
Хадсон: И что он ответил?
Инди: Джейден считает, что я говорю как настоящий «костюмчик» типа Эддисон Рае и что она была нанята, чтобы договариваться о крупных контрактах с лейблами, а не писать новый альбом. Он также добавил, что однажды застукал вас, качающей головой в такт песни Maroon 5, и тот факт, что вы для него все еще существуете после такого, – настоящее чудо, так что не стоит испытывать судьбу. Опять же, это его слова, не мои.
Хадсон: Типичный Джейден.
Эддисон: С этим мы поработаем. Индиго, как он? На твой взгляд, с ним все нормально?
Я не знала, как на это ответить. Джейден всегда выглядел так, словно душа его разбита, но напускная храбрость была подобна стали. Я не достаточно близко с ним знакома, чтобы судить о текущем состоянии – хорошее оно, плохое или ему на все плевать. Джейден не был похож на человека с суицидальными наклонностями, но и я не дипломированный психиатр.
Инди: Грубит, но все нормально.
Хадсон: Как обычно.
Инди: Они с Квинтоном не ладят.
Хадсон: А было иначе?
Эддисон: Держи нас в курсе, Индиго.
Хадсон: Индиго?
Инди: Я же сказала, что отвечу только на Инди.
Хадсон: ОФИГЕТЬ.
Хадсон: Думаю, Джейден и на тебя влияет.
О, он даже не представляет как.
Pov Инди закончен
Pov Джейден
Токио, Япония
Не очень веселый факт: если ты алкоголик, бутылка шампанского в руках равносильна полуавтоматическому оружию. Опасно, но все еще законно во всех пятидесяти штатах.
Я не знаю, кто продолжал присылать шампанское в каждый номер, где я останавливался во время этого турне, но кем бы он ни был, он имел доступ к конфиденциальной информации, злые намерения и много свободного времени.
Каждый раз, приезжая в новый город, Брайс, Эддисон и Хадсон должны были звонить в отель и просить убирать из мини-баров спиртное.
От меня держали подальше все, от чего я мог заторчать, включая жидкость для полоскания рта, средство для удаления пыли и антисептик для рук.
Клянусь: то, что я все еще нормально пах – чудо. И хотя я был слишком поглощен ненавистью ко всему миру, чтобы пытаться взять реванш или злиться, моя трезвость являлась результатом обстоятельств и лени.
А сейчас у меня в руках оказалась бутылка шампанского и минутка наедине с собой.
Представьте себе.
Брайс мог подняться в наш номер в любую секунду, и у Инди есть ключ от президентского люкса, так что я быстро замотал бутылку в худи и сунул в один из чемоданов.
Они бы с катушек слетели, узнав, что я нашел бутылку на пороге. В первый раз, когда Брайс открыл дверь и нашел бутылку «Jameson», он вышвырнул ее в окно и ругался, глядя как она погружается в океан.
После второго раза он нанял частного сыщика, а сам двадцать минут приходил в себя в ванной.
А Инди… она отправится на охоту по всему миру, выслеживая тех, кто пытался сбить меня с пути благоразумия, перевернет каждый камень, пока не найдет их. Не важно, что я точно знал, кто этот ублюдок и где он был. В постели, с моей бывшей девушкой.
Это напомнило мне, что нужно ускорить план «Стардаст в моей постели» до моего возвращения к Медс. Она, может, и изменщица, но я – нет.
Это решение не казалось продуманным или чрезвычайно умным. Конечно, я видел Инди, свернувшуюся калачиком, как котенок, на диване частного самолета, положившую голову на бедра Квинтона– его промежность – но я не ревновал.
Мое сердце беспомощно колотилось в груди, как раненый солдат, потому что Вэйтроуз не заслужил ничего такого, тем более – единственной девушки в турне.
Единственной. Девушки. В. Турне.
Если кто и залезет к ней в трусы, то это буду я, а не мой вероломный барабанщик и заклятый друг.
Вставая с моего открытого чемодана, где аккуратно лежало шампанское, прикрытое одеждой, я прошелся по темной комнате – люстра из кованого железа свисала с потолка словно хитрый монстр.
Здесь были черные обои с красными японскими иероглифами. Я остановился на кухне, пролистывая блокнот со вчерашними записями.
Прогресс.
Моя душа уже не была такой пустой, когда я подошел к панорамному окну на всю стену с видом на Токио.
Чистый. Загруженный. Самодостаточный. Токио строили высоким, широким, как будто уверенный художник рисовал его длинными штрихами.
Я уже бывал здесь однажды, и у меня остались приятные воспоминания о сексе вчетвером и автомате с использованными трусиками, который я опустошил.
Я не сразу пошевелился, когда зазвонил телефон. Единственные люди, с которыми я разговаривал, уже были в турне, как бы трагически и жалко это ни звучало, а Эддисон и остальная часть персонала обычно связывались напрямую с Брайсом, потому что он реже бывал придурком с переменчивым настроением.
Нахмурившись, я достал телефон из заднего кармана.
Мама.
Только не сегодня, дражайшая матушка.
Я не ответил, наблюдая, как снова вспыхивает экран.
Она не позвонила, когда я расстался с Медс.
Или когда я первый раз попал в реабилитационный центр.
Второй раз она даже не удосужилась ответить на звонок, когда я отчаянно нуждался в разговоре хоть с кем-нибудь, даже с этой бессовестной рожей.
Она подняла трубку лишь раз, чтобы поговорить со мной после происшествия на «Грэмми» и сказать про круги под глазами и что синий – не мой цвет.
Это означало, что ей либо нужно сообщить плохие новости, либо попросить еще больше денег, чтобы оплатить очередную пластическую операцию или азартные игры.
К несчастью для нее, я работал над тем, чтобы не позволять людям иметь меня.
Поскольку мама была так же полезна в моей жизни, как чертова лейкемия, я решил удалить ее.
В дверь вошел Брайс, разговаривая с Эддисон по телефону.
– Эддисон. Эддисон. Эдд-и-и-сон, – последнее обращение приправлено усталостью. – У меня все под контролем, поверь. А если мне вдруг понадобится оставить его на несколько часов, Инди примет вахту. Девчонка следит за ним, как ястреб.
Я выбросил сигарету в мусорку, хотя ее янтарный кончик все еще горел. Запах чего-то ненатурального – пластика или полиэстера – распространился по комнате, а я плюхнулся на низкий черный диван и уставился в потолок.
– Как дела? – спросил Брайс, бросив свой мобильный на кухонный островок из черного мрамора.
Я украл бутылку шампанского и, возможно, выпью ее залпом в следующий раз, когда ты будешь в туалете.
– Я написал песню.
Гораздо лучше.
– Она хорошая?
Медленно моргая, я пытался отклеить язык от зубов.
– Думаешь, я сказал бы тебе, если бы она была хреновой? Конечно, она отличная. – Хотя кто знает? Искусство – как любовь. Слишком субъективно для тебя, чтобы видеть ясно.
– Не сыграешь ее для меня? – Брайс упал на диван напротив меня.
Как по заказу, Блэйк и Квинтон вошли в главную дверь, медленно направляясь к дивану, на котором лежал я, и заняли свои места. Новый трек был длиной в десять минут. На порядок длиннее обычной песни, но впервые на своем веку я верил в то, что создал. Мне это нравилось.
– Да, сыграй для нас, Хосслер. Спой нам серенаду.
Блэйк похлопал ресницами, прижимая руки к сердцу. Квинтон выглядел напряженным и не сказал ничего, что, может быть, к лучшему, принимая во внимание завершение нашего прошлого разговора. Я ухмыльнулся.
– Мне еще нужно подправить кое-что, но скоро я дам вам ноты.
– Ноты?
Блэйк потянулся своими грязными ручонками за клубникой в шоколаде, стоявшей в центре кофейного столика. Ни за что не прикоснусь к этой клубнике, или тому столику, или вообще к чему-то в этой комнате.
Я вообще-то не гермофоб[21], но парень наполовину состоит из плоти и крови, а наполовину – из спермы.
– Моей новой песни.
– Ты песню написал?
– Написал.
– Дай угадаю, – сказал Квинтон. – Инди помогла?
Я на секунду задумался, а потом решил, что не стану признавать его существование.
– Я сказал Квинтону что видел, как вы обнимались вчера в коридоре, – заметил Блэйк с набитым ртом. Красный сок капал с его подбородка. – Ну, знаешь, чтобы добавить огоньку.
– Идиот, – пробубнил Брайс, качая головой.
Квинтон продолжал смотреть на меня так, будто я убил его гребаного котенка. Его чувства к Стардаст казались мне странными. Они знают друг друга меньше недели. Откуда у него взялись эти чувства? Из новой вагины?
– Она была рядом со мной, когда я писал песню, – сказал я уклончиво, не придавая ей большего значения, чем есть на самом деле.
Квинтон сжал челюсти.
– Когда мы встретили ее в Шато, ты понял, что она мне приглянулась.
– Да, может, именно поэтому я тоже положил на нее глаз.
Я пожал плечами, включая телевизор и переключая каналы.
Вэйтроуз закрыл глаза и, вздохнув, откинулся на диван.
– Ничего из этого не выйдет, Джейден. Даже если бы дело было не во мне, ты не тот человек, с которым ей стоит начинать отношения. Сначала тебе нужно побороть своих демонов.
– Отношения? – я рассмеялся. – Кому нужны эти чертовы отношения?
Цель – Джош Ричардс – ждала меня практически за углом, в Париже, через несколько недель. Присутствие Квинтона напоминало мне, что и Медс будет с ним, и пора бы вернуть ее.
Квинтон напоминал мне о многом, но больше всего он не давал мне забыть, что я склонный к соперничеству мерзавец, готовый на все, чтобы доказать – я все еще номер один.
Лучший артист.
Лучший музыкант.
Лучший любовник.
Я встал со своего места, снимая мятую майку.
Я – полуавтоматическое оружие, полностью заряжен и готов к бою. Я – своя собственная погибель. И я прекрасно это понимал.
Вчера лежал с тобой в постели из стекла,
И вместе горевали мы о том, что ты пережила.
Но все ж, в твоих страданиях я видел волшебство,
Трагедия твоей судьбы прекрасна, как ничто.
Когда жизнь кажется банальной, скучной и унылой,
Беги ко мне, моя голубоглазая девчонка.
Беги в мои объятия, где боль и наслаждение сольются воедино.
Толпа. Сошла. С. Ума.
Бывалый артист знает, как распознать рев толпы за мили.
Существует обычный гул. Волнение типа «нам нравится все, что ты делаешь». Есть рекламный гул, пахнущий глянцевыми брошюрами, пиарщицами в юбках-карандашах и бранчами в ресторане The Ivy, чтобы заключить хорошую, крупную сделку с первоклассной радиостанцией.
Еще бывает реальный рев. Этот рев. Он проникает тебе в вены – не как дурь, – заполняет тело, пока каждый глоток кислорода не станет похож на рюмку алкоголя. Я смотрел под ноги на своих поклонников, от восторга выскакивающих из штанов.
Они пытались пробраться через охрану, отчаянно желая добраться до меня. Крича, визжа, вопя.
Еще. Еще. Еще.
Вспышки ослепили меня, когда я закончил петь «Подержанная любовь». Песню, которую я написал, когда оставил Стардаст стоять в коридоре. Девять минут и двадцать три секунды гнева, раздражения и страсти.
Я мог бы поцеловать ее.
И другой парень тоже мог бы поцеловать ее.
Но в чем прикол?
Мне нравилось играть с добычей, например, сводить ее с ума до тех пор, пока она не сдастся. Я хотел, чтобы у нее между ног все становилось влажным от желания.
Потому что, когда я все-таки коснусь ее, звезды действительно превратятся в пыль.
Шагая по сцене, я усмехнулся толпе через плечо. Я был без майки – первый признак хорошего настроения. Обычно мне не нравился стиль Джастина Бибера «смотри на мой пресс».
Мы же не в ресторане «Hooters»[22], и как только ваш лейбл поимеет вас, меньшее, что вы можете сделать для себя, – надеть рубашку.
Но исполняя эту песню на концерте в первый раз, я чувствовал себя так, будто стою в центре костра. Пот градом катился по моему телу, и я заметил, как на гигантском экране позади оператор показывает вблизи капельки, стекающие по моим косым мышцам пресса.
Интересно, сколько времени пройдет до того, как видео попадет на YouTube? И что будет успешнее – моя новая песня или фотка, на которой я ласкаю ту старлетку, кончая ей на грудь.
Вероятно, последнее. Надо будет как-нибудь погуглить. Впрочем мне в любом случае было плевать на чужое мнение.
– Это еще не все. – Я установил микрофон на держатель и прошелся по сцене.
Крики становились все громче, неистовее. Да, это не вежливые просьбы. Это голод, сиюминутный и жадный. Я был мстительным, сложным, и я вернулся. Черт, я вернулся. У меня были слова, и они текли рекой. Бесполезно притворяться, что Стардаст не приложила к этому руку.
Она поучаствовала, и я собирался держать ее рядом, пока из меня не выльется последняя капля величия.
Или из нее. Не важно.
Я посмотрел на своих фанатов. Затем на ночное небо. Потом куда-то вдаль, в космос, где золотое облако тепла их тел и яркие огни сливались над их головами. Я улыбнулся.
Я приблизил губы к микрофону.
Пальцами провел по гитаре и начал играть Camotose», один из моих ранних хитов.
Тогда для спасения мне не нужна была девочка с голубыми волосами. Я был подростком с амбициями, мечтающим рассказать миру свою историю.
Ребенком, который не знал, где расположен Шато Мармон, а про икру слышал только из кино. Клип к песне Camotose» был снят Брайсом в подвале у Квинтона
В тот день у меня на подбородке красовался прыщ размером с Бейрут, но он стал первым шагом к успеху.
Блэйк, Квинтон и второй гитарист присоединились ко мне. Я слегка кивнул гитаристу, и его глаза удивленно расширились. Все участники турне понимали, что это значит. Я не делал этого два года, но время пришло. Он должен играть за меня, пока я плыву по толпе.
И я собирался плыть по толпе.
Ибо сегодня это казалось таким реальным и правильным.
Ярким и хорошим.
Просто. Как. Дурь.