Глава 17
7 мая
Больница № 220
10:00
Идя по коридору больницы, заглядывая в кабинеты, я старалась не обращать внимания на резкий запах антисептика, который всегда казался мне слишком навязчивым. В голове вертелась совсем другая новость, которая точно порадует Лёшу, поэтому я спешила к нему в палату, едва сдерживая улыбку.
Т/И— All I need... — тихо напевала я знакомую песню, что застряла в мыслях с самого утра.
Подойдя к нужной двери, я, не раздумывая, потянула за ручку и уверенно вошла, готовая озарить комнату радостной вестью.
Но вместо теплых карих глаз и привычной улыбки я увидела пустую койку.
Улыбка сползла с лица, а сердце неприятно сжалось. В центре палаты, у окна, стоял человек в белом халате. Он, казалось, был погружён в свои мысли, рассматривая сирень за стеклом, и даже не сразу заметил меня.
Т/И— Сережа? — мой голос прозвучал глуше, чем я ожидала.
Он обернулся и улыбнулся.
Сережа — Привет, Т/И!
Т/И— Привет... — я медленно шагнула в палату, с трудом отводя взгляд от пустой кровати. — А где Лёша?
Сережа слегка смягчил улыбку и подошёл ко мне.
Сережа— Ты только не переживай, с ним всё нормально, — он старался говорить уверенно, но что-то в его тоне выдавало тревогу. — Его перевели в другую палату.
Я нахмурилась.
Т/И— Где? В какую? Что-то серьёзное?
Сережа коротко вздохнул, как будто подбирал слова, а затем осторожно взял мои ладони в свои. В груди вспыхнула тревога.
Сережа— Приступ.
Одно слово, но от него в голове будто включился белый шум. Всё вокруг стало приглушённым и неясным, а ноги ослабли. Паника медленно накрывала меня, но я не могла даже вымолвить ни слова.
Сережа— Т/И? Всё в порядке? — голос Сережи звучал отдалённо, но его тёплые ладони всё ещё были рядом, удерживая меня в реальности.
Я сглотнула и кивнула, чувствуя, как внутри неприятно ноет страх.
Т/И— Мгм...
Сережа— С ним всё хорошо, правда, — голос Сережи был мягким, но я чувствовала, что он сам не до конца в это верит. — Сейчас его лучше не беспокоить.
Я снова кивнула, но этого было недостаточно, чтобы унять тревогу внутри.
Сережа вдруг немного расслабил хватку, затем, словно неуверенно, провёл пальцами по моим мизинцам и снова сжал мои руки.
Сережа— Т/И?..
Т/И— Да? — я подняла на него взгляд.
В его глазах появилось что-то смущённое, как будто он вдруг перенял мою тревогу.
Сережа— А... что ты делаешь сегодня вечером? — он замялся, будто бы испугался собственной смелости, а потом заговорил в спешке: — Ну, я имею в виду... Понимаешь, в стенах больницы так тускло и... холодно, что ли? Ты... ну, может, мы?..
Я не дала ему договорить.
Т/И— У меня ночная смена, — сухо ответила я. — Я не могу развлекаться, пока мой пациент отходит после приступа.
Отстранившись, я отпустила его руки и молча вышла из палаты, не оборачиваясь.
Я вышла из палаты быстрым шагом, чувствуя, как внутри всё ещё гудит раздражение, смешанное с тревогой. Дверь за спиной закрылась мягко, почти бесшумно, но мне было плевать, что там думает Серёжа. Остался ли он стоять в растерянности? Пожалел ли о своих словах? Или просто махнул рукой и занялся своими делами? Сейчас всё это не имело значения. В голове пульсировало только одно слово.
Приступ.
Как гулкий удар. Как что-то необратимое. Как будто кто-то резко выдернул землю из-под ног, оставив меня висеть в пустоте.
Я шла по коридору быстро, но будто в тумане, еле соображая, куда именно направляюсь. Сердце стучало неровно, дыхание сбилось. В груди неприятно тянуло, будто кто-то сжал там всё холодной рукой. Я пыталась дышать глубже, но воздух казался тяжёлым, будто наполненным чем-то вязким.
Я даже не заметила, как оказалась у поста медсестёр.
Т/И— Алексей Деревяшкин — выдавила я, чувствуя, как пересохло в горле. — В какой он палате?
Медсестра подняла на меня взгляд, быстро пробежалась глазами по записям, а потом нахмурилась.
Медсестра — 214, но врачи просили пока не беспокоить.
Я услышала её слова, но они пролетели мимо, не задержавшись в сознании. Голова работала в одном направлении: найти его. Увидеть его. Убедиться, что он жив.
Я резко развернулась и пошла дальше, не оборачиваясь, не отвечая.
Перед дверью с табличкой 214 я остановилась.
Руки вдруг стали липкими, и я вытерла ладони о ткань халата. Чувствовала, как внутри начинает подниматься что-то похожее на страх, но я не могла сейчас позволить ему взять верх.
Я пришла сюда, потому что должна убедиться, что с ним всё хорошо.
Но что если нет?
Я судорожно вдохнула, сжимая пальцы на ручке двери. Почему-то именно этот момент показался мне самым сложным. Будто стоило мне открыть эту дверь — и реальность окончательно обрушится.
Я сжала челюсти, разжала пальцы, потом снова сжала. Наконец, подавив в себе дрожь, толкнула дверь вперёд.
В палате было тихо.
Глухая, вязкая тишина, прерываемая только редкими звуками медицинской аппаратуры. Тусклый свет ночника делал комнату почти безжизненной, а воздух пропах лекарствами, стерильностью и чем-то ещё... каким-то слабым, почти незаметным запахом болезни, который я ненавидела.
Я сделала несколько шагов внутрь, и тогда увидела его.
Лёша.
Он лежал на кровати, бледный, словно лист бумаги, с чуть приоткрытыми губами. Под его глазами залегли тени, кожа казалась почти прозрачной под светом лампы. Грудь медленно поднималась и опускалась — он дышал. Это было единственное, что имело сейчас значение.
Но он выглядел... слабым.
Таким хрупким, будто одно неверное движение могло причинить ему боль.
Я осторожно подошла ближе и села на стул рядом с кроватью, сцепив пальцы в замок. Ладони были ледяными, но мне было всё равно. Я просто сидела и смотрела на него, на его лицо, на слабый ритм его дыхания. В груди что-то неприятно сдавило.
Мне вдруг стало страшно осознать, насколько сильно он на самом деле болен. Насколько его состояние шаткое.
Т/И— Ты меня напугал, — тихо прошептала я, хотя понимала, что он меня не услышит.
Мне хотелось дотронуться до него, убедиться, что он действительно здесь, что он настоящий. Но я боялась.
Прошло несколько минут, прежде чем он слабо пошевелился.
Его веки дрогнули, пальцы едва заметно сжались, и через мгновение он медленно открыл глаза.
Леша— Т/И?.. — голос сиплый, еле слышный, но от этого внутри меня что-то дрогнуло.
Я тут же подалась вперёд.
Т/И— Я здесь, — сказала я, стараясь говорить ровно, хотя внутри всё ещё сжималась тревога. — Всё нормально.
Лёша посмотрел на меня, его губы дрогнули, будто он хотел улыбнуться, но сил не хватило.
Леша— Прости... напугал тебя.
Я выдохнула, качая головой.
Т/И— Глупый, — шёпотом сказала я, чувствуя, как слабо сжимаются пальцы в замке. — Ты главное — больше так не делай, ладно?
Лёша слабо кивнул, глаза его снова медленно закрылись.
Я осталась сидеть рядом, слушая его тихое, ровное дыхание.
И только теперь, впервые за весь этот день, мне стало немного легче.
16:39
Я проснулась, ощущая тёплое прикосновение ткани к своей щеке, и на мгновение мне показалось, что я снова дома. Но когда до слуха донёсся лёгкий шелест бумаги и скользящий по ней звук ручки, реальность тут же вернула меня в больничные стены.
Я лежала, не открывая глаз, просто слушая.
Лёша писал.
Это случалось всё чаще. В моменты, когда он думал, что я не замечаю, когда я выходила из палаты, когда он оставался один. Я не знала, что именно он записывает, но замечала, как его бледные пальцы вечно сжимают ручку, как его взгляд становится задумчивым и отстранённым.
Я прижалась щекой к его ноге, не отрываясь от этого звука.
Т/И— Расскажешь, что делаешь? — спросила я, голос был ещё сонным, тихим.
Лёша не остановился.
Леша— Не-а.
Я приоткрыла глаза, пытаясь разглядеть, что у него в руках.
Т/И— Мне интересно.
Леша— Роман пишу, — спокойно ответил он, а уголки его губ дрогнули в слабой, почти незаметной улыбке.
Я подняла голову, всматриваясь в его лицо.
Т/И— Правда?
Лёша на секунду отвёл взгляд от листа и с той же самой лёгкой, загадочной улыбкой сказал:
Леша— Узнаешь чуть позже.
Т/И— Ну ладно... — протянула я, потянувшись и снова устраиваясь рядом с ним.
Мы замолчали.
Я чувствовала, как он продолжает писать, слышала, как движется бумага, как он чуть шевелит губами, будто проговаривает про себя каждое слово.
Но я смотрела не на его руки.
Я смотрела в его лицо.
Бледное, с тонкими чертами, с тёмными кругами под глазами. Усталое.
Тусклое.
Как будто огонь, что когда-то горел внутри него, медленно угасал, оставляя после себя только едва заметное тепло.
Мне стало страшно.
Я не хотела, чтобы этот огонёк исчез.
Поэтому просто молча протянула руку и осторожно провела пальцами по его щеке.
Т/И— Как ты?
Он не сразу ответил.
Я чувствовала, как он напрягся, едва заметно, как задержал дыхание.
Потом он медленно выдохнул и произнёс:
Леша— Если честно... ужасно.
Я почувствовала, как что-то скрутило в груди, так больно, так неожиданно, что мне пришлось глубоко вдохнуть, чтобы не выдать своего состояния.
Т/И— Лёш...
Но он уже смотрел на меня.
И в его взгляде было нечто такое, от чего у меня внутри похолодело.
Он накрыл мою ладонь своей, сжал её и прижал к своей щеке.
Леша— Знаешь... — тихо начал он. — Я хочу с тобой поговорить.
Я нахмурилась.
Т/И— О чём?
Лёша не ответил сразу.
Он посмотрел вниз, будто собирался с мыслями, и затем заговорил, медленно, тихо, словно каждое слово давалось ему с трудом.
Леша — Была бы у меня возможность... смотреть, как ты играешь на пианино. Смотреть, какая ты милая, когда только просыпаешься. Видеть, как у тебя светятся глаза, когда ты говоришь о маме.
Он улыбнулся.
Но эта улыбка вышла вымученной.
Леша — Если бы была возможность...
Я сглотнула, сжимая его пальцы.
Т/И— Лёша...
Леша— Не перебивай, — он посмотрел мне в глаза. — Просто послушай.
Я замолчала.
Лёша глубоко вдохнул и слабо улыбнулся.
Леша — Была бы возможность... я бы сделал тебя счастливее. Счастливее, чем в этой палате со мной. Была бы возможность... я бы показал тебя всему миру. Была бы возможность...
Он на секунду закрыл глаза.
Леша — Я бы построил с тобой будущее.
У меня пересохло во рту.
Леша— Я бы женился на тебе... — Лёша слабо усмехнулся. — И любил бы тебя всю жизнь.
Моё сердце сжалось.
Т/И— Лёша...
Леша — Но у меня нет такой возможности.
Я почувствовала, как что-то оборвалось внутри.
Он взглянул на меня.
Леша — Я не сделаю тебя счастливой, валяясь в этой койке и медленно умирая.
Т/И— Нет, Лёша, подожди, я не понимаю...
Леша — Я не хочу, чтобы ты видела, как я умираю, — он тяжело вдохнул. — Не хочу видеть твои слёзы и сожаления. Не хочу.
Он говорил спокойно.
Слишком спокойно.
И от этого мне стало по-настоящему страшно.
Леша — Я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы вышла замуж за хорошего человека, чтобы у тебя была жизнь, о которой ты мечтаешь.
Я резко покачала головой, чувствуя, как слёзы потекли по щекам.
Т/И— Лёша... ты моя жизнь.
Он отвёл взгляд.
Леша — Я умираю, и ты это знаешь.
Я зажмурилась, не в силах слышать это.
Леша — Поэтому, — его голос стал почти шёпотом, — прошу... прекрати меня навещать. Просто забудь обо мне.
Я всхлипнула, крепче сжав его руку.
Т/И— Лёша...
Он не ответил.
Просто смотрел в стену.
А я не могла уйти