Неизлечимые (18+)

 — Эдди, это было так прекрасно, — тихо сказала Лиза, уткнувшись носом мне в область ключицы, и судорожно перевела дыхание.

Мы все еще стояли накрепко прижатые друг к другу у барной стойки и обнимались с такой силой, что, казалось, сломаем друг другу ребра. Я неспешно ласкал носом ее висок, наслаждаясь гладкостью кожи, запахом и волосами цвета горького шоколада, приятно щекотавшими мой подбородок. Ее руки лежали на моих плечах, и все мое тело ощущало наш взаимный трепет. От ее слов на моем лице расцвела счастливая улыбка.

— А я думал, что растерял навык поцелуев за эти месяцы, — пошутил я, не удержавшись.

Лиза, шмыгнув носом, рассмеялась. Она отстранилась и дернула подбородком в сторону сцены.

— Я об этом, дуралей. Ты был невероятным, когда пел... Боже, в этот момент я думала, что у меня случится разрыв сердца... — потрясенно сказала она. В ее глазах читался искренний восторг. — Твои песни, твоя музыка... Они потрясающие. Они лечат.

Я нежно взял Лизу за подбородок двумя пальцами и повернул к себе лицом. Она подняла на меня свои заплаканные зеленые глаза, наши взгляды встретились. Ее ладонь скользнула по моей груди и остановилась там, где быстро и громко билось мое сердце, которое принадлежало только ей одной.

— Это все благодаря тебе. Ты была моим вдохновением все это время, и я очень надеялся на то, что когда-нибудь... где-нибудь... Ты услышишь мои песни и все поймешь, — признался я и, легко коснувшись большим пальцем уголка ее губ, тихо добавил: — До сих пор не верится, что ты сейчас здесь, рядом со мной. Что могу касаться тебя, целовать тебя...

По лицу Лизы промелькнула тень. Кажется, мои слова всколыхнули те ужасные воспоминания, которые, возможно, она столько времени прятала от самой себя. Я понимал: если она захочет оттолкнуть меня и уйти навсегда, я должен буду принять ее выбор. Хоть в моей душе и бушевала ярая готовность бороться за свое счастье — мне придется ее отпустить.

— Я безмерно счастлив, котенок, но не могу не спросить: почему ты здесь? — спросил я взволнованно и внимательно вгляделся в ее лицо.

Лиза отстранилась и длинно выдохнула, закрыв на мгновение глаза. Мне сразу стало пусто и холодно без кольца ее рук.

Прежде чем начать говорить на медленно прошлась вдоль бара и задумчиво провела пальцами по потертой поверхности столешницы.

— Потому что не могу без тебя... Так плохо мне еще не было за всю мою жизнь. Я думала, мое сердце больше никогда не сможет никого полюбить. Казалось, внутри все разрушено до самого основания. Но потом... Я поняла, что жизнь без тебя не жизнь вовсе. Что без тебя я это уже не полноценная я. Мне захотелось вернуться, и я уже почти сделала это, когда осознала, что не знаю как простить тебе измену. Не знаю как забыть то, что ты сделал, и как снова научиться доверять... Ведь одной любви, увы, недостаточно.

Лиза замолчала и подняла на меня глаза. От ее взгляда все внутри меня перевернулось, грудь сдавило тяжестью последствий моей ужасной ошибки. Я молчал, давая ей возможность высказать все, что было у нее на душе, хоть и хотелось сказать ей так много. Лишь надеялся, что в моих глазах она обязательно увидит и прочтет все это.

— Ты должен знать кое-что. Когда я узнала это, все мои сомнения исчезли в том, что мне нужно вернуться. По-другому просто не могла... Но, я считаю, не мне рассказывать тебе об этом, — сказала Лиза, а я непонимающе нахмурился. Я видел как это «кое-что» мучило ее, терзало изнутри, не понимал о чем она говорит, и меня это пугало. — Она должна это сделать сама.

Я тяжело сглотнул.

— О ком ты?

Лиза раздраженно повела плечами. В воздухе повисло напряжение.

— О Джордан.

Меня всего перекосило, как только я услышал это имя. То, что я испытывал к его обладателю, было не описать никакими приличными словами. Гнев словно огромное зубастое чудовище тяжко заворочался на сердце.

— Даже слышать о ней не хочу, — с плохо скрываемым презрением процедил я, сжав кулаки. — Разговаривать и подавно.

Лиза грустно улыбнулась одними уголками губ и опустила взгляд на свои сцепленные пальцы, подрагивающие от волнения.

— Я догадывалась, что ты скажешь. Не буду лгать: такая твоя реакция на нее меня радует. Но... — она вздохнула и, выдержав томительную паузу, пробормотала: — Даже не верится, что я говорю это, но ты должен поговорить с ней о том, что произошло. Это правда важно.

— Нет. Мне не о чем говорить с этим человеком. — Отрезал я. Вышло, конечно, резче, чем хотелось, но, думаю, меня тоже можно было понять.

Тихо выругавшись на итальянском. она закрыла лицо руками. Несколько минут звенящей тишины дали мне возможность выдохнуть и усмирить свою злость. Я стоял и с безграничной любовью смотрел на нее, такую хрупкую телом и такую сильную духом девушку с большим и добрым сердцем. Ее чувство справедливости и умение прощать поражало меня до глубины души. В нашем прогнившем насквозь мире, во всей этой грязи и людской продажности, она была ангелом. Она была другой.

— Я хочу забыть то, что тогда произошло, как страшный сон. Мне стоило огромных усилий простить тебя, а главное — себя, — наконец сказала она, — за то, что наступила на горло своему самоуважению. Ради нас обоих.

В грудь будто насыпали целый мешок битого стекла, каждый вдох давался мне с трудом. Как же я презирал и наказывал себя за то, что натворил... Мне хотелось, чтобы она знала об этом. И вовсе не для того, чтобы пожалеть меня, нет! А лишь для того, чтобы она знала, что я осознаю степень своей вины, что несу ответственность за свой поступок и принимаю все последствия. Я опустил глаза и стал разглядывать пыль на своих ботинках. В голове роилось столько мыслей, слов, которые мне хотелось сказать Лизе, объясниться, но я понимал, насколько они ничтожны в сравнении с той болью и унижением, что она испытала. Едва ли можно было поспорить с ее желанием. Ведь я и сам был бы рад этому: не вспоминать прошлое было очень заманчивой идеей.

— Я буду добиваться твоего доверия. Столько времени, сколько потребуется. — Я приблизился к ней и мягко взял ее руки в свои. — Если ты, конечно, позволишь... быть рядом и любить тебя.

Лиза порывисто шагнула вперед, положила ладони мне на шею и резко притянула к себе. Ее поцелуй был злым, жалящим и перед тем, как оторваться от меня, она ощутимо прихватила зубами мою нижнюю губу. Из моей груди непроизвольно вырвался хриплый полустон. Пальцы с силой сжали ее талию, стараясь удержаться от того, чтобы сию же минуту не скользнуть ей под одежду и не коснуться обнаженной кожи. Я едва мог дышать от пронзившего меня острого желания.

— Только попробуй еще хоть раз так предать меня. — Еще один безжалостный укус, который тут же перешел в неистовый поцелуй, а затем едва слышная угроза низким шепотом мне в губы: — Я тебя убью.

Господи Иисусе, да она уже в ту минуту убивала меня, медленно, но верно! Я сходил с ума от наших поцелуев с привкусом отчаяния, от ее близости и прикосновений. Каждый укус, каждое скольжение губ и касание языка, каждое царапающее движение ноготком оставляли отчетливые следы на моей коже. Клеймили. Ставили на колени. Я хотел принадлежать ей весь, без остатка. Нет, черт подери, не так. Я молил об этом!

Моя выдержка и узкие брюки трещали по швам. Приложив титанические усилия, я оторвался от Лизы и проникновенно взглянул в ее глаза.

— Ни за что. — Поклялся я и добавил: — Ты нужна мне, Лиз. Только ты!

Слезинки вновь прочертили мокрыми дорожками ее красивое лицо, и она уткнулась мне в грудь, глухо бормоча что-то на итальянском. Я спрятал девушку в заботливый крепкий кокон своих объятий и, закрыв глаза, прижался щекой к ее затылку.

В тот вечер, стоя посреди ставшего мне родным бара, вновь обнимая любимую девушку, я чувствовал какое-то болезненное облегчение. Все сложности и неурядицы превратились в пыль, в нечто не столь важное, сложное и страшное. Ведь все можно решить и исправить, когда ты не одинок.

— Пойдем со мной. Хочу показать тебе одно место, — сказал я, протягивая ей открытую ладонь, и Лиза без колебаний вложила в нее свою.

Спустя час, выскочив из такси, мы бежали по тропинке, ведущей к пляжу, будто страшась упустить время, что было подарено свыше. Мы не хотели терять ни минуты этой жизни, испить ее до дна и взять сполна все, что нам принадлежало. Каким бы ни было наше прошлое, мы должны были отпустить его и беречь то, что имели. Мое счастье снова было в моих руках. Мне дали второй шанс, и я был просто обязан не упустить его.

На пляже мы сняли обувь и пошли босиком, утопая во влажном песке. Океан приятно шумел и иногда облизывал наши ноги слегка обжигающей прохладой. Я провел Лизу дальше в самую глубь набережной полосы и вывел к небольшому старому полуразрушенному каменному пирсу, нос которого уже почти весь скрывала вода. Перепрыгивая через небольшие провалы и хлипкие камни, мы прошли до самого конца. Солнце уже почти полностью провалилось за горизонт, разливая бордово-красные разводы по зеркальной поверхности океана, а он радушно принимал светило в свои объятия. Здесь не было никого, кроме нас двоих: только тишина и спокойствие, изредка прерывающиеся шумом воды. Я расстелил для Лизы свою джинсовую рубашку, усадил на нее, а сам примостился рядом, сплетя наши пальцы.

— Это мое тайное место. Я часто приходил сюда все эти месяцы. Здесь я находил покой и тишину... — тихо сказал я, провожая глазами последние всполохи солнца. — Океан забирал всю боль и страдания, которые терзали меня все это время... Здесь я предавался своим самым счастливым воспоминаниям, в которых всегда была ты. Вспоминал как ты любишь рисовать море и мечтал когда-нибудь построить для тебя домик на берегу...

Лиза стиснула мои пальцы и положила голову мне на плечо.

— Тут очень красиво, Эдди. Спасибо, что показал мне, — прошептала она.

Я медленно провел рукой по ее волосам, коснулся губами виска, щеки, кончика носа, добираясь до ее губ, которые тут же подались мне навстречу. Наш поцелуй был запредельно нежным, чувственным, полным любви и какой-то непонятной тоски; наши сердца трепыхались, словно птицы, разрывая грудные клетки, стремясь друг к другу. Ее руки обвили мое тело под футболкой, отчего по коже побежали мурашки.

Мы долго сидели, слушая шелест волн, пока вокруг не стало совсем темно. Обнявшись и согревая друг друга, мы добрели до набережной, откуда доносились гул людских голосов, шорох множества ног и еле уловимая мелодия. Совсем юный парнишка с потертой гитарой сидел на бетонной ограде, скрестив ноги, и наигрывал разные мелодии. Одну из них мы с Лиз сразу узнали — под эту мелодию мы впервые танцевали в нашем баре, когда ее играла группа The Sonics. Бросив парнишке двадцатку в шляпу, что лежала у его ног, я схватил Лизу за руки и закружил ее в танце, отчего она взвизгнула. Я горланил «Evil eye» на всю площадь, люди оглядывались на нас, кто как на сумасшедших, кто с плохо скрываемым любопытством. Юноша, довольный такой реакцией на его игру, начал бренчать по струнам с еще большим усердием и задором.

Под конец песни я схватил Лизу за талию, резко притянул к себе и поцеловал. Мои руки скользили по ее телу от макушки до округлых бедер, сжимая ткань одежды и еле сдерживаясь, чтобы не сорвать с нее все это. Воздуха не хватало, легкие горели огнем, кровь бурным обжигающим потоком бежала по венам. Тяжело дыша, я посмотрел в зеленые глаза любимой женщины и в который раз утонул в них. Я нежно обхватил руками ее лицо, большими пальцами рук лаская то ее точеные скулы, то пухлые губы, то мою обожаемую маленькую родинку. Мир сузился до нас двоих, весь сторонний шум ушел на задний план, оставляя только стук наших сердец в унисон.

— Черт бы побрал тебя, Эдди Мориц, — легкая улыбка тронула губы Лизы. У меня из глаз скользнула пара слезинок; я смахнул их и хрипло рассмеялся, шмыгая носом. Прижавшись к моей груди щекой и прикрыв глаза, она с наслаждением втянула носом воздух и сказала: — Наконец-то я дома...

Спустя пару часов мы сидели у меня, смотрели по телевизору какое-то позднее комедийное шоу, лопали мороженое и от души смеялись. Голова Лиз покоилась на моих коленях, а я нежно прикусывал ее руку с ложкой мороженого, которую она игриво убирала от меня. На душе больше не скребли кошки, а раны на сердце превратились в пару бледных шрамов на память.

Позже, Лиза лежала на моей груди и задумчиво выводила пальцем витиеватые узоры, когда вдруг снова сказала:

— Тебе правда нужно с ней поговорить. Ты должен знать. Это все изменит...для тебя.

Она приподнялась и заглянула в мои глаза. Я тяжело вздохнул и возвел их к потолку, словно тот мог помочь мне советом.

— Не собираюсь сам идти к ней за этим разговором, даже не проси, — выдохнул я слегка раздраженно. Я не недоумевал, почему Лиза так настаивает, но холодным умом осознавал, что это не спроста.

Она улыбнулась одним уголком рта, наверняка видя перед собой упрямого обиженного мальчика. Ну и пусть. Лучше быть таким, чем добродушным идиотом, которым пользуются, а затем выбрасывают на помойку как отработанный материал.

— И не надо. Она сама придет, когда созреет, — ответила Лиза и устроилась поудобнее у меня под рукой. Я тут же крепче прижал ее к себе и прижался губами к ее затылку. — И, когда это произойдет, обещай мне, что выслушаешь ее.

— А если этого не случится? — хмыкнул я.

— Случится, — упрямо твердила Лиза, оплетая мою ногу своей.

Я нахмурился.

За окном сверкнула молния и где-то неподалеку раскатистым басом прогремел гром. На оконное стекло упали первые размашистые капли дождя.

— Почему ты так уверена в этом?..

Лиза сонно пробормотала в ответ:

— Потому что она любит тебя.

***

В баре царил самый настоящий хаос: и внутри и снаружи были толпы людей, которые пришли на наш большой концерт. Когда наша дружная компания пробивалась к служебному входу, нас заметили, и поднялся такой шум и гам, что мы чуть не оглохли. Нас ослепляли вспышки — это уже знакомый мне Боб беспрестанно щелкал затвором фотокамеры. Мы встретились с ним глазами, я приветственно кивнул ему, и он широко заулыбался, показывая мне поднятый вверх большой палец. Когда мы ввалились в помещение, нас встретил взволнованный Хилли, который вместо приветствия пробурчал что-то типа: «Господи боже, давайте быстрее, а не то они все здесь разнесут!»

Внутри меня нарастали шторм и трепет от предвкушения. В какой-то момент перед сценой, пока мои парни располагались за своими музыкальными инструментами, меня вдруг охватили страх и волнение, хоть мне и не впервой было выступать перед публикой. Лиза, почувствовав мое состояние, нашла мою руку и крепко сжала ее.

— Все будет хорошо, caro, — шепнула она мне на ухо, нежно коснувшись его губами, пустив по телу стремительную стаю мурашек. Я поднес ее изящные пальчики к губам и с глубокой признательностью поцеловал их.

Когда я поднялся на сцену и подошел к микрофону, весь зал сотрясся от аплодисментов, криков и свиста. Я легонько постучал по микрофону, и все постепенно затихли.

— Ну, привет, народ! — Мой чуть охрипший голос прокатился по толпе, и та приветственно загудела. — Готовы зажечь вместе с нами сегодня?

Джек и Дюк одновременно вскинули руки со своими гитарами и прокричали что-то задорное, а Гэри сорвал с себя рубашку и кинул ее в беснующуюся толпу. Публика тут же взревела. Я со смехом оглянулся на ребят, и их такой настрой взбодрил меня. Подхватив гитару, я любовно провел пальцами по струнам и заиграл...

Как был прекрасен тот момент! Сцена, музыка, гитара, микрофон и я слились в единое целое. Это и вправду было мое призвание: я ощущал себя как рыба в воде, или птица в небе. Я разлетался на миллионы частиц и собирался снова, растворялся в музыке, душа взлетала ввысь, за пределы моего бренного тела... Чистый кайф! Невероятное наслаждение. Энергетика, которую я получал от рукоплескавших нам людей сбивала с ног, и я с готовностью возвращал им вдвое больше в ответ, открывал им свое сердце, вкладывал всю искренность в свой голос.

Ребята не отставали: они выжимали максимум из себя и своих инструментов, веселились и скакали по сцене как дети, а я гордился ими. Несколько раз мои глаза находили самые прекрасные для меня глаза на свете — Лизы Моро, хозяйки моего сердца. И каждый раз, когда я встречал ее взгляд, полный слез и восторга, она одними губами говорила мне: «Ti amo».

Когда прозвучали последние ноты, зал взорвался аплодисментами. Я стоял в свете ламп, по лицу и спине градом бежал пот, но это нисколько меня не смущало: ведь мы с ребятами были сегодня на высоте! Даже Аллен стоял неподалеку, и его довольная рожа сверкала в свете софитов не хуже лысины Рэя Чарльза.

Заметив, что Лиза направилась в сторону сцены, я сорвался с места, подбежал к ней, подхватил ее на руки и впился в ее губы жарким поцелуем на глазах у всех. Ее руки обвили мою шею, прижимая меня к себе так крепко, насколько это вообще возможно, и меня точно охватил огонь. Оторваться от нее я смог только тогда, когда почувствовал, что и мне, и ей уже не хватает воздуха в легких. Нас окружала толпа людей, но я видел перед собой только счастливое лицо Лизы и ее улыбку.

— Эдди, черт, это было великолепно! Мы были великолепны!

С диким воплем на нас навалились мои ребята из группы, сжали в объятиях и заулюлюкали. Я смеялся, чуть не плача, обнимал друзей и свою любимую девушку и думал, что в такой момент, ей-богу, можно было схлопотать сердечный приступ.

Вдруг все вокруг будто замерло. Точно в замедленной съемке, я случайно выхватил из толпы знакомое лицо: у самого входа стояла она. Девушка, которая когда-то была мне другом, близким человеком и родственной душой, и которая почти разрушила меня и мою жизнь — Джордан Хейз.

Я едва узнал ее. Эта версия Джордан была еще хуже прежней. Теперь у нее была короткая стрижка под мальчика, глаза накрашены слишком броско, жирно подведены черным. На худых плечах болтался блестящий клочок ткани, ибо назвать это платьем язык бы не повернулся, на ногах были сетчатые колготки и туфли на здоровенном каблуке. Стеклянный и безжизненный взгляд был направлен на нашу кучу-малу, губы сжаты в тонкую полоску, а между пальцев тлел окурок.

Внутри меня начала подниматься злость, обжигающая горло и разъедающая душу. Руки сами сжались в кулаки, но я держался — я не мог позволить ей в очередной раз все испортить. Зачем она пришла сюда? Что ей нужно на этот раз?

Лиза заметила мое выражение лица и посмотрела в ту же сторону. Взгляды девушек столкнулись. Обменявшись с Джо странным выражением лица, Лиз повернулась обратно ко мне, аккуратно взяла меня за предплечья и ощутимо встряхнула, заставляя посмотреть на нее.

— Эдди, спокойно. Все хорошо. Возможно, она пришла поговорить, — произнесла она, вглядываясь в свое отражение в моих глазах.

— Она выбрала очень неудачное время для этого, — рыкнул я и окинул взглядом пространство бара. Друзья вовсю веселились и угощались виски двадцатилетней выдержки от Хилли, попутно подцепляя цыпочек. Только в глазах Джека читалась легкая грусть: Сара почему-то так и не пришла на наш концерт, хотя так собиралась на него.

Я сглотнул ком, застрявший в горле. По лицу ручьем все еще стекал пот, было сложно дышать. Безжизненный взгляд бывшей подруги прожигал в моем затылке дыру, и мне хотелось уйти от этого неприятного зудящего чувства.

— Мне нужно на свежий воздух, — сдавленно просипел я на ухо Лизе, чтобы во всем этом шуме она услышала меня.

Она понимающе кивнула, и мы стали пробираться сквозь одичалую толпу в направлении служебного выхода. Мы уже почти дошли до старой тяжелой двери, ведущей на улицу, когда перед нами в проеме вдруг появилась щуплая фигурка. Лиза резко затормозила, и я на полном ходу едва не врезался ей в спину.

— Ты?.. Что ты тут делаешь?! — ахнула она, пятясь назад. В ее голосе послышались истеричные нотки, что было ей не свойственно. — Это он тебя подослал?!

Я недоуменно вглядывался в тень, перегородившую нам путь, и тут же узнал ее:

— Сара? Почему ты не пришла на наш концерт?

Лиза дернулась, как от удара, и резко повернулась ко мне. На ее лице застыла смесь ужаса и ярости.

— В-вы знакомы?!

Сара неприятно усмехнулась, глядя на нас исподлобья, что не предвещало ничего хорошего. Теперь это была далеко не та милая девчонка, которая стала мне младшей сестренкой, которая проводила со мной и ребятами столько времени и в которую влюбился Джек. Скрестив руки на груди, она перевела взгляд на Лизу и проигнорировала мой вопрос.

— О да, мы знакомы, и довольно близко, — растягивая слова, произнесла Сара. Ее рот некрасиво скривился: — Какая ты везучая, Лиззи. Отхватила себе такого парня!..

Глаза моей девушки опасно сузились, и я тут же встал между ними.

— Кто-нибудь мне объяснит, что за херня тут происходит? — громко возмутился я, привлекая к себе внимание, и добавил уже более спокойно, обращаясь к Лизе: — Мы познакомились не так давно, столкнувшись на улице. Она сказала, что ей нравится наша группа... Частенько зависала с нами на репетициях, всячески помогала, поддерживала. Всегда была милой и доброй, но сейчас я вообще ее не узнаю! — метнул я острый взгляд на Сару, а та, цокнув, лишь закатила глаза.

— Познакомились на улице... Нравится ваша группа... Зависала на репетициях и была милой... — тихо повторила Лиза безжизненным голосом, точно робот. Когда до нее дошло все сказанное мной, она в исступлении стиснула виски и простонала: — Dannazione!

Я смотрел на Сару и вопросительно выгибал бровь, требуя от нее ответов. От непонимания, недомолвок и раздражения я чувствовал дикую усталость.

И тут я заметил одну важную деталь. Она была прямо под носом, подсознательно мучила меня: у обеих были похожие выразительные глаза, цвета сочной молодой травы, огромные и глубокие. Хоть Сара была не так красива и женственна, как Лиза, но в их чертах было что-то неуловимо общее.

— Вы... сестры? — изумленно охнул я и отступил от них на несколько шагов, проведя ладонью по лицу, смахивая это наваждение. Почему-то это предположение мне не очень понравилось.

— Единоутробные, — недовольно буркнула Сара себе под нос, оперлась спиной о холодную стену и смерила Лизу хмурым взглядом: — Она у нас в семье лучше всех вышла и лицом, и фигурой, и вообще... Все самое лучшее всегда достается ей.

Лиза отняла руки от лица и возмущенно воскликнула:

— Какого черта ты тут несешь?!

Я вплотную подошел к Саре и навис над ней, от чего та задрала голову и поежилась: видимо, мое выражение лица ей не понравилось.

— Значит все наше общение было ложью. И любовь к нашей группе, и хорошее отношение, и помощь... Круто ты: всех нас вокруг пальца обвела. Актерская игра, достойная звезды на Аллее Славы, — процедил я сквозь зубы.

Она медленно помотала головой, закусив губу. Ее глаза подозрительно заблестели.

— Нет... Я и вправду со временем к вам прикипела...

— Зачем ты так, Сара? Что я тебе сделал? Да ладно, черт со мной, но с Джеком... С ним-то за что?!

От моего тона Сара съежилась и низко опустила голову, спрятав свое пылающее лицо волосами. Лиза сделала к нам шаг и уже было открыла рот, но я выставил в ее сторону ладонь, призывая молчать.

— Зачем ты меня поцеловала? — требовательно спросил я. Лицо Лизы я не видел, но догадывался каким оно было в тот момент.

Сара с раздражением смахнула рукой слезинку со своей щеки и выдала:

— Соблазнить. Скомпрометировать.

Пол подо мной качнулся, и я будто почувствовал всю тяжесть мира на своих плечах. К горлу подкатила тошнота.

— Это мерзко. — с плохо скрываемым презрением произнес я и устало добавил: — И сам поступок, и его цель. Ты для меня как младшая сестра... была. А Джек до одури влюблен в тебя... Видимо, зря. Жаль, что мы были слепы и не распознали кого пригрели.

Я отошел на несколько шагов, не спуская с нее пристального хмурого взгляда и всем видом показывая, что даже просто стоять рядом с ней мне неприятно. Сара оскорбленно вскинула подбородок, кинула в меня обиженный взгляд, надув губы, но ничего не ответила. В ее глазах явно стояли слезы, и я хотел верить в их искренность, но не мог. Вдруг передо мной разыгрывают очередной спектакль.

Лиза подошла ко мне и, взяв за руку, торопливо сказала:

— Погоди, Эдди, я все объясню. Уверена, ты поймешь и не будешь так строг к ней...

Я ошалело посмотрел на нее, будто видел ее впервые. В голове стоял гул, словно внутри звонили во все колокола.

Резко захотелось на все плюнуть с высокой горы. Все напряжение и раздражение за последние пару месяцев достигли пика и накрыли меня словно снежная лавина. Я стремительно прошагал к выходу и распахнул дверь в ночь. Лиза попыталась коснуться меня, но я вильнул в сторону и стремительно выскользнул на улицу. За мной слышались торопливые шаги двух пар ног, но оборачиваться мне хотелось.

— Она лгала тебе, Эдди! С самого начала лгала! — крикнула мне в спину Сара. — Ты ничего не знаешь о человеке, которого любишь!

Ее слова прошлись по моему сердцу ножом. Я остановился, часто дыша, и прижал руку к груди, пытаясь уменьшить боль. Нельзя. Нельзя позволять себе пускать в свое сердце слова этой бессовестной лгуньи, но почему-то они все равно долетали до меня точно словно ядовитые стрелы и вонзались в самое нутро.

— Chiudi la bocca! — процедила Лиза, видимо уже готовая в любой момент вцепиться сестре в глотку.

— Пошла к черту! — парировала Сара и снова обратилась ко мне: — Эдди, она когда-нибудь рассказывала тебе обо мне, своей сестре? Нет! А о своей семье? Тоже нет... А знаешь ли ты, что твоя девушка замужем? О том, кто ее муж и где он сейчас? Дай угадаю: тоже ответ «нет»!

Перед глазами плыло, казалось, меня сейчас вывернет наизнанку.

— Хватит. — Попытался прервать я эту тираду и, стиснув зубы, прикрыл глаза. Но никто не желал меня слушать. Сара и Лиза продолжили сыпать ругательствами друг в друга, но уже на своем, итальянском языке, и, когда они уже были готовы выцарапать друг другу глаза, я заорал на весь квартал: — Прекратите немедленно!

Девушки от неожиданности вздрогнули и отпрыгнули друг от друга. Воцарилась тишина.

Я судорожно вдохнул стылый воздух и выпустил изо рта бледное облако пара. Затем грубо припечатал:

— Идите к черту. Обе.

Ноги понесли меня прочь из переулка. Я был будто бы в трансе: ничего не слышал и не соображал, что делаю. В поле моего зрения появилась напуганная Лиза и попыталась удержать, упершись руками мне в грудь:

— Не уходи, пожалуйста... Дай все объяснить!

Она дрожала всем телом как кленовый лист на ветру.

Я, глядя пустым взглядом, убрал ее ледяные ладони, наклонился к ней и мазнул холодными губами поцелуем по ее макушке.

— Прости, но на сегодня сменя хватит.

Дорогой (итал)

Я люблю тебя (итал)

Проклятье! (итал)

Голливудская «Аллея славы» (англ. Hollywood Walk of Fame) — ряд тротуаров по обеим сторонам на Голливудском бульваре и на Вайн-стрит, в Голливуде, Лос-Анджелесе, которые служат постоянным и общественным памятником достижений в индустрии культуры/кино/развлечений.

Закрой рот/Замолчи! (итал)