Глава 11
На улице вовсю разгорался новый день: солнце уже начало палить, плавить асфальт, отражаться от окон домов, зеркал, витрин и рекламных щитов и беспощадно жечь меня, лежащего на своей постели в непонятной и неестественной позе. Прилагая титанические усилия, я разлепил глаза и пожалел, что меня не спалило к чертовой матери. Голову пронзила такая острая боль, что непроизвольно все мое тело скрючило в позу эмбриона, и я чуть было не взвыл от разрывающих спазмов в мозгу. Сердце бухало медленно, надсадно и тяжело точно было гирей или бесчувственным булыжником, чьи острые и неровные грани царапали все близлежащие внутренности. Во рту был противный, ядовитый, и тошнотворный вкус желчи.
Я до боли закусил губу и в отуплении уставился в пол, на котором валялись женские вещи: куртка, вызывающее платье, больше похожее на кружевную тряпку, и ботинки на огромных каблуках. Нет... Нет-нет-нет! Простонав что-то нечленораздельное, я попытался повернуться на бок, но голова вновь взорвалась такими фейерверками боли, что казалось у меня искры посыпались из глаз.
Дыша как загнанный зверь, я понял, что весь взмок от пота, будто я болен сильнейшим гриппом. Еле двигая глазными яблоками, пытаясь игнорировать жжение, я поднял взгляд и разглядел голую спину с острыми плечами и родинкой под правой лопаткой: Джордан в одном нижнем белье сидела на подоконнике в проеме открытого окна, опираясь на одну руку и свесив ноги на улицу, а во второй держала зажженную сигарету. Воспоминания урывками обрушились на меня как холодный душ, и все внутренности будто сковало льдом. Все во мне восстало: зажмурившись, я молил Бога, чтобы ее здесь не было, чтобы она исчезла и забрала с собой эти чертовы воспоминания и всю ту грязь, что мы сотворили ночью, к чертовой матери.
Разочарование в себе - отрезвляющее чувство, неправда ли? Наказывать себя - особое удовольствие, доступное не каждому, а только тем, у кого еще сохранились хотя бы малые крохи совести. Раз меня так выворачивает наизнанку от ненависти и отвращения к себе самому, значит ли это, что во мне еще осталось хоть что-то хорошее? Или все-таки я абсолютно и бесповоротно безнадежен?..
Надавать бы по роже, избить, искромсать, разорвать, вдалбливая в голову: «Так тебе и надо, придурок. Ты это заслужил». Но физическая боль не перекроет душевную - таким ранам зажить не суждено.
Сжав в кулаке плед, которым была застелена кровать, до побелевших костяшек, я чуть не зарычал от дикой злости на себя. Права была моя мать. Я урод. Ублюдок. Неблагодарный щенок, который только и умеет бросать, предавать, убегать... Весь в отца - трус и изменщик. С какой стати я решил, что достоин прекрасной, чистой и искренней любви?! Что достоин такой девушки как Лиза Моро... Нужно было отпустить ее еще тогда, в самом начале, когда она не хотела сближаться несмотря на царившее притяжение между нами. Но я, чертов эгоист, втянул ее в эти отношения, заставил поверить себе, и что из этого вышло? Что мужчина, которому она доверила свое любящее и заботливое сердце, кому открыла свою душу, не смог удержать свой член в штанах стоило только подружке покрутить хвостом передо мной и почесать мое самолюбие своими признаниями в чувствах. Тот факт, что я был пьян до такого кошмарного состояния, мои действия не оправдывал.
Ощущение грязи и запаха чужого тела, смешанного с моим болезным и потным, было невыносимым. Желудок подгонял желчь к горлу, требуя выхода, а плед подо мной можно было буквально выжимать. Я вяло пошевелился и предельно осторожно перевернулся на бок, готовясь поднять свое отяжелевшее помятое тело.
Джордан, видимо, услышав мои шорохи позади себя, обернулась и просияла широкой белозубой улыбкой.
- Милый мой, ты проснулся! Доброе утро! - она затушила окурок о пепельницу, слезла с подоконника и
Я с силой сжал челюсть. Ее «милый мой» резануло по сердцу, звонкий и счастливый голос ударил по ушам. Поморщившись, я молча сел на кровати и, мыча от пульсирующей боли в висках, обхватил голову руками.
- Закрой шторы, прошу тебя, Джордан, - прохрипел я, растирая слегка онемевшее лицо и намеренно не глядя на подругу. Та хихикнула и потянулась ко мне, намереваясь обниматься.
- Голова бо-бо, понимаю! Забористый «Джек» вчера попался, да? Боже, вот это ночка! - тон ее будто наигранно звонкого голоса ввинчивался мне в виски толстенной стальной иглой.
Разом собрав все силы, я резко отпрянул в сторону от ее полуголого тела и рук, почти обвивших мою шею, едва не свалившись с кровати. Джордан не растерялась и развалилась на ней, попытавшись утянуть меня за собой, но я оттолкнул ее руки и, шатаясь, попятился к окну.
- Пожалуйста, уходи. Не понимаю почему ты вообще все еще здесь...
Горло саднило. Выдавливать из себя каждое слово было безумно трудно. Меня тошнило от окружающей обстановки, штормило от тяжкого похмелья. Все в квартире хотелось отдраить с ядерной дозой хлорки, а постельное белье и штаны, что были на мне в эту ночь, сжечь. Я бы и из кожи своей выпрыгнул, если бы мог.
Только это ничего не изменит. Не откатит меня назад туда, в ту жизнь, которую я жил эти последние полтора года. В той жизни мне было так хорошо, тепло, уютно, спокойно. Я был счастлив. А теперь топтался на ее останках, зная, что разрушил все сам, своими собственными руками.
Джордан выпрямилась и шокировано уставилась на меня.
- Ты выгоняешь меня? - с обидой в голосе спросила она. В ее взгляде читалось удивление и неверие в то, что она слышала. Ведь Джордан Хейз никто никогда не отказывал. - Серьезно?
Прикусив себе до колющей боли нижнюю губу, я молча кивнул.
- Ничего не понимаю... Эдди, мы же любим друг друга и хотим быть вместе! Разве нет?
- Нет, Джордан. - Отрезал я. - Я люблю Лизу, и ты это знаешь.
- Но как же...то, что было ночью между нами? - ее голос почти сорвался на шепот и задрожал, глаза подозрительно заблестели.
Шумно выдохнув и запустив пальцы в волосы, я оперся спиной о стену и уставился в пол. Внутри меня все было глухо и мертво, как на старом и заброшенном кладбище. Впервые я вел себя как сволочь и, надо заметить, ничуть не жалел об этом.
Спустив длинные ноги с края кровати, Джордан продолжила:
- Хочешь сказать, что это ничего не значит? Ни за что не поверю. Столько лет мы были влюблены друг в друга... Такие чувства не проходят, нет! Ты не можешь так поступить с нами, нашими отношениями...
Господи, да что же она такое несет?! Я в ужасе уставился на нее, всерьез забеспокоившись об ее адекватности. Взяв подругу за плечи, я слегка встряхнул ее.
- Джордан, приди в себя! О чем ты? Какие, к черту, отношения? Мы с тобой были лучшими друзьями с детства, я, дурак, был безнадежно влюблен в тебя многие годы, а ты не отвечала мне взаимностью, каждый раз выбирая плохих парней, которые ни во что не ставили тебя и твои интересы. Только теперь нашей дружбе пришел конец. Все изменилось еще тогда, когда ты уехала из нашей дыры, даже не потрудившись сообщить мне об этом! Ты полтора года жила...боже, да я даже не знаю как ты жила все это время! - воскликнул я, пытаясь отыскать в ее глазах хоть каплю сожаления и искренности. Тыкая большим пальцем себе в грудь, я твердо сказал: - Моя жизнь не стояла на месте. Она очень изменилась, и я был рад этому. Меня окружают прекрасные люди, я люблю и любим, у меня есть цели, стремления - и я иду к ним. - Сглотнул вставший в горле горький ком и заключил: - Это было лучшее время в моей жизни.
Лицо Джо исказилось, щеки прочертили полосы слез, подбородок задрожал и собрался уродливой гармошкой. Она обняла себя руками, пряча свое полуголое тело, словно вдруг застыдилась его, и замотала головой.
- А как же я?.. - из ее груди вырвался всхлип, от которого мне захотелось зажать уши руками, только бы его не слышать.
- Не знаю, Джордан. - Я растерянно пожал плечами. - В какой-то момент я позволил себе подумать, что мы вновь станем друзьями, когда встретил тебя там, у бара. Понадеялся воскресить нашу дружбу, поддерживать друг друга, помогать и осуществлять наши мечты, как когда-то и задумывали. Но все обернулось совсем по-другому.
Головная боль наваливалась с новой силой и просто плавила мне мозги. Тело бросило в дрожь, стало холодно и мерзко, и маниакальное желание встать под горячий душ и содрать с себя прошедшую ночь вместе с кожей сводило с ума. Весь этот разговор выматывал меня: хотелось сбежать и укрыться где-то, где меня никто не найдет.
- Послушай, ты должна понять и принять то, что я люблю другую и хочу быть с ней. И, черт возьми, даже не думал ей...изменять, - выдавил я последнее отвратительное, тошнотворное слово, зажмуриваясь от невыносимой боли в грудине, где теперь зияла дыра размером с лунный кратер. - Я уже не тот парень, которого ты знала. И я больше не люблю и не хочу тебя.
После этих слов, решив обозвать меня козлом, она будет права. Но я не мог иначе. Да, это было жестоко и эгоистично с моей стороны -в конце концов, она не должна отвечать за последствия моих действий.
Джордан зло зыркнула на меня из-под взлохмаченных волос и горделиво вздернула подбородок:
- Ночью твой член говорил об обратном...
- Мой член - гребаный идиот! - срываясь, заорал я и в отчаянии ударил кулаком в стену, разбивая себе костяшки пальцев. Встряхнув рукой, я грязно выругался и прошагал мимо подруги в ванную. Там, опершись на раковину ладонями, я не глядя на себя в зеркало взмолился: - Прошу тебя, хватит. Если я тебе действительно хоть сколько-нибудь дорог, давай прекратим все это.
Джордан показалась в дверном проеме уже одетая с ботинками в руках. В какой-то момент мне показалось, что она огреет меня ими по башке. Но она лишь с грустью смотрела на меня своими голубыми, еще влажными от слез, глазами и молчала.
- Эдди, - позвал меня ее тихий и слабый голос. - Мы все еще можем быть друзьями.
Я, гипнотизируя пристальным взглядом черную дырку слива в раковине, медленно покачал головой.
- Мы все испортили, - прошептал я, с силой вцепившись пальцами в керамику, и бросил на подругу отрешенный взгляд: - Как снова быть друзьями после того, что мы натворили?
Джордан стояла ни жива ни мертва. Лицо побледнело, как-то враз осунулось, под глазами залегли темные круги. Она стала еще меньше, тоньше, и мне стало жаль ее. Из всего, что можно было чувствовать в такой момент к далеко не чужому человеку, во мне закопошилось только одно: отвратительная, унизительная - жалость.
Я вновь ухватил себя за свои отросшие пряди у корней руками и до жжения на коже потянул, чтобы эта боль обожгла мою голову, взбодрила и дала сигнал к хоть каким-то действиям. Нужно было понять, что мне теперь делать и как разгребать все это дерьмо, что я наворотил с подругой детства на пару
- Ты расскажешь ей? - еле слышно прошептала она, коснувшись моих разбитых костяшек пальцами. Я с шипением отдернул руку, не сколько от боли, сколько от дикой потребности в том, чтобы она меня не трогала, и сильно подул на ранки.
Когда до меня смысл ее вопроса, я замер и с недоумением воззрился на нее.
- Ты всерьез читаешь, что необходимо лгать и скрывать это? Такой я человек в твоем представлении?
- Конечно нет, - Джордан передернула плечами и хмыкнула, роняя взгляд себе под ноги. - Она ни за что тебя не простит.
- У нее есть имя, и оно тебе известно. - Резко одернул ее я, включив кран и подставляя костяшки под струю холодной воды. В глубоких раздумьях пожевав нижнюю губу, я вслух признал то очевидное, что наверняка убьет меня в скором времени: - Да, Лиза не простит. И будет права.
Где-то в области сердца нестерпимо заныло такой колящей болью, что я приложил ладонь к груди, и неприятно шкрябнул ногтями по коже будто намереваясь выдрать из тела ненужный обломок камня с острыми краями, в который оно превратилось. Даже думать было невыносимо о том, как мне нужно будет прийти к Лизе и обрушить на нее свое признание в измене: пусть этот огонь поглотит меня, и только меня, но ее не тронет!
Как вообще сказать об этом? «Привет, милая, ты сегодня отпадно выглядишь, я тебя люблю. О, кстати! Сегодня ночью я переспал со своей подругой детства...» Внутренний голос сочился ехидством и ядом, когда подкидывал мне варианты дурацких фраз, разбивающих сердце любимой девушки. «Инстинкт самосохранения» кричал о том, что надо либо бежать и прятать голову в песок, либо делать вид будто ничего и не было, усиленно пытался склонять меня на второе, но моя совесть и любовь к Лизе были громче. Нет, нет и еще раз нет. Ни за что не поступлю так с ней. То, что я не являлся достойным и хорошим человеком, не давало мне право вести себя еще хуже, как отъявленный негодяй.
Набрав в ладони холодной воды, я умыл лицо и прижал заледеневшие пальцы к пылающим щекам. В висках все еще пульсировало, во рту было суше, чем в пустыне, во всем теле и в руках появилась сильная слабость, а вместе с ней пришла и мелкая дрожь. Никогда мне еще не было так плохо после выпитого алкоголя! Да и не напивался до такого, чтобы вовсе не соображать что творю... Что за вискарь убийственный такой, мать его?!
Игра в молчанку затягивалась, тишина и присутствие Джордан в моей квартире все больше давили. Понимание масштаба разрушений, которые были последствием моих глупых и импульсивных действий, становилось все отчетливей, поднимая волну паники. Страх холодными колючими руками крепко стискивал горло, мне казалось, что я задыхаюсь.
- Я буду готова принять тебя обратно, если ты этого захочешь! -Джордан вдруг с плачем бросилась мне на шею и словно в бреду, заикаясь и роняя слезы мне на грудь, стала горячо умолять: - Прошу тебя, Эдди, не отказывайся от меня, не бросай в такое тяжелое время! Мне так плохо... Ты - единственный, кто всегда понимал и поддерживал во всем, мой лучший друг! Мы не можем друг без друга, все эти годы... Я часть тебя, ты часть меня, вместе мы единое целое! Ты помнишь?..
Предприняв попытку оторвать ее от себя и не получив никакого результата, я чертыхнулся и подхватил ее под коленками, превозмогая странную тянущую слабость в мышцах, унес из ванной в гостиную. Там, усадив ее на диван, я присел на корточки рядом, чтобы наши лица были на одном уровне.
- Послушай меня, Джордан, и очень внимательно. Сейчас я схожу в душ, а иначе просто блевану сам от себя, накормлю тебя, ты уедешь домой и забудешь все, что сегодня было как страшный сон. Договорились?
Ну и гад же ты, Эдвард Джеймс Мориц...
- Сдурел совсем?! Как мне забыть такое? - взвилась подруга и вскочила было с диванных подушек, но я тут же настойчиво усадил ее обратно. Она закрыла лицо руками и горько всхлипнула: - Как мне забыть, что этой ночью ты любил меня, а на утро вышвыриваешь будто грязную тряпку, об которую ты замарался?..
Я шумно выдохнул, прикрывая глаза, и поднялся на ноги. Господи, помоги мне. Этот балаган закончится сегодня или нет, в конце концов?
Походил туда-сюда вдоль дивана несколько минут, беспощадно съедая кожу на губах на нервах, и слушал как Джо то всхлипывает, то успокаивается и бормочет себе под нос что-то вроде «никому не нужная» и «ты же любил меня». До меня тогда дошла одна истина: девушке, сидящей на моем диване и заливающейся слезами, было глубоко плевать на мои чувства и меня самого. Она просто не могла никак признать того факта, что кто-то ее разлюбил! Разлюбил и теперь не упивался ею, не бегал за ней как щенок и не заглядывал в глазки, не давал пользоваться собою и смел требовать исчезнуть из своей жизни! Самолюбие Джордан Хейз не знало границ. Все вдруг встало на свои места.
- На самом деле, Джо, ты никого не любишь, кроме себя, - прошептал я, обессиленно падая в кресло, как громом пораженный. - Какой же я слепой...
В гостиной моей съемной квартиры воцарилась мертвая тишина, от которой волосы встали на загривке. Джордан медленно отняла ладони от своего лица и уставилась на меня гневным взглядом. Губы ее сжались в тонкую линию с такой силой, что побелели, а руки сжались в кулаки. Она встала, вытянутая и напряженная как струна, что вот-вот лопнет.
- Да пошел ты, Мориц! - зашипела подруга словно ядовитая гремучая змея, которая была готова броситься на меня в любую секунду и вцепиться зубами в глотку. - Считаешь себя лучше других, да? Выше, сильнее, достойнее. Но только правда в том, что ночью мы трахались по обоюдному желанию и согласию, а не так, что ты мимо шел, споткнулся и случайно упал на меня прямо своим причинадалом!
Я невесело рассмеялся, сжав пальцами переносицу.
- Забавно, - протянул нарочно насмешливым тоном. - Ведь я никоим образом не пытался оправдаться и все отрицать. Так зачем же тогда мне сейчас выслушивать от тебя все это дерьмо, скажи на милость?
Джордан задышала как разъяренный бык на ринге, увидевший красную тряпку. Ответить ей было нечего, и это ее бесило до безобразия. По щекам потекли новые слезы, пуще прежних. Вдев ноги в свои ботинки и возвысившись надо мной как Эйфелева башня, она решительно вытерла тыльной стороной руки влагу со своего лица и заявила:
- Ты глубоко ошибаешься. Я очень тебя люблю, Эдди, сильнее всех в этом мире. И даже сильнее себя самой. Все те годы, что мы дружили, были друг у друга, вместе против всех, я ни разу не дала повода усомниться в искренности моих чувств к тебе. Когда из раза в раз меня ломал мой близкий и родной человек, только ты не давал мне сойти с ума и нахрен покончить собой!.. Когда мой собственный дядя самыми отвратительными способами домогался меня под носом у своей сестры, моей самовлюбленной мамаши, только мысли о тебе держали меня на плаву!
Она заплакала навзрыд, согнувшись пополам, и осела на пол. Я тут же подскочил к ней и, спрятав ее хрупкое тело, содрогающееся от рыданий, крепко прижал к себе, зажмурившись от нахлынувших страшных воспоминаний. Мне стало еще хуже: теперь совесть драла меня за то, что я вел себя как последняя скотина с девушкой, зная о ее больном и темном прошлом. Мы оба когда-то были поломаны, испорчены. Оба считали, что нас не исправить. И мы действительно были вместе против всего прогнившего насквозь мира - так, рука об руку, было не страшно.
Я пытался ее успокоить, гладя рукой по макушке, шепотом просил прощения за свои ужасные слова, брошенные ей в лицо. Да, я искренне сочувствовал и вовсе не желал ей зла. Но мне было необходимо начать ставить себя превыше всего, я больше не мог вестись за ней, как овечка на привязи за своим пастухом, в ущерб себе.
Аккуратно я отстранился от Джордан и на автомате вытер большим пальцем крупную слезинку в уголках ее глаз. Подруга громко швыркнула носом, обхватила мою широкую ладонь своей и оставила на ней поцелуй, как часто она делала раньше. Сердечных трепыханий этот жест не вызвал, но в этот раз я не стал делать резких движений.
- Джо, - тихо позвал ее. Она посмотрела на меня мутными и заплаканными глазами и судорожно перевела дыхание. - Тебе нужно отдохнуть, а мне...подумать над тем, как спасти свои отношения с Лизой. Хотя бы попытаться. Давай я провожу тебя, поймаю такси и...
Потянувшаяся было к моему лицу губами, она подскочила резво, чуть не опрокинув меня навзничь, и быстро вылетела в коридор будто за ней гналась целая свора диких псов.
- Больше никогда не подходи ко мне! - крикнула она напоследок и хлопнула входной дверью так, что зеркало, висящее на стене рядом с ней, задребезжало и чудом не свалилось с крепежа.
Я отчаянно застонал и распластался на полу «звездочкой», больно ударившись затылком. Каким бы козлом я не был сегодня и как бы теперь не относился к Джордан, мне не хотелось чтобы с ней произошли неприятности. А в таком ее состоянии это вполне реально. Бегать и искать ее по всему Нью-Йорку мне не улыбалось, равно как и брать на себя ответственность за последствия ее необдуманного поведения, только вот мои собственные внутренние установки, какое-никакое воспитание не позволяли мне это сделать.
Сколько времени я пролежал на полу я не знал. Почувствовав мороз на коже и опять подкатившую тошноту, еле встал и, придерживаясь рукой за стены, я вернулся в ванную, включил на полную катушку горячий душ и с превеликим удовольствием забрался под него. Стоя под сильным напором, в клубах влажного пара, подставив лицо под упругие струи воды, я молился, чтобы эта ужасная ночь стерлась из моей памяти, смылась с моего тела. В груди щемило от какой-то невыразимой тоски и перспективы вновь остаться одному: узнай мои друзья и Мозесы что я наделал, не отвернутся ли они от меня, останутся ли рядом, будут ли доверять как прежде? Если бы я был на их месте, то, наверное, очень сомневался. Ведь, как говорят, предавший раз предаст не единожды.
Выйдя из душа, обтираясь полотенцем, с уже не такой буйной головой, я прошел к шкафу в спальне за свежей одеждой и вдруг встал ногой на какой-то шуршащий комок. Подняв и развернув маленький листок, я понял, что это записка, которая принадлежала Джордан - как видно, она вывалилась у нее из кармана куртки. В записке говорилось, что некто ждет ее, «плохую девчонку», на отвязную вечеринку сразу с «увеселительными конфетками» после фотосессии, где соберутся все с «Фабрики» Уорхола. Я нахмурился. Увеселительные конфетки? Отвязная вечеринка? От этих слов за версту несло большими проблемами. Значит, все же Джордан связалась с той «плохой компанией», о которой я думал.
Стоя в одном полотенце посреди спальни, я долго не мог решить, должен ли все-таки вытаскивать подругу из этого дерьма или должен отступиться и отпустить, ведь это ее жизнь. Где-то под ложечкой свербело беспокойство за эту взбалмошную девчонку, и надо было признать: мне не безразлично как сложиться ее судьба. Если я могу что-то сделать, помочь, направить... Вспомнив слова Джордан о том, что ей плохо и у нее тяжелые времена, я вновь пробежался хмурым взглядом по записке и указанному там адресу. Манхэттен, мать его!..
Зачесав всей пятерней еще влажные волосы назад, я откопал свои самые лучшие и приличные шмотки - темно-синюю рубашку, прямые брюки со стрелками - и, захватив черное пальто-пиджак до колена длиной, решительно вышел из квартиры.