Глава 6 «Записки времени и любви»
Лина смотрела на Луку - долго, чуть затаив дыхание. Его глаза были прозрачными, будто вода в реке, и в них не было ни капли лжи. Впервые с тех пор, как она оказалась в этом времени, её сердце нашло точку покоя. Как будто в этом взгляде - ответ. Она не знала почему, но знала точно: он - тот самый. Не из книг, не из снов, не из надежд, а из чего-то гораздо более глубокого. Из судьбы. Из прошлого.
— Ты — тихо начала она, но слова застряли.
— Что я? — Лука склонил голову набок, взгляд стал чуть более внимательным.
— Ничего, — Лина улыбнулась и опустила взгляд. — Просто спасибо.
Он кивнул, будто понял. Между ними повисла тишина - не неловкая, а правильная. Музыкальная пауза, из которой рождается новая мелодия. Позже они гуляли по Парижу — все вместе: Маринетт, Лина, Аля, Нино, Лука, Роуз, Джулека, Зои, Иван, Милен, Кагами. Смех лился свободно, как река, и даже тени прошедшего боя казались далекими. Они ели мороженое на ступенях Монмартра, фотографировались на фоне Эйфелевой башни и спорили, где подают лучшие круассаны. Все сошлись на мнение, что в пекарне родителей Маринетт самые лучшие. Они вернулись домой поздно. Небо над Парижем уже затягивало звёздами, а в воздухе витал аромат цветущих деревьев и ночного хлеба с ближайшей булочной. Лина сняла куртку и устало, но счастливо опустилась на диван.
— Ну и день, — вздохнула она. — Париж умеет удивлять.
— А особенно один музыкант с глазами цвета зимнего моря, да? — Маринетт, закрыв за собой дверь, бросила на подругу выразительный взгляд и тут же прищурилась с хитрой улыбкой.
— Что? Нет! Я просто он очень эм интересный человек. Вот.— Лина тут же покраснев, уставилась в стену.
— «Интересный человек» — повторила Маринетт, усаживаясь рядом и чуть толкнув её плечом. — Так я тоже говорила, когда впервые начала общаться с Адрианом. Вроде бы спокойно, а внутри — ураган, бабочки, и ты вдруг начинаешь забывать, как строятся предложения.
— Это было так очевидно?
— Для меня? Уж точно, — засмеялась Маринетт. — Я знаю этот взгляд. Ты будто слушаешь музыку, которую никто другой не слышит, когда смотришь на него. Я это проходила.
— И ты не ревнуешь? — осторожно спросила Лина, не зная, как правильно выразиться.
— Нет. Потому что я знаю, что ты не причиняешь ему боли. Ведь я сама когда-то причинила. — Маринетт немного замолчала, а потом с неожиданной мягкостью ответила — Я поступила очень глупо.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы с Лукой встречались. — Маринетт опустила взгляд. — Он был заботливым, добрым, внимательным. И я старалась быть рядом. Но каждый раз, когда я смотрела на него, а потом на Адриана. Я понимала, что это несправедливо. Лука это чувствовал. Он никогда не упрекнул, но знал. И тогда я сказала правду. Мы расстались. Не потому что он стал менее важен, а потому что я не могла любить его так, как он заслуживал.
Лина молчала, в груди сжалось. Она посмотрела на Маринетт - такую сильную, честную и в то же время ранимую.
— Это больно - быть тем, кто уходит, но ещё больнее - быть тем, кого держат в полумраке, — тихо закончила Маринетт. — И я решила, что больше никогда не буду нечестной. Ни с собой, ни с другим.
— Он, кажется, до сих пор любит тебя, — прошептала Лина. — Когда смотрит, в его глазах столько...
— Я знаю, — кивнула Маринетт. — Но он тоже двигается дальше. Лука умеет отпускать — с музыкой, с болью, с любовью. И если он начнёт слышать в тебе новую мелодию — не бойся. Он не держится за прошлое.
Лина кивнула. И впервые за весь день ощутила в себе не тревогу, а лёгкое тепло. Музыка Луки действительно звала её — не громко, но честно. А теперь она знала, что может идти навстречу.
— Спасибо, Маринетт. За доверие. За откровенность. — С улыбкой на лице сказала Лина
— Ну а теперь к записям, к книгам и к спасению мира! — бодро воскликнула Маринетт, хватая одну из тетрадей и снова превращаясь в настоящего Хранителя.
— И немного к любви, — добавила Лина с улыбкой.
Они рассмеялись, а за окном мягко горели фонари, как ноты новой песни, которая только начиналась. Уютный свет лампы , запах ромашкового чая и толстые тетради, разложенные на столе, вернули их к реальности. Маринетт аккуратно открыла одну из старых книг — ту, что принадлежала Мастеру Фу. Бумага была пожелтевшей, но чернила всё ещё хранили энергию. Внутри — символы, записи, схемы, заметки на китайском и французском.
— Он знал о времени больше, чем говорил, — пробормотала Маринетт, водя пальцем по строчке. — Смотри: «Переплетения линий времени возможны лишь при активном участии прямого потока хранителя одного из камней чудес».
— Это про меня? — Лина нахмурилась, ей это не нравилось
— Возможно. Или про твоего прямого потомка. Но ты — ключ. Это уже очевидно.
Внезапно из-под подушки на диване вынырнул Триккс, потянулся, зевнул и завис в воздухе перед ними.
— Вот вы и добрались до сути, — сказал он с довольным видом. — Записи прошлого хранителя очень важны. Но время сплетено в узор, который видно только тем, кто чувствует больше, чем просто минутную стрелку.
— Триккс, — серьёзно сказала Лина. — Объясни. Почему Тьмокор связан со мной? И почему прошлое и будущее так переплетены?
— Потому что ты — потомок линии, начатой в момент великого разлома. Маринетт — начало. Ты — продолжение. Но между вами должен был быть мост. И этот мост разрушили.
— Кто?
— Враг, который живёт вне времени. Тьмокор результат искажения. Он родился из попытки изменить будущее, чтобы стереть его корни. Если он уничтожит твою команду в будущем — исчезнет и прошлое. А значит и Леди Баг.
— Значит, всё это из-за того, что кто-то сломал ход событий? — прошептала Маринетт.
— Именно, — подтвердил Триккс. — Но есть путь назад. И путь вперёд. Если мы восстановим утраченные знания, соберём команду Хранителей, активируем забытые чудеса — есть шанс. Но только если прошлое и будущее будут действовать вместе. И если вы - обе - поверите друг другу.
Лина перевела взгляд на Маринетт. А та — на неё. В этот момент не было различий во времени, возрасте или опыте. Только сила двух сердец, связанных судьбой.
— Я с тобой, — сказала Маринетт.
— А я с тобой, — ответила Лина. — До конца.
— Тогда готовьтесь. Следующий шаг — возвращение в Храм Чудес. И там всё начнётся по-настоящему. — Триксс улыбнулся