8 глава
Сьюзен покопалась в ящиках. Вероятно, эта комната принадлежала ее матери. Тут было слишком много вещей розового цвета. Сьюзен ничего не имела против розового цвета в умеренных количествах, но здесь его было просто засилье, поэтому она надела старое школьное платье.
Она решила, что самое главное сохранять спокойствие. Логическое объяснение всегда найдется, даже если его придется придумать.
— ПИШК.
Скребнув когтями, на туалетный столик приземлился Смерть Крыс. Потом он вытащил из челюстей крошечную косу.
— Думаю, — медленно произнесла Сьюзен, — мне пора возвращаться домой, но все равно спасибо.
Смерть Крыс кивнул и снова прыгнул.
Опустился он на самом краю розового ковра и быстро побежал по темному полу.
Когда Сьюзен сошла с ковра, грызун остановился и одобрительно кивнул. Ей снова показалось, будто бы она выдержала какое-то очередное испытание.
Она последовала за Смертью Крыс в холл, оттуда — в дымную пещеру кухни. Там, склонившись над плитой, стоял Альберт.
— Доброе утро, — сказал он скорее по привычке, чем в качестве подтверждения времени суток. — Хочешь жареного хлеба с колбасой? Потом будет каша.
Сьюзен посмотрела на шипевшую в огромной сковороде массу. Это было зрелище не для пустого желудка, хотя оно вполне могло сделать его таковым. А трагическая судьба яиц, попадавших в руки Альберта, заставляла слезы наворачиваться на глаза.
— А у тебя мюсли нет? — спросила она.
— Это такой сорт колбасы? — ожидая подвоха, спросил Альберт.
— Это орехи и крупа.
— А в них есть жир?
— Нет, насколько мне известно.
— Как же тогда их жарить?
— Их и не надо жарить.
— И это ты называешь завтраком!
— Завтрак не обязательно должен быть жареным, — нравоучительно промолвила Сьюзен. — Вот ты упомянул кашу, ее ведь тоже не нужно жарить...
— Почему нет?
— А вареное яйцо?
— Кипячение убивает не всех микробов и...
— СВАРИ МНЕ ЯЙЦО, АЛЬБЕРТ.
Вскоре эхо от ее слов стихло. «Ничего себе у меня голосок появился», — подумала Сьюзен.
Половник выпал из руки Альберта и со звоном упал на плиточный пол.
— Пожалуйста, — добавила Сьюзен.
— Ты говоришь, совсем как он.
— Впрочем, не трудись. — У нее заболела челюсть. Новый голос испугал ее сильнее, чем Альберта. В конце концов, это ведь был ее рот. — Я хочу домой. Мне пора возвращаться.
— Ты и так дома, — возразил Альберт.
— Здесь? Но это не мой дом!
— Да? А что написано на больших часах?
— «Слишком Поздна», — машинально ответила Сьюзен.
— А где находятся ульи?
— В саду.
— Сколько у нас тарелок?
— Семь, — вырвалось у Сьюзен, прежде чем она успела заткнуть себе рот.
— Видишь? По крайней мере часть тебя находит этот дом знакомым.
— Послушай... — Сьюзен попыталась воззвать к благоразумию, надеясь в этот раз на больший успех. — Возможно, он действительно существует... ну, этот, ты понимаешь, но во мне нет ничего особенного... То есть...
— Да? А почему лошадь тебя знает?
— Пусть знает, я — нормальная девушка...
— Нормальные девочки не получают в подарок на трехлетие набор «Барби катается на Бинки»! — рявкнул Альберт. — Но твой отец не позволил тебе в него играть, чем очень расстроил хозяина. А он так старался.
— Я имею в виду, что я — обычный ребенок и...
— Послушай, обычные дети получают на день рождения ксилофон. А не просят дедушку снять рубашку!
— Ну и что с того?! Я же не виновата, что у меня такой дед! Это нечестно!
— Правда? Да что ты говоришь? — произнес Альберт мрачно. — Ну, иди, пожалуйся кому-нибудь! Скажи вселенной, что это нечестно, а то вдруг она не знает. Она наверняка тебя поймет. «О? — скажет она. — Что ж, хорошо, извини, что побеспокоила, ты свободна».
— Это сарказм! Как ты смеешь так со мной разговаривать? Ты — простой слуга.
— Правильно. Как и ты. Поэтому на твоем месте я бы приступил к работе. Грызун тебе поможет. Он в основном занимается крысами, но принцип тот же.
Некоторое время Сьюзен сидела с широко открытым ртом.
— Я ухожу, — выпалила она наконец.
— А я тебя и не задерживаю.
Сьюзен выбежала через черный ход, преодолела громадный двор, пронеслась мимо жернова — и оказалась в саду.
— Ха! — воскликнула она.
Если бы кто-нибудь посмел сказать Сьюзен, что у Смерти есть дом, она бы назвала такого человека сумасшедшим или, того хуже, идиотом. Но если бы ей предложили вообразить, как должен выглядеть подобный дом, то соответствующим ситуации черным карандашом она нарисовала бы нечто высокое, с башнями и бойницами, похожее на готический замок. Дом выглядел бы зловещим, ему бы подходил целый ряд слов, заканчивающихся на «щий», типа «нависающий» и «ужас наводящий». Она представила бы тысячи окон. Заполнила бы небо летучими мышами. Добилась бы величественности.
Чего бы она не могла себе представить, так это обычного коттеджа. С таким безвкусным садом. И лежащим у входной двери ковриком с надписью «Дабро Пожаловаться».
Сьюзен всегда окружала себя неприступными стенами здравого смысла. Однако сейчас эти стены начали таять, как соль на мокром ветру, и ее это злило.
У нее был другой старый дедушка, его звали Лезек, и он жил на ферме, настолько бедной, что даже тамошним воробьям приходилось ползать на коленях в поисках какой-нибудь завалящей крошки. Насколько она помнила, Лезек был приятным стариканом, правда несколько робким, особенно в присутствии ее отца.
А мать про своего отца рассказывала, что тот...
Почему-то Сьюзен никак не могла вспомнить, что именно рассказывала ей мать. С родителями вечно так — произнося кучу слов, они умудряются ничего толком не сообщить. Иногда у нее даже складывалось впечатление, что отца у матери просто нет.
А сейчас Сьюзен предлагали поверить, что он знаменит именно тем, что был всегда.
Она словно бы обрела очень полезного родственника.
Вот если бы, скажем, он был богом... Леди Одилия Жолоб из пятого класса постоянно хвастала тем, что ее прапрабабушку некогда соблазнил сам Слепой Ио, принявший вид вазы с маргаритками, что делало саму Одилию чем-то-вроде-как-бы-частично-полубогиней. А еще Одилия говорила, что ее мать частенько пользовалась этим, чтобы заполучить столик в каком-нибудь ресторане. Но заявление о том, что ты являешься близкой родственницей Смерти, вряд ли произведет должное впечатление. Скорее всего, тебе не дадут места даже рядом с кухней.
Но если происходящее с ней — это всего-навсего сон, то чем она рискует? Ведь рано или поздно она проснется и... Впрочем, в это она тоже не верила. Сны такими не бывают.
Дорожка шла мимо конюшни, огибала огород, чуть ныряла вниз, а дальше начинался сад, в котором росли деревья с черными листьями. На ветках висели блестящие черные яблоки. Немного в сторонке стояли несколько белых ульев.
И все это она уже видела. Раньше.
Одна яблоня очень, очень отличалась от всех остальных.
Сьюзен остановилась, чтобы разглядеть дерево повнимательнее, и тут на нее нахлынули воспоминания.
Она вспомнила... Тогда она была уже достаточно взрослой, чтобы понять, насколько глупой с точки зрения логики была сама затея, а он стоял рядом и, переминаясь с ноги на ногу, ждал, как она отреагирует...
Старые уверенности уходили, на смену им приходили новые.
Теперь она по-настоящему осознала, кто у нее дедушка.
Посетители «Залатанного Барабана» в основном увлекались традиционными играми, такими как домино, дротики, а также «Оглуши-Ограбь». Новый владелец решил поднять престиж заведения. Впрочем, «вверх» было единственно возможным направлением развития, поскольку ниже падать было некуда.
При входе в таверну был установлен Замечатель Правды — трехтонное чудовище с водяным приводом; принцип действия прибора основывался на последнем изобретении Леонарда Щеботанского. Впрочем, идея оказалась не слишком удачной. Капитан Моркоу из Городской Стражи, за открытым улыбчивым лицом которого скрывался острый как игла ум, тайком заменил старые вопросы новыми, например такими: «Где вы находились вечером пятнадцатого, уж не рядом ли со складом бриллиантов Вортинга?» или «Кто был третьим соучастником ограбления винокурни Джимкина Пивомеса на прошлой неделе?», и успел арестовать троих посетителей, прежде чем люди поняли, в чем, собственно, дело.
Владелец пообещал поставить взамен другую машину, которая якобы будет играть песенки, если в нее бросишь монетку. Библиотекарь, один из завсегдатаев таверны, уже запасался мелочью.
В глубине таверны находилась небольшая сцена. Владелец как-то попробовал выпустить на нее стриптизершу, но лишь однажды. Увидев в первом ряду невинно улыбавшегося огромного орангутана с кошельком, полным однопенсовых монет, в одной руке и бананом — в другой, бедная девушка предпочла спастись бегством. Еще одна Гильдия, работающая в сфере развлечений, занесла «Барабан» в свой черный список.
Нового владельца звали Гибискус Дунельм (в чем он виноват не был). И он честно пытался сделать из «Барабана» классное веселое заведение. Даже поставил рядом с входом полосатые зонтики.
Он опустил взгляд на Золто.
— Так вас всего трое?
— Да.
— Я же плачу целых пять долларов! Ты сказал, у тебя большая группа.
— Лава, поздоровайся с хозяином таверны.
— Согласен, — Дунельм машинально попятился, — группа действительно большая. Что ж, начинайте. Думаю, стоит исполнить несколько песенок, известных каждому. Чтобы создать атмосферу.
— Атмосферу?
Дион оглядел «Барабан». Это слово было ему знакомо, но в подобном заведении оно сначала теряло смысл, а потом терялось само. В столь ранний час в таверне было всего три или четыре посетителя, и, судя по всему, музыка их не интересовала.
Пока Лава расставлял свои камни, Дион рассматривал задник сцены. Тот явно пережил некие бурные события.
— Ерунда, немного сочных фруктов, пара-другая залежавшихся яиц, — пытался подбодрить их Золто. — Людям иногда хочется немного пошалить. По-моему, волноваться из-за этого не стоит.
— А я из-за этого и не волнуюсь, — откликнулся Дион.
— Я так и думал.
— Я волнуюсь из-за вот этих следов. От топоров и стрел. Золто, мы ведь даже не репетировали! По крайней мере, как надо!
— Но ты умеешь играть на гитаре?
— Да, вроде да.
Он пробовал. Играть на гитаре было нетрудно. На самом деле на ней было невозможно играть плохо. Каких бы струн он ни касался, гитара в точности повторяла мелодию, звучавшую у него в голове. Она была материальным воплощением мечты начинающего музыканта — инструментом, на котором не надо было учиться играть. Он помнил, как впервые коснулся струн арфы, надеясь услышать такие же звуки, какие обычно извлекали старые барды. А в ответ послышалось нестройное бренчание. О таком инструменте, как эта гитара, он мог только мечтать...
— Значит, так, — сказал гном. — Репертуар только самый известный. «Посох волшебника», «Песенка про ежика». Все такое. Людям нравятся игривые стишки.
Дион осмотрел таверну. Посетителей прибавилось. Но внимание его привлек огромный орангутан, который придвинул свой стул поближе к сцене и положил перед собой мешок с фруктами.
— Золто, — сказал он. — За нами наблюдает обезьяна.
— Ну и что? — не понял Золто.
— Это же обезьяна.
— Запомни на будущее: это ПРИМАТ. А мы в Анк-Морпорке, здесь и не такое бывает.
Золто снял шлем и достал из него что-то наподобие котомки.
— А зачем тебе авоська? — поинтересовался Дион.
— Фрукты есть фрукты. Знаешь, как говорится? Мотовство до нужды доведет. Если будут бросать яйца, постарайся их поймать.
Дион перебросил через плечо ремень гитары. Он хотел поделиться с товарищем своими странными ощущениями — но что он мог сказать? Что играть на этой гитаре совсем нетрудно?
«Надеюсь, на свете есть бог музыкантов», — подумал Дион.
И такой бог действительно был. Вернее, таких богов было множество, по одному на каждый музыкальный стиль. Ну, или почти на каждый. Но той ночью помочь юноше мог только Рег — бог клубных музыкантов, которому сейчас было не до того, поскольку он вынужден был следить еще за тремя выступлениями одновременно.
— Готовы? — спросил Лава и взял в руки молотки.
Они кивнули.
— Начнем, пожалуй, с «Посоха волшебника», — сказал Золто. — Это их разогреет.
— Ладно, — согласился тролль и начал считать по пальцам: — Раз, два... раз, два, три, много.
Первое яблоко прилетело через семь секунд и было ловко поймано Золто, который даже не сбился с такта. Но первый банан подло увернулся и воткнулся ему в ухо.
— Продолжайте играть! — прошипел гном.
Дион подчинился, хотя его накрыл град апельсинов.
Сидевший в первом ряду орангутан пошерудил в мешке и достал из него очень большую дыню.
— Груш не видите? — спросил, переводя дыхание, Золто. — Я очень люблю груши.
— Вижу мужика с метательным топориком!
— А топорик хороший?
В стене рядом с головой Лавы задрожала стрела.
Было три часа ночи. Сержант Колон и капрал Шноббс почти пришли к выводу, что кто бы ни намеревался захватить Анк-Морпорк, сегодня ночью этого он делать не будет. А в караулке так уютно потрескивает огонь...
— Может, оставить записку? — предложил Шнобби, согревая пальцы дыханием. — Как ты думаешь? Типа, приходите завтра.
Он поднял взгляд. Под арку ворот ступила одинокая лошадь. Белая, с мрачным седоком в черном.
Они даже не подумали окликнуть: «Стой, кто идет?» Ночные стражники патрулировали улицы в достаточно необычное время суток, поэтому они привыкли видеть то, что обычные смертные, как правило, не видят.
Сержант Колон почтительно коснулся ладонью шлема.
— Вечер добрый, ваша светлость.
— Э... ДОБРЫЙ ВЕЧЕР.
Стражники проводили всадника взглядом.
— Какой-то бедняга дождался, — наконец констатировал сержант Колон.
— Но признай, он очень предан своему делу, — откликнулся Шнобби. — Ни выходных тебе, ни отдыха. Весь в заботах о людях.
— Да.
Стражники уставились в бархатную мглу.
«Что-то тут не так...» — подумал сержант Колон.
— Кстати, а как его зовут? — вдруг спросил Шнобби.
Они снова уставились во мглу. Потом сержант Колон, который так и не понял, что именно его озадачило, переспросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, как его зовут на самом деле?
— Смерть, — пожал плечами сержант. — Так и зовут. Смерть. Это его полное имя. А ты думал, Смерть — это фамилия? А полное имя что-нибудь типа... Кейт Смерть?
— Почему бы и нет?
— Он просто Смерть, и все тут.
— Да нет, это — его работа. А как его называют друзья?
— Какие еще друзья?
— Ладно, проехали.
— Пойдем лучше выпьем горячего рома.
— По-моему, ему бы очень пошло что-нибудь благозвучное, величественное... Допустим, Леонард.
Сержант Колон еще раз вспомнил этот голос. Так вот что его удивило! Всего на мгновение...
— Старею, наверное, — сказал он. — Мне вдруг показалось, что ему подошло бы что-нибудь вроде... Сьюзен.
— Слушай, они со мной поздоровались. Значит, меня видно? — спросила Сьюзен, когда лошадь уже повернула за угол.
Смерть Крыс высунул голову из ее кармана.
— ПИСК.
— Думаю, без того ворона нам не обойтись, — задумчиво промолвила Сьюзен. — Ты не обижайся... Вроде бы я уже начинаю тебя понимать, только вот никак не разберу, что ты говоришь...
Бинки остановилась рядом с большим особняком, расположенным чуть в стороне от дороги. Дом был несколько вычурным, на нем было слишком много фронтонов и средников, что говорило о его знатном происхождении. Такой дом мог построить для себя богатый купец, добившийся респектабельности и почувствовавший необходимость вложить во что-нибудь неправедно нажитые доходы.
— Мне это совсем не нравится, — сказала Сьюзен. — Кроме того, вряд ли у меня что получится. Я же обычный человек. Я ем, хожу в туалет и все такое прочее. Я не могу так просто вламываться в дома и убивать людей.
— ПИСК.
— Хорошо, хорошо, об убийстве тут речи не идет. И все равно, воспитанные люди так не поступают.
Вывеска у двери гласила: «Вход Для Обслуги Распаложен Взади Дома».
— А я тоже считаюсь обслуживающим персо...
— ПИСК!
В нормальных условиях Сьюзен ни за что не задала бы подобный вопрос. Она всегда считала себя человеком, перед которым открыты все двери.
Смерть Крыс быстро промчался по дорожке и вошел сквозь дверь.
— Погоди! Я же не умею так...
Сьюзен осмотрела дверь. На самом деле она это умела. Умела проходить сквозь двери. Перед глазами возникли новые воспоминания. В конце концов, это всего лишь дерево. Через пару сотен лет оно сгниет. С точки зрения бесконечности его просто не существует. Мало что способно соревноваться с бесконечностью.
Она сделала шаг. Толстая дубовая дверь показалась ей не плотнее тени.
ГОЛОСУЙ ЗА МЕНЯ И ПОДПИСЫВАЙСЯ!СКОРО БУДУ ПИСАТЬ НОВУЮ КНИГУ!