Глава 1
Историю эту я знаю под разными углами, я знаю каждую деталь, но всё же я повествованье начинаю с момента странного подарко оставленого кем-то на столе.
Зинода поднялась задолго до расвета, пустая послель её пугала сильнее ножа представленного к горлу, а значит нужно бежать. Ей бы, наверное, стоило приготовить завтрак или проверить живность, но она, не смотря на свой возраст и статус, выходила на крыльцо каменного дома и смотрела вдаль. Её давно не превликали мелочи бытия и возможно, если бы она нашла решимость, то покунула бы свою семью. Жила бы там, в том далёком лесу тёмных смертей, куда её не раз водил отец. Не было и дня когда овдовевшая хозяйка не вспоминала своего отца и мужа. Их рокочущий смех грел её уши ещё много лел после их кончины. Их смерти разрушили не только саму Зиноду, но и её земное благополучие. Как жаль, что уходя, они забрали с собой всё, не пощадили ни финансы, ни кров. Но полно об этом горевать, думала женщина, завязывая фартук, ей не о чем сейчас горевать. Её дети спят в дальних комнатах и пока они дышут ни одна слеза не упадёт с лица хозяйки.
Тихо ступая по прогнившим половицам дома, Зинода направлялась кухню. Опираясь одной рукой на прибитый к стенам деревянный бортик, что сделал ей сын ещё в том году, женщина смотрела на блестящию, на редких лучах солнца, вазу. Думалось подарок, но вот она касается железа и рукой ведёт по нему вниз. Громко былось больное сердце в старой груди, но никто его не слышал, единственное что услышал весь дом был пронзительный крик хозяйки. Женщина бужала по коридору и вторгнувшись в спальную, что отродясь не имела двери, стала тормошить ещё не проснувшихся сыновей. К матери тот час подскочила дочь, рыжая хулиганка - Фрея, успугавшись за мать и не успев надеть и сарафана, девушка стояла в одной ночнушки и оттаскивала мать от Олава. Старший сын проснулся быстро, но осознать происходившиеся не мог. Мужчина схватил старую рубашку, лежавшую на полу идеально сложенной комбинацией, и тот час надел её. Олав бросил на соседную кровать смой бошмак, тем самым разбудив ещё двоих сыновей. А Зинода всё взволнованно бубнела над кроватью старшего сына. Финнр, наскоро натягивающий обувь, не шутил и даже не предпологал такую реплику. Олав взял мать под руку и повёл на кухню, то что женщина нуждалась в глотке прохладной воды было очевидно.
На пороге трапезной замерли все, Зинода ещё раз протяжно ахнула, а Олав с сестрой медленно переглянулись. Подбежавший Финнр врезался в невидисою стену, но очнувшись воспел хвалу Господу, подразумевая над этим не больше чем привычку и поднял вазу. Крики и спроры тот час наполнели дом. Мать была безутешна, бедняшка думала кто-то из сыновей украл вазу. Финансы семьи были в плочебном состоянии и это было звесно всякому, кто знал эту семью. Олав был на грани изниможения и истощения. но всё же грубым влавствующим тоном заставил всех угомониться. Он держал на руках дрожащего четырёхлетнего брата, что разбыдила встревоженная Фрея, и не знал себя от злости.
— Ситуация далека от смеха, Финнр, замолкни сейчас же. — поралельно гладив мать по голове мужчина осмотрел помещение. Ваза не для них, ваза была украдена, в этом мать права. Быстро перебирая в голове всевозможные варианты развития событий, Олав точно отметил, что если её заметит кто-то посторонний им не сдобравать. И всё же чтобы жить во лжи спокойно, нужно знать кто пошёл на преступление. — Шут, твоя проделка.
— Простите? — рыжий мальчуган смотрел на своё отрожение в блеске вазы и пытался избавиться от остатка пищи на своих зубах. — Что-что, а тут я чист.
— В отличии от твоих зубов, — сестра презрительно посмотрела на брата и обернув свой взгляд к Олаву отрицательно покачала головой.
— А если подумать? — мужчина слегка укачивал ребёнка на своей руке, но не унимал свою злость, — Мы тебя может и выдерем за это, но зато ты не будешь повешен на главной площади города.
— Отвали-ка, — Финнр боялся за себя, быть выдраным братом, это то чего не желал никто в этой семье даже врагу, — Быть может это Баш, он до сих пор не вышел.
Немая переглядка и, отдав Эитри сестре, Олав направился в стальную где на полу лежал Себастьян. Парень вытянулся во весь рост и раскинул руки в разные стороны. Вчера он целый день стоял за прилавком и подготавливал туши. Он вернулся домой после полуночи, на единственной в семье старенькой лошади, что было невозможно гнать , и все это знали. Если кто и принёс домой вазу, то это был Баш. Схватив брата за рубаху, Олав рывком поднял тело и поставил его на ноги. Блондин слегка пошатнулся, но в туже секунду проснулся и принял на себя свою излюбленную роль.
— Что стряслось, брат? — на глазах стан Себастьяна выпрямился и проспавший даже умыдрился посмотреть на на своего злого, до безумия, брата свысока. — Воды вновь нет? — нижняя губа дёрнулась в ухмылки и в ней Олав нашёл последную каплю.
— На кухне твоих руг дело? — немой кивок и Баш высвобождаясь из рук брата пошёл в сторону кухни.
Каким удивлением были наполнены все когда с неподдельным удивлением Баш врезался в невидимую стену на пороге кухни и, о, сколько это повлекло криков. Доверие в этой семье было утрачено ещё много лет назад, а вастановить его уже казалось просто не возможным. В конечном итоге вина всё же нашла свою жертву и понурив голову Финнр ехал в маленткую мясную лавку на краю города.
День был тяжёлый дня всех. Олав ушёл к скоту и трогать его никто был ненамерен. Занода весь день хлопатала на кухне, встревожанная вазой, что стояла. скрытая ото всех, в одном из шкафов погреба. Фрея ушла к семье, в которой её держали нянькой для детей, и незаметно ни для кого выслушивала все сплетни о зласчастной вазе. Баш же был подбит недоверием старшего брата и весь день провёл с Эитри у старого дуба наберегу реки.
Эитри часто распрашивал брата про эту величественную ускуственную реку, что змеёй окутывала замок и его територии. Баш раздетый по пояс смотрел на братца, бегующего по берегу в обрезанной начнушки сестры.
— А фей ты видел? — громко кричал малыш пробегая мимо брата.
— Не видел, но знаю где их можно найти. — тихо и с насмешкой проговорил Баш, проследив за реакцией брата, что тут же улёгся подле расказчика и ждал новую тайну. Он знал его Баш умнее всех кого он встречал, это внушало уважение. — Правда-правда. — заверил Себастьян, — Во-он, видишь замок за стеной виднеется? — приподнявшись Эитри посмотрел на виднеющиеся шпили и кивнул, - Так вот там и живут феи.
— Настоящие?
— Заверяю тебя, что — да. — парень лёг на траву и завёл руку себе за голову.
— Так что же она там живут? Там же нет полей, лесов? А как же старые деревья? — мальчишка в негодовании бегал вокруг брата и трепал его, то за ногу, то за руку.
— По приданиям они очень красивы, — протянул рассказчик, — Ни одна девушка с ними не сравнится. Кажа белая, как фарфор. Ты же видел фарфор?
— Не помню, но вроде отец его любил когда-то.
— Любил, это верно, но только пока мог его себе позвалить, — омрачнения Баш встречал в своей речи чаще чем хотел, —Так вот, феи красивы и их прибрали к рукам короли, нам стобой их не видать.
— А кого тогда я могу увидеть? — уныло проговорил Эитри, старший брат потрепал его по голове и кинув короткое, но в то же время зловещее, слово "Ведьм" и подхватив мальчишку понёс его играть к реке.
Когда солнце готовилось столкнуться с землёй в главную дверь постучали. Зинода окинула взглядом всех присутствующих, задержав его на Финнре, была готова встать и открыть дверь. Её опередил старший сын, большими шагами приодалев коридор он открыл дверь и весь содрогнулся когда увидел за ней королевского посыльного со стражей. Все четворо гостей поклонились Олаву, но так ничего и не произнесли. Сгорая от страха и не имея в себе даже капли стрессоустойчивости, мужчина неловко предложил гостям пройти в дом. Стража вежливо отказалась отступая на шаг от посыльного, что черезмерно тонким голосом согласился.
— Я не хочу проходить дальше в дом, новось может обойтись и без прилюдий. Вы так не считаете? — начал наконец посыльный, но так и не принял ответа от Олава, — Вы приглашены в замок к полудню. — тихо за стиной у королевского рабочего возник Баш, он отрицательно покачал головой и, легко облакотившись на стену, стал слушать. — Приглошение исходит от принца Ренода. Просим вам и ваших братьев явиться в город, например к вашей лавке, и ожидать там наших посыльных.
— Благодорю, — только и проговорил Олав, почтительный кивок посыльного и вроде бы диалог закончен, новость получена, страх нарастает, но вот только тихо стоящий Баш этого не хотел.
— Мне бы хотелось узнать зачем мы понодобились принцу? — быстро обернувшись гость застыл, но тут же оттаив нашёл в себе силы на ответ.
— Мне известно то, что цель вашего визита кроется в вашей родословной. Приглашение — это идея нашего лекаря, принц её просто воплощает.
— Воплащает каприз лекаря? Не кажется ли вам это странным? — игривый взгляд и нахальная улыбка выбивали из колеи.
— Я право больше не распологаю никакой информацией, — опомнившись проговорил посыльный. Знали бы они, что на службе он всего неделю, точно бы смогли узнать всё, что приготовил им королевский двор.
— Мы благодорим вас за везит и с радостью прибудем завтра к лавке для встречи, — нервно подвёл черту Олав и почти вытолкнул посла за дверь.
Бедный Мэт сам себя не знал от волнения. Идя к смеющийся страже он пытался привести себя в душевное равновесие, но улыбка Баша всё чётчё и чётче вырисовывалась перед его лицом. Страшно было осозновать, что из колеи его выбил бедняк с игривым духом. Вопрос о том зачем Марии эта семейка не выходил из головы у посла до приезда в замок, где он самом спросил это у лекаря.
Девушка ждала его у вторых ворот и от новости, что означала их приезд, чуть не улыбнулась Мэту. Он задержал взгляд на её неестественно жёлтых глазах и глубоко вдохнув задал свой вопрос. Тихое журчание воды, что несла огромная река у подола стен замка, напрягала Мэта, но холодный взгляд улыбающихся глаз девушки заставлял нервничать сильнее. Поблагодорив посыльного и тактично не отвечая ему на вопрос, Мария побежала по лесницам вверх в свой кабинет. Сбавляя свой шаг на открытых участках лестницы, лекарь с лёгкостью удерживала своё ликование за замком. И пускай, благодоря собственной натуре, она заприщала себе приживать эмоции. наверх она бежала именно за этим. Остановившись на третьем этаже замка девушка выскользнула за приделы лесницы и направилась к залу досуга. Тихо приоткрыв дверь Мария вошла в помещение попутно оглядывая присутствующих. Юные фрейлины растоложились в дальнем конце зала на дорогих диванах и пуфах, их яркие платья красиво струились вниз. Застав в зале принца, лекарь с улыбкой закрыла дверь. Несколько дам читали вслух, а вокруг них расположились чужие дети. На подоконниках сидели молодые парни, сыновья знатных особ, они читали, спорили и заглядывались на девушек, ну а тех интересовали и покаряли лишь красота окон уходящих далеко вверх. Они простирались на всю длину зала, позволяя ему быть всегда самым светлым местом дворца. Зал, не так часто, освобождали от мебели и проводили знатные обыды, которых ждал отец каждой из этих дам и парней. Мужы, самые знатные парни из стражи, тихо пили из фляшек поодаль от свестких особ. Марек сидел прижав одну ногу к туловищу и рассказывал что-то пустяковое. Многие кивали ему, но на их лицах было написоно возмущение. Не жажда узнавать о чём их дискусии, Мария могла только предположить, что главной героиней рассказов стала еритическая группа в городе. Мысли о ней заставляли Марию лишь улыбаться, пока они видут себя морно, она будет только радоваться, что люди нашли себя в, может и иной, вере. Тихо подойдя к столу она лёгким поклоном поприветствола мужчин и не стесняясь их поведала Мереку новость.
— Они согласились, — интригующи сказала девушка, зная какой авторитет у её друга в этом обществе, она всегда обменивалась с ним, главой стражи, только многозначительными фразами или чёткими указаниями.
— Потому что не имели права отказаться. — с лёгкой улыбкой, скрывая свой смех, тихо признёс Марек. Лёгким наклоном головы он попросил девушку удалисься, а та тут же обрадовшись этому вернулась к леснеце и вновь побежала по ней вверх.
Тихо отворив дверь Мария заглянула внутрь, гостей не было, а значит можно посвятить время себе. Улыбку сменила меланхолия, она безжалостно приследовала девушку в любом её девствие и чувстве. Тихо ступая по поласу, девушка скинула обувь, и подойдя к окну сняла тугой корсет, крепко дуржавший её грудь. Выправив рубашку, Мария провела руками по её мятому краю. В наступившем сумраке, сладка была мысль что всё свечи зажгли слуги и ей не нужно тратить на это время и себя. Покрывало ночи прокатилось по всей земле, что была доступна глазам Марии. Река была далеко, она простиралась тоненькой чёрной полосой, где-то на краю поля зрения. В этой башне она не пленница, но единственная девушка которой отвели под пользование это почётное место. Мария приоткрыла форточку и закрыла глаза. Её смуглую кожу ласкал тихий сквозной ветерок, а до ушей доносилась, еда уловимый, шум замка. Её единство никогда не связывалось с одиночеством, оно всегда делилось с её друзьями, но с одним из них оно было даже связано.
Громко постучав, но не дожидаясь ответа, в кабинет вошёл принц. Он притворил за собой дверь, бросил на замке защёлку и, только после этого, обратился к Марии. Они улыбнулись друг другу и, ничего не говоря, Ренод упал на диван, напротив того места. где стояла его тайна. Мария точно знала, как выглядит сейчас парень, его чёрные волосы разбежальсь по подушке, руки слились на затылке, а острота скул проявилась с неведомой силой. Девушка вообще редко смотрела на него, ей было важнее то что он присутствует здесь духовно, а не физически. Ренод же не сводил глаз с лекаря, иногда прикрывая веки, чтобы разгрузить уставший за весь день взгляд, он всё равно видел столь знакомый силуэт. Тихо и с лёгким сопением парень прикрыл глаза, решив сегодня отдохнуть здесь. Это покои были готовы его принять, перина была нежна, а подушки мягки, вот только ему там не чего делать. Стелажи книг не грели, если их не с кем было разделись, покрывало не согревало, когда тело одно, а мысли не были покойны, без тихого сопения рядом.
Мария не оборачиваясь к парну прошла ко столу и, отодвинув стул, села за него. Достав из ящика письма она начала их вскрывать, из её уст лились самые разные истории. Марии писали все, её подруги, с которыми она делили воспоминания детства, клиенты, за кем присмотр осуществлялся на растоянии, колеги, делившиеся тайнами их мастерста, а главное сестра Ренода, с которым она были в соре. Тихо зачитывая её письмо девушка следила за реакцией принца. Размеренное дыхание исчезало, ласкающий взгляд сменялся сердитой обидой, а главное, он напрялагля всем телом. Сулило это лишь испорченное настроение и плохой сон, но радость о том, что сестра пишет хоть кому-то из этого замка, как не странно, грела.
— Мне кажется тебе стоит ей написать, — не отрываясь от распечатки писем проговорила Мария.
— Мы это уже обсуждали, — ответ назрел лишь спустя два письма, но девушка тот час поняла о чем он говорит.
— Ты признал, что был не прав и груб. — улыбнулся ему лекарь, — Стоит сказать это ей и она будет счастлива.
— Я не имею права отказываться от своих слов.
— Не имеешь, — девушка встала из-за стола и вновь обернулась к окну, — Вот только тебя об этом и не просят. Она счастлива в этом браке или нашла в себе силы быть счастливой. — Ренод сухо усмехнулся, —Напиши письмо, а я поправлю.
— Прятаться за твоей юбкой? — Мария рассмеялась, плавно перекатываясь её смех убеждал принца прислушаться к ней, написать письмо её рукой, позволись себе закрыть этот зазор злобы.
— Ты ведь её недолюбливала?
— Её любил ты. — и этим всё сказано.
Выходя из кабинета, после полуночи, Ринод тихо шёл по коридорам. Он был уставший, но ничего этого не выдавало. Никогда стража не сказала бы о нём так, как он того не желал, ни одна девушка не посмеет назвать его своим любовником, ни один знаваный гость не составил о нём мнение, которое Ренод о себе слышать не желал. Всё знали это только с одной стороны, вся мнагогранность парня была разделена между его друзьями, по одмому кусочку каждому. Наверное, по этому он и не любил их собирать. Даже его мать никогда не видела сына чистым, как стёклышко, настоящим собой, тем у которого мог дрогнуть мускул. Его холодный жар ополял волосы и чувства, но его сердце никогда не билось чаше, чем постукивали его коблуки при королевском шаге. Свернув в широкий коридор, что не имел и маленького окошка, Ренод дождался, когда охрана притворит за ним двери и, сделав несколько шагов к середине помищения, задул свечу, напротив себя, и медленно сел на пол.
В тишине было слышно только стук сердца молодого дафина. Этот звук давно стал внутренней мелодией парня. Его душа не видела красоты в песнях птиц, не видела красивых пьес, не знала лёгкого, ласкающего уши, журчания ручья и шелеста осенней листвы. Стук серда передавал его всего. Передавал не появившейся румянец, скрытый взгляд, подавленную улыбку алых губ. Его манхвой стал холдных пол пустого зала и тишина большого замка в котором принц слышал больше, чем в любой другой момент.
Ренод посмотрел на свои ботинки и медленно поднялся, а после вновь гордо зашагал по светлому проходу. Примерно с тем же темпом и осанкой шёл тем решающим утром Баш, но вот ни гордости, ни уверенность в каждом шаге он не ощущал. Сестра и мать остались в лавке, держась за руки, пытаясь подавить их дрожь. Братья шагали к повозке сохраняя лицо, но лишь самый младший из них открыл миру истенные эмоции семейства Мертесенов. Лицо Эитри перекасило от страха, а напряжённая обстановка скавала уста. Ребёнок всей силой вжался в Сабастьяна и нервно поглядывал на его лицо, с иногда играющими мышцами рта. Всю дорогу Себастьян молчал, укоризненно поглядывая на Олава, который во всю вёл диалог с кучером и посыльным. Мэтью сидел вольяжно закинув ногу на ногу, а в его жилах тёк алкоголь. Улыбка ни на секунду не отпускала его лица, а ноющие мышцы злились на питьё своего хазяина. Громкий и уверенный голос Олава не мог подавить непреступность приподнятого настроения Мэта. Мужчина лишь улыбался ему в в ответ на все едва заметные, но ощутимые по интонации, колкости и непренуждённо отвечал на них, поглядываясь на ребёнка, что был явно напуган тоном старшего брата. Малость, из того, что смог восприять Эитри, мальчишка поведал матери и сестре, что не могли узнать ничего от старших ребят. Но вот поведать, что случилось в самом замке он не мог, его ещё на входе укутали в толстый плед и, в знак уважения к гостям, отвели в маленький личный кобинет лекаря, где ребёнка осмотрели с ушёй до пят, а после развлекали беседой и вкусным хлебом.
Старших же братьев приняли с суровой вежливостью и отсутствием улыбки. Оставив их ждать на прогнившей лавке, в отделении стражи, Мэт ушёл оповищать хазяинов о их приезде, предоставив гостям время на бурное обсуждение происходящего. Вечно шутящий Финнр бегло перекаверкал все действия посторонних, за что, как не странно, получил два укоризненных взгляда, но привыкшая к ним душа продолжила разряжать обстановку. Но что могло разрядить появление главы стражи, мило, но в тоже время, строго улыбаущегося гостям. Тихо обьяснив им кем назначина стреча у их семейства, Марек предложил братьям пройти за ним в зал для гостей, тихий и редко посещаемый уголок замка. Чаще всего в нём проводили праздники для слуг, там танцевали и пьянели, а вот серьёзные разговоры в последний раз слышались там не менее дисетилетия назад. Тогда королева стояла на возвышении позади мужа и до боли сжимала в руке плоток, диалог был стогий и являлся одним из тех, где вмешиваться ей не позволялось, мужа звали королём и покровителем, а для королевы оставляли лишь короткое "Капитолина". Стоя сейчас на месте мужа женщина испытывала потерянное за эти годы волнение, она не допуская дрожи ни в одном своём мускуле, когда отпускала смертные приказы, но сейчас была порализованна былыми днями и недюжим волнением. Это быстро считал гордо вошедший в зал Себастьян, его мысли были не так далеко, как мысли Финнра, и не так напряжены, как мысли Олава. Его мышление было спокольно, а взгляд здрав. Быть может, если бы, в этот момент его глаза встретились с глазами принца, они бы взглянули на своё отражение. Но этого не случилось. Ренод встревоженно смотрел на мать и стоял позади двух главных девукек его судьбы. Мария встала вперёд ведомая плохим зрением и не способностью выпить отвар, что помог бы его вернуть. Главное что, её душа тянулась к одному их парней, но оставалось понять какому из.
— Привествуем вас, — кололева развела руки в вежливом приветствии, не одарив улыбкой никого из гостей, — Надеюсь дорога прошла вполне гладко. Мы прегласили вас по одному неотложному делу, что напрямую связанно с вашими корнями. — парни не могли позволить себе недоумивающи переглянуться, но Финнр разрешил себе подмигнуть строго стоявшей Марии, — Ваш дед был извесным знахорем и, как нам известно, передавал все свои умения одному из вас. Именно его ученик встретил его смерть первым, и теперь должен занять место подмостелья нашего лекаря. Мы так же уверенны, что один из вас очень в этом заинтересован, как и вся его семья. — Капитолина посмотрела на горящие глаза Марии и проглатив сухой комок в своём горле, в первые за несколько лет, пошла на выгодные условия для принемающей, до боли бедной, стороны, — Мы предлагаем вам одно из мест главных поставщиков туши во дворец, в обмен на место одного из вас в ряду подмостерья. — семейство Мартесенов только округлило глаза на слова королевы, о её жестокости и рабском повеновении всего дворца знал каждый, но это шло в разрез со всей услышанной ими речью. — Если вас это интересует, жалование у подмостелья будет сорок золотых и не монетой меньше.
Себастьян тут же выпрямился и его стан потерял всяких намёк на комфортность ситуации. Оглядка на улыбку деда и его неумолимую требовательнасть к знаниям ещё ребёнка, вернулись и ударили с новой силой. Он помнил каждую морщинку Илика, каждую его фразу, любое двежение могло быть предугадонным. Человек давно скончавшись продолжает наседать на его жизнь и, что удивительно, сильнее чем когда либо. Чувствуя на себе взгляд Финнра Баш лишь поморщился, как от холода. Все знали про тихие ссоры юного мальчишки и удущёго к смерти старика, но даже Баш держащий дедушку под руку весь этот путь, не мог быть сведетелем жестокого обращения Илика над рыжем мальчуганом. Свидетелем криков, разрывающих глодкку ребёнка, свидетелем разорванной одежды и синяков, был только Бог. Но видно он был строг к оторвонному кресту и без него не помогал хилым детям. Что говорить о крепких белобрысых мальчуганах, что рыскали в его сарае, они какой почёт оно имели у Ирика. Олава держали на коленках, носили на руках и даже пели колыбели сморщенные губы. Дед жил тогда во славе, его почёт знался в тех местах сильнее старых сказок. Ты мог не знать кто правит вами, но знать кто лечет был обязан, но этом строилось богадство. А на богадстве строились грехи. Но о грехах не мне вам говорить, вы грешники при самой чистой жизни. А он, черней души не найдено за те года, считал себя святым и был к ним призван.
— Мы смеренно принемаем ваше предложение, — Себастьян подался в перёд и сделал уважительный поклон в сторону Капитолины, его мышцы были напреженны до боли, а зубы сжаты до скрежета, но долг перед отцом, разорившем семейство, был выше любых неудобств. На лице младшего из представленных братьем отразилось читаемое удивление, а вот на лице Олава читалась лишь досада и гнев. — Я был учеником мистера Илика. Я принял его учения и смерть первым из братьев. Но я уже как четыре года я не знал никакого образования.
— Это не имеет значения, главное, что в ваших жылах течёт кровь испытанная его отварами, — строгая реплика Марии повергла Баша в тихое узумление. Девушка могла бы сойти за первую фрейлену, но то как она держалась, то что стояла на равне с королевой, то как улыбалась ей, могло значить только то, что девушка принадлежит благословение Бога и статус принцессы. Поэтому Башу показалось весьма страннным, что за лекаря высказывается принцесса. — Если вы готовы здесь остаться и принять наше предложение, то можете попращаться со своими братьями и оставаться здесь уже сегодня.
— Дозваляется ли мне переговорить с лекарём? — Себастьян незаметно улыбнулся девушке, — Я бы хотел понять, что от меня тредуется.
— Это Мария поведует вам позже, — выступавший из-за плеч дам, холодный голос Ренода испугал Баша и вогнал его в едва заметную краску. Резонанс в голове парня был подобен варенью, вытекающему из кастрюли, что забыли на печи. Слуга стоит на равне с самой жестокой королевыъой истории, одет в чистые платья, белого цвета знати и говорит от лица королевской семьи. Не было извесно, как Мария пришла к этому статусу, но раз лекарь в этом дворце девушка, то труд Баша увеличится в несколько раз. Жалование теперь не выглядело в его глазах таким же большим и чистым. — Сейчас же от вас требуется остаться в замке на выделеной должности.
— Я остаюсь и принемаю это, как честь. — ровный поклон, которых Себастьян думал, что позабыл, отразил горькое и рабское повеновение его души.
— Мы очень рады вашему ответу, — королева улыбнулась Себастьяну, — Попращайтесь с семьёй и возвращайтесь в хол, вас здесь будет ожидамь Мария, — девушка посвятила лёгкий поклон Башу, а после отвернувшись от уходящих гостей начала тихий диалог и Ренодом.
Олав крепко сжал плечо брата и, как только дверь за крылась, до оставшихся в зале людей донеёсся невероятный крик. Себастьян смотрел на Олва, как собака смотрит на разозлившегося на него хозяина, поджав уши и не веляя хвостом. И всё же всем было понятно — это предложение изменит жизнь семьи Мортесенов раз и навсегда. Не знать голода и насмешек — нет на этом свете лучшеей участи, даже если ради неё нужно отреться от вышедшей в свет семьи. Руки Бога сжали запястье Себастьяна, нет перава не согласиться с этой ролью, ведь иначе руки оплетут не только его шею, но и шеи его семьи. Отказ равен принятию смерти. А такое решение сулит только котлы приисподни в которые Баша уже акунал дед, но в которые он сам не попал.
Дверь отворилась и новый подмостерье Марии встал перед ней, как обречённые стоит перед палачём.
— Мне право жаль, что эта должность сулит вам отказ от всего для вас ценного. Не стоит смотреть на меня и придумывать громкие слова, что озвучить вы не в состоянии. — парень подавил усмешку и стал более строго смотреть на лекаря. — Прошу понять следующие мои слова и принять вашу роль, вы для меня случайно найденая в лесу палка, что отдалённо подходит для трости, но оставаться в этом статусе вам не позволительно. У вас срок и задача, не нужно становиться мне другом, будьте для меня специально сделаной тростью, обажённой и точно предназваченой для своей участи. Вы должно быть опорой. Иные роли я готова признать, но без первой вам нет права быть здесь счастливым.
— Суровые слова, госпажа, — Баш может и стоял с кинжалом в плече, но человек по своей натуре существо слийское, оно принимает любые условия и готовится в них жить с певой секунды от начало игры. — Уверены ли вы, что будете с доверием опираться на трость? Мне нет веры в то, что трость не сломают по полам в случие злобы её госпожи.
— Вы верно поняли тон с котором я готова с вами говорить, — Мария искренне улыбнулась, чётко показывая свою расположенность к парню, — Прошу и дальше его придерживаться. Но вот если вы вновь назовёте меня "госпожой" вы отправитель чистить подковы вашего коня, а так же коней всей стражи. — расширившиеся глаза Баша обрадывали лекаря. Запугать, а после предстать ангелом — лучшая стратегия её жизни. Не стоит путать отношение подчинённых людей с мыслю о любви и страхе со страхом и любовью. Эту правду ей обьяснили ещё в детстве, когда её заставили стала бояться и любить.
— Вы не ответили, — на что Мария пожала плечами и повернула в сторону огромных дверей, через которые ходила только знать.
Молодые люди шли по длинным коридорам, потолок которых терялся, а росписи на габиленах рябли в глазах. Себастьян не раз останавливался и оглядывал богадство замка. Он не был похож ни на один дом в котором ему доводилось бывать. Он был у послов и главных поставщиков, у крупных вассалов и капитанов армии, но ни одна их комната не могла сравниться с убранством простых коридоров дворца. Самым интересным было отсутствие сквозняка, по обычаю гостившего в каменных дворцах. Горели люстры и лампы, хотя светпроникал сквозь большие окна и стеклянные прорези в потолку. Хотелось остановиться и посвятить себя этому месту. Но как же быстро исчезло всё убранство, как только они прошли через узкий, почти не заметный, сначала, коридор.
— Ну вот теперь вы в мире слуг, — Мария усмехнулась и остановилась у узкой двери, — Там всё весьма сумбурно, изначально строили глубцы, поэтому готовся. — Мария впервые сама открыла дверь и пропустила Баша вперёд.
Первой мыслью было удивление от того, как же двери запечатывают шум слуг. В огромном помещении, в которое вела дверь, из стороны в сторону сновало неописуемое множество народу. Они несли кострюли, подносы со сладостями, корзины грязных платьев и постельного белья. Сновала и стража, громка смеющиеся мужики, толкающие хрупких служанок и притягивая некоторых из них к себе. Царила грязь, подобная свинному загону, такого не было даже в тихих деревнях и громких пабах. Люди были унижены своим статусом и прогнивали из-за глупой злобы на судьбу.
Мария взяла парня за локоть и потянула за собой, они направились сквозь толпу к самому центру хола. Подойда к большой круглой колонне, парень было решил, что это вентовая лесница, просто с очень большим диаметрим, но когда лекарь открыла дверь, Башу предстала просторная комната из которой просто несло запохом трав. Дверь с шумом захлопнулась за спиной, приводя новоиспечённое подмостерье в чувство.
— Это главный кабинет, — девушка подошла к огромному столу, приставленному прямо к стене, на нём стояли различные склянки и аккуратными стопками были разложены инструменты. — Здесь мы лечем часные случаии: раны от стрел, вправляе костей и что похуже. Операции я не жалую, но если нужно то это здесь, — Мария пригласила подмостерье в соседнию комнату, отделённую от кабинета красным габиленом с изображением тёмного поместья и красного озера.
Операционная было очень тесная, но весьма светла. Все стены были уставлены стелажами с книгами в самых разных переплётах. Казалась полавина от этого просто отсартированные листы перевязанне жгутом. Три кушетки стояли в ряд и были аккуратно заправлены. Под каждой из них распологались скланки, предроложительно с настойкой для анастезии, и приборы для операций. В углу, подле окна стояло большое кресло, что явно не вписывалось в общую картину помещения слуги. Но ведь, как Судастьян уже понял, Мария не просто служанка, она приближена к королевской семьи, а значит дорогое кресло обтянутое красным бархатом ей по статусу.
— Это подарок, — лекарь привлёк внимание Баша слегка толкнув его в грудь, так чтобы тот сел в расматриваемуе кресло. — Всё что есть в этих комкатах в равной степени принадлежит всем, кто здесь работает. Единственное исключение, весьма понятное и временное, это то, что нельзя трогать склянки и книги о придназначении которых ты не знаешь. — парень кивнул. Сухо и немного боясь иных действий со своей стороны. Мария была полным противоречием любой девушки, что до этого знал парень. Её манеры, утанчённые и явно закалённые частым прибываением в свете, шли в разрез с чёткой и даже грубой речью, присущей по воле этекета лишь мужчинам. Её не смущали прикоснавания, не смущал вольяжный тон и лишь смешила его робость. — Я буду тебя обучать, но лишь после того, как ты наверстаешь базовые знания. В них тебя посветит Алва. Она знает всё из того, что пригодится первых порах знать и тебе. Будешь работать с ней и исполнять любое из её служебных пожеланий. Она мила, смешна, но при этом очень остраумна. И поверь любит жаловаться мне на любые неудобства. — Мирия присела на ближайшую к ней кушетку и посмотрела на неразожённый камин. — Будешь так же обучаться этикету, но это, я думаю, не займёт много времени.
— Я ему обучен. — Себастьян горько посмотрел на свои руки, но шумно выдохнув вновь принял увенненный и стойкий вид, — Мы разорены не более трёх лет.
— Я знаю. — девушка улыбнулась парню, — Я была знакома с вашим дедом, признаюсь, я надеюсь ты на него не похож.
— Я свято в это верю. — парень сухо сглотнул и разрешил себе более вальяжное поведение, — Я обучен этикету, верховой езде, владею мечом, но признаюсь давно его не держал., обучен писать и считать. Умею вязвать.
— Вязать? — лекарь открыто расмеялась, — Удивительное качество. Но всё же знание всего выше сказанного тебе нужно будет доказать. Завтра отправишься в зал к стражам, их главу ту уже видел. Марек мой старых друг, поэтому тренировки будут ужасны. Что касается остальных качеств их проверкой займётся Алва. Она сейчас в кабинете для слуг, у неё в помошниках есть цырюльщики, но они больше ведут свою деятельность в банях. Под моим началом, но без меня. Понимаешь?
— Я знаком с этим устроем. Но мне бы знать где это. Где мне жить? Гже столовая и кухня? Устройсто коридоров? — Себастьян поднялся и одёрнув рубаху помотрел на тыльную сторону красного габилена, — Это для меня превыше всего. Я после отца был погружен в жуткий хаус и более я его не могу принимать.
— Придворная жизнь, тем более для слуг, — это сплошной хаус. Мы здесь муравьи, нас можно поджечь сквозь стёклышко или растоптать грубым ботинком. Так что советую быстро выйти на уровень Алвы и дойти до моего покровительства. — Мирия кивнула в сторону габилена и они отправильсь искать ответы на вопросы Баша.
Подмострерье вскоре узнал все что хотел и ему дозволили загленуть в мир скрытый для обычных слуг. Жить Башу предстаяло в маленькой и больно низкой, но при этом своей собственной, комнате. Она находелась на следующем этаже, вверх по винтовой леснице. Там же жила Алва и сама Мария, что качается их комнат то, входить вних непозволительно, а значит об их убранстве парень не мог ничего судить. Лесница шла выше, но Мария обьяснила, что слудуюющий этаж на самом верху, на уровне коровлевских комнат, для их удобства в обследованиях. Вход туда был так же строго на сторого запрещён и обьяснение этого было весьма сухое, но ярко намекающее, что данная причила ложь, "ты не опытен и я не хучу вводить тебя в их опекунство". Вежливая улыбка Баша не позволила Марии узнать о его интересе к верхней комнате и позволила им без всякого непряжения между друг другом продолжить экскурсию по доступной для парня части замка. Ему было запрещено входить во многие комнаты, знакомиться со многими слугами, но все же узнал он не мало. Он панял куда ему ходит по утрам на уроки с главой стражи, понял где трапезничает здешний люд, знал как выйти во внутренний, отгороженные от высшего света, двор, запомнил где конюшни и какие лошади принадлежал Марии. Наличие собственных коней у лекаря вновь подтверждало её особое положение в этом замке. Была открыта дверь в кабинет для слуг, где Алва тихо читала книгу сидя на холодном подаконике. Девушка была мила, но явно питала недоверие к новому подмостерье. Но всё эти взгляды, слова и запреты слелись в одну птичку, что покунула мысли Баша, как только он лёг спать, впервые за столько лет, вдалеке от дома. Все его мыслы были там, в деревьне и старой постройке. Но как же ему горько было бы узнать, что в ту ночь его семья в равной степени разделяла мысли о нём и о возможностях представленных им его потерей.
Братья вернулись домой без части себя. Им казалось, что в замке остался их смех, остраумие или сон. То без чего они и жить не могли, то без чего они не считали себя человеком. Как обьяснить матери и сестре что в одночастье у них нет сына и брата? Как обьснить, что за эту пропажу им даровали богатую жизнь? Как поведать соседской девчонке о том, что более её сердечных герой не появится в этих краях. Как не винить себя за радость о новых дарованиях? Как переступить через память о брате?
Ответы не пришли на ум Олаву, тот не мог и слова сказать не сжимая кулаки и челёсти. Наверное эти горькие слёзы матери должны были идти и из его глаз, но водопад не решает, где ему появиться, это решинеие рек. Река в душе Олава текла будто ровно, то же солнце, теже птицы, те же руки сестры и все же нет брата. Как он не любил Себастьяна, как он завидывал его едунству со всеми, как горько он плакал оставленный дедом, как тихо кричал читая письмо отца. Его не было в жизни любищей семьи, он был слишком груб и горд, чтобы любить их пороки. Баш же кроме пороков ничего не любил. Казалось, что Олав останется без семьи, будет не знать о них и жить другой жизнью, но даже в этом его место принял младший брат.
Тихая ночь, одна и та же луна для всех людей на планете, но только для тихой деревьни она — весник счастья после потери в войне, а для маленькой комнатке замка она — лебедь разлучник, тот что готов взмыться вверх и разбиться о почву, но ещё не понял судьбы и не принял гибель прошлой души.
А прошлую души вытесняли все действа, слова и облики шумного замка. По утрам громкая столовая мешала вспомнить тихие посиделки с семьёй. Позже грубый напор от Марека отправлял Баша на место им убитой свиньи. Вот только его не жалели, были мечом, толкали на пол, колатили чёрною палкай "верного стражника". Быстрые руки Марии обрабатывали раны, её травы притупляли боль и с тем же успехом стирали воспоминания о маминых грубых ладонях. Уроки от Алвы стирали былые забави деревеской глуши. Какого это бегать по цветущему полю или купаться в холодной речьке в знойные дни? Нет больше места для этих эмоций, воспоминаний и занияй, есть только травы, побои и шум. Казалось, что старых дед, что громко шагал по деревянному полу хаты, был мягче и добрее всей этой жизни. Казалось Мария двоякий дьявол, обрекая на мучения любит тебя, как радное дитя. Лекарь ссорился с Мареком — отменяя побои, заменял Алву — давая дыхание телу и душе, катался с ним на лошадях — позволяя помнить жизнь в тишине. Она была другом, что вечно держал свой кинжал у твоего горла. Баш быстро усвоил своё место, трости стали доверять и заботиться о ней, но это лишь для того, чтобы та дольше прослужила. И он служил.
Он заменял Алву и практиковался на всех мелких проблемах, был с цырюльщиком в банях и конюхом для лошадей Марии, стал равных соперником любого стражнака и верно учил все книги оставленные Марией ему на столе. Он знал своё место, но помнил свой дом. Ему было нужно доверие лекаря, как никому в этом замке, стать ей другом означало вымолить право на общение с близкими. Перень страл внимателен к настроению Марии, к её тихим прихотям и громким приказам. Сперва он тянулся к ней, подобно тому, как тянется к свету мелкий цветок, находившийся в тени дуба, но после стало ясно, он один на всей лужайке и солнце не палит его лепески, а нежно их гореет. Мария становилась ему милым другом, той куму можно довериться, но о статусе которой забывать не стоило. Частые олучки лекаря лишь напоминали о море её секретов, как тучи напоминают о том, что они господствуют над солнцем и могут отобрать его у побега, когда пожелают.
— За тобой приходила стража, — Баш пытался овладеть искуством отваров из-за чего смотрел на Марию усталыми красными глазами, от чего та сильно испугалась его слов, — С королём что-то стряслось, — парень внимательно вливал жёлтый раствор в склянку, — Сердце вроде шалит. — Мария схватила свою кожанную сумку со всеми травами немедленного дейсвия и ринулась к двери, — Постой, — Себастьян схватил девушку за предплечье слегка одёргивая назад, — Алва сходила к нему уже как с час. Он спит.
— Тогда зачем же так пугать? — Мария судорожно вернула сумку на место и посмотрев на раствор Баша интуигтивно добавила туда амиак, — Так вернее.
Баш удивлялся реакции Марии, казалось у неё сердце билось вместе с королём, казалось она сейчас упадёт за живо. Но этого к их обоюдной радости не случилась и девушка зло посмотрев на подмостерье покинула кабинет громко хлопнув дверью. Она медлено ступала по широкой леснице, вокруг неё сновали сначало слуги, а после предворных люд. Несколько раз её одёргивали и просили подойти то завтра, то через недельку. Никому не было дела до её волнения. Король забота близкого круга, для придворных никогда не будет дня веселее чем день смерти короля, кто-бы то ни был. Смерть короля — означает новый свет, новые страсти и интриги, смена короля ведёт лишь к сладсным приключениям двора. Три месяца будут даваться большие балы, будет коронация и приглашение иностранных персом. Приедум принцы и принцесы, приедут не ради почтения нового короля, не ради скорби по старому, приедут за выгодным союзом. Все страны склоняются под мощью Ирила, все надуются на благосклонность нового короля, ведь страрый не более чем злой сноб.
Король лежал на огромной кровати, вокруг него были устелены различные пледы с вышитыми оберегами. У левой стены стояли трое слуг, три стратуи-надзератиля, им было непозволительно шевелиться, они не смели от него отходить, но как только двери за Марией закрылись слуги, отвесив короткий поклон удалились в гардеробную комнату. Девушка смотрела на уведающее тело, оно теряло силы, но что было страшнее, сохраняло здравость ума. Король знал, что о нём говорид свет, знал сколько восторженныех воплей повлекёт за собой его смерть и знал, что его страна и семья не готовы его отпустить. "На предстол не может взойти не жинатый король" — Велор часто это повторял старшему сыну, отказывающимуся от любой кандидатки на место жены. Это было для них залогом долгой жизни короля, Ренод стал считать, что если он не найдёт избранницу или будет сражаться за право быть одному — это удивительным способом продлит жизнь отца. Не было в этих мечтах и права на правду, только ложь сочащаяся через щели в дворцовых стенах.
Комната принца были за севорной стеной королевских покоев, точнее одни из его покоев. Общую стену уплотнили несколько лет назад, чтобы не смущать юного сына, но зазоры между камнями всё равно донесоли до Ренода слёзы Марии. Принц сидел присловившить с стене и долго смотрел на свои руки. То что король не проживёт ещё и год сказали все врачи, придровные и иностранцы, об этом шебчут все дамы и джельтельмены, вассалы ждут нового короля и новых земель себе в подарок. Все ждут чёрного дня, чтобы увитель белое будующее. Как же прийти к этому числу, как можно смериться с тем, что ты не достоин звания короля. То что нужно жена, не возможно скрывать. Нужны и наследники, и поддержка двора, а иноче за одним королём подёт и другой. Младшим дофинам уже подобрали невест и как только девушкам исполниться восемнадцать лет, их пришлют в замок, они будут причасны с семье Геррейро. Редон уже, как четыре года тихо радуется смерти избраннцины на место его жены, она умерла от инфекции занесённой ей во вромемя плоцких утех одним из стражников. Имя её семьи было вытоптано, но Ренод до сих пор поддерживал с ними переписку, в душе благодоря их за такую дочь. И все же он не исполнил требований к его месту на престоле. Пока он не женат, в глазах других стран он будет слаб и не достоин своей же крови.
Поднявшись рывком и стремительно выйдя из схоих покоев, Ренод стал ждать когда выйдет Мария. Никто не следил за тем как долго он прождал у дверей, но он всем своим видом принц указывал на то, что стоит совсем не долго. Он не расхоживал взад и вперёд, не облакатился на стену, не рассматривал узоры на стенах кордора и ни разу не заглянул в покои. Когда Мария вышла она тихо закрыла за собой дверь и ещё несколько секунд стояла прижавшись лбом к тяжёлой двери. Когда она отстранилась и стала вытерать слёзы перед ней предстал принц, тот кто после пожертвовал свежастью своего кафтана ради облегчения души девушки. Он принял глухие слёзы и сумбурные слова о том, как много для лекаря значит король.
— Я никогда не забуду того, как он меня обнял. — поднимая заплаканные глаза начала девушка, — Я ведь была такая грязная, а он стаял в белых одеяниях, как сам Бог.
— Ну какой он Бог? Тише, — Ренод медленно поглаживал девушку, пытаясь быть для неё той непробиваемой скалой уверенности, в которой она так нуждалась. Долг платяжом красен и принц хотел вернуть девушке всё, что задаолжал. Для него долг стал подарком, а дарить их близким к душе людям лучше лубой награды.
— Я знаю лишь то, что только благодоря ему моя жизнь имеет ценность. Если бы не он могла бы я быть лекарем? Могла бы я своей манере помогать людям и не бояться быть повешенной во имя церкви и Бога?
— Он не мог поступить иначе. — Ренод улыбнулся вспоминая первую встречу измазанной девчёнки и грозного короля, что прижимал её к себе, как родную потерянную дочь. — Ты вернула ему сына.
— Он знал какой ценой! — Мария отступила и положила руку ему грудь, вглядываясь в свои пальцы, — Он ради меня отказался от такой поддержки. Велор буквально предял своё прошлое.
— Ни в коем случае. — принц натянув рукав на руку стал утерать слёзы подруги, — Он принял своё и МОЁ будующее. Ты открыла ему глаза. Его мысли не помутнели с годами и он не стал правителем ложных убеждений. Это подарили ему ты. Прошу пойдём в кабинет.
— Нет, нет, нет, — Мария отшатнулась от парня и взав его руку, поцеловала её подобно любой служанке, отдающей хозяину свое почтение, вот только она подняла взгляд. Они оба боролись с прошлым, как и король, вот только тот смог от него отречься, а они распивают Иисуса.
Девушка бысто исчезла в маленьком коридоре для слуг и через минуту уже сидела на старом балконе. Эта часть замка была не в почёте и комнаты в ней почти никогда не откравали. Приехали бы в замок вампиры их бы и то не поселили сюда. То как знатных людей запирали здесь, как чумных, были в пямяти каждого существа этой страны, от этого позора не отчистить луга и озёра, он вечен, как и династия Геррейро. Здесь потухали все те кто был против короля, всете кто не считал его Богом, а он насил белые платья.
Он не был святым и скорее будет вариться в котле приисподни, но для Марии нет имени священнее, чем Велор. Девушка всегда сюда приходила, дабы вспомнить, что её Бог — жестокая проделка дьявола, и что общий Бог — это всё тот же сценарий. Ей предстоит модой лежать в холодном гробу, но она никогда не будет грешнее Бога. Она будет даже свята.
А тот кто должет был помочь ей быть святой не один раз, сейчас тихо читал книгу в операционной, поглядывая на кушетки и боясь, что когда то их применит. Мне верно нужно проболжить держать созданную мною интригу, но не хочется мне перечеслять скучные дни, уж лучше я расскажу о тайне операционной и красного кресла.
Случилась это в вечер пятницы, когда уже все были сонливы и разблелись по свои делам. Алва сидела в кабинете и перебирала сухие травы, ведя их учёт. Баш лежал на кровати своей комнаты, думая о почти забытой семье, оно и понятно, прошло три месяца, а от них ни одной весточки, хотя Мария сказала, что если ему что-то передадут она проследит за те., чтобы это окказалась в руках подмостерья. Сама же лекарь ушла по вентовой леснице в секретный для Баша кабинет. Был тихий вечер, спокойных и казалось бы мирный, но как выяснилось позже мирный он только у вас, для других этот день прислал дьявол им на испытание. По коридорам несли несколько стражноков, по их ногам стикала кровь а руки зажимали сквозные раны и держали гнилые стрелы проникнувшие в их плоть. — Вставай! — Алва схватила Себастьяна и потянула его за собой, её рука была окрававлена и испачкала ему рубаху, но что было страшнее она вся была в крови. Она пропитала в её фартук и была видна на сером чепчике. На лице был кровавый след от чьих-то рук, а глаза были просто в ужасе. — Срочно зови Марию, это вверх на пять или шесть пролётов. Еритики напали на нашу сражу. Возможно клеймили... Беги же. — девушка открыла дверь к леснице и запишнула парня внутрь, а после проклиная бьявола вернулась в кабинет.
Несколько секунд Баш бежал по сырым ступенькам, а после остановился в попытке понять, что стряслось. Такое уже случалось и об этом шумел весь город, но быто было далеко от дворца, священного места этой страны, что еритики уважали и считали свои храмом. Скорее Алва ошиблась, на стражу напали язычники. Для них свята только кровь, они всеми силами пытаются вынести её на белый свет. Но все же нужно позвать лекаря. Несколько секунд и Себастья оказался подле старой двери, она была из красного дерева и легко пропускала голоса скрытые ей. Вслушиваясь в них, Баш не мог узнать второй голос, возможно это был один из вельможей, поэтому с силой зажмурив глаза, подмостерье рывком открыл дверь в кабинет. Она тяжёло поддалась и открылась с удивительным скрипом. Выждав секунду, Баш передал слова Алвы и продолжил смирно стоять в ожидании ответных слов. Но вместо этого ему в грудь врезалась ладонь Марии, она заставила его открыть глаза, А после, велев парню подвинуться, лекарь уже бежал вниз по леснице. Баш поднял взгляд и предстал перед принцем. Тот строго стоял у стола и держал в руках полусгоревшее письмо, он улыбнулся нарню и, даже, кивнул ему. Немного удивившись безмолвию дофина и его присутствию в кабинете, что стоит отметить выглядил, как обычные покоии вельможи, Баш сухо сглотнул и поклонившись принц последовал за Марией.
Та только заметив его отдала поручение перенести двух раненых в операционную. Цырюльщики помогли выполнить указания и остались в основном кабинете обрабатывать раны третьего, самого везучего из стажей. Это был до боли званомый парень, Баш точно выходил с ним на поединок и точно не смог его победить. И всё же на его плече виделися сильный ожог.
— На них напали у озера, — Алва начала разрывать одежду на теле мужчины, тот тяжело дышал, а его тело было полоно трёх стрел. — Баш, дьявол тебя побери, выйди же!
— Нет, не смей! — Мария убрала волосы под платой и склонилась над вторым парнем, его шея была полна крови, а глаза залились её же. — Будто мы вдвоём справимся. — девушка подняла на подмостерье взгляд, — Много ли тайн у юного парня за душой?
— Для ещё одной места точно хватит, — парень схватил специальную ложку для вынимания стрел из плоти и поддал её Алве, но девушка уступила парну и притянула его руку к ранениям, - Я?
— Доставай наконечники, мы же займёмся им. — Мария притянула к себя Алву, что начала поддавать различнве мази.
— А разве не видно что он и часа не протянет? — Себастьян не отрывал взгляда от лодки квущею кровь, мужчина под его рукой закричал, — Лучше дайте этому амиак. — Алва судорожно влила в рот раненого содержимое склянки, — Этот парень видно поправится, если нет заражения... Но ваш друг верно умрёт.
— Умрёт, — лекарь грусно посмотрела на рану, — Но разве сегодня? — наложив руки на его рану она начала что-то повторять. Такие слова не пересказывают смертные и бесмертные, ведь нет разницы, цина этих слов — смерть.
Рана в животе парня переставала кроваточить, он стал увереннее дышать и с силой сжимал руки в кулаках. Мария улыбалась ему, а её руки буддто расколённый метал стали отливать красным, но не от крови, а из-за какого-то света из под кожи. Лекарь отошла от раны парня и Алва стала её обмывать. Себастьян погладывал на эти дествия не уверенно "ковыряя" своего поциента, тот отключился от боли и мёртво лежал под его руками. Мария села за макушкой, ещё недавно умерающего парня, и, зажав его голову с двух сторон, стала что-то шептать. Гримаса боли исчезала, появлялась улыбка, открывались окрававленные веки. Девушка жадно дышала. Вставая Мирия пошатнулась и прижав окровавленныю руку к голове подошла к пациенту Себастьяна. Зажав его голову она повтороли свои странные наречия и посмотрев на подмостерье тяжёлым взглядом упала в красное кресло. На боясь его испачкать она держалась за подлокотники кровавыми руками, даже вытерала их об ткань.
— Мне накажется ты давно всё понял.
— Понял что дльявол, что должен был настигнуть меня, — парень с усмешкой посмотрел на встревоженную Алву, — Настиг по ошибке тебя? — Мария тихо расмеялась, но кивнула. — Святая?
— Как гаргулия, — девушка схватила жёлтую склянку и залпом её выпила. Это её приободрило и она исчезла за габиленом.
— В наших кругах решилось, что она ведьма. — Алва смущённо мне улыбнулась. — А парень умрёт, но только после того, как его навестит семья.
— Не пойму, — Себастьян отложил инструмент и подошёл к кувшины, опустив в него руки, скараясь отмыть кровь, — Но разве она не благословение дарованное нам. Послонное с небес? Священная дева, как и писание?
— Библию написали люди, — Алва похлопала Баша по плечу, — Её написали первые грешники.