Обитель солнца

Бэстифар нервно расхаживал по коридору рядом с комнатой, которую выделил Мальстену, размышляя, было ли хорошей идеей разместить его в тех же покоях, что он занимал до своего побега из Малагории. Момент извлечения стрелы отчего-то выбил Бэстифара из колеи, и теперь ему повсюду мерещились собственные недочеты, ошибки, чрезмерный фанатизм, которому мог позавидовать даже пресловутый Бенедикт Колер.

Он старался успокоиться, взять себя в руки, вернуть самообладание.

Все было тщетно. Внутри него словно ворочался червь, и заморить его не было никакой возможности.

А еще из головы не шла Аэлин Дэвери со своим — будь она неладна! — объяснением. Каким-то образом она умудрилась подобрать слова так, что и сам Бэстифар всего на миг подумал, что его помощь — это жестокая суровая пытка. Он не хотел позволить этому ощущению разгореться, но, похоже, управлять этим он не мог.

Чувство вины. Знакомо, стало быть, — эхом прозвучали в его голове слова Аэлин Дэвери. Бэстифар выругался про себя и тряхнул головой, стараясь сбросить эти мысли. Еще несколько минут он молча расхаживал из стороны в сторону возле комнаты Мальстена. Затем, пренебрегая советами лекаря Селима, осторожно отворил дверь и проскользнул внутрь.

Лицо данталли было бледным. Сейчас он сильно походил на демонов-кукольников из мифов — с синеватой кожей, как у мертвецов. Бэстифар невольно поморщился от странного неприятного чувства, заворочавшегося внутри. С этим чувством ему будто было тесно в собственной коже, хотелось извернуться, выдавить его, вытолкать наружу и никогда не возвращать.

Он приблизился к кровати Мальстена. После извлечения стрелы Селим сказал, что повреждены оказались только мягкие ткани. Если б Мальстен был человеком, он мог умереть от такой раны — стрела угодила в область, где у людей находится орган, в который при разрыве может разнести по крови много токсичных веществ. У данталли этого органа нет.

Великий Мала, похоже, благословил его, — вспомнил Бэстифар слова Селима и вновь неуютно повел плечами.

— Интересно, считаешь ли ты сам, что тебе повезло? — еле слышно спросил аркал, не надеясь на то, что Мальстен его услышит.

Бэстифар вдруг понял, что даже не знает, кем теперь считать Мальстена. Другом? Пленником? Врагом? Как сам Мальстен его воспримет, когда придет в себя? После того, что устроил Отар Парс, было бы странно говорить о прежней дружбе. В конце концов, эта отравленная стрела чуть не убила Мальстена. А ведь Кара предупреждала, что игра становится слишком опасной.

Бэстифар невольно сжал кулак, понимая, что зашел чересчур далеко. Похоже, по-настоящему управлять людьми на расстоянии могут только данталли, у других случаются промахи. Бэстифар вспомнил, как шептал слова извинения у лекарского стола. Слышал ли их Мальстен? Стоили ли они для него хоть чего-то?

И сложно не просто снискать прощения у того, перед кем ты виноват. Сложно простить себя самого, позволить себе избавиться от этого чувства, ведь оно убеждает тебя, что, сколько бы ты ни мучился, ты пережил недостаточно страданий за то, что сделал.

— Проклятье! — процедил Бэстифар сквозь зубы. Похоже, процедил слишком громко: веки Мальстена задрожали и приоткрылись. Он чуть глубже вздохнул, мутный взгляд нашел своего единственного посетителя.

Бэстифар сжал губы в тонкую линию и отчего-то вытянулся во весь рост, словно в позвоночник воткнули кол. Ему хотелось отвести взгляд и отшатнуться от Мальстена в надежде, что он вновь уснет, не запомнив его визита, но прежде, чем он успел сделать хоть что-то, с губ данталли слетел какой-то невнятный выдох.

Бэстифар сочувственно поморщился. Он знал, что каждая мышца Мальстена все еще отходит от действия яда и болит, не говоря уже о ране. Но это не та боль, на которую Мальстен Ормонт стал бы жаловаться.

— Я... — начал Бэстифар и понял, что совершенно не знает, что говорить дальше. — Я... Селим сказал, тебе нужен отдых. Вот... я зашел убедиться, что он у тебя есть...

Бэстифар прерывисто вздохнул. Ему показалось, что эта полубессвязная речь вытянула из него все силы, и от усталости ноги готовы были подогнуться.

Мальстен прикрыл глаза и, казалось, снова впал в беспамятство. Его бледное лицо, выглядящее еще бледнее на фоне белой хлопковой свободной рубахи, в которую его переодел Селим после извлечения стрелы и перевязки, словно вытянулось, скулы заострились. По телу пробежала новая судорога — остаточное действие яда пустынного цветка. Селим предупреждал, что так может быть, но Бэстифар все равно вздрогнул и отшатнулся.

Да хватит дергаться, бесы тебя забери! Ведешь себя, как Дезмонд! — мысленно отругал он себя.

— Мальстен, ты был отравлен стрелой кхалагари. Тебе дали противоядие, и сейчас ты понемногу восстанавливаешься. Судороги еще могут случаться, но будут все реже. Ты потерял много крови, так что какое-то время проведешь здесь под присмотром лекаря. — Бэстифар замолчал, потому что не представлял себе, что будет потом.

Мальстен вновь приоткрыл глаза, попытавшись чуть приподнять голову на подушке.

— Аэлин... — сумел выдохнуть он.

Бэстифар нахмурился.

— Мальстен, ты меня слышал? — осторожно спросил он.

— Где она? — едва различимо произнес данталли. Его взгляд стал яснее и в нем затлела злость. Мальстен предпринял еще одну попытку подняться с кровати, и Бэстифар надавил ему на плечо, чтобы он этого не сделал. Сейчас физически он почти не мог сопротивляться. Впрочем, оставалась опасность, что он применит нити.

— Мальстен! Бесы, да прекрати же! — воскликнул Бэстифар, наконец, усмирив раненого. — Аэлин жива и даже невредима! Угомонись, во имя богов! Ты сделаешь себе хуже.

Мальстен лежал, прикрыв глаза и тяжело дышал. Он не произнес ни слова жалобы, но Бэстифар знал, что боль в ране усилилась.

— Не смей ее трогать... — выдохнул Мальстен, не открывая глаз. — Она ни при чем... она сделала, что ты хотел... Оставь ее...

Бэстифар вздохнул.

— Мальстен, давай поговорим об этом, когда ты будешь в форме, — мягко предложил он. — Пока с леди Аэлин хорошо обращаются. Никто не причинит ей вреда.

Дыхание раненого стало тяжелее и реже, он будто собирался с силами.

— Не трогай ее. — Его голос был слаб, но Бэстифар поразился тому, сколько бескомпромиссной требовательности в нем прозвучало.

Мальстен перевернулся на бок и уперся рукой в кровать, вновь пытаясь встать. У него выходило не без труда, но все же выходило. Швы на ране натянулись и могли вот-вот разойтись.

— Проклятье, Мальстен, хватит! — Рука Бэстифара засияла красным светом, и боль прежней расплаты, переданная аркалом, заставила данталли со стоном рухнуть обратно. Бэстифар сжал руку в кулак, не отпустив красного свечения, хотя обратил внимание, что рука его дрожит. — Бесы, Мальстен, ты ведь сам меня вынуждаешь! Прекрати!

Данталли больше не позволил себе проронить ни звука, лишь закрыл глаза и пережидал влияние аркала.

Он всегда таким был. Всегда так делал, — с досадой подумал Бэстифар.

— Я даю тебе слово царя, что с Аэлин Дэвери ничего не случится, — приподняв подбородок, сказал он. — Если ты немедленно прекратишь эти глупости, — для острастки добавил он. — В противном случае леди Аэлин пострадает, и винить ты в этом сможешь только себя. Тебе понятно?

Мальстен молчал. Бэстифар еще несколько мгновений ждал от него хоть слова, но его не последовало. По телу данталли вновь прошла болезненная судорога. Он плотнее стиснул челюсти и резко выдохнул.

— Поправляйся, — холодно бросил Бэстифар и вопреки собственному желанию усилил свое воздействие.

Мальстен напрягся, как струна и сдавленно застонал, после чего вновь впал в беспамятство.

Бэстифар вышел из его покоев, чувствуя, как от злости по его собственному телу разливается нервная дрожь, унять которую он не мог.