Голос прошлого
Коридоры резиденции Зена были не просто коридорами — они были его прошлым, выстроенным в стекле, металле и памяти. Он шёл медленно, уверенно, не оборачиваясь, и говорил низким, тёплым голосом, в котором сквозило что-то большее, чем просто рассказ — это была исповедь.
Люси следовала за ним, почти не дыша. Она старалась не смотреть на роскошь вокруг — а смотрела. Глаза цеплялись за витрины, в которых сверкали премии, фото с мировыми артистами, сценические костюмы, бережно хранимые реликвии. Всё это казалось сказкой, в которой она оказалась случайно. И всё это — его путь.
— Мне было восемнадцать, — начал он, остановившись у фотографии юного парня в старом кардигане, с микрофоном в руках и дерзкой улыбкой. — Я был голодным. До музыки, до сцены, до жизни. Пел везде — в парках, на станциях метро, в дешёвых барах. Тогда я пел не потому что надо. Я пел, потому что не мог не петь.
Он прикоснулся пальцами к стеклу, будто вспоминая то ощущение.
— Мой отец был против этого всего. Он был суровым человеком. Я сбежал из дома. Чувствовал себя подавленным, но знал: нужно хвататься за шанс, пока он есть. Я поступил в место, где нас ломали, чтобы потом наши голоса звучали как гранит, как хрусталь. Это было место, где мне хотелось сдаться, но я держался.
Люси замерла возле другой витрины, где стояла первая награда — "Лучший дебют года". Гравировка стерлась, но значимость — нет. Зен продолжил:
— Там я понял, что сцена — не про свет. Она про тьму, через которую ты прорываешься. Про голос, который бьётся, когда ты теряешь смысл. Я учился дышать. Плакал. Орал в пустые залы. И однажды... однажды на репетиции я выдал такую ноту, что дирижёр просто встал и вышел. Не потому что плохо. А потому что понял — я готов.
Они медленно прошли в другой зал. Люси всё ещё молчала. Она слушала, и в груди что-то сжималось.
— Тогда меня заметили, — сказал Зен. — Лейбл Diamonds. Они искали артиста не по правилам. Им нужно было не лицо, а огонь. И они нашли его во мне. В двадцать пять я уже был в мировом турне. Контракты. Перелёты. Мечты. И деньги. Я даже основал свой лейбл — Voice. Хотел сам давать шанс таким же, каким был я. Всё было, Люси.
Он резко замолчал. Пауза повисла в воздухе, словно он вспомнил что-то горькое.
— А потом появился он. — Голос стал ниже. — Феликс.
Люси снова подняла голову. Имя это уже звучало. Но сейчас оно прозвучало как вызов.
— Талантливый. Харизматичный. Но другой. Холодный. Он не пел сердцем — он строил. Стратег. Он быстро понял, что шоу — это не всегда голос. Это образ. Иллюзия. Я смотрел, как он поднимается. Он был моей тенью. А потом — стал равным. А потом... — он вздохнул. — Потом — индустрия выбрала новизну.
Зен остановился. Перед ними была центральная стена. На ней — огромное фото с его сольного выступления. Люди с поднятыми руками, свет, энергия, волна.
— Всё уходит, Люси. Слава — не вечна. Публика быстро забывает. А потом ты остаёшься один. С тишиной.
Он обернулся к ней впервые за всё это время. Она стояла в паре шагов, и в её взгляде было многое — восхищение, тревога, сочувствие и нечто, что Зен не сразу прочёл.
— Но теперь... — тихо сказал он. — Теперь я нашёл тебя.
Он сделал шаг ближе.
— Я слышал твой голос. И, знаешь, мне снова захотелось жить. Петь. Двигаться. Чувствовать тот жар, который был раньше.
Он взял её за руку — не крепко, осторожно. Как будто она могла исчезнуть.
— Я хочу, чтобы ты пела, Люси. Чтобы стала тем огнём, которого мне так не хватает. Я хочу, чтобы ты стала моей музой. Ты мне нужна. Твой ангельский голос — он не должен остаться в баре среди дешёвых светильников. Он должен звучать. Громко.
Люси смотрела на него. Молчала. Губы дрожали.
Внутри неё бушевала буря. Этот момент — он был тем, о чём мечтают. Шанс, который бывает раз в жизни. Всё внутри кричало "да". Но где-то в глубине звучало другое имя — Дэвид. Его глаза, его вера в неё, его мечта, всегда связанная с именем Зена. И теперь, если она примет предложение — всё изменится.
Она отпустила его руку.
— Я… — её голос был тихим, почти шёпотом. — Я не могу сейчас ответить. Простите. Мне нужно... подумать.
Зен удивлённо поднял бровь, но в его глазах не было обиды. Только уважение.
— Ты умеешь чувствовать. Это — главное. Возьми время. Подумай. Я не спешу. Но знай — я жду.
Около семи вечера Оливер, как всегда безупречно вежливый, отвёз её домой. Перед отъездом он предложил посидеть в небольшой гостевой зоне. Люси согласилась.
— Это был тяжёлый день, — сказал он. — Но иногда именно такие дни что-то решают.
Люси сидела в тишине, глядя на пар из чашки. В голове звучал голос Зена. А внутри — тянулось воспоминание о том, как Дэвид впервые сказал: "У тебя голос, как у неба".
Между прошлым и будущим — тонкая грань.
И она стояла на ней.