Не для неё
Бар, в котором сегодня проходил вечер живой музыки, не имел названия — по крайней мере, на фасаде. Его знали по слухам, по отзывам, по тому, как звучала сцена в глубине помещения. Здесь не было гламура, не было продюсеров в дорогих костюмах и не раздавали контракты за один куплет. Но здесь была жизнь. Живая, неотесанная, местами грубая — и, возможно, именно она сегодня поменяет всё.
Люси сидела за ширмой в маленькой гримёрке, где лампочки над зеркалом мигали, а воздух пах старым макияжем, пылью и кофе. В руках она держала лист с текстом — не потому что не помнила слова, а просто чтобы чем-то занять пальцы. Её голос дрожал. Не от страха сцены, а от всего, что за ней стояло.
Сегодняшнее выступление — идея Дэвида. Он настоял.
— Это легко, — говорил он ей утром. — Просто выйдешь, споёшь одну песню — и получишь деньги. Они платят немного, но хоть что-то. Твоя мама... ну, ты же хотела ей помочь?
Люси кивнула тогда. Её мама работала сиделкой, по ночам мыла полы в клинике. Всё, что Люси зарабатывала на редких подработках, уходило туда же — в оплату лекарств, счета, продукты. Она не искала сцены. Она искала способ выжить.
А петь… Петь она просто любила. Её голос был её тайной.
Дэвид знал об этом. Они были вместе уже почти два года. Он казался надёжным, амбициозным. Часто говорил о своих мечтах, о сцене, о будущем, где он будет петь на больших аренах. Люси его поддерживала, слушала, верила в него. А он, казалось, верил в неё.
Но сегодня в нём было что-то другое.
Он волновался. Не от волнения перед выступлением — нет, с этим он был знаком. Волнение было другим — каким-то острым, нервным. Он поправлял воротник, оглядывался, мял пальцами шнур микрофона. Когда его вызвали, он выпрямился, выдавил улыбку и вышел на сцену.
Люси осталась одна. Она слышала, как зал зааплодировал — не громко, но тепло. Голос Дэвида был хорош. Он пел уверенно, с характером, с намерением. Он действительно хотел, чтобы его услышали.
Прошло не больше десяти минут, и дверь гримёрки распахнулась. Дэвид влетел внутрь — глаза горели, дыхание сбивалось, как будто он пробежал марафон.
— Люси! — выдохнул он. — Ты не поверишь.
— Что случилось? — Она поднялась с табурета.
— Он здесь. — Голос Дэвида дрогнул. — Зен. Сидит в зале. У стены, в самом углу. Смотрел прямо на меня. Я не знал, что он придёт! Я просто... я же говорил, что всё может начаться в любой момент!
Люси удивлённо моргнула.
— Ты уверен, что это он?
— Конечно уверен! — Он рассмеялся и тут же понизил голос. — Это знак. Я чувствую. Он искал новых артистов, все об этом говорят. И вот — он услышал меня.
Она хотела улыбнуться, но что-то в его лице остановило её. Этот блеск в глазах — не радость. Жадность. Амбиции.
— А как ты думаешь... — тихо начала она. — Он услышит и меня?
Молчание.
На секунду лицо Дэвида изменилось. Не резко, не грубо — почти незаметно. В уголках губ, в прищуре глаз. Как будто её вопрос был лишним.
— Просто выйди и спой, — сказал он. — У тебя всё получится. Но это... не про тебя, Люси. Это про меня.
Он вышел, не дав ей ответить.
Люси осталась стоять у зеркала. Она смотрела на своё отражение. Девочка с длинными волосами, с простым платьем, с глазами, полными тревоги и чего-то тихого — но сильного. Она вышла не ради славы. Не ради сцены. Не ради Зена.
Но всё же — она вышла.
Когда ведущий назвал её имя, в зале почти не было шума. Кто-то устал, кто-то пил, кто-то ждал следующего антракта. Но с первыми нотами её голоса всё замерло.
Голос был... чистым. Пронзительным. Он не старался понравиться — он просто был. Настоящий. Хрупкий, и в то же время — сильный. Он шёл не из горла, не из груди — из самой глубины души.
В углу зала, в полутьме, Зен поднял глаза от бокала. И замер.
Он не ожидал. Он не искал это. Но оно нашло его само.
Он слушал. Без дыхания. Без мыслей. Без прошлого и будущего. Только — голос.
Песня ещё не закончилась, Зен встал, и вышел из зала. Молча. Не сказав ни слова.
Люси стояла на сцене. Не зная, что всё уже изменилось.