Part1 "воспоминания"
«Стараюсь забыть, но спешу себе напомнить»
–Я тебя ненавижу...Ты ошибка! Ошибка!
–Мама, прошу, не кричи. -я закрываю уши руками, моя голова раскалывается. -Умоляю, хватит.-ощущения, как будто я под водой: мои слова не имеют звучания, а уши заложены.
–Все из-за тебя, ничтожество! Эш умер из-за тебя! Лучше бы я тебя не рожала вовсе, бесполезная дрянь!
Её голос отдаётся эхом в моей голове. Я давно закрыла уши, но это не помогает: эти крики в моей голове, они прямо внутри черепной коробки. От них никуда не деться и не спрятаться. Хочется раздробить себе череп, чтобы это все наконец прекратилось.
–Отпусти! Мне больно, мама!
Я падаю на пол. Боже, какой же он ледяной! Как будто в мои конечности вонзились тысячи тонких игл. - Мама...мама... прошу, перестань.-тихо шептала я, смирившись с тем, что моя речь бесполезна и не доходит до её разума.
–Ты...- мама наконец перестала кричать. Я подняла на неё взгляд полный надежды на то, что она пришла в себя.-Ты...-еле слышно повторяли её иссохшие губы. В её выцветших зелёных глазах заблестели капли и вот-вот были готовы покатиться вниз под силами земного притяжения. Она опустила веки и сильно сжала мышцы на лица, будто хотела выдавить из себя все слёзы, и оно превратилось в ужасную сморщенную гримасу, полную невыносимой боли. Две мокрые дорожки протянулись от глаз до подбородка.
Я еле поднялась с пола и осторожно подошла к ней. Мне захотелось обнять её. «Не смотря на всё то, что было до этого, она остаётся моей любящей мамой, ведь так? Она просто устала и запуталась, не так ли?»-пыталась оправдать её я. Но ошиблась.
–Ты испортила мою жизнь...она мне больше не нужна.
Послышался звук кухонного железа и на меня нахлынули ужасные воспоминания, как дежавю. Будто такое уже случалось раньше и это «что-то»- ужасно. Я не хочу этого снова.
–Нет...-ноги подкосились и задрожали, перед глазами мелькали кадры того, что случится прямо сейчас и случалось раньше. Мне хотелось плакать от страха, но он же душил мои слёзы, и я не могла выпустить ни одну. Всё, что мне оставалось- закрыть свои глаза. Я закрыла их на мгновение, но для меня это мгновение было длинной во все мои семь лет жизни, я вспомнила всё. И даже те счастливые дни, когда папа был ещё с нами.
Теперь шум исчез и я слышала лишь ласковый голос и яркий смех моего папы. Моё измученное выражение лица, полное страдания вдруг расслабилось и растеклось в блаженной улыбке.
Как тихо и спокойно... Я улыбаюсь? Наступило умиротворение? Неужели этот ад закончился и теперь все будет, как раньше: папа не разбился, а мама не сошла сума. Да! Да! Всё так и есть. Осталось только открыть глаза и...
Но стоило мне поднять веки, как ярко красный цвет начал резать глаза. И вот я уже кричу так отчаянно и громко, на сколько это возможно, от ужаса. Тем временем кровь начала заполнять всю кухню и была уже на уровне моего подбородка. Не могу набрать воздух. Кажется, я в ней захлёбываюсь, но продолжаю кричать. Перед глазами мелькают кровавые пузыри с кислородом, выходящие из моих легких вместе с криком, и устремляются вверх, к самой люстре.
Мама лежит на самом дне этого алого моря. Наша кухня превратилась в куб, заполненный до потолка адской жидкостью. Что с мамой? Почему она не всплывает? Я начала тянуться к ней на дно.
–Мама, проснись! Прошу, просыпайся...
И вдруг, всё снова переменилось. Вокруг стало светло от маминой улыбки. Я оглянулась: в кухне не было ни капли крови.
–Тиффани. Дорогая.
Что? Она называет меня по имени и улыбается, как раньше? Это та добрая мама, которую я так давно хотела увидеть снова. Но меня не покидает чувство тревоги, как будто все ещё должно произойти что-то ужасное...
–Мама? Чт-...Что с тобой?- растерянно спросила я ощупывая её бледное лицо- С тобой что-то не так. Нам надо в больницу, мам...
Страх и паника одолели меня. Это была не мама. Я отбежала от неё.
–Больница? Солнышко...-она все ещё приветливо улыбалась мне.
–М-мама...
–Больница мне не поможет. Я убила себя!Я убила себя!И все из-за тебя, Тиффани!
Из её живота снова хлынули красные волны.Она истерически смеялась и кричала, при этом истекая кровью, которая начала заполнять всё помещение. И я снова начинаю в ней тонуть. Это ад.
Кто-нибудь... Спасите меня!
И вот опять я просыпаюсь в холодном поту по среди ночи. Не могу отдышаться. Снова эти воспоминания. Спустя десять лет они все ещё преследуют меня, в виде ночных кошмаров.
Где мои таблетки? Я начала шарить руками по комоду возле кровати, пытаясь в полумраке отыскать стакан воды и свои таблетки, от вкуса которых меня уже выворачивает. Судорожно пытаюсь залить в себя воду трясущимися руками, при этом, проливая половину на себя и на постель. «Мололец, Тиффани»-прошептала я себе под нос.
Успокоившись, я поняла, что, кажется, сон уже потерян: вряд ли я смогу теперь уснуть. Впрочем, мне не привыкать. Похоже эти воспоминания буквально въелись в мою память и их никак не получится стереть. Хотя, опять же, я уже привыкла.
На часах половина четвёртого ночи. В это время у нормальных людей нет особых занятий, кроме как спать, поэтому я безысходно осталась на едине со своими мыслями. Да что уж там, даже если бы весь мир бодрствовал, я бы всё равно оставалась одна.
По классике жанра, лучше размышляется на балконе. Благо, он у меня имеется и прямо в моей комнате. Чувствую себя принцессой из какой-то банальной книги , у которой балкон- это обязательный пункт. Но, к сожалению, у меня не все так красочно, как бы банально это не звучало.
Когда я распахнула двери балкона, ночной осенний ветер моментально унёс мой сон. У меня в голове появилась мысль- «Зачем людям этот неспокойный сон, если они при этом пропускают такую удивительную ночь».
Луна вся такая загадочная и волшебная, то скрывается за тонкими чёрными облаками, то опять появляется, затмевая своим свечением миллионы ярких звезд.
Я смотрю в это бесконечное небо и понимаю, что на моем лице нет никаких эмоций. Лишь легкая, едва уловимая улыбка. Сама не пойму-улыбаюсь я или нет.Даже если нет, то что вызвало ощущение её присутствия? Виной тому воспоминания?
Это небо, точно такое же, как тогда, когда мы вместе с родителями проводили бессонные ночи, рассматривая его через телескоп. Помню, как мы ставили палатку на заднем дворе и тащили туда разную еду и мои игрушки. Наша собака- Чарли играла роль монстра, который пришёл за мамой и мной-прекрасной принцессой. А папа был мои верным рыцарем, который каждый раз спасал нас от «страшного» Чарли. Это была самая счастливая часть моей жизни и самая короткая. Этот отрезок времени стало невыносимо больно вспоминать после того, как папа покинул нас. Мама любила его больше всего на свете. Похоже меня она родила, чтобы просто остаться с ним. Но когда мне исполнилось пять лет он попал в автокатастрофу. И я не могу вспоминать все, что было после этого. Маму как будто подменили. Каждый день стал для меня игрой на выживание. И я до сих пор помню правила, которые неосознанно выработал мой инстинкт самосохранения: выполнять все ее указания, не говоря ни слова; не жаловаться на голод, холод и тому подобное; не улыбаться, не смеяться; не выходить из дома без указания; не говорить с другими людьми; не попадаться на глаза, когда в дом кто-то приходит. Нарушение этих «негласных правил» всегда приводило к избиению или, минимум, к унижению. Но всё же несмотря на то, что она пыталась уничтожить меня и мою душу, не смотря на то, что мне было так больно и трудно, я продолжала видеть в ней свою маму, не переставая любить ее ни на грамм меньше.
Решающим ударом для моей детской психики стало то, как она заколола себя кухонным ножом прямо у меня на глазах. Тогда мне было всего семь лет, тогда я и «сломалась». После этого, всё как в тумане.
Родители не были официально женаты. Папа круглый сирота и вырос в приюте, а когда достиг совершеннолетия, решил переехать в другой штат. В это время, при неизвестных мне обстоятельствах, мама сбежала от своих родителей. В тот день они случайно столкнулись с папой, который был на пути в Уэльс. Они нашли утишение друг в друге и решили ехать вместе.
Эту историю мне рассказывала мама в виде сказки на ночь. Но суть в том, что родителей у папы вовсе не было, а мамины даже не догадываются о моём существовании. Таким образом, не было человека, кто мог бы взять опеку надо мной. И так я оказалась в руках органов опеки.
Из-за потрясений, что я перенесла, почти целых два года провалились в моей памяти.
Эти годы я провела на приемах у врачей, и, в конечном итоге, оказалась в детдоме. Оттуда я тоже мало чего помню. Вспоминаю только о своей первой и последней подруге, с которой мы делили комнату. Но даже её имя не приходит мне на ум.
Честно говоря, врачам действительно удалось улучшить моё психическое состояние, но, понятное дело, что не полностью.
Мне было девять лет, когда меня удочерили мистер и миссис Тод- мои нынешние приемные родители. Мне повезло, что они тогда ненадолго остановились в Уэльсе погостить у брата Мориса-моего приемного отца, иначе мы бы никогда не встретились. Они увезли меня с собой и теперь я живу вместе с ними в Англии.
Морис Тод и Дорати Тод– замечательные люди и я им очень благодарна за все то, что они для меня сделали, но всё ещё не могу называть их мамой и папой. Наверное, с моей стороны это очень по-идиотски, все ещё звать их по именам, после такого хорошего отношения ко мне, но я не могу себя заставить.
Моё сознание строит непреступный барьер перед тем, что связано с понятиями «мама» и «папа». Я одновременно и стараюсь забыть, но в то же время сама спешу себе напомнить о них. Иначе не могу оправдать себя за то, что я сейчас состою в отношениях с человеком из-за того, что у него имя моего покойного отца. Только сейчас ко мне начало приходить осознание того, что это до невероятной степени глупо вступать в отношения на таком основании, поэтому в скором времени с этим будет покончено.
Эш- грубый и неуравновешенный. Думаю, чтобы встречаться людям порой важны более весомые причины, чем просто имя. К примеру любовь. Но её во мне нет и сомневаюсь в том, что она когда-нибудь меня настигнет. Хотя, и без неё не плохо–не будет больше больно терять кого-то близкого.
Я в последний раз вдохнула полной грудью ночную прохладу. Ноги уже окоченели от холодной плитки балкона. Сначала я меняла ноги и грела их друг о друга, но теперь уже и это не согревает– пора заходить в дом.
Кажется, мне стало легче. Надо глянуть время.
На часах уже шесть утра. Я простояла там три часа. Невероятно. Умею же я поразмышлять о жизни. На это у меня было целых восемь лет одиночества, не даром говорят-«истина приходит в тишине».
Сколько себя помню, после удочерение я всегда была одна. Коллективные прогулки, походы в кино и парк, мне это было не нужно, точнее, я не нуждалась в людях.
Я никогда не ходила в школу вместе с другими детьми, постоянно находилась на индивидуальном обучении, почти никогда за восемь лет не покидала нашей улицы "Feelroll". Выходила с Эшем только по вечерам, либо на машине, либо по безлюдному парку. Морис и Дорати, по совету психолога, решили, что так будет лучше, мол перенеся такую травму, очень трудно привыкнуть к большому количеству людей, и всегда ограждали меня от людных мест. Но я не совсем согласна. Думаю, люди не принесли бы никаких перемен в моём настроении, ведь меня больше не может ничего испугать или задеть, кроме моего прошлого. Мне просто не нужно больше людей в своём окружении. Я стала безэмоциональным существом, которое в прямом смысле этого слова просто «существует». Меня ничего не трогает и не интересует. Только книги спасают меня. В основном это философия и психология. Чтение- то, на что я трачу всё своё время. Мне всегда было достаточно книги в своей компании, а лучший собеседник для меня-это я сама.
Однако, с завтрашнего дня всё может изменится. Волей-неволей мне придётся взаимодействовать с большим количеством людей, потому что Дорати подала мои документы в школу. Как раз недавно я начала задумываться о том, что было бы, если бы я ходила в школу, как все.
Ну что ж, думаю, школа- отличный шаг к тому, чтобы хоть что-то поменять в своей никчёмной жизни.