Запись 20. Воспоминания
Уже неделю мы жили у бабушки и выполняли ее просьбы, которые помогали ей быстрее создать действенный компас для нашего дальнейшего путешествия. Утром я вышла на кухню и подошла к окну. Уже кукарекали петухи, на будке вылизывался рыжий кот, а Димка иногда поглядывал на это дело, нежась на солнышке. Бабушка уже работала в огороде, заметив меня, она сказала:
— Сегодня такой теплый денек, сходите с Витей на пруд.
— Если он пойдет, конечно, — протянула я, как вдруг услышала голос:
— Пойду я.
Я обернулась и увидела заспанного Виктора. Он брел в мою сторону в старых больших шлепках и длинных шортах. Даже футболку не удосужился надеть.
— Ба, ты не переусердствуй только.
— Все нормально, Витюш. Идите с Богом.
Какое-то время мы засмотрелись на то, как бабушка ухаживала за огурцами. Виктор подошел так близко ко мне, что стало немного неловко. Он даже случайно касался меня своим плечом, я хотела чуть отойти, но так и не сделала этого. Потом он вдруг сказал:
— Ты разговаривала ночью во сне. В любви кому-то признавалась. Я так и не понял, кому.
Я резко развернулась и чуть ли не закричала:
— Чего??!!! Ты что несешь?
Он наклонил голову в сторону и фыркнул:
— Мне незачем тебе врать.
Виктор развернулся и крикнул мне, чтобы я быстрее собиралась, нужно успеть до жары. Купальника у меня не было с собой, поэтому я надела шорты и футболку мамы Виктора. Ее размер был немного больше, но некритично. Пока я брела с Виктором по пыльной дороге, все пыталась вспомнить, кому во сне могла признаваться в любви.
— Ты так и будешь еле плестись? — снова ворчал он.
— Это ты летишь вперед паровоза.
— По крайней мере, я не признаюсь в любви по ночам, — сказал он и прибавил шаг, словно эти слова случайно выскользнули. Я догнала его и продолжила:
— А тебя так задело, что я кому-то признаюсь в любви?
Он так громко рассмеялся, словно я сказала искрометную шутку.
— Боже, поумнее ничего не могла придумать? Это был стеб, если ты не поняла.
— Жаль, что выглядело совсем не как стеб.
Мы снова начали спорить в привычной манере, пока не добрались до пруда. На берегу не было ни единой души, впереди лишь стоял одинокий мостик. Пока Виктор отчаянно пытался выиграть в споре, мне надоело это выслушивать, поэтому я показала ему средний палец, побежала вперед и рухнула в воду с моста. Вода была очень теплой, словно из ванной. И только я вынырнула, как рядом со мной плюхнулся Виктор, обдав меня волной.
— Ты бы еще верхом прыгнул. Не мог подождать, пока я отплыву? — ругалась я, на что он лишь провел рукой по волосам, а потом вдруг нырнул под воду. Я думала, что он просто никак не среагировал на мои слова, но неожиданно Виктор всплыл прямо рядом со мной. И это было настолько близко, что вода с его волос капала на меня.
— А ты не зли меня, — сказал он с ухмылкой на лице.
— Думаешь запугать меня? Да хрен тебе, — не сдавалась я. Он внимательно посмотрел на меня, прищурился и снова погрузился под воду. Дальнейшей подлости я от него не ожидала, в следующую секунду он потянул меня за ногу вниз. Я еле успела набрать воздух в легкие, от внезапности начала бить Виктора по спине, но под водой точно не нанесла ему сильных ударов. Не знаю, как так вышло, но я случайно коснулась его груди. Конечно, во время тренировок это тоже случалось, но его голую грудь мне еще не приходилось щупать. Виктор не стал долго держать меня под водой и отпустил. Я выплыла и тут же начала жадно дышать:
— Ты совсем идиот? На хрена ты это сделал? — злилась я, на что Виктор просто ехидно смеялся. Да еще так по-глупому, покраснел и постоянно отводил взгляд. Точно идиот, а я еще считала его взрослым, но он просто дурак, который пытается прикинуться умным.
— Так ты сама бросила мне вызов, — смеялся он. Никогда так не хотела убить человека, как сейчас. Я поплыла в его сторону, но Виктор тут же удрал от меня. И сколько бы я ни пыталась, догнать не получалось. Это бесило еще больше, плюс он специально начал дразнить меня, обзывая черепахой. Мне хотелось врезать по его довольной физиономии. В итоге я выплыла на берег и легла на плед, делая вид, что этого идиота тут нет. Но спокойно полежать получилось недолго, Виктор практически сразу выплыл и плюхнулся рядом.
— Тебе надо больше тренироваться, чтобы быстро плавать, — сказал он, его замечание меня разозлило.
— А с чего ты взял, что я хочу научиться быстро плавать?
— Ну, судя по тому, как ты настойчиво хотела меня догнать, — его ехидная улыбка выводила меня. Я схватила песок и нагнулась к Виктору:
— Да иди ты, — я высыпала песок ему прямо на голову, он тут же начал отряхиваться.
— Короткова, ты обалдела?! — возмутился он, отчего я лишь рассмеялась и отбежала от него.
— А что это мы теперь по фамилии? Вроде не в ЗАГСе? — кричала я. Боже, как же мне теперь было смешно.
— Ты из детского сада шутку своровала?
— Да как раз для тебя, шутки посложнее тебе не понять, твой уровень — детский сад, — съязвила я, и по его лицу и крику: «Я тебя убью», поняла, что нужно бежать. Я заливалась смехом, пока он пытался меня догнать, хоть в беге я ему не уступала. В мокрой футболке и шортах я бежала по пыльным деревенским дорогам, распугивая местных кур. Виктор все сжимал в руке песок и был настроен решительно. Пока мы бежали, за нами успел увязаться злой петух, он накинулся на Виктора и пару раз его клюнул, но потом птица тут же получила пинок под зад. Эта заминка помогла мне чуть оторваться, потому что Виктор уже начинал меня догонять.
— Короткова, стой, твою мать! Я все равно отомщу! — кричал он, на что я лишь громче начинала смеяться. Я буквально спиной чувствовала эту энергию ненависти и мести, отчего мне становилось еще веселее. Соседские собаки гавкали на нас за забором, деревенские дети звонко кричали нам вслед: «Давай, догоняй ее!». Небо затянулось черными тучами, видимо, надвигался дождь. Виктор уже начинал меня догонять, от его скорости поднималась пыль по всей дороге. Я решила свернуть в сторону и вдруг выбежала на пустое футбольное поле. Сил бежать дальше уже не было, поэтому я завалилась на траву. Виктор бросил в мою сторону песок, которого оказалось не так много, видимо, большую часть он рассыпал в битве с петухом.
— И это твоя месть? — смеялась я, пока Виктор недовольно стоял надо мной. Впервые за последнее время я ощутила себя такой счастливой. Виктор неожиданно начал кидаться в меня травой, а я не могла остановиться от смеха. Это оказалось заразительно, и он тоже засмеялся. Никогда бы не подумала, что могу быть такой свободной рядом с Золотаревым. Я начала кидаться травой в ответ, но получалось изрядно плохо, так как живот уже даже заболел от смеха.
Как это странно, мы валялись на футбольном поле, бросали друг в друга по три травинки и не могли перестать смеяться. А мир казался таким ярким, словно его раскрасили непослушные дети самыми яркими красками.
— А ты играл тут в детстве? — вдруг спросила я, но ожидала, что Виктор, как обычно, не ответит.
— Да с ребятами гонял. Ты их видела, мы тогда были на пруду.
— А-а-а, те самые.
Я слегка повернула голову в сторону Виктора, он до сих пор улыбался и смотрел на небо. Не знаю, в этот момент он показался мне таким... неважно. Это все глупости.
На улице окончательно потемнело, и начался дождь. Поначалу мы не обращали внимания и так были все мокрые, но вдруг к дождю присоединилась довольно сильная молния и гром. Мы с Виктором решили не бежать до дома и спрятались в заброшенном фургоне, в котором валялось много мусора. Здесь были довольно интересные надписи на стенах: о первой любви, о падении на роликах, о новых друзьях, о жестокости отца, большинство было связано с детством. Эти надписи казались запертыми здесь. Виктор перебирал какие-то бумаги, он был так увлечен, что я решила не спрашивать его ни о чем. Меня не покидало ощущение, словно я оказалась внутри его воспоминаний, о которых он и сам успел забыть.
По крыше долбил дождь, на небе сверкали молнии, гром бушевал на всю деревню. И почему-то было так хорошо. Всю жизнь я бежала за чем-то, стремилась все успеть, постоянно казалось, что опаздываю. И все в суете, а тут вдруг, сидя в ржавом фургоне, смогла остановиться. Как же мало в жизни я себе позволяла вот так просто расслабиться, постоянно брала ответственность то за магазин отца, то за младшего брата, то в школе рвалась стать старостой. Активная жизнь как девиз, и всегда была уверена в собственном счастье. А тут вдруг в старых стертых надписях увидела настоящую ценность жизни. И почему подобное осознание наступает так неожиданно?
— Ты чего на полу сидишь? Там стул стоит, — сказал Виктор.
— Не хочу.
Он с неприкрытым удивлением посмотрел на меня, а потом снова уткнулся в бумаги. А мне было хорошо, именно на грязном полу. Наблюдать за тем, как с волос падают капли на коленку, а потом еще раз взглянуть на надпись: «В тот день на пруду, когда я был с друзьями, я понял, что она все-таки мне нравится». Там не было имени, но мне казалось, что надпись говорила обо мне. Чертовски этого хотелось.
— Ты чего так странно улыбаешься? — спросил Виктор, нахмурившись.
Я выглянула в окно и поднялась с пола, сказав:
— Так дождь почти закончился.
Я первая выскочила из фургона, на улице пахло такой свежестью, что невозможно было надышаться. Небо рассеялось, солнце снова окинуло местность своими лучами, дождь смывал налипшую грязь, а на небе проявилась радуга. Виктор медленно вышел из фургона и недовольно взглянул на мое слишком уж радостное лицо.
— Да что ты такая радостная? — бурчал Виктор, и неожиданно прямо рядом с ним проявилась фотография. Она висела в воздухе, а следом за ней еще одна. Виктор заметил мое удивление и обернулся. От стыда он покраснел, ведь на фотографии был он, на вид года два в кроватке и совсем голый. Виктор тут же принялся закрывать фотку, а я залилась смехом.
— Даже не думай на это смотреть. Это мое личное пространство, не вздумай в него вторгаться, — запрещал он, но меня было не остановить. Фотографии начали появляться по всей округе. Виктор захотел закрыть мне глаза, но я тут же сбежала от него. Трава под ногами была такой мягкой и мокрой. Я мчалась вперед мимо сотни фотографий, которые мелькали одна за другой. Словно провалилась в фильм, основанный на детских впечатлениях Виктора. Сзади слышались его крики о том, чтобы я остановилась. Мы выбежали на просторное поле с травой по колено, и теперь нас преследовал шелест от нее. Это было похоже на пение природы, такое тихое и родное, словно матери перед сном. Вдалеке летели птицы, и я начала кричать им, чтобы они забрали меня с собой, потому что Виктор явно готовился меня убить, судя по его выражению лица. Повсюду были желтые цветы, они так сильно пахли летом, что навевали воспоминания о детстве.
Этот момент казался таким значимым для меня. Каждая фотография говорила о нем как о человеке, а не о роботе, которым он передо мной пытался предстать. Говорят же: вся жизнь промелькнула перед глазами, такое же ощущение было сейчас у меня. Когда я видела, как мама Виктора прижимала его к груди, а рядом стоял брат, у которого были светлые волосы и серые глаза. Еще счастливые, наполненные детской непосредственностью. Как Виктор позировал с друзьями и широко улыбался. Строил рожицы, кривлялся на линейке первого сентября. Казалось, это был совсем другой человек. Но чем старше становился Виктор на фотографиях, тем меньше он улыбался. Выглядел замкнутым и лишь с друзьями вел себя свободно. На многих фотографиях он был с Денисом, но везде тот был перечеркнут черной ручкой.
Я хотела рассмотреть другие фото, но Виктор догнал меня и повалил на землю. Он завалился прямо верхом на меня, это было безумно неожиданно. Его дыхание было таким громким, а глаза так внимательно смотрели на меня и с такой серьезностью. Я замерла от интимности этого момента. Его крепкие руки оперлись о землю, а ноги прижимали меня к земле. Черт, как же мне это нравилось. Его смущенный взгляд, свисающие мокрые волосы, напряженный подбородок и скулы. Меня накрыло с головой огромной волной, а потом жестоко вышибло на берег. За эту неделю Золотарев стал нравиться мне лишь сильнее, бороться с этим было бесполезно.
Неожиданно Виктор поднялся и начал уходить от меня, не сказав ни слова. Я не понимала, почему он ничего не сделал, хотя в его взгляде читалась страсть. Я почувствовала такое разочарование, что тут же вскочила и выплеснула на него все, что накопилось:
— Я ведь тебе нравлюсь? Да?
Он остановился, но не обернулся. Я ни капли не жалела о сказанном и решила пойти напрямую.
— Ты напридумывала лишнего.
— Скажи мне это в лицо, — закричала я, но он молчал. Меня распирало от злости, и я уверенно ринулась в его сторону. Он опустил голову и не взглянул на меня даже тогда, когда я встала напротив. — Давай, скажи, что я тебе не нравлюсь. Опровергни надпись в ржавом фургоне, где ты говоришь, что я тебе нравлюсь. Давай!
Его закрытость выводила меня из себя. Я кричала на него, словно на школьника, а он просто молчал. И в тот момент, когда я выдохлась, он взглянул на меня и произнес:
— Успокоилась?
Я молчала.
— А теперь слушай. Да, ты мне нравишься, но это ничего не значит. Мне не нужны серьезные отношения, а с тобой они могут быть только серьезными. Ты спросишь: «Почему?». А все просто — институт семьи мертв. Жениться, рожать детей, чтобы потом бить посуду, развестись, испортить психику детям и послать все к черту. Мне это не нужно, ты не нужна со своей серьезностью.
Я посмотрела в его глаза, в которых чувства боролись с жестокостью. Но недолго, Виктор тут же прошел мимо меня, случайно задев плечом. Я ненавидела его даже не за то, как он поступал со мной, а за то, что делал с собой. За то, что уничтожал себя. На фотографиях появлялись трещины, разрушающие их. Я смотрела на помятую от нашего падения траву и думала лишь о том, как хочу врезать этому идиоту.
— Ты ссыкло, Золотарев! Так и будешь всю жизнь бояться попробовать ошибиться!
Он не оборачивался, шел, словно ему было все равно. Я упала в траву и зарыдала, как настоящая дура, когда Виктор совсем скрылся из виду. Как же это было глупо —влюбиться в такого придурка. Как же я себя ненавидела за это. Но ничего не могла поделать. Я позволила себе признаться, что все потеряно, что теперь будет больно. Что пора прекратить врать себе в том, что мне на него плевать. Что меня не волнуют моменты, когда он берет меня за руку. Что я не вспоминаю тот день, когда он спрыгнул со мной в пропасть, потому что поверил. И каждую чертову тренировку, когда мы были особенно близки. Как же я ненавидела его и как же ненавидела себя.
Я выплакала все и поднялась с травы. Гордость во мне все же осталась, вытерла слезы и вернулась к пруду, чтобы умыться. Мне не хотелось сразу идти домой, поэтому я немного прогулялась по деревне. И я увидела то, чего точно видеть была не должна. Как только стемнело, почти из каждого дома доносились крики. Билась посуда, слышался грохот от ударов, детский крик, который оказался таким громким и пронзительным, что задевал во мне все. Я остановилась возле одного дома, где особенно громко скулила собака и рвалась к двери. Неожиданно оттуда выбежал маленький Виктор. В проеме я заметила кричащих родителей, мужчина вдруг схватил женщину за шею и потащил ее в комнату. Из дома выбежал еще один парень постарше.
— Олег, помоги маме! Пожалуйста! — кричал Виктор.
Парень отвязал собаку, и дети вместе с ней забежали в дом. Дверь передо мной захлопнулась, и крики вдруг прекратились. Во всей деревне наступила удушающая тишина, от которой стало тошно. От одной лишь мысли, что ему пришлось все это пережить, выворачивало наизнанку. Я не выдержала, побежала в дом к бабушке, чуть не сорвала калитку с петель и залетела в зал. Виктор лежал на диване, укрывшись пледом, я смогла сказать лишь:
— На нем же козел сдох.
— Я постелил новое белье, — скупо ответил Виктор и отвернулся от меня. Мне хотелось поговорить с ним, безумно, но понимала, что это невозможно. Поэтому прошла в комнату, случайно хлопнув дверью. Полночи не могла уснуть в холодной кровати, а когда уснула, снился только Виктор. Ненавижу его за это, даже здесь он вторгся ко мне.