Хроника темного проклятия

Катакомбы дышали сыростью и пеплом. Своды, испещрённые вековыми трещинами, впитывали стоны как промокашкая кровь. Эрих стоял в центре круга, выложенного обугленными костями — каждая трещала под сапогом, будто шептала проклятия. Его взгляд, что был холоднее подземелий, скользнул по дрожащим фигурам в багровых мантиях. Алхимики, лазутчики, новообращённые — все, чьи руки пахли предательством. Воздух густел от запаха ладана и страха.

— Лилит видит ваши сердца, — голос Эриха рассек тишину, как лезвие по пергаменту. — А я... — он провел пальцем по горлу ближайшего пленника, оставляя алую росу на коже, — читаю их через трепет ваших вен.

Жерар, мастер ядов, с пальцами, позеленевшими от ртути, попытался отползти. Эрих вонзил каблук в его ладонь, заставив кости захрустеть.
— Ты разбавлял Кровь Лилит гнилой водой, — шепотом произнес он, наклоняясь так близко, что их дыхание сплелось в ядовитую спираль. — Теперь испей её целиком.

Свинцовый ковш с адским зельем — полынь, ртуть, пепел Изабель — влился в глотку алхимика. Плоть Жерара закипела. Кожа пузырилась и лопалась, обнажая мышцы, таявшие как воск на костре. Его крик превратился в бульканье, пока от него не осталась лишь лужица, растёкшаяся на каменные плиты.

Молчание стало гуще. Даже воздух застыл, боясь потревожить тишину. Лишь Марго, девушка с локонами цвета пшеницы и глазами испуганной лани, рванула к выходу. Эрих не шевельнулся. Взгляд его встретился с Селеной — тенью в углу, чьи зрачки мерцали как угли в пепле.

— Принеси, — бросил он, и девушка растворилась в темноте.

Из дальнего тоннеля донесся вопль, эхо которого билось о стены, как птица в клетке. Когда Селена вернулась, волоча Марго за волосы, её босые ноги оставляли кровавые отпечатки. Эрих протянул ей клинок — серебро с позолотой, рукоять в форме плачущего ангела.

— Закончи начатое, Дитя.

— Мать жаждет, — прошептала Селена, и лезвие вошло в грудь Марго с тихим хрустом. Кровь брызнула на её ресницы, превратив голубые глаза в два кровавых озера.

К рассвету в пещерах осталось лишь четверо сородичей. Эрих восседал на троне, сложенном из камня, костей и змеиной чешуи. Пламя факелов лизало стены, рисуя на них пляшущих демонов.

Первой была Селена. Она приблизилась, едва касаясь пола кончиками пальцев, словно боялась раздавить хрупкую иллюзию. Её лохмотья, пропитанные запахом дыма и земли, шелестели, как опавшие листья, а взгляд тонул где-то у сапог Эриха. Когда-то она кинулась на него с диким рыком, вцепившись в палец зубами — не от голода, а от ужаса. Теперь же её движения напоминали птенца, подобравшегося к огню.

— Отец... — её голос сорвался в шёпот, будто слово было слишком тяжёлым для языка. Она коснулась края его плаща, тут же отдернув руку, как от раскалённого железа. В её глазах вспыхнуло что-то давно забытое — детская надежда, что её не прогонят.

Эрих протянул цепь с аметистом. Камень пульсировал в такт его крови — тёплой, живой, непохожей на ледяные ручьи в её жилах. Селена замерла, затаив дыхание, словно перед ней раскрыли ларец с запретными сокровищами.

— Ты будешь моими очами, — сказал он, и она вздрогнула, будто каждое слово было ударом грома.

Она кивнула так рьяно, что спутанные волосы упали на лицо. Когда холодный металл коснулся шеи, её губы дрогнули в робкой улыбке — той самой, что Эрих видел у Эвелины, когда та прятала украденные яблоки.

— Да, Отец... — она прижала аметист к губам, закрыв глаза. Камень жёг, как воспоминание о солнце, но она не отпускала. Её плечи подрагивали, словно под тяжестью невидимого ярма — страха оказаться недостойной.

В её кармане лежала тряпичная кукла, сшитая из обрывков его старого плаща. Иногда, когда Тени расходились по делам, она доставала её и шептала: «Мы не подведём, правда? Он не бросит, если будем хорошими?»

Она оставалась на коленях, пока Эрих не поднялся с трона. Даже тогда она не решалась встать первой, будто её тело вросло в камень. Лишь когда он коснулся её плеча, она поднялась — не как воин, а как ребёнок, ухватившийся за край плаща, чтобы не потеряться в темноте.

Эрих шагнул к Габриэлю, чья тень тут же выпрямилась, как по команде. Габриэль шагнул в свет, словно вышел на проповедь. Его тень, искажённая пламенем, легла на стены пещеры гигантским распятием. На груди болтался нательный крест — не символ веры, а трофей. Он сорвал его с шеи Сира, когда тот, захлёбываясь кровью, попросил прощения у Бога. «Слишком поздно», — прошептал тогда Габриэль, и с тех пор металл жёг кожу, как раскалённый уголёк.

— Они называют нас еретиками, — его голос, глухой и густой, как церковный колокол под водой, заставил пламя дрогнуть. — Но разве не они заперли Бога в золотых клетках?

Эрих протянул ему книгу. Страницы, сшитые из человеческой кожи, шелестели, отражая предсмертный ужас тех, кто носил её прежде поверх своей плоти. Габриэль взял её обеими руками — не как артефакт, а как святыню. Его пальцы, грубые от столетий физического труда в монастыре, дрогнули. В этом жесте была странная нежность: бывший послушник, читающий псалмы, и воин, разрывающий глотки врагам, слились воедино.

— Ты станешь моим гласом, — сказал Эрих. — Пусть твои слова из заблудшего сознания выплавят смиренность, достойную истины.

— Да будет так, — Габриэль прижал книгу к кресту на груди, смакуя пепел старой клятвы. В его глазах горело не безумие, а ярость пророка, увидевшего истину. Он не служил Камарилье, не пресмыкался перед Шабашем. Эрих дал ему не власть, а цель — выжечь лицемерие мира, где даже бессмертные боялись свободы.

— Они услышат, — он провёл пальцем по корешку, оставляя кровавый след. — Даже если мне придётся вырвать им языки, чтобы вложить правду прямо в глотки.

Эрих кивнул. За спиной послышался сдавленный смешок — Люсиль, прикрыв рот, делала вид, что чихает. Её платье, сшитое из хирургических халатов, шуршало ампулами с ядами. В глазах танцевали два духа: безумная девочка, рисующая цветы на стенах морга, и холодный алхимик, вываривающий яды из детских снов. Эрих нашёл её в катакомбах, где она травила крыс «для забавы». Он не стал менять её — лишь направил безумие в нужное русло.
— Ты — моя кисть, — он протянул ампулу, где плавало существо без глаз. — Рисуй шедевры из их последних вздохов. Болью недостойных пиши о святости их ночных кошмаров.
Девушка прижала склянку к сердцу, смех её звенел, как разбитое стекло.

Виктор не шевельнулся, когда Эрих приблизился вплотную. Только шрам на его щеке дрогнул, повторив изгиб клинка в руке повелителя. Шрам на его лице напоминал карту забытых дорог — след от клинка Сира, которым он перерезал глотку спящему. Молчаливый убийца, выросший в тени интриг Вентру, он не искал власти. Лишь порядок. Эрих дал ему его.
— Ты — моя тень, — Эрих положил ему в ладонь бритву, выкованную из лунного света и ненависти. — Режь тише, чем поёт твоё собственное витэ.
Молчание Виктора было красноречивее клятв.

Четверо Теней работали как часовой механизм. Селена проникала в салоны Камарильи под видом гадалки. Её «предсказания» стравливали старейшин друг с другом. Габриэль проповедовал в трущобах. Его паства крала документы и подбрасывала фальшивки. Люсиль травила колодцы, смешивая яды с дождевой водой. Трупы умирающих свозили в её морг, где они становились удобрением для грибов-галлюциногенов. Виктор методично убивал шпионов. Тела исчезали бесследно — он растворял их в чане с кислотой, который называл «супом для крыс».

Сам Эрих уничтожал архивы Бахари. Он сжёг тексты в катакомбах, расплавил ритуальные кинжалы и стёр руны со стен. Лишь один предмет сохранил — дневник Изабель. На последней странице она написала: «Ты станешь тем, кто уничтожит даже память о нас».
— Нет, — прошептал он, бросая дневник в костёр. — Я стану тем, кто заставит их бояться забыть.

Перед тем как покинуть город, Эрих вновь собрал теней в ритуальном зале.
— Париж теперь ваша пустыня, — сказал он, поправляя перчатку. — Усейте её пеплом и хаосом, но оставаться невидимыми.
Селена упала на колени, прижавшись лбом к его ногам:
— Мы будем ждать вас, Отец. — Проговорила она с трепетом.
Эрих наклонился и положил ей руку на голову, после чего встал и отправился в путь, не оборачиваясь.

Он прибыл в Сен-Лазар, где купил билет до Дрездена, спрятав лицо под шляпой. В кармане - медальон, флакон с пеплом Изабель. Проводник, взглянул на него и перекрестился:
— Вы похожи на того, кто видел дьявола.
— Дьявол — это сказки, — усмехнулся Эрих. — Я видел богиню.

Поезд тронулся, увозя его в туман, где сливались тени прошлого и будущего. Где-то впереди ждали катакомбы, клинок и конец пути - или начало.