Хентиаменти

Солнце утопало в бескрайнем песчаном море, разливаясь по его волнам палитрой золотых оттенков. Небо переливалось от фиолетового до алого, и последние солнечные лучи пронзали его просторы подобно пылающим стрелам. От этого пейзажа веяло своеобразной торжественностью. Великий закат, как раз под стать такому великому государству, как Египет.

Они подходят друг другу, как муж и жена. Они украшают друг друга, как золото и драгоценные камни на царской короне. Они не могут существовать друг без друга, как свет и тьма.

Чем дальше солнце спускалось за горизонт, тем больше лучей оно посылало в мир, словно это был его последний день. Неужели небесное творение так боялось остаться забытым? Огненные ленты из последних сил цеплялись за песчаную поверхность и хватались за каждую мелочь, лишь бы остаться на земле подольше и показать всем живым существам, что оно, солнце, еще здесь. Оно существует рядом со всеми. Оно живое и не желает покидать этот мир.

Но наступление ночи неизбежно, как и встреча со смертью всех живых существ, поэтому даже такое великое и необъятное творение природы должно пережить этот миг. Каждый в этой стране знал, что, утопая за чертой, отделяющей мир людей от мира богов, солнце останется под надежной опекой великого защитника света и проводника по темным землям — могущественного и храброго Ра. Каждую ночь бог солнца несет на себе обет защищать светило от злобного змея, чтобы с утра вернуть его обратно на небосвод. И так день за днем, год за годом, тысячелетие за тысячелетием. Испокон веков так было, есть и будет всегда.

До наступления темноты оставались считанные мгновения. Последние солнечные зайчики отскакивали от водной глади великого Нила, огибали постройки и обнимали их своим угасающим теплым светом. Первые мерцания звезд нашли свое отражение в зеленых, как листья священного лотоса, глазах юноши — чужих для этих мест осколков изумруда, внушающих людям чувство страха и неизвестности.

Он видел эту картину уже сотни раз.

Ветер игрался с его светлыми, почти белыми, волнистыми волосами подобно любящей матери. Некоторые крестьяне и выходцы из богатых семей, которым доводилось видеть этого ребенка, считали его демоном, порождением самой бездны, сыном первобытного зла или сыном Сета. И все это лишь за то, что внешне он сильно отличался от коренных египтян. Многие кидались в него проклятиями и другими едкими словами, а другие предпочитали обходить ребенка стороной, ибо боялись мести самого страшного из богов. Вдруг Сет и правда разгневается, если кто-то прикоснется к его «творению»?

Но его же, сироту и бродягу лет тринадцати, подобные сравнения не волновали. Для своего возраста этот юноша имел слишком невозмутимый характер. Он мог спокойно смотреть в лица тех, кто кричал ему «Демон!», «Сын Сета!», «Проклятое дитя!» и подобное, почти не выдавая эмоции. Важнее всего для него было выжить, а не понравиться публике. Но если дело доходило до рукоприкладства, то он отвечал обидчикам той же монетой.

Один из таких случаев произошел не так давно.

«Сын Сета» подрался с крестьянским мальчишкой, который кидался в него камнями, пока его дружки, насмехаясь, кричали все привычные оскорбления. На очередной бросок мальчик ответил тем же: швырнул со всей силы камень в голову одного из обидчиков. Остальные мальчишки, увидев кровь на товарище , испугались и разбежались с воплями кто куда. Но брошенного осколка зеленоглазому пареньку оказалось мало, и тогда он налетел на обидчика с кулаками, оставив ему на память несколько ссадин, разбитую губу, выбитый зуб и кучу синяков. Такая агрессивность была обоснована: парень слишком долго терпел. Любой сосуд может не выдержать налитую в него жидкость — она непременно выйдет из краев. После этого инцидента сверстники опасались кидаться камнями или другими предметами, зато еще яростней кидались в него словами и проклятиями взрослые.

У этого ребенка не было друзей. Он жил среди камышовых зарослей в небольшой землянке из песчаника на окраине небольшого поселения под Мемфисом — богатейшим и красивейшим из городов Египта. Каждый день был наполнен однообразием, ведь паренек не был сильно обучен грамоте, не владел полезным ремеслом, и у него не было семьи и любящих родителей. Он старался подрабатывать за еду на одном из полей в нескольких часах пути от его землянки, но чаще занимался мелким воровством, ведь платы с пахоты хватало ненадолго.

Каждый божий день он смотрел на закат своими взрослыми для ребенка глазами. О чем думал он в такие моменты известно лишь Богам. Возможно, он представлял, что является сыном какого-нибудь богатого вельможи, и живет в красивом и просторном доме где-то далеко отсюда? Или он имеет счастливую и небогатую семью, с несколькими братьями и сестрами? А может быть, придумывает жестокие наказания тем, на кого ему якобы плевать?

— Инпу! — звонкий и до боли нежный голос окликнул мальчика, и тот обернулся, — я принесла тебе немного гостинцев из города. Иди сюда!

Женщина, которая приходила к мальчику, была необычайно красива. Длинные черные волосы, вымытые и ухоженные различными маслами, были заплетены в тугую и пышную косу. На голове — привычная красная повязка. Сегодня женщина была одета в легкое льняное платье цвета слоновой кости, перевязанное плетеной веревкой из золотых и серебряных нитей на поясе, и в руках у нее была корзинка со свертками. Она была родом из состоятельной семьи, как сама когда-то и сказала, и для Инпу было удивлением, что такая женщина решила взять его на воспитание с самого детства. Однако, забрать его с собой она почему-то не могла...

— Прости! На этот раз тебе пришлось ждать дольше обычного, — женщина погладила мальчишку по волосам, от чего тот улыбнулся и коснулся ее руки.

— Я скучал по тебе и уже готов был принять дух загробного мира в своей землянке.

— Прости. Но я же говорила тебе, что задержусь, — женщина приобняла мальчика за плечо, перебирая его волосы своей рукой, а после улыбнулась, — мне приятно, что ты считаешь меня членом своей семьи. Ты мне, словно родной сын, но...

— Родство определяется не по крови, Нану, — ответил Инпу, подняв на женщину изумрудный взгляд с непривычной для него детской надеждой. Он уже привык к тому, что Нану отвечает на то, что он не успел еще сказать, и удивлялся такой проницательности. Он любил ее так, как может любить только ребенок.

Нану в ответ лишь посмотрела на мальчика с секундной грустью в глазах. Она понимала, что кроме нее у этого ребенка никого нет, и то, что он возможно считает ее своей матерью, вполне логично. Но это же и сковывало сердце женщины, как стальной капкан.

— Я принесла тебе еды и еще кое-что, что тебе понравится, — Нану отошла от мальчика и стала разворачивать сверток, который принесла с собой. Инпу подошел и стал рядом с ней, разглядывая выложенные на каменный столик предметы, — а еще я принесла тебе свитки и таблички с палочками. Я буду здесь с тобой некоторое время, так что объясню тебе основное, что ты должен знать в своем возрасте. Буду и дальше учить тебя читать и писать, возможно, даже покажу некоторые боевые приемы. Ах, не смотри на то, что я женщина! Там, откуда я родом, женщинам также приходится брать в руки оружие.

— Когда ты снова уйдешь? — после небольшой паузы спросил мальчик.

— Я не могу сказать точно, — Нану опустила глаза, раскладывая принесенное, — это от меня не зависит. В любое время может прилететь сокол и...

— Почему ты не можешь взять меня с собой? Я бы мог пригодиться там, я бы мог быть слугой или кем-то еще, помогать тебе...

— Я уже говорила тебе, милый Инпу, что тебе нельзя со мной в город, потому что это может быть опасно.

— Все это потому, что я «сын демона»? — перебил ее Инпу, слегка наклонив голову на бок и насупившись.

— Ни в коем случае! Кто вбил тебе такое в голову? Пусть тогда войдут в храм Ра и скажут это перед его статуей!

— Они все только и говорят, что я преемник или сын Сета и послан на землю, чтобы уничтожить все живое! — мальчик схватил себя за волосы, после хмыкнул и отвернулся. — Кто дал им право решать мою судьбу только из-за внешнего вида?

— Ты ведь понимаешь, что они говорят так из-за страха неизведанного, того, что отличается от них самих, — спокойно проговорила Нану, пытаясь успокоить мальчика, — они просто стадо безграмотных верблюдов.

— И я тоже безграмотный верблюд... — еле слышно выдохнул мальчик, вертя в руках табличку. Нану резко обернулась в его сторону с недовольным взглядом, однако, ничего не сказала в ответ. Повисло неловкое молчание длившееся, казалось бы, вечность. Нану продолжила разбирать принесенные гостинцы, а Инпу сидел, устремив взгляд на сумеречный горизонт из небольшого окна, подперев голову одной рукой, а во второй держа табличку.

— Каково мое место в этом мире? — прервал молчание Инпу.

— Ты — Инпу, милый и сообразительный ребенок, и ты — никакой не демон. А все те люди, которые так говорят, просто завидуют твоей необычной внешности. Ты выделяешься, а значит, вызываешь интерес, — бодро проговорила Нану, и от ее недавней ярости не осталось и следа.

— Ты знаешь, как я появился на свет. — Инпу говорил, смотря в пространство мимо Нану, — почему, найдя меня, не отвезла в «приют» при каком-нибудь храме или, как делают с лишними детьми бедняки — не бросила в Нил? Зачем тебе, богатой женщине, такая обуза? Расскажи мне все, пожалуйста...Ты обещаешь сделать это каждый раз, как приходишь сюда, но...

Нану села рядом с мальчиком, прижала его голову к своей груди и стала перебирать волосы пальцами. Она слышала этот вопрос уже много раз.

— Ты сообразительный, но еще слишком неподготовлен для правды, — прошептала Нану, —  придет время и ты все узнаешь. Но я могу сказать лишь одно: в тот день, когда я нашла тебя, когда я впервые посмотрела на твое пухлое личико, и когда ты посмотрел на меня в ответ своими глазками, я поняла — ты станешь важным человеком в истории Египта. Я решила, что буду твоей поддержкой и опорой и помогу добиться вершины. Я подарю тебе всю свою любовь, чтобы ты никогда не знал одиночества, подарю свою заботу и все, что сама знаю.

— Твои утешения слаще любых молитв, — Инпу взял Нану за руку и слегка сжал ее, — но я не хочу всю жизнь прожить в одних лишь утешениях. Все мое нутро желает узнать правду, и я не могу противиться этому желанию. И самое главное, я хочу узнать истину именно от тебя, а не от кого-то другого.

Инпу поцеловал Нану в щеку и, сказав, что устал за сегодняшний день и хочет спать, пошел на свое каменное спальное место.

Белый длинный зал — все, что было видно, как не крути головой.

Резкий белый свет слепил глаза, отчего невольно выступали слезы. Воздух здесь был свежим и прохладным. Еле слышный шепот издали звал по имени, тихо и монотонно. Юноша шел вперед, казалось, целую вечность.

Внезапно, вдалеке показался силуэт и медленно стал приближался к Инпу. Но страха внутри юноши не было.