~Галоперидол~

-..Теперь я совершенно не знаю, что делать. Я должен быть рядом, а получается, что я сливаюсь, - бормотал Альфред, откусывая от сосиски здоровенный кусок.
- Вот это ситуация, - Иван невидящим взглядом посмотрел в окно.
- Но знаешь, что я думаю? Твой друг сам даст знать, когда уже не сможет нести такой груз в одиночку. Что-то мне подсказывает, что ты побежишь в клинику уже сегодня. Американец недоверчиво посмотрел на бодро жующего сосиски Брагинского и тяжело вздохнул.
- Зачем ты так страдаешь? - прошамкал Ваня с набитым ртом.
- Сам себе в голове придумал какую-то ерунду и сидишь переживаешь. Ты все еще нужен ему, просто дай другу немного времени. Жди телефонного звонка и не мотай себе нервы. Кстати, знаешь, какое самое лучшее лекарство от стресса?

- Знаю, секс, - задумчиво ответил доктор, внимательно разглядывая оставшиеся на дне чашки чаинки.

Иван судорожно закашлял, подавившись сосиской.

- Я вообще-то имел в виду алкоголь, - прохрипел он, мотая головой.

- Можно совместить, - Альфред заулыбался, чувствуя, как краснеют щеки. Русский, прищурившись, внимательно разглядывал своего гостя, пытаясь понять, блеф это или не совсем. В конце концов он встал и потянулся к кухонному шкафчику, вытаскивая бутылку коньяка.

- Все психиатры такие смелые? - спросил Ваня, с громким хлопком вскрывая бутылку и разливая ее содержимое в небольшие бокалы.

Альфред поднял глаза от чашки. У него была одна-единственная «ночь любви», и именно ее он считал ошибкой едва ли не всей жизни. Все было до банальности безвкусно: третий курс медицинского, всеобщая радостная попойка в связи со сдачей зачетов. На этом огромном сабантуе Альфред и познакомился с молодым аспирантом с кафедры патологической анатомии. Аспирант был приветлив и обаятелен, от его шуток хохотал весь университет, и в тот вечер Джонс, у которого промилле* в крови уже было больше, чем мозгов, вдруг решил, что это любовь.

Они долго и горячо целовались, оставшись вдвоем на мраморных ступенях кафедры анатомии, а после аспирант подхватил размякшего Альфреда на руки и понес в одну из комнат общежития. На этом вся романтика закончилась, а в голове американца остались лишь омерзительные отрывки проведенной ночи. Невыносимая боль, от которой сводило судорогой конечности, грубые слова и гадкое шипение аспиранта над ухом. Кричать было нельзя, сопротивляться тоже, на соседней кровати храпел смертельно пьяный однокурсник, который, теоретически, мог проснуться. Лишние глаза не должны были увидеть... это.
Когда все закончилось, и аспирант вышел из комнаты, хлопнув дверью, Альфред едва дышал. Он пролежал неподвижно почти четыре часа, прислушиваясь к храпу однокурсника, потом как-то нашел в себе силы подняться с помятой постели и одеться.
Студентам категорически запрещалось шататься ночью по корпусу общежития, но в такие общие праздники вахтеры закрывали глаза на правила. Альфред, держась за стены, дошел до крыла пятикурсников и постучался в хорошо знакомую дверь. Створка долго не открывалась, наконец по ту сторону послышались шаркающие шаги.

- Альфред? - в дверном проеме стоял взъерошенный после сна Антонио, и американец тихонько сполз по стенке на пол, сворачиваясь в клубок. Тони, тогда совсем еще юный, просидел с ним всю ночь, вытирая с бледных щек друга бесконечные слезы и отпаивая валерьянкой.

- Он всегда был рядом... Мой единственный друг детства... - бормотал американец, не отрывая глаз от пустой чашки.

- Так, ну все, - Иван поднялся из-за стола и протянул доктору руку. - Это ж я тебя никогда в чувство не приведу. Пойдем, покажу тебе кое-что.

Альфред послушно пошел следом за русским, вытягивая шею и гадая, что же ему сейчас будут показывать. Брагинский зашел в комнату, усадил своего гостя на диван, а сам начал рыться в книжном шкафчике, тихонько ругаясь. На пол пирамидкой складывались книжки по всевозможным наукам, от географии и биологии до термодинамики и квантовой физики.

- Ага! Нашел! - наконец возвестил он, вытаскивая запыленную рамку с фотографией и плюхаясь на диван рядом с Альфредом. Американец аккуратно взял в руки рамку и провел ладонью по пыльному стеклу.

С фотографии на него смотрел парень лет двадцати трех. Лицо с тонкими чертами, маленький нос пуговкой, карие раскосые глаза. Примечательными в нем были длинные черные волосы, падающие локонами на плечи.

- Кто это? - спросил Альфред, поглаживая пальцем рамку. Ему смутно казалось, что он уже где-то видел это лицо.

- Это мой лучший друг. С детства мы с ним делили на двоих кашу и хлеб с маслом. И я так люблю своего друга, что припрятал его улики, когда бежал из России. Не видел его уже много лет, и все эти годы я думаю только об одном - жив ли он? И если жив, то чем занимается сейчас? Я не навожу справок о нем, я просто боюсь узнать, что его уже нет.

- Твой друг связан с теми жуткими фотографиями убитых?? Сомнительные у тебя знакомства, - пробормотал Альфред.

- Яо их лишь фотографировал, - пожал плечами Иван, забирая фотографию и помещая ее обратно в недра шкафа. - Но по рангу был чуть меня выше, так что можно сказать, что я на него работал. Так что, теперь можно сказать, что я еще более никчемный друг, чем ты? Отсиживаюсь в сухости и тепле и не рыпаюсь в сторону России, чтобы узнать хоть что-то о человеке, с которым я провел больше половины жизни.

- Я не понял, что это за слово «рыпаться», но мы с тобой однозначно стоим друг друга, - Альфред вздохнул и положил ладонь на плечо Ивана. - Мне стало легче, спасибо. И все-таки какая у тебя была насыщенная жизнь.

- Что значит «была»? Моя жизнь и сейчас несколько интригует. Например, у меня есть справка от психиатра, что я немного «ку-ку», а таким не каждый может похвастаться, - заулыбался Брагинский. В уголках сиреневых глаз собирались тонкие морщинки, призрачно намекая, что их обладатель давно не подросток.

- Только не рассказывай об этом за каждым углом, а то снова ко мне на лечение притащат, - ответил американец и снял с переносицы очки, складывая дужки. - Поцелуй меня.

Иван перестал улыбаться, аккуратно взял из рук Альфреда очки и положил их на подоконник.

- Что-что ты сказал? Я не расслышал, - ответил русский, слегка наклоняя голову набок. На самом деле эту фразу из двух слов он готов был послушать еще, уж слишком сладко произнес ее доктор.

Но все пошло не по задуманному сценарию. Альфред внезапно схватил его за грудки и потянул на себя, падая спиной на диванные подушки и увлекая вслед за собой. Секунду они смотрели друг на друга, словно бы спрашивали друг у друга разрешения, а после Брагинский с тихим вдохом прижался губами к разгоряченным губам Альфреда. Доктор, мелко подрагивая от внезапно охватившего его нетерпения, вцепился пальцами в пуговицы на своей рубашке, быстро расстегивая одну за другой, обнажая бледную тонкую кожу на груди. Иван нехотя разорвал поцелуй и скользнул ладонью под теплую ткань рубашки, снимая ее с острых американских плеч и скидывая куда-то на пол.

- А вдруг... Вдруг... Соседка придет? - заволновался Альфред, открывая заблестевшие глаза.

- Да и хуй с ней, - отозвался Ваня, стянул с себя домашнюю футболку и снова приник к покрасневшим от слишком страстных поцелуев губам. Альфред слегка выгнул спину, тесно прижимаясь обнаженным животом к Ивану и выдыхая ему в рот. Он чувствовал, как быстро бьются их собственные сердца, сливаясь в одно, и от этого еще больше хотелось снять с инженера его чертовы штаны. Психиатр провел кончиками пальцев по животу Брагинского, спустился ниже и заполз рукой под резинку вытертых треников, приспуская штаны с бедер. Иван, ворча, снова отстранился от мягких губ и помог Альфреду освободить себя от штанов, выкидывая их под диван.

- Если я сейчас вскрою твою пряжку, тебе же никто не позвонит? - прошептал Ваня, щупая медную пряжку на ремне Джонса.

- Н... нет, - выдохнул тот, прикусывая нижнюю губу. Русский облизнулся от предвкушения, отпустил пряжку и легко нажал пальцами на ширинку брюк. Альфреду под ширинкой было до невозможности тесно, случайное прикосновение заставило вздрогнуть и вырвало из груди легкий стон.

Звон расстегнутой пряжки - и штаны полетели куда-то в сторону. Иван осторожно согнул ноги Альфреда в коленях и ласково погладил ладонью бедро.

- У тебя уже... было? - тихо спросил он и провел языком по гладкой коже бедра. Доктор отрицательно помотал головой, в подробности своей студенческой жизни он вдаваться не хотел.

- Ну и хорошо, - совсем сошел на хриплый шепот Ваня и аккуратно взялся за резинку на трусах Альфреда. Джонс лишь горячо выдохнул, закрывая глаза и чувствуя, как по ногам приятно сползает легкая ткань нижнего белья. Брагинский заурчал, пошире раздвинул мягкие теплые бедра, обнял одно и прижался носом к нежной коже, сопя и вдыхая легкий сладковатый запах вишневого мыла. Неотрывно следя за ласками русского, Альфред дотронулся до собственного члена и крепко сжал в кулаке напряженную головку, громко выдыхая от наслаждения. На пальцах осталось несколько капель прозрачной смазки, и доктор медленно провел рукой по всей длине ствола, размазывая смазку, часто дыша от нарастающего с каждым движением возбуждения. Иван приподнялся, взял хрупкое запястье Джонса и опустил его руку на простынь. Альфред непонимающе посмотрел на Ваню затуманенным взглядом, и увидел перед собой три пальца. Три длинных пальца. Психиатр громко сглотнул и зажмурился.

- Нет-нет, я хочу, чтобы ты смотрел на меня, - услышал он приглушенный голос и приоткрыл глаза. Брагинский снял с себя трусы, засунул их под диван и обнял доктора за ноги, поочередно целуя согнутые колени.

- Ты боишься? - прошептал Альфред, растягивая губы в улыбке и наблюдая за гаммой эмоций на лице замершего Ивана.

- Нет, - вдруг ответил тот и засунул в рот сразу три пальца, начиная шумно обсасывать фаланги, при этом с такой жадностью рассматривая обнаженного Альфреда, что тот не на шутку струхнул и попытался вжаться в диванные подушки. Он внимательно рассматривал каждый жест русского, ловил каждое движение, наблюдал, как с пальцев стекает вязкая слюна, и от такой решительности возбуждался до предела, до ощущения боли в твердеющем члене. Набухшая головка блестела от сочившейся смазки, как же хотелось дотронуться до нее, помассировать, провести подушечкой пальца по уздечке...

Альфред приоткрыл рот, часто и громко дыша. Брагинский с рыком за ноги подтащил его чуть ближе к себе и ввел между ягодиц мокрый палец, заставляя доктора зашипеть от непривычного тянущего ощущения и цепко схватить русского за запястья.

- Ва-аня... - жалобно простонал он, запрокидывая голову. Иван освободил запястья из сильных тонких пальцев и положил ладонь на пах Альфреда, начиная потирать горячую головку. Американец протяжно застонал, выгибая спину дугой и сжимая в кулаках простынь, за завесой наслаждения не замечая, что внутрь него вошли три пальца, один за другим, по самые костяшки.

Русский закрыл глаза и крепко обхватил ладонью пульсирующий, чуть подрагивающий ствол с набухшими под тончайшей кожицей венами, большим пальцем надавливая на уздечку и вырывая из груди Джонса настолько откровенные стоны, что Ваньку ощутимо тряхнуло от желания и похоти. Он попробовал пошевелить пальцами, растягивая слишком узкое анальное колечко, примешивая к стонам удовольствия еще и судорожные вздохи. Внутри парня было настолько тесно и горячо, что Брагинский с трудом сдерживался, чтобы не натянуть свою любовь прямо сейчас. В конце концов животные инстинкты взяли верх над человеческим существом.

Иван вынул пальцы, смазал член еще одной порцией слюны и навис над Альфредом, заглядывая в голубые глаза и подтягивая его чуть ближе к себе, касаясь ягодиц влажной головкой. Доктор закрыл глаза и крепко обнял Ваню за шею, подтягиваясь и прижимаясь носом к теплой щеке, начиная дрожать всем телом. Он вспомнил ночь в общежитии, вспомнил аспиранта, и вдруг ясно решил, что не хочет проверять, все ли мужики козлы.

Но, прежде чем он смог что-то сказать или сделать, Иван плавно двинул бедрами, проталкивая внутрь скользкую головку, тут же ощущая жар, исходящий от Альфреда.

Джонс, сначала не осознавший, что произошло, закричал, с силой сдавливая русскую шею и жмурясь. Тут же его вопли перекрыла ладонь, плотно закрывшая рот.

- Т-ш-ш, не кричи, будет больнее, - шепнул на ухо тихий голос. Ваня, которого профессионально душили в объятиях, мягко коснулся губами мочки уха Альфреда.

Боль, тянущая, раздирающая боль... прошла. Так же внезапно, как и появилась, оставив после себя лишь приятное чувство наполненности в низу живота. Джонс ослабил хватку, спуская руки на широкие плечи Ивана. Брагинский воспользовался рекламной паузой и снова подался чуть вперед, входя почти до середины, раздвигая тугие внутренние мышцы. Альфред рычал, стискивая зубы и царапая кожу на плечах Вани. Он вошел до конца и замер, с трудом заставляя себя не двигаться, давая время привыкнуть.

Они долго смотрели друг на друга. Иван под взглядом голубых глаз улыбался одним уголком губ, перемещая руки с бедер на бока Альфреда. Американец сладко сопел, раздувая ноздри и вцепляясь пальчиками в предплечье Брагинского. Ваня с удовольствием рассматривал его раскрасневшиеся щеки, блестящие глаза, и пытался сквозь стук собственного сердца расслышать нежное дыхание.

- Поехали? - наконец прохрипел русский, сжимая в руках стройную талию.

- Поехали, хренов Гагарин, - прошипел Альфред. Иван одним плавным движением вошел внутрь на всю длину, до следов на коже удерживая дрожащую талию на одном месте. После медленно навис над доктором, облизнулся и прижался губами к бешено бьющейся под кожей артерии, начиная целовать длинную горячую шею.

- Мой любимый Королёв, - мурлыкал Брагинский, проводя языком до ключицы, одновременно с этим делая первый толчок. Альфред вскрикнул от неожиданности и вцепился в светлые волосы на макушке Ивана, зарываясь пальцами в локоны таких объёмных и невероятно мягких волос, тем самым не разрешая ни в коем случае отстраняться от себя. Русский влажными поцелуями спустился на плечи, окончательно спуская себя с тормозов и начиная ритмично двигаться, с каждым следующим толчком заставляя Джонса стонать все громче.

Альфред уже не слышал собственных стонов, с головой погружаясь в сахарный мир удовольствия. В низу живота поселился целый фонтан сладостных ощущений, и с каждым новым движением восторг только усиливался. Он ждал боли, страданий, крови, но вместо этого был близок к оргазму.

- Если ты остановишься... я... убью тебя, - протяжно стонал Альфред, начиная непроизвольно сжимать бедра и внутренние мышцы, шумно дыша от усиливающегося чувства наполненности. Брагинский заскулил и чуть привстал на коленях, меняя угол входа.

Толчок. Еще толчок. Иван тихо простонал сквозь зубы, а Альфред готов был поклясться, что это прозвучало, как медвежий рев. В животе приятно разливалась теплота, и терпеть это у американца уже не оставалось сил.

- Можешь кричать, - еле слышно разрешил Ваня. И доктор закричал, запрокидывая голову, изящно выгибая спину и впиваясь ногтями в предплечья Брагинского. Мгновенная дрожь по всему телу - и он свалился на кровать, чувствуя, как горячая жидкость брызнула на живот. В ушах зашумела кровь, перед собой он не видел ничего, кроме размытых пятен. Его, обмякшего и ничего не понимающего, обняли и тесно прижали к разгоряченному телу.

Толчки продолжились, гораздо сильнее предыдущих. Психиатр, которому перевозбуждение уже не мешало, с плохо скрываемым блаженством смаковал, как внутри двигается горячий скользкий ствол. Теперь он чувствовал каждую неровность, каждую венку, и когда Иван кончил, с хриплыми стонами прижимая к себе хрупкое тельце, Альфред стонал вместе с ним в унисон, уж слишком приятным было ощущение разливающейся по напряженным мышцам спермы заполняющей Альфреда до отказа.

Ваня свалился на диван, часто дыша и вытирая вспотевшее лицо кончиком простыни. Альфред лежал рядом, притворяясь тряпочкой и стараясь натянуть на себя свободный кусочек простыни.

- Вот что я за животное? - пробурчал Брагинский и встал с дивана, ковыляя до шкафа с одеждой.

- Олень, - отозвался доктор, наблюдая, как он продевает ноги в очередные домашние штаны.

- А что, похож? - Иван подошел к дивану и присел на корточки, осторожно заворачивая Альфреда в простыню. - Полежи, я скоро вернусь.

Он вышел из комнаты. Минут через пять в ванной зашумела вода. Альфред вздохнул и собрал брови домиком, осматривая комнату. Теплое дневное солнце пробивалось через неплотно зашторенные окна, освещая мягким светом разбросанные по полу вещи. Доктор улыбнулся и с головой накрылся простыней. Сидеть сегодня он навряд ли сможет, но игра однозначно стоила свеч.

Очень скоро русский вернулся в комнату и аккуратно подхватил замотанного в простыню Альфреда на руки.

- Эй, куда ты меня тащишь? - заволновался он, выглядывая из-под простыни и наблюдая за маршрутом. Они миновали кухню и зашли в ванную комнату. В эмалированной ванне, наполненной водой, трогательно плавала маленькая резиновая уточка.

- Это что... Это мне? - спросил Альфред, высвободив руки из-под простыни и обнимая Ивана за шею.

- Тебе, тебе, смотри не утони от радости.

Оказавшись в горячей воде, Джонс почувствовал себя значительно лучше, мышцы расслаблялись, оставляя приятную негу. Брагинский сел рядом с ванной и опустил руку в воду, подушечками пальцев касаясь коленок.

- По-моему, слишком сопливо, - захихикал Альфред, приподнимаясь и цепляя лежащие на полочке мочалку и мыло.

- Сопливо - это если бы ты лежал в ванной, покрытый пеной, а я носил тебе кофе с бутербродами, делал массаж и целовал пальцы на ногах. Кстати, не хочешь бутерброд?

Американец помотал головой и намылил мочалку. В мозг начинали лезть мысли разного содержания, от «как же я хочу пережить это снова» до «боже, я аморален и пал ниже плинтуса».

- Поговори со мной, а то я сейчас сам себя мысленно сгрызу, - попросил Альфред, проводя мочалкой по груди.

- О чем же ты думаешь? - Иван положил подбородок на бортик дивана и вздохнул. Он был похож на большого доброго пса, немного уставшего после погони за дворовыми кошками.

- Правильно ли я поступил и кто мы теперь друг другу?

- Вечные вопросы. На первый вопрос могу ответить «да». На второй отвечай себе сам, но я намекну, что хотел бы называть тебя «мой доктор».

- Я согласен, - чуть улыбнулся Альфред и погрузился с головой под воду. Тишина, только слышно, как шумит кровь в ушах.

Через минуту он вынырнул на поверхность и провел руками по мокрым волосам. Но только хотел что-то сказать, как тут же закрыл рот и прислушался. В комнате переливался звонкой трелью мобильный телефон, варварски оставленный на полу в ворохе снятой одежды. Альфред запрыгал в воде, плескаясь и вытягивая руки.

- Принесу, принесу! - успокоил его русский, вышел и быстро доставил сердито пищащий телефон. Американец мокрыми руками схватил телефон и поднес его к самому носу, близоруко щурясь и силясь прочитать имя абонента. На голубом экранчике горели едва ли не самые заветные в его жизни буквы: Антонио. Настроение еще более стремительно поползло вверх.

- Тони! Мой дорогой Тони! - взвопил Альфред в телефонную трубку, с плеском выскакивая из ванной и сломя голову скача в комнату. Иван покачал головой, прихватил махровое банное полотенце и потопал по мокрым следам на линолеуме. Альфред смог угомониться лишь тогда, когда добился от друга признания, что ему очень тяжело. Когда добился просьбы приехать в клинику. Он с размаху упал на диван, где его тут же поймал Брагинский, придавил своим весом и насильно завернул в полотенце.

- Что? Что он сказал? - вопросительно поднял брови Ваня, вытирая доктора с преувеличенной заботой, словно бы тот был совсем крохой, а не здоровым лбом с медицинским дипломом.

- Мне надо в клинику. Наверное, сегодня закрою больничный... Тебе тоже надо в клинику, - протараторил он, сопя и слабо отпихивая от себя слишком тяжелого Ивана.

- Я самый здоровый из присутствующих! По крайней мере, я никогда не надевал на мокрое тело рубашку и штаны, - парировал он, наблюдая, как Альфред пытается вдеть ногу в штанину. Наконец ему это удалось, вот только координация его подвела, и парень снова рухнул на диван, больно ударившись локтем об деревянный подлокотник.

- Не торопись, а то успеешь. Хочешь, я поеду с тобой? - поинтересовался Ваня, скатывая в рулон сырое полотенце.

- Если только в качестве пациента, - Альфред накинул рубашку и полез под диван за носками.

- Ну уж нет, я туда больше ни ногой, - ответил Брагинский. Джонс подскочил на месте, вспомнив про заветный кулек с лекарствами, лежащий во внутреннем кармане куртки. Схватил с подоконника очки, дошел до куртки и вытащил из кармана ампулу и одноразовый шприц.

- Подставляй плечо, я хочу быть уверенным, что когда в следующий раз приду сюда, то не обнаружу тебя на полу с пробитой головой.

Иван улыбнулся и вытянул руку, отворачивая лицо от шприца. Удовольствие ниже среднего - смотреть, как длинная игла прокалывает кожу и поршень с легкостью вводит лекарство. Альфред выбросил использованный шприц и накинул на плечи куртку.

- Все, я побежал, - он замер в дверном проеме комнаты и раскинул в стороны руки. Ваня подошел почти вплотную и крепко обнял его за талию, притягивая к себе и целуя в уголок губ.

- Ты же не переживаешь по поводу... По поводу...

- Лет пять назад я бы очень переживал, - заверил его американец, напоследок провел ладонью по щеке и выскользнул за дверь, оставив после себя лишь легкий аромат вишни. Иван посмотрел на дверную створку, почесал макушку, пожал плечами и отправился в комнату ликвидировать следы своей любви.

***

Альфред вбежал в клинику и с порога отправился в отделение нейрохирургии. Всю дорогу до больницы он думал, что имеет смысл решение закрыть больничный раньше срока. Постельным режимом его приключения можно назвать разве что с большой натяжкой.

- Тим, к тебе можно? - спросил он, постучавшись в дверь кабинета.

- Войдите, - ответил доктор, и американец приоткрыл дверь, просовывая в кабинет едва успевшую высохнуть после ванной макушку.

- Тим, выпиши меня с больничного листа, - попросила голова, сверкнув стеклами очков. Тим поднял глаза от лежащей на столе истории болезни.

- Неужели соскучился по своему веселому отделению? Даже половины недели не прошло, а ты уже выпрашиваешь пустить тебя на волю, - нейрохирург закрыл историю и вытащил из письменного шкафа прозрачную папку со справками.

- Тим, мне правда некогда. Пожалуйста, выпиши меня с больничного.

- Странный ты, доктор Джонс. Любой на твоем месте сейчас валялся бы в постельке и плевал в потолок.

- Тим!

- Я уже много-много лет Тим... Так, ладно... Выпишу, придешь на суточное дежурство послезавтра, не сердись, но завтра еще посидишь дома.

Получив вожделенную справку с датой выхода на работу, Альфред бережно спрятал ее в карман куртки и галопом поскакал на родной этаж, в отделение психиатрии. Открыв дверцу ординаторской, он увидел крепко спящего в кресле Франциска. Несмотря на приближающийся вечер и суетливую беготню медсестер по отделению, приятель со спокойной совестью храпел, укрывшись халатом. Альфред мышью прокрался мимо и вытащил из шкафа свой халат, вешая на освободившийся крючок куртку. Будить Бонфуа он не хотел, француз слишком плохо переносил резкие подъемы, особенно в рабочее время.

Едва он вышел из ординаторской и прикрыл за собой дверь, как услышал над ухом тонкий девичий голос:
- Доктор Джонс! Вы так быстро пришли с больничного?

Рядом стояла Сакура, держа в руках лоток с использованными бинтами.

- Фух, ты меня напугала, нельзя так подкрадываться к живым людям! - выдохнул Альфред, переводя дух и хватая себя за грудь.

- А к мертвым можно? - хихикнула медсестра и пошла дальше по коридору, сворачивая в процедурный кабинет. - Доктор, я очень рада, что вы снова с нами!

- Меня не было всего день, женщина! - с деланным негодованием ответил Альфред, застегнул халат на все пуговицы и вышел к лифтовой площадке, нажимая кнопку этажа реанимации.

Самый тихий этаж. Длинный коридор, заканчивающийся тяжелыми дверьми с надписью «отделение реанимации и интенсивной терапии». Возле дверей на скамейке сидела пожилая женщина в черных одеждах и горько плакала, закрывая лицо руками. Высокие стены отражали ее плач и уносили куда-то под потолок. Там он бесследно растворялся, уже не возвращаясь обратно.

канчивающийся тяжелыми дверьми с надписью «отделение реанимации и интенсивной терапии». Возле дверей на скамейке сидела пожилая женщина в черных одеждах и горько плакала, закрывая лицо руками. Высокие стены отражали ее плач и уносили куда-то под потолок. Там он бесследно растворялся, уже не возвращаясь обратно.

Альфред неуверенно нажал пальцем на кнопку звонка. Женщина медленно подняла голову и опухшими от слез глазами посмотрела на него.

- Вы доктор? - дрожащим голосом спросила она, хватая американца за подол халата. - Вы же доктор! Доктор, как там мой сыночек? Он жив? Скажите хоть что-нибудь, я здесь уже несколько часов... Умоляю, скажите, как он?

Альфред аккуратно отцепил сморщенную руку от своего халата.

- Не переживайте, сейчас я позову доктора. Я врач другого отделения.

Женщина снова заплакала, укрывая голову черным платком. В этот момент дверь чуть приоткрылась и доктор увидел молоденькую рыжеволосую медсестру.

- Доктор Джонс, проходите, - она чуть посторонилась, пропуская посетителя и закрывая за ним дверь на шпингалет.

Реанимация как всегда встретила его мерцанием всевозможных лампочек в палатах за толстыми стеклами. Здесь витал запах, который не учуешь ни в одном другом отделении. Сладковатый аромат лекарств и питательных внутривенных сред. Резкий запах дезинфицирующих растворов и латексных перчаток. Дразнящий дух смерти.

- В коридоре сидит женщина, она мучается от неизвестности... - начал Альфред, наблюдая за тем, как медсестра тащит высокий стул.

- Сейчас к ней выйдет доктор Ричардсон. Вы присаживайтесь, ожидание может затянуться.

- Нет-нет, я, пожалуй, постою... А где же горячо любимый мной доктор Карьедо?

- Доктор немного занят, к нам поступил очень тяжелый больной, от него ни на минуту не отходим. Отравление суррогатами алкоголя. Кстати, самосознательное, так что, если выживет, скорее всего отправится к вам.

- В какой палате лежит Эрнесто Кортес?

Медсестра перестала строчить в журнале и испуганно подняла на него глаза.

- Доктор Джонс, я не думаю, что ему... что доктору Карьедо это понравится, - проблеяла она, крутя в пальцах ручку. Альфред облокотился на пост и посмотрел на прицепленный к верхнему карману бейджик медсестры.

- Милая Нарцисса, я знаю доктора Карьедо так давно, что ты еще в песочнице сидела, когда мы с ним познакомились. А с его братом я каждый год наряжаю рождественскую елку. Он приезжает всегда неожиданно, с полным пакетом подарков. Я разливаю нам по стакану пива, и мы идем украшать еловые ветки всякой чепухой типа мишуры и снежных шариков. Нарцисса, я хочу нарядить елку и в этом году. Вместе с Эрнесто. Ты понимаешь?

Рыжеволосая сдалась под таким напором и вздохнула.

- Вторая палата направо, - прошептала она, снова склоняясь над журналом назначений. Только не говорите ему, что это я сказала про палату! - крикнула она вдогонку.

Альфред надел на волосы одноразовую шапочку, закрыл лицо маской и взялся за ручку двери. А готов ли он увидеть Эрни?

Психиатр бесшумно зашел в палату. Возле изголовья кровати попискивал аппарат искусственной вентиляции легких. На мониторе мерцали цифры артериального давления и пульса, вполне себе удовлетворительные. Тут же находился и инфузомат. Изредка он пофыркивал, отмеряя заданное количество лекарств.

Под легкой накрахмаленной простыней лежал Эрнесто, вот только узнать его было очень трудно. Все лицо отекло от кровоподтеков и ран, длинные каштановые волосы, когда-то спускающиеся до плеч, отсутствовали. Гладко выбритая голова пугала и наводила на совсем пессимистичные мысли.

- Эрни, как же так... - прошептал Альфред, дотрагиваясь до лежащей поверх простыни руки и крепко сжимая кисть.

Аппарат шумно и со свистом «дышал» за португальца, поддерживая едва теплившуюся жизнь.

- Эрн, пожалуйста, не уходи. Скоро Рождество, ты помнишь, как мы его празднуем? - Альфред, кряхтя, присел на корточки рядом с кроватью, не выпуская руку Эрнесто из своих пальцев. - Снова обмотаемся мишурой и будем носиться по всему дому под ворчание Артура. Порежемся в приставку с Мэтти, у него, кстати, теперь появился маленький пушистый друг. Лейс, щенок. Она бы тебе понравилась... А у Антонио есть котенок, он рассказывал? Рыжий пройдоха Макинтош. Эрни, обещай мне, что ты не уйдешь, ты сильнее какой-то смерти, правда?

Кортес внезапно открыл глаза. Маленькие зеленые глазки-щелочки, больше они не раскрывались из-за отека на лице. Альфред выронил его руку и отшатнулся в сторону от неожиданности, открывая рот и пытаясь найти хоть какие-то слова.

- Эрни, ты меня слышишь?

Эрнесто медленно моргнул.

- Не только слышит, но и понимает обращенную речь, - послышался за спиной голос Антонио. Реаниматолог стоял в дверном проеме, прижавшись плечом к косяку, и улыбался.

- Тони... - проскулил Альфред и кинулся к другу, обнимая его за поясницу и приподнимая от пола.- Тони, я так переживал! Я места себе не находил, не знал, что и думать!

- Я тоже не знал, что думать, - Карьедо крепко обнял друга и ткнулся носом в ямку за ухом, начиная тихонько посапывать. - Альфред, я без тебя не могу. Эрнесто стало чуть лучше, я вывел его из комы. Не без усилий, конечно... И я до ужаса боюсь, что успех временный.

- Зачем ты обрил его?

- Фредди... - Антонио выпустил психиатра из объятий и сел на стул возле аппарата ИВЛ. - Я хочу провести операцию на мозге, Хенрик и Тим полностью одобрили.

- Вы готовите его к операции? Но... Тони...

- Без этой операции он умрет. Я хочу, чтобы ты там был, пока идет операция. Не в операционной, а в предоперационной за стеклом.

Альфред задумчиво пожевал нижнюю губу, пряча руки в карманы халата.

- Когда?

- Завтра в девять. Оперировать будут Тим и Хенрик, я за анестезиолога, плюс команда квалифицированных операционных сестер.

- Конечно, я приду, мог бы и не спрашивать... - Альфред посмотрел на вновь закрывшего глаза Эрнесто. Антонио наклонил голову, рассматривая шнурки на собственных кедах. Палата погрузилась в тишину, лишь тоскливо пищал аппарат ИВЛ.