Часть 8. Ничего.
Выглядел Смертник и впрямь ужасно. Лицо было в ссадинах, на руках было множество рубцов, которые никак не могли зажить, после ножевых порезов. На нем был надет не понятного рода кусок ткани, который был пропитан кровью и грязью. Ни эмоций, ни чувств такие люди уже не могли показывать на лице. Оно было каменным. Глаза были глубоко посажены, из-за чего их было практически не видно. О цвете глазной радужки не могло идти и речи. У всех он был одинаковый – серый. Серый безжизненный цвет, наполнявший каждого человека изнутри. Это был не цвет глаз. Это был цвет их души. Они все уже не думали, действовали инстинктивно. А что им еще остается? Приказали - выполняй, бьют – старайся получить, как можно больше ран, не совместимых с жизнью. Никто не хотел долго жить. Каждый старался погибнуть, как можно скорее. Взгляд его был сконцентрирован в одной точке. Он смотрел в пустоту, в никуда. Это было одно из самых пугающих. Пустота. Он был очень тощим. Этот Смертник уже служил месяц, два? Уже не важно. Главное долго, очень долго. При такой «работе» сбиваешься со счета дней, хотя это уже становилось совсем не важно. Хотелось, чтобы все дни пролетели, как можно скорее. Их кормили очень хорошо, но никто не ел. Только насильно! Только! Им засовывали пищу через трубку. По-другому было не возможно. По-другому никто не был согласен. Кожа, да кости – это было про Смертника. Что может быть ужаснее, чем оказаться на его месте? Только представьте: через некоторое время вы будете в вечных синяках, которые будут обновляться каждый день. Рубцы с каждым разом будут все сильнее виднеться на теле. Жизнь станет сплошным инстинктом на поиск быстрой смерти. Постоянные избиения станут основой жизни. Лицо больше не сможет выражать эмоций. Оно станет каменным. Абсолютно. А глаза? В них больше не будет ничего. Ничего, что, казалось, было очень важным. Радость и грусть. Любовь и ненависть. Смех и слезы. Все, что любили, чем жили, о ком заботились. Все исчезнет. Больше никогда не будет отражаться в глазах. В них вообще больше ничего не будет отражаться, кроме боли. Вечной, никогда не прекращающейся боли, которая преследует на каждом шагу. Что теперь делать? Что может сделать в этом случае человек? Как вернуть искорку в глазах, которая вела, направляла в течение всей, может недолгой, что еще страшнее, жизни? Как? После такого нормально жить не сможет никто. После такого ломается психика человека. После такого человек не подлежит восстановлению. Он становится инвалидом, моральным уродом, психопатом. Он был,... нет, не сломлен, не подавлен, убит! Убит морально. Убит! Вот, как правильно объяснить состояние Смертника. Убит! Он труп. Убитый, бездушный труп. С этим уже ничего не сделаешь. Убит! Труп! Больше ассоциаций не было. Только эти два слова глубоко описывают состояние смертников. Только эти два слова. Только!
***********************************************************************************************
«Отец вошел в зал. Он не смотрел вокруг, не замечал ничего. Ему было абсолютно не важно, что здесь было, что здесь будет...
- Почему он еще здесь? – отец был в бешенстве. Он терпеть не мог, когда его приказы не выполнялись. Что это за слуги такие, которые неповинуются? Гнать их пора! Всех!
- Папа! Не надо! Я не хочу уезжать! – Гурхум надеялся, что в глубине души отец все-таки не хочет этого. Он надеялся, что до отъезда было не мимолетное проявление отцовских чувств. Он надеялся. Это все, что ему оставалось. Надежа, как говориться, умирает последней.
- Что? – король сделал вид, что не понял сына. Он понимал: еще слово и Гурхум будет лежать на полу в слезах. Еще одно лишь слово, и он не выдержит. Неповиновение наказуемо!
- Я не хочу никуда уезжать! Я никуда не поеду! – Гурхум кричал на весь зал. Он хотел хотя бы криком донести до отца всю ту боль, которую он ему сейчас приносит. – Я наследник! И я имею право жить в этом дворце!
- Имеешь право? Что? То есть, ты решил поговорить о правах? Так! Хватит с меня! Я хотел быть добрым, но ты такого отношения не понимаешь! Пора тебе показать, кто здесь главный!
Отец приближался очень быстро. Гурхум был готов к удару. Он готов, впервые, ответить на угрозы отца. ВПЕРВЫЕ! Опять ВПЕРВЫЕ! Как их много. Слишком много для такого маленького промежутка времени!»
***********************************************************************************************
- Господи! Да, что тут происходит? Гурхум! Ответь мне! Что здесь произошло? Откуда у тебя такие рабы? Что ты с ними делаешь? – теперь Мироградер был решителен в своих намерениях. Чтобы не произошло, он должен узнать правду!
- Здесь? Ничего не происходит, - Гурхум был спокоен. Он был готов к такой реакции. Он хотел ее видеть. Нет, ну, а чего этот старик здесь забыл? Что ему здесь надо? Приехал, посмотрел, отправляйся восвояси! Нечего тут мешаться!
- Что значит «ничего»? Я что, по-твоему, ослеп? Ты думаешь, я не вижу, что здесь что-то не так?
- Не смейте на меня кричать! – Гурхум был задет. Он никому не позволял повышать на него голос. Он уже натерпелся такого отношения. Достаточно!
- Тогда объяснитесь, молодой человек!
- И не подумаю!
- Ну, хорошо! Сам напросился. Больше никаких соглашений между нами не будет! Хватит! – Мироградер развернулся и пошел на выход. Он думал, что король испугается и расскажет все. Но он ошибался. Сильно ошибался. Хранимая тайна оказалась куда важнее, чем какие-то там договора.
- Ну, что ж. Хорошо, - произнес Гурхум шепотом. Он часто стал разговаривать с собой, что было явно не очень хорошо. Пока «любимый» гость не вышел за дверь, он крикнул: - Если ты ТАК настаиваешь, я объявляю твоему королевству войну! Посмотрим кто кого!
Что? Мироградер был поражен этим. Он надеялся, что Гурхум сейчас не серьезно, ведь армия этого королевства была намного слабее, чем его. Сколько будет смертей. Прольется столько крови. О чем думает Гурхум? О чем? Ему никогда не совладать со второй по силе армии мирового пространства. Это же очень сильно ударит по экономике обоих королевств. Гурхум же сейчас не серьезно? Он же должен думать о благополучии своего королевства? Так же не может быть? Ведь так?