[Touken Ranbu] Citadel Stories

– Цурумару, не успеем!

– Успеем, госпожа, успеем!

Небо чернеет прямо на глазах, когда начинает накрапывать тяжёлый, не по-июньски холодный дождь. Северный ветер, дёрганной рукой прочёсывающий пушистые поля мискантуса, рождает вокруг себя гул, и наполненный озоном воздух с пронзительным стрекотом рассекают стрижи, предвещая начало грозы.

Вялая морось без предупреждения вдруг сменяется оглушительным ливнем, и через пару минут земля уже чавкает под ногами. Вы с Цурумару во всю прыть несётесь наперегонки, громко и заливисто смеясь, наступая на отражения тёмных облаков в лужах, кажущихся из-за этого бездонными, пока наконец не оказываетесь у спасительных стен Цитадели и, сбросив сандалии, не взбегаете босиком на веранду.

Отдышавшись, ты киваешь на свисающую с карниза куколку, которую младшие Тоширо смастерили из белой папиросной бумаги:

– Не помогла нам тэру-тэру бодзу отпугнуть сезон дождей.

– Придётся оставить её без саке, – соглашается Цурумару.

Он украдкой смотрит на тебя: пусть вся промокшая насквозь, со спутавшимися из-за дождя волосами, но ты всё так же прекрасна, как и этим утром, когда вы только собирались на прогулку по окрестностям.

– А-ах, это ведь было моё любимое кимоно! – протягиваешь ты с лёгкой досадой в голосе, осматривая липнущее к телу одеяние в оттенке «ива», с желтовато-белой лицевой стороной и зелёной подкладкой. – Что мне делать, если оно вдруг полиняет?

С кончика пряди на твою кожу вдруг падает прозрачная капля. Затаив дыхание, Цурумару наблюдает, как она прокладывает влажную дорожку, медленно стекая вниз по шее, ненадолго замирает на ключичной впадинке, пробирается под полу кимоно и ползёт прямо к...

– Что? – настороженно спрашиваешь ты, заметив на себе пристальный взгляд, однако вопрос твой тонет в громком раскате грома, заставляя вас с Цурумару вздрогнуть от неожиданности.

– Затяжные дожди наводят тоску сильнее всего, не так ли?

Утончённый Миказуки по старинному аристократическому обычаю душит одежду благовониями, и его рукава всегда пропитаны изысканными ароматами – в этот раз от него веет сладковатым древесным запахом муската. Миказуки протягивает вам горячие полотенца, устремляя внимательный взгляд своих лунных глаз на Цурумару:

– Полагаю, я вас удивил.

Он смотрит долго и открыто, и Цурумару становится неуютно от этого всевидящего взгляда – это он привык играючи проникать в чужие тайные замыслы, всегда судящие ему массу разнообразных сюрпризов, и роль изучаемого ему не по душе.

– Пройдёмте в дом. – Миказуки церемонным жестом приглашает вас внутрь.

– Сейчас.

Прежде чем последовать за вами, Цурумару какое-то время смотрит вдаль, сквозь водную толщу, и последним покидает веранду, оставляя затяжной ливень в одиночестве ронять за многослойными, словно листья лилии, ширмами свои тяжёлые слёзы.

~❀~

Ночь сменяет день, день сменяет ночь, сезон сливовых дождей сменяет сезон сходящих с ума от жары цикад.

Цурумару находит спасение лишь в высокой траве – от сочно-зелёных стебельков, напитавшихся минувшими ливнями, всё ещё веет утренней прохладой, – и стоит чуть-чуть приподняться на локтях, как горячий и влажный воздух немедленно вливается в лёгкие и начинает душить изнутри. Небо, высокое и чистое, бесконечно простирается у Цурумару над головой, и он прикрывает глаза, отгоняя от себя иррациональный страх вдруг случайно в него провалиться.

Близится полдень, а это значит, что скоро в Цитадели будут собираться на обед – для мечей, посланных трудиться в поле, это будет всего лишь небольшой перерыв между изнуряющей многочасовой работой. Зато на кухне сегодня снова дежурит Мицутада, уж он-то позаботится, чтобы приготовить что-то лёгкое и питательное, лучше всего, конечно, что-то холодное, что идеально подойдёт для такой жары, довольно размышляет Цурумару, слушая пение цикад, и лишь слегка морщится, когда на его лицо набегает крупная тень.

– Нет, ну вы только посмотрите на него, – ехидно вдруг доносится сверху знакомый голос.

Цурумару мгновенно распахивает свои золотые глаза и вскакивает на ноги, судорожно принимаясь отряхивать одежду от прилипших к ней травинок.

– Хозяйка, ну вы удивили! – Цурумару не врёт, потому как начинает запинаться, пытаясь придумать какое-нибудь глупое оправдание. – А я как раз тут искал червей нам с Мицу-бо и Кара-бо для рыбалки!..

– И где же они? – хитро щуришься ты, сложив руки на груди.

– Не знаю, наверное, уже накрывают на стол... – Цурумару ойкает, уворачиваясь от твоей руки – очевидно, ты попыталась схватить его за ухо, но промахнулась и вцепилась в его рукав. – Ай! Хозяйка, ну я же пошутил!..

Однако ты лишь направляешься в сторону полей, неуклонно таща Цурумару за собой:

– А я тебе чем велела заниматься? Ну что за дурацкая привычка, Цурумару? Сейчас бы уже доделал свою часть работы и спокойно отдыхал!..

Внутри ты снова закипаешь от раздражения, когда видишь, что инструмент, оставленный Цурумару, так и валяется возле грядок.

– Буду стоять над душой, пока всё тут не закончишь, – заявляешь ты, уперев руки в бока.

Цурумару, сидя на корточках, лишь беспомощно озирается по сторонам, пытаясь понять, что именно от него требуется.

– Ну вон, хотя бы обрежь листья у кабачков, – подсказываешь ты.

– Это как?

Со вздохом ты опускаешься вниз, беря в руки садовые ножницы:

– Смотри: вот так берёшь и удаляешь нижние листья, старайся слишком много не обрезать. Пустоцветы не трогай: это мужские цветки, они – источник пыльцы для женских цветков, из которых потом образуются плоды. Они так размножаются.

– А люди как размножаются?

Вопрос выбивает тебя из колеи, так что ты разом теряешь всю свою уверенность, и Цурумару с наслаждением наблюдает, как твои щёки начинают слегка розоветь, пока ты смотришь в одну точку, подбирая слова.

– Ну... у людей всё происходит несколько по-другому...

Наконец ты отваживаешься взглянуть на самого Цурумару и ловишь его взгляд, хитрый и испытывающий, без капли стеснения.

Вот нахал!

Ты подрываешься с места, в сердцах швыряя ножницы на землю:

– Короче, будешь отлынивать – останешься без обеда!..

...Вечер Цурумару в одиночку коротает на веранде, обняв одной рукой опорный столб, и наблюдает за солнцем, медленно скатывающимся за горизонт. С каждой минутой на темнеющем небе всё отчётливее изогнутой дугой проявляется полумесяц, своей формой напоминая Цурумару человеческую улыбку.

Цурумару привык, что его эксцентричность ты встречаешь по-разному – иногда раздражением, иногда напускным равнодушием, иногда удивлением, – все эти реакции для него по-своему ценны, и всё же наибольшее удовлетворение он испытывает, когда его сюрпризы вызывают у тебя улыбку – то эгоистичное удовольствие быть причиной твоего мимолётного счастья.

– Хотел бы я знать, что они обсуждают...

Миказуки, кажется, уже взял в привычку появляться будто из ниоткуда, и его силуэт, выросший у Цурумару за спиной, более не становится неожиданностью.

Вы с Муцуноками находитесь чуть поодаль, у конюшен, однако обрывки ваших фраз и отголоски смеха доносятся до самой Цитадели. Судя по всему, вы разговариваете о чём-то невероятно весёлом, потому как оба то и дело взрываетесь громким безудержным хохотом.

–Удивительно, что госпожа может так смеяться ещё над чьими-то шутками помимо твоих, не правда ли? –Миказуки вперяет в Цурумару острый взор своих лунных глаз. – Можно ли полагать, что у тебя появился соперник?

– Человеку в жизни нужны сюрпризы. Если всё будет слишком предсказуемо, душа умрёт раньше тела, – уклончиво отвечает Цурумару, устремляя взгляд на шумящий молодой зеленью перелесок, в противоположную сторону от вас с Муцуноками.

~❀~

Чувство надвигающейся опасности внезапно будит тебя прямо посреди ночи, заставляя широко распахнуть глаза, словно ты и не смыкала их, и напряжённо уставиться в потолок.

Неприятное, вязкое чувство.

Мерное стрекотание цикад за окном изредка перебивает громкий треск сверчков, ветер то и дело доносит стеклянный перезвон фуринов и кваканье лягушек у пруда, в деревянном доме местами раздаются скрипы – обычные звуки ночи.

Но тебя это почему-то совсем не успокаивает.

Ты поворачиваешь голову и находишь взглядом передатчик Правительства Времени, гадая, когда мигающий зелёным индикатор вдруг станет красным и издаст высокий тревожный сигнал. Со временем ты интуитивно начала чувствовать, когда с тобой хотят связаться из генерального штаба, поэтому замираешь в напряжённом ожидании, готовясь в любой момент выскочить из постели и приступить к сеансу видеосвязи.

Но предчувствие тебя обманывает: проходит минута, пять, а индикатор и не думает менять свой цвет.

Тогда ты приподнимаешься на локтях и пристальным взглядом обводишь всю комнату. Мебель стоит на месте, вещи лежат там, где ты их и оставила перед отходом ко сну, – никаких следов чьего-либо присутствия, – однако ты всё же решаешься встать и самолично проверить каждый угол.

Ты внимательно обследуешь пол, стены и потолок, перебираешь одну вещь за другой, выглядываешь в окно, пока боковым зрением не замечаешь движение у входа в комнату и не разворачиваешься к нему всем телом.

Сквозь плотные ширмы просвечивается чей-то нечёткий силуэт.

– Эй! Кто там? – В твоём голосе явно чувствуется страх.

Вопрос остаётся без ответа. Фигура расплывчатым пятном продолжает неподвижно висеть за ширмами.

– Что-то случилось?

Ты осторожно делаешь шаг вперёд, и силуэт вдруг дёргается в сторону, беззвучно растворяясь в глубине коридора. Несколько секунд спустя ты всё-таки отваживаешься проследовать к выходу и, раздвинув ширмы как можно тише, осторожно выглянуть наружу.

Никого.

Ещё несколько минут ты неподвижно проводишь на одном месте, вслушиваясь в заунывный гул ветра, тянущегося по ночной Цитадели, и всматриваясь в густой сумрак длинных коридоров.

Но ничего больше не происходит.

Плотно задвинув ширмы, ты возвращаешься в остывшую постель и, натянув одеяло практически до носа, снова пытаешься заснуть. Время от времени ты бросаешь быстрый взгляд в сторону входа, но убедившись, что находишься в безопасности, успокаиваешься и вновь прикрываешь глаза в тяжёлой полудрёме.

Сон находит тебя только к утру, когда первые солнечные лучи уже начинают высвечивать плетёные квадраты татами.

~❀~

Стоит ли говорить, что на завтрак ты заявляешься совершенно не выспавшаяся и сильно позже положенного, когда большинство мечей уже заканчивает трапезу и принимается убирать со стола.

В обеденной ты насчитываешь лишь шестерых: отдыхающего после тяжёлой миссии Изуминоками, хлопочущего вокруг него Хорикаву, да компанию мечей Датэ.

– О, а вот и хозяйка! – Тайкоганэ первым замечает тебя и приветливо машет с другого конца зала. – Доброе утро!

Всё внимание сразу же переключается на тебя, уже идущую к общему столу.

– Вы в порядке, точно не заболели? – Мицутада расторопно принимается сервировать для тебя завтрак, раскладывая еду и закуски по маленьким цветным тарелочкам. – Выглядите очень уставшей.

Тайкоганэ будто не замечает обеспокоенность в его голосе и требовательно хлопает по подушке рядом с собой и Оокурикарой:

– Вы обещали, что эту неделю будете сидеть рядом с мечами Датэ!

Ты послушно опускаешься на приготовленное для тебя место и, покачнувшись, случайно задеваешь Оокурикару плечом; тот оценивающе окидывает тебя взглядом, но не возражает и, хмыкнув, просто продолжает неспешно потягивать свой чай.

– Не беспокойтесь, я хорошо себя чувствую, просто долго не могла уснуть и проспала, – сонно отвечаешь ты, подавляя зевок, когда Мицутада ставит перед тобой поднос с завтраком.

– А это и неудивительно. Изуминоками храпит так, что его слышит полцитадели, наверняка вы не выспались именно из-за него, – внезапно подаёт голос Цурумару, до этого сидевший за столом абсолютно молча.

– Чего?! – рявкает Изуминоками настолько громко, что эхо от его слов ещё какое-то время дрожит под потолком. – Это ты обычно храпишь так, что аж стены трясутся!

Начинается ссора.

Изуминоками всё напирает и напирает на Цурумару, пока Хорикава безуспешно пытается примирить их между собой, а Мицутада просто устало вздыхает, призывая всех к порядку. Вмешиваться в перебранку у тебя нет ни настроения, ни сил, поэтому ты невозмутимо приступаешь к трапезе, тайком поглядывая то на одного мечника, то на другого.

Кто же мог заявиться к тебе посреди ночи?

Оокурикара – точно нет, он и в обычной-то жизни не горит желанием с тобой общаться. Мицутада так бы себя не повёл, ему чувство такта не позволило бы бесцеремонно тебя будить, если это не чрезвычайная ситуация. Изуминоками весьма однозначно и громко дал бы о себе знать. Хорикава – мастер маскировки и слежки, но ему незачем тебя пугать. Да и Тайкоганэ не склонен устраивать над тобой дурацкие розыгрыши.

А вот Цурумару...

– Никто из вас случайно не приходил ко мне сегодня ночью?

За столом мгновенно воцаряется тишина. На тебя – недоумевающе, напряжённо и испуганно – смотрит несколько пар глаз.

– А п-почему вы спрашиваете? – решается робко проронить Тайкоганэ.

– Да так. Видела кое-кого.

– Кого? – хором отзываются Мицутада, Изуминоками и Хорикава.

– Не знаю. – Ты лишь разводишь руками. – Постучали и скрылись.

– Вот так сюрприз, – усмехается Цурумару. – Просто постучались и просто скрылись?

Ты начинаешь рассказывать, водя указательным пальцем по ободку чашки и смотря куда-то вниз:

– Я спала. Проснулась из-за ощущения, будто кто-то на меня смотрит. Время... не помню, около четырёх утра было, наверное. Ничего особенного не произошло, просто мне показалось, что я видела кого-то за ширмами. Я позвала его, а он взял и исчез.

Закончив, ты поднимаешь взгляд на мечников и замечаешь, что на лицах Тайкоганэ и Хорикавы отражается неподдельный испуг, Мицутада и Изуминоками сидят в заметном напряжении, а Оокурикара хмурится и рефлекторно тянется рукой к левому бедру, будто пытается привычным жестом нащупать свой меч.

– Уж не призрак ли к нам пожаловал?.. – Цурумару первым нарушает тишину, задумчиво теребя подбородок.

– Цурумару-доно, ну хватит уже ваших шуток! – не выдерживает Хорикава. – Госпоже наверняка и так страшно, а вы её ещё больше пугаете!..

– Я согласен с Хорикавой, – Мицутада бросает на Цурумару укоризненный взгляд и обращается к тебе: – Мы сейчас же разделимся и обыщем всю Цитадель. Выставить сегодня ночью у ваших дверей дежурных?

Ты мотаешь головой:

– Не нужно. В конце концов, мы даже не знаем, вдруг это был кто-то из жильцов.

– Госпожа, может быть, вам просто показалось? – Хорикава сочувственно заглядывает тебе в глаза. – Всё-таки вы которую неделю работаете допоздна и мало отдыхаете.

– Может, и показалось, – пожимаешь плечами ты, отметив про себя, что остальные как-то облегчённо выдыхают. – Ладно, раз я опоздала к завтраку и всех задержала, помогу вам вымыть посуду.

– А Цурумару с удовольствием составит вам компанию, – Мицутада многозначительно похлопывает его по плечу, – ему будет полезно хоть иногда выполнять свои обязанности по дому.

– Эй, вообще-то, у меня были планы!

Но никого уже не интересует, что за планы были у Цурумару. Когда ты заканчиваешь завтракать, ему, несмотря на все увещевания и протесты, торжественно вручают махровое кухонное полотенце и назначают ответственным за вытирание посуды.

– Хозяйка, вы за меня даже не заступились! – капризно заявляет Цурумару, принимая из твоих рук только что вымытую тарелку. – Фу, мокрая!

– Если хочешь, можем поменяться, – ухмыляешься ты, кивая на гору грязной посуды.

– Ну что вы, я же просто пошутил! И кстати... – Цурумару взглядом провожает вышедшего из кухни Мицутаду и наклоняется к тебе, понижая голос. – Вам не показалось.

– В смысле? – хмуришься ты и, поняв намёк, недовольно зыркаешь на парня. – Цурумару, твоих рук дело, что ли?

– Нет! – тут же отзывается он настолько обиженным тоном, что тебе становится немного неловко. – Вы же сами накануне отправили нас с Хасэбэ в экспедицию, забыли? Если бы я находился в двух местах одновременно, это был бы тот ещё сюрприз!

– Ладно, ладно, верю, – отмахиваешься ты и возвращаешься к теме разговора. – Но откуда знаешь?

– В Цитадели творится что-то неладное. Пропадают вещи, многим мерещатся тени и силуэты, ночью слышатся голоса и шумы. Это началось задолго до сегодняшней ночи, просто мы пока пытались справиться своими силами и не рассказывали вам, не хотели пугать.

– Обязательно надо было рассказать, Цурумару! – возмущаешься ты. – Я ваша хозяйка и я должна знать, что, чёрт возьми, происходит!

– Ну, ну, не горячитесь вы так, – Цурумару твоё негодование кажется забавным и даже милым, – ничего страшного же не случилось.

– Пока, – ты выдерживаешь небольшую паузу, – не случилось. О чём ещё я не знаю?

– Без паники, госпожа, будем вместе отслеживать ситуацию, – заверяет тебя Цурумару и заговорщически тебе подмигивает: – Посмотрим, какие сюрпризы нас ожидают.

Но следующий сюрприз ожидает тебя уже этой ночью.

~❀~

Когда ты настежь открываешь окно, впуская в комнату громкий стрекот цикад, ночь встречает тебя лунной безмятежностью и прохладой обдаёт кожу, распаренную после бани.

На столе перед тобой – списки, графики, сметы, рейтинги, формуляры, таблицы, пометки: клерки из секретариата Правительства Времени очень не любят, когда ты долго тянешь с отчётами, и ты, щёлкнув ручкой, подтягиваешь к себе заранее заготовленный бланк. Ночь будет долгой.

Склонившись над бумагами, ты прилежно выводишь цифру за цифрой и, полностью сосредоточившись на работе, первое время даже не замечаешь тихое шуршание за дверями. На подозрительный шум ты обращаешь внимание только тогда, когда он начинает откровенно тебя раздражать и сбивать с толку.

И кому там неймётся?

Нехотя вставая с места, ты бросаешь быстрый взгляд на настенные часы – уже доходит полночь – и направляешься к выходу. Ловким движением руки ты поддеваешь ширмы, – створки легко разъезжаются в стороны, – решительно делаешь шаг навстречу темени и... видишь перед собой абсолютно пустой коридор.

Тебя пробивает холодный пот. Только не опять.

Звуки больше не повторяются, и ты, кое-как уняв сердцебиение, заставляешь себя закрыть сёдзи и вернуться обратно к работе, но тревожные мысли не дают тебе покоя.

Что за чертовщина опять творится? Может, это просто возился кто-то из Тоширо? Не похоже, по пути из бани ты встретила Ичиго, который как раз уложил братьев спать. Может, это крысы? Да не может быть, одёргиваешь себя ты, в Цитадели никогда и в помине не было крыс! А что, если это всё-таки...

За дверями снова раздаётся шум, и на этот раз ты не ждёшь и секунды, сразу подрываясь с места и бросаясь к сёдзи, раздвигая их одним резким движением.

Никого.

Ты снова возвращаешься ни с чем и без сил опускаешься на место.

Должно же этому быть какое-то разумное объяснение?

Ты глубоко вздыхаешь и ерошишь волосы, монотонно постукивая колпачком ручки по столешнице.

А ведь Цурумару единственный не испугался, когда за завтраком ты призналась, что за тобой следили. Значит ли это, что он имеет отношение к происходящему? С другой стороны, Цурумару не из тех, кого можно легко застать врасплох, и столкновение с неизвестным его только будоражит и интригует. К тому же, у него железное алиби: до самого утра он был в экспедиции. И всё же можно ли доверять его словам?

Твои рассуждения внезапно прерывает такой оглушительный грохот, будто прямо за порогом кто-то опрокинул шкаф с посудой. Ты в замешательстве откладываешь ручку и, затаив дыхание, на негнущихся ногах подходишь к дверям, осторожно раздвигая створки и выглядывая наружу.

Как ты и предполагаешь, коридор снова оказывается пуст и безлюден. Неужели никто, кроме тебя, это не слышал?

На этот раз ты набираешься смелости исследовать соседние галереи и, тихо крадучись, вслушиваешься в малейший шум, пока обходишь комнату за комнатой, коридор за коридором – и не находишь абсолютно ничего.

Ещё на пороге твоей комнаты что-то тебя настораживает, и когда ты подходишь к рабочему столу, то понимаешь, чтó.

Отчётный бланк исчез.

Борясь с волнением, ты шаришь под столом, перебираешь на нём бумаги, внимательно осматриваешь пол, высовываешься из окна, долгим взглядом высматривая, не белеется ли что-то вдалеке – и всё тщетно. Бланк с отчётом, который ты так кропотливо заполняла на протяжении прошлого часа, будто испарился.

Но делать нечего, и ты, с раздражённым вздохом плюхнувшись на своё место, вынимаешь новый бланк и заново принимаешься за работу в полной уверенности, что никто и ничто не заставит тебя покинуть комнату до следующего дня.

С тебя довольно.

~❀~

– Расскажите мне, что за странности происходят в нашей Цитадели.

Со стороны внутреннего сада в комнату льётся птичий щебет и прохладное журчание проточной воды; бамбуковый желоб самодельного фонтанчика, наполнившись доверху, с деревянным стуком ударяется о нагретые камни, выпуская воду в пруд. Когда твою щёку случайно обжигает солнечный луч, ты, жмурясь, отступаешь в тень, складывая руки на груди и переводя взгляд на посетителей, расположившихся на полу твоей комнаты.

Весь вчерашний день ты посвятила поиску свидетелей паранормальных явлений, либо тех, кто был осведомлён о странных происшествиях, творящихся в Цитадели. Таковых нашлось пятеро: Сёкудайкири Мицутада, Хешикири Хасэбэ, Ичиго Хитофури, Цурумару Кунинага и Миказуки Мунэчика. На самом деле, сначала ты хотела ограничиться первыми тремя как самыми добросовестными и надёжными, однако Цурумару, прознав, что ты собираешь у себя свидетелей, возмущённо заявил, что тоже должен присутствовать на собрании, ведь это он посвятил тебя в курс дела! А когда и Миказуки недвусмысленно намекнул о своём желании поучаствовать в расследовании, ты лишь махнула рукой: лунноглазый тачи неведомым тебе образом оказывался в курсе всех цитадельских секретов, и он всё равно нашёл бы способ узнать подробности встречи.

И вот все в сборе. Ичиго неловко переводит взгляд то на тебя, то на товарищей по оружию. Мицутада чуть слышно вздыхает, рассеянно проводя рукой по ухоженным волосам. Хасэбэ напряжённо смотрит в пол, стиснув в кулаках ткань спортивок. Цурумару увлечённо колупает пальцем плетёную циновку под собой. Миказуки с характерным звуком раскрывает веер и, прикрыв глаза, принимается неспешно им обмахиваться.

Первым нарушить тишину решается Ичиго.

– Всё началось вскоре после сезона дождей, – на выдохе произносит он. – Однажды ночью ко мне в слезах прибежал Акита и уверял, что видел странный силуэт, когда возвращался из уборной. Тогда я обошёл все ближайшие коридоры, но так никого и не нашёл. На следующую ночь всё повторилось с Гокотаем. Затем – с Хочо. Затем братья все как один начали жаловаться, что по ночам кто-то воет рядом с их комнатой. Всё прекратилось, только когда мне пришлось несколько раз подряд ложиться спать вместе с ними.

Ты хмуришься, выслушав рассказ: выходит, то, что рассказал тебе Цурумару – правда. Ичиго замечает недовольство на твоём лице и спешит поинтересоваться:

– А что, госпожа, вас тоже потревожили? – Ты киваешь. – Когда?

– Пару дней назад, когда вы, – ты указываешь на Цурумару и Хасэбэ, – были в экспедиции.

Хасэбэ будто бы в замешательстве косится на Цурумару:

– М-мы...

– ... так устали по прибытии, что сразу завалились спать и ничего не слышали! - мгновенно подхватывает тот. – Я вот не слышал. А ты, Хасэ-бо?

– Тоже нет, – сводит он брови к переносице, очевидно, прокручивая в голове события того дня.

– В общем, по последним данным, – ты бросаешь быстрый взгляд на Цурумару, – в Цитадели завёлся полтергейст.

Воздух мгновенно пропитывается напряжением. Мицутаде явно от этого некомфортно, потому как он стремится разрядить обстановку:

– Н-ну, я бы не спешил с такими громкими заявлениями... – произносит он, и Миказуки почему-то издаёт смешок.

– Но ведь разве это не у тебя пропало несколько кухонных ножей, Мицу-бо? – замечает Цурумару. – Вот уж был сюрприз!

О том, что накануне кто-то похитил у тебя важный правительственный документ, ты с твоей стороны разумно решаешь пока умолчать.

– И у Ягэна исчез образец лекарственного растения, – добавляет Ичиго.

Кухонные ножи, лекарственное растение и отчётный бланк для Правительства Времени, подытоживаешь ты про себя и снова хмуришься. Никакой связи.

Хасэбэ, поддавшись эмоциям, начинает откровенно злиться:

– Уж не знаю, кто всё это затеял, но он здорово за это поплатится! Мало того, что он нарушает наш внутренний порядок, – Хасэбэ в сердцах ударяет кулаком по татами, – так он ещё и ворует и угрожает безопасности нашей госпожи!..

Миказуки, до этого лишь следивший за ходом беседы со стороны, вдруг заливается звучным смехом, и все резко затихают, поворачивая головы в его сторону.

– Живая страсть переживаний – вот прелесть молодого сердца!.. – Миказуки складывает веер и обращается к тебе, лукаво смотря из-под пушистых ресниц: – А всё же мысль Хасэбэ дельна. Госпожа, может ли в самом деле кто-то из здешних обитателей быть причиной странностей?

Все разом оборачиваются к Цурумару.

– Это не я! – Тот судорожно принимается отмахиваться, съёжившись под недовольными взглядами. – Неужели я успел заслужить такую дурную славу?

– Это не Цурумару, – ты спешишь вмешаться, пока Хасэбэ, скорый на расправу, не опередил тебя, – он не виновен.

Тогда все смотрят на Ичиго.

– И это точно не мои братья! – оправдывается он. – Я сам сначала подозревал Намазуо, но после разговора с ним понял, что он не причастен!

– Так или иначе, окончательное решение надлежит принимать госпоже, – заключает Миказуки.

Ты пожимаешь плечами, будто пытаешься сбросить с себя тяжесть обращённых к тебе взглядов:

– Нам остаётся только продолжать наблюдения. Будьте бдительны и, если увидите что-то подозрительное, сразу сообщайте мне. И последнее, – ты строго обводишь глазами каждого из присутствующих, – всё, о чём говорилось в этой комнате, должно остаться между нами.

~❀~

Тщательно протерев полки кухонного шкафчика от пыли, ты принимаешься аккуратно складывать друг в друга глубокие миски для рамена и расставляешь по местам другую утварь – чашку к чашке, блюдце к блюдцу. Взяв в руки несколько плоских узорчатых тарелок, ты отвлекаешься на красное пятно у входа – и, задрожав всем телом, от испуга чуть не роняешь всю стопку разом.

Она точно преследует тебя.

Где-то с неделю после собрания в Цитадели была тишь да гладь, и ты уже начала думать, что мистические явления, поставившие всех на уши, и правда были просто проделками какого-то шутника, испугавшегося, что дело приняло серьёзный оборот. Но не успела ты порадоваться, что проблема решилась сама собой, как странности вернулись с удвоенной силой.

Как-то раз во время одной из вылазок в местную городскую лавчонку со всяким барахлом Никкари приглянулась одна куколка-итимацу, с традиционной причёской и в нарядном ярко-красном кимоно эпохи Мэйдзи, расшитом золотыми клёнами. Миниатюрная куколка воистину могла считаться произведением искусства и была помещена в обеденную залу на самое видное место – предполагалось, что во время трапезы все будут любоваться куколкой и умиляться ей. Впрочем, милой она казалась только Никкари. Её неестественно широкая улыбка, по сравнению с обычными куклами-итимацу, в сочетании с непроницаемыми угольно-чёрными глазами создавала крайне неприятное впечатление и вызывала ощущение присутствия чего-то потустороннего, вгоняя в дрожь добрую половину обитателей Цитадели, а потому куколку без особых возражений вскоре убрали в деревянный ящик и переселили на самую дальнюю полку складского помещения.

Но несколько дней назад куколка вернулась на своё место.

Поначалу ты не обращала на неё особого внимания, подумав, что её просто нашёл кто-то из мечей, появившихся в Цитадели недавно, или же сам Никкари. Однако после разговора с ним стало ясно, что куклу никто не трогал.

И теперь она стоит у порога и впивается в тебя своими жуткими чёрными глазками. Она следует за тобой, куда бы ты ни пошла. Она будто охотится на тебя.

Затаив дыхание, ты по стенке продвигаешься к выходу, огибая куколку по широкой дуге, и быстро выскальзываешь из кухни, каждые несколько секунд оглядываясь назад. Тебе срочно нужно где-то перевести дух.

Таким местом оказывается просторная светлая комната на углу длинной галереи, в которой Касэн обычно занимается творчеством – составляет замысловатые композиции из цветов, или расписывает ширмы, или оттачивает мастерство чайной церемонии. Расслабляющая обстановка комнаты всегда благотворно действовала на тебя, и ты понемногу успокаиваешься, с интересом рассматривая внутреннее убранство.

Твои товарищи по расследованию про куклу знали и безуспешно пытались помочь тебе её изловить. Более того, каждый вечер вы исправно собирались в твоих покоях на импровизированную планёрку и делились наблюдениями за день, обсуждая дальнейшие действия. И если Хасэбэ и Ичиго по-прежнему подходили к делу со всей серьёзностью, то Цурумару и Миказуки, а за ними и Мицутада всё больше и больше теряли интерес к происходящему, ведь несмотря на все усилия, к разгадке природы загадочных явлений вы не продвинулись ни на шаг.

– Бу!

Ты звонко вскрикиваешь, резко отскакивая в сторону, и Цурумару приходится прикрыть руками уши:

– Ой-ой, вот это я вас удивил!

Видя твой испуг, он с виноватым видом спешит объясниться, неловко почёсывая затылок:

– А мы тут решили разбиться по двое и по очереди патрулировать Цитадель. Мицу-бо объединился с Хасэ-бо, Ичиго дежурит вместе с Миказуки. Без пары остались только мы. – Цурумару лучезарно улыбается и подмигивает тебе: – Ну что, хотите со мной в команду?

– Цурумару, не сейчас, – рассеянно отмахиваешься ты: он и правда появился не к месту. – Мне нужно немного побыть одной.

Прошмыгнув мимо удивлённого Цурумару, ты устремляешься вон из Цитадели, на бревенчатый мостик, перекинутый через небольшой проточный пруд, где ты иногда любила уединяться со своими мыслями.

Подставляя затылок и спину августовскому предзакатному солнцу, ты облокачиваешься на перила и склоняешься над своим отражением, задумчиво смотря сквозь него, на снующих разноцветных карпов, пускающих по воде мелкую рябь редкими взмахами хвостов.

Цурумару вёл себя подозрительнее всех. Во время первого обсуждения ты намеренно отвела от него подозрения, чтобы не спугнуть виновника переполоха, и втайне продолжила наблюдать за ним сама. В отличие от того же Хасэбэ, Цурумару воспринимал происходящее скорее как игру и вечно пытался свести всё к шутке. И хотя такое поведение в целом было для него типично, на пользу следствия Цурумару делал ровно столько, сколько от него требовали – достаточно, чтобы не обвинить его в саботаже, но недостаточно, чтобы полностью снять с него все подозрения.

Из дум тебя выдёргивает деревянный стук, раздавшийся прямо сзади, и ты, бросив быстрый взгляд себе под ноги, от страха охаешь и чуть не перелетаешь через перила.

Эта! Проклятая! Кукла!!!

С бешено колотящимся сердцем ты хватаешь её и, держа на вытянутых руках, будто она способна тебя укусить, мчишься с ней назад в Цитадель, минуя комнаты, коридоры, галереи...

– ...не осталось уже никаких ресурсов! Нам даже пришлось вернуться сильно раньше положенного!.. – Голос Хасэбэ ты узнаёшь безошибочно и решительно направляешься на звук.

Сёдзи широко распахнуты, но ты всё равно останавливаешься на пороге комнаты, для приличия пару раз постучав по деревянному косяку:

– Хасэбэ, можно тебя на минутку?

Когда тот в несколько шагов оказывается подле тебя, ты протягиваешь ему злосчастную куклу:

– Избавься от неё, пожалуйста.

Хасэбэ всё понимает по твоему измождённому взгляду и, учтиво кивнув, перенимает у тебя куклу и скрывается с ней в глубине Цитадели.

На пути в свою комнату тебя внезапно накрывает такая сильная мигрень, что тебе приходится остановиться и стиснуть виски пальцами.

Сколько можно тебя мучить?

~❀~

Ветер разносит благоухание цветов и звон цикад, когда ты ступаешь на просторную энгаву, и закатное солнце всё-всё-всё вокруг окрашивает в тёплый оранжевый цвет: и дощатый пол, и оклеенные тонкой рисовой бумагой перегородки, и твоё кимоно цвета «унохана» – белое с лица и светло-зелёное с изнанки, – и белые одежды Цурумару.

Услышав звук шагов, он оборачивается, золотом глаз сверкая в твою сторону, а в руках у него...

– Кукла?! – громко восклицаешь ты, тыча в неё пальцем. – Цурумару, откуда она у тебя? Я же отдала её Хасэбэ!

– Вы отдали, а я взял, – простодушно отзывается тот. – Не могу решить, что лучше: сжечь её или утопить. А вы как считаете?

– Мне всё равно. Я просто попросила от неё избавиться.

И тут тебе в голову приходит потрясающая идея.

– Хотя... Почему бы нам не пойти к Хасэбэ и не посоветоваться с ним?

– Отличная мысль! – Цурумару одобрительно улыбается. – Мы можем даже поднять этот вопрос вечером на обсуждении...

– Нет, – обрываешь его ты, и в твоих глазах на секунду мелькает хитрая искорка, – мы пойдём к нему сейчас.

– Так ведь он на спарринге в додзё, – как-то подозрительно мнётся Цурумару.

– Да? А мне он сказал, что после ужина хочет что-нибудь почитать.

Ты бессовестно блефуешь: на самом деле никакого разговора с Хасэбэ не было, и, если Цурумару говорит правду, ему не составит труда тебя раскусить. Но Цурумару кажется удивлённым.

Его замешательство не укрывается от тебя, и ты, уперев руки в бока, обходишь его кругом, кивая на куклу:

– Эта кукла, – непринуждённым тоном начинаешь ты, – интересно, как она оказалась в Цитадели? Не могла же она сама выбраться из ящика и на своих ножках прийти сюда?

– Ну, – к этому моменту Цурцмару уже снова овладевает собой, – если в неё вселился призрак, то, может, и могла.

– Как же я устала от выходок этого... призрака. Уже и не вспомню, когда в последний раз спокойно могла отдохнуть.

– Да уж, – вторит тебе Цурумару, – наверняка вам пришлось сидеть допоздна, когда он украл ваш отчёт...

– Откуда ты знаешь, что...

Ты встаёшь как вкопанная, даже не успев закончить фразу. Попался.

Ещё никому не удавалось заставить тебя чувствовать себя полной дурой, но Цурумару справился на пять с плюсом: ответ всё это время лежал на поверхности.

– Так ты просто решил поразвлекаться за мой счёт? – произносишь ты настолько грозно, что невольно сама удивляешься силе своего гнева.

– Вы это о чём, госпожа? – непонимающе переспрашивает Цурумару и сразу же осекается, увидев твой взгляд: тебя ужасно бесит, что Цурумару, даже будучи пойманным с поличным, продолжает отпираться и по-идиотски себя вести. – Ой-ой, кажется, мой сюрприз раскрыли раньше времени...

– В гробу я видала такие сюрпризы! – грубо обрываешь его ты. – Красть мои личные вещи – это не смешно! Запугивать моих подопечных – это не смешно!

Цурумару чувствует себя напакостившим ребёнком, способным только виновато потупить глаза и смиренно выслушивать нравоучения.

– Но самое мерзкое, – распалившись, ты повышаешь голос, – что ты не постеснялся врать мне в глаза. Я тебе доверяла. Я совершила ошибку.

Цурумару кривит лицо: твои слова задевают его куда сильнее, чем ему хотелось бы.

– Молись, чтобы я не рассказала обо всём Хасэбэ, – ты грозишь ему пальцем, прежде чем уйти восвояси, – иначе он сделает из тебя отбивную и будет прав.

Ты покидаешь веранду, оставляя Цурумару одного; тот в растерянности водит глазами по сторонам, ни на чём не задерживая свой взгляд. Такой реакции он не ожидал. Он не подверг никого опасности, никого не покалечил и не убил. Разве он сделал что-то настолько плохое?

Цурумару было искренне плевать, когда его стыдили или читали ему нотации – в Цитадели он водил много знакомств, по-настоящему не привязываясь ни к кому, – но, когда своим презрением его наградила ты, Цурумару впервые почувствовал себя мерзким.

Издревле изображения журавлей помещали на украшения, предметы искусства и быта, эмблемы – считалось, что священные белокрылые птицы обязательно принесут счастье и долголетие, – но вот Цурумару своего имени не оправдал: его многочисленных хозяев, завладевших им на свою беду, ждали лишь горе, бесчестье и смерть. Цурумару малодушно надеялся, что в его новой, человеческой жизни с тобой всё будет по-другому, но, видимо, обмануть судьбу он не в силах.

Он устало вздыхает и упавшим голосом говорит куда-то в пустоту:

– Как скажете, госпожа. Больше я вас не побеспокою. Никогда.

~❀~

Цурумару сдержал своё обещание.

Он по-прежнему выполнял твои приказы, но больше не смотрел в твою сторону, не заговаривал с тобой и не искал встречи. Он больше не поджидал тебя поутру, чтобы якобы невзначай одним из первых тебя поприветствовать, не норовил занять место рядом с тобой за общим столом, не сбегал с работ в поле или конюшне, чтобы рассказать тебе только что придуманную шутку, не водил по вечерам втайне ото всех на поляну за Цитаделью смотреть светлячков, не оставлял тебе забавные послания на бумажных журавликах. Да и ты уже тысячу раз пожалела о своих словах. Несколько раз ты пыталась выловить Цурумару и всё обсудить, но он, казалось, избегал тебя нарочно.

Огласив список отправляющихся воевать в Хонно-дзи, ты дождалась, пока большинство выйдет из твоих покоев, и робко подошла к Цурумару, однако тот лишь тоскливо отвёл взгляд, повёл плечом – его белый рукав легко выскользнул из твоей некрепкой хватки, – и, не проронив ни слова, исчез из виду.

Только потеряв Цурумару, ты поняла, насколько много его на самом деле было в твоей жизни.

На глазах вскипают слёзы, и ты, чтобы не расчувствоваться, выходишь освежиться на веранду, полной грудью вдыхая по-осеннему холодный ветер. Чуть поодаль ты обнаруживаешь Миказуки, удобно устроившегося на небольшой пурпурной подушке рядом с чайным подносом.

– Тот, кто падает духом перед битвой, проигрывает её заранее. – Он подзывает тебя жестом. – Неужто вас что-то тяготит?

– Ничего особенного, – ты встаёшь рядом с Миказуки и прячешь руки в рукава от холода, – просто я сказала кое-кому то, что не должна была говорить.

– Разве луна, раз отразившись в замутнённой воде, теряет свою чистоту?

Ты поднимаешь глаза к небу, затянутому отвратительными грязными облаками, в некоторых местах продавленными вниз настолько, будто какой-то великан оставил на них вмятины.

– Зловещее облако, не находите, госпожа? – Миказуки щурится, отпивая из высокой глиняной чашки. – В день смерти Будды ведь не рекомендуется затеивать новые начинания. Не лучше ли повременить с отправкой до следующего дня, чтобы избежать несчастливого направления?

– Облака просто повторяют рельеф местности, над которой висят, – равнодушно отзываешься ты, пожимая плечами. – Это значит, что где-то поблизости находится несколько крутых холмов, только и всего.

Игнорируя холодные порывы ветра, ты напряжённо всматриваешься в даль, будто надеешься высмотреть что-то, Миказуки же греет руки о высокую глиняную чашку – так в абсолютном молчании вы проводите ещё какое-то время, пока ты не уходишь завершать приготовления, оставляя Миказуки на веранде одного.

Он делает небольшой глоток и поднимает глаза к мятому небу:

– Сеющий ветер да пожнёт бурю, Цурумару-доно.

~❀~

Цурумару обнаруживает себя сидящим на корточках, крепко обхватив обеими руками колени и уперев в них лоб. Нарастающее внутри чувство тревоги подсказывает ему, что ему ни в коем случае нельзя открывать глаза. Цурумару неведомо, какой сейчас час, день, месяц; всё, что он помнит – свою безрассудную прыть, слепой боевой запал и обеспокоенные оклики товарищей, перед тем как его, тачи, клинок встретился с клинком ретроградного оодачи – отчаянная попытка наконец сломаться, разбиться на тысячу осколков. И никогда больше ничего не чувствовать.

Нутром Цурумару понимает, что он здесь не один: вокруг него, спереди и сзади, справа и слева слабо шелестит чья-то одежда. В нос ударяет отчётливый запах влажной земли, и Цурумару мутит от этого запаха. Так пахла могильная земля Камакуры, так пах сам Садаясу, чей вечный сон был призван охранять погребённый вместе с ним Цурумару.

Цурумару понемногу приходит в себя, когда незримый хоровод вокруг него приходит в движение, и детские голоса заводят песенку:

Кагомэ, кагомэ,

Птичка в клетке,

Когда, когда же ты выйдешь?

Из общего сонма тонких голосков отчётливо выделяется один, более грубый, чем остальные, и слегка ломающийся, и Цурумару насквозь пробирает дрожь: недаром говорят, что связь между вассалом и господином длится три жизни, и похоже, вновь встретиться с Садаясу ему было предначертано ещё в предыдущих рождениях.

Цурумару не было страшно, когда он, направляясь к хронопорту, втайне провожал твою фигурку долгим взглядом в полной уверенности, что видит тебя в последний раз, ему не было страшно, когда он решил вступить в неравный бой, заведомо зная его исход, но ему безумно страшно сейчас, когда его сознание заполняет лишь заунывное песнопение, и от него никуда не деться, не спрятаться, не убежать.

Внезапно прорезавшийся сквозь протяжное эхо женский голос – такой знакомый и такой желанный! – не позволяет страху завладеть Цурумару окончательно, и тот, встрепенувшись, весь обращается в слух.

Рассветным вечером

Журавль и черепаха поскользнулись.

Кто у тебя за спиной?

Когда последняя нота, дребезжа, затухает где-то вверху, гробовая тишина ударяет Цурумару по ушам так, что его оглушают собственные мысли, и он какое-то время продолжает сидеть, монотонно раскачиваясь взад-вперёд.

И если это его конец, то он хочет остаться верным тебе до последнего.

– Госпожа, это вы?

Пауза тянется целую вечность, прежде чем Цурумару из ниоткуда вдруг обнимают тёплые родные руки, укрывая его длинными рукавами от враждебности внешнего мира.

– Правильно.

Невинные голоса вмиг превращаются в противный нечеловеческий визг – такое чувство, будто истошные вопли раздаются прямо над ухом, – и Цурумару чувствует, как десятки костлявых детских ручонок пытаются ухватить его за одежду, рвут и тянут во все стороны. Сквозь общий гвалт он слышит твой грозный рассерженный голос:

– Прочь! Пошли вон! Вы его не получите!

И в один момент всё прекращается.

~❀~

– Можешь не притворяться. Я знаю, что ты меня слышишь.

Цурумару мгновенно распахивает свои золотые глаза. В ушах у него звенит так, будто его хорошенько огрели по голове, в глазах плывёт, и Цурумару способен различить лишь приглушённые коричневато-жёлтые оттенки комнаты – наверняка сейчас или раннее утро, или поздний вечер, – пока наконец не находит размытым взглядом фигуру, стоящую в нескольких шагах от него.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает фигура твоим голосом.

Цурумару чувствует, как глубоко в груди у него становится тепло-тепло; это тепло разливается по всему его телу, заполняя собой каждый нейрон и каждую клетку, и он не в силах ему сопротивляться. Да ему и не хочется.

– Спасибо, что не позволили мне умереть, госпожа, – тихо хрипит он.

Ты мягко подходишь к Цурумару и ласково взъерошиваешь его белобрысые волосы – легонько, чтобы только не навредить, – готовая расплакаться от того, что самое страшное наконец позади, и Цурумару теперь с тобой, живой, и всё будет как прежде.

Поддавшись чувствам, ты склоняешься над его постелью и осторожно заключаешь его в объятия.

– Цурумару, прости меня за всё.

Цурумару удивляется, когда о его щеку разбивается сначала одна слезинка, потом вторая, потом его кожу щекочут кончики твоих волос, а потом твои губы вдруг накрывают его. Сердце Цурумару ускоряет свой темп, и он часто моргает, пытаясь отогнать наваждение. Это точно не сон? Вдруг это лишь плод его умирающего сознания, издевающегося над ним перед уходом в небытие?

Но новый приступ вполне реальной головной боли, заставляющей его сморщиться, убеждает Цурумару в обратном.

– Ого, госпожа! Где вы такому научились? Очень удивили! – тараторит Цурумару, когда ты отстраняешься, чтобы скрыть своё смущение.

Вот он, твой Цурумару, бесстыдник и шутник. При обычных обстоятельствах ты, наверное, наградила бы его недовольным взглядом, но сейчас такая реакция тебя лишь забавляет, и ты даёшь ему лёгкий щелбан.

– Ай! Разве так полагается обращаться с больными?

– Меньше знаешь – крепче спишь. – Ты поднимаешься на ноги, на прощание легонько чмокнув Цурумару в губы. – Спи.

Оставив Цурумару отдыхать и восстанавливаться, ты покидаешь комнату и, плотно задвинув за собой сёдзи, выходишь на вечернюю энгаву. На одном из её концов ты замечаешь Миказуки, всё так же удобно примостившегося на пурпурной подушке с махровыми кисточками, рядом с ним всё так же стоит поднос с чайной утварью, будто Миказуки никуда и не уходил.

– Рад видеть вас в добром здравии, госпожа, – приветствует тебя он, почтительно поклонившись.

– А кто-то, я смотрю, скоро сюда переедет. Мне перенести ваш футон? – беззлобно поддеваешь ты, и вы с Миказуки вместе заходитесь смехом.

Закат огненной рекой разливается на горизонте, обшивая встающие грядой восьмислойные облака по краям золотой каймой, и откуда-то издалека доносится журавлиный клёкот.

– Кстати, – лукаво улыбается Миказуки, – японские журавли выбирают себе пару один раз на всю жизнь. Вы знали об этом, госпожа?