1
Когда человек понимает, что сошёл с ума? Может, когда он начинает разговаривать сам с собой? Запутываться в реальности настолько, чтобы считать себя индейкой и слышать голоса предков? Или идти в метро на зов Альтеи с лозунгом «Свет в конце тоннеля - аз есмь Рай»?
Нет.
Это случается внезапно - я имею в виду само осознание своего сумасшествия. Есть причина, которая заложена в мозгу изначально, и с каждой секундой она растёт, меняет что-то в твоём восприятии.
Просто: «Щёлк!»
И ты псих.
Это сложно принять, и жить с этим смогут лишь сильные духом. Те, кто не страшится насмешек, издевательств со стороны сверстников и того, что ты иной.
Думаешь, я не рассказываю о конкретном человеке?
Я рассказываю о Гарриет Хилл.
Я рассказываю о себе.
****
Да, я жила обычной жизнью, пока не поняла, что все мои мысли стоят на хрупкой грани помешательства. А затем попала в психиатрическую больницу. Приём мне оказали воистину масштабный, нет, даже, вернее сказать, королевский: поселили в отдельную палату ( видимо для особо "спокойных") с личным телевизором, правда он не работал и, похоже, предназначался для битья об него головой. В моей комнате имелась ванная комната, такой здесь не каждый мог похвастаться. Также я сохраняла за собой привилегию, коя заключалась в свободном передвижении по этажу и самостоятельном походе в столовую (похоже маман таки расщедрилась и приписала на чек за лечение пару нулей - иначе с чего это мне делают поблажки?).
С виду «жёлтый дом» место скорее неприятное, нежели ужасное, но, поверьте мне, первое впечатление обманчиво.
Я оказалась в крепости, из которой мне предстояло сбежать, пройдя курс лечений, что займёт десятилетие-другое, и только.
Мама, папа... Папа умер буквально за пару месяцев до того, как я начала чувствовать себя иначе, чем раньше, а коварная маман забрала себе квартиру, свалив в Никудашнюю Страну и затерев до дыр следы на дороге бегства. Вот с чем-чем, а с родственниками мне везет, правда?
Я здесь одна. Навсегда. Я проведу здесь вечность. Причем для смертного человека вечность в психиатрической лечебнице действительно нескончаема. А в голове лишь пустота и боль. Как будто туда запихнули вечный источник самоуничижения.
Господи, зачем я такое говорю?!
Я же знаю, что начну...
Резать себя. Хотеть смерти, возжелаю ее, как малолетний задрот пышногрудую мулатку с задницей идущей отдельно от нее самой.
Нет, нет.
Да.
****
Она, слегка пошатываясь по пути, дошла до тумбочки и вытащила перочинный ножик из ящика.Внимательно посмотрела на него. В глазах стали собираться слезы. Швырнула инструмент на пол и снова подняла. Заплакала. Не хочу и желаю. Противоречия. Инь и Янь. Огонь и вода. День и ночь.
Всё умей ты сочетать...
Нет, это невозможно. Я становлюсь другой. Я теряю себя.
Её сумасшествие заключалось в двойственности натуры. Она была вроде бы такой оживленной, полной активности. И в то же время такой ранимой. Хотела и не хотела калечить себя, прерывать жизненную силу вены. Врачи называют этаких полных душевных метаний людей, больными диссоциативным расстройством идентичности. И никто не говорит, что это хорошо. Это плохо.
Тихо рыдая, Гарриет направилась в ванную комнату. Щёлкнул замок. Наверное Вас интересует, почему она так жаждет свести счёты с жизнью, но при этом пускает из глаз слезы? Ответ был дан выше. Будто сама Судьба пошутила.
Иногда люди с раздвоением личности становятся серийными убийцами, изначально являясь мирными докторами в сельских лечебном учреждениях. Так что Гарриет еще повезло. Она пока не перешла грань и не пыталась никого убивать. Как глупо. Люди могут говорить, угрожать, что убьют, однако, они не понимают, этим они разрушат ту толику морали, что еще жива в них. Болваны - иначе и не назовешь.
Быстро скинув с себя всю одежду, девушка открыла кран с холодной водой и опустилась в ванну. По телу ползли мурашки, хотелось закутаться в теплый плед, но нельзя. «Почему?» - шептала Настоящая Гарриет Хилл, заточенная где-то в самом темном уголке её мозга. «Так надо, плакса», - отвечала её грубоватая копия.
Ножик двоился в глазах, красные волосы липли к мокрому лицу. Откинув все мысли, Гарриет провела по запястью холодным металлом. Лезвие плавно скользило по коже, не давая себе труда нарушить целостность её покровов.
- Другой стороной попробуй резать, - раздалась реплика, произнесённая холодным, хрипловатым, незнакомым голосом. Это очень испугало Гарриет. Она же запирала дверь? Какого черта этот парень здесь?
Маньяк-извращенец с телекинетическими наклонностями. Хорошенько посмеявшись над этим существом, порождённым её нездоровым воображением, в душе, и успокоившись, Дак вылезла из ванны, не обращая на непонятно откуда взявшегося человека внимания.
- Ты не закричишь? Не будешь умолять меня уйти? Гарриет, ты ненормальная, - зелёные глаза сверкнули, брови сошлись на переносице. Кажется, этот субъект до неприличия поражён. Гарриет натянула футболку.
- Вот это новость! Друг, ты пришёл в дурку - здесь все ненормальные. Даже ты, раз сюда явился непонятно как. Вот уж не удивлюсь, если ты всего лишь глюк от антидепрессантов.
Переступает с ноги на ногу и надевает трусики, уделяя мужчине столько же внимания, сколько человеку - невидимке.
- Нет, Дак, я не глюк, - Гарриет вздохнула, явно не веря ни единому его слову, она даже не смогла заподозрить этот субъект в знании её личного прозвища: о нём знали только лишь девушка и её покойный отец. - Я здесь, чтобы заключить сделку. Скажи, каково это - сидеть в психушке?
- Что?
Ноздри её раздулись, она медленно подошла к мужчине. Сейчас она чувствовала лишь гнев, хотя так же присутствовало желание что-нибудь сломать.
- Как это?! Это ужасно.Просыпаешься и засыпаешь с мыслью, что завтра все исчезнет. Что тяжесть в мозгу прекратит своё существование, и ты станешь нормальным! Надеяться на счастливый исход завтрашнего дня - хуже дерьма я не встречала! Как ты себя чувствуешь, когда потихоньку умираешь, но ты жив?! Как это?! Как?! Откуда тебе-то знать, непонятно кто? Это просто отвратительно! Поверь уж, ты бы и секунды не вытерпел здесь! Ни. Чёртовой. Секунды.
- Сколько красивых и громких слов, но, разреши разочаровать, ты не одна на свете такая несчастная. Ты бы и секунды не вытерпела там, где был я. Поверь, преисподняя куда как более жаркое местечко, нежели говорят некоторые знатоки, - мужчина метнул суровый взгляд поверх макушки Гарриет. Похоже, ему и вправду нелегкую судьбу боги связали, но, позвольте заметить, Хилл у нас все еще зла, и на незнакомых кучерявых людей ей наплевать.
- Не верю, - демонстративно фыркнула она.
- Не верь, буйнопомешанная.
- Ну, падла ты гребаная, не смей выражаться в моем же воображении. - Девушка поджала губы. Ей плюют в лицо, а она должна игнорировать? Нет уж, увольте.
- Меня зовут Элиотт. Откажусь от твоих нелестных эпитетов, пожалуй. Во-первых, это все происходит на самом деле. Щипни себя, - Дак щипнула, почувствовала боль. Потрясла головой - мол, это ничего не меняет, не зря же меня сюда заперли. - Во-вторых, я пришёл в исключительно деловых целях. - oн сложил руки на груди.
- Что тебе здесь нужно?
- Ты хочешь отсюда выбраться?
Глаза Дак в момент загорелись.
- Спрашиваешь!
- Я могу вытащить тебя отсюда...
- Ты лжёшь? Все лгут. Все мне лгут. А тебя вообще здесь нет, но ты умудряешься врать.
- Гарриет, не обижай меня. Я же уйду, - он эффектно развернулся, и направился было к двери, но Дак схватила рукав его плаща. Она понимала, что в какой-то мере противоречит себе - ведь этот мужчина мог бы быть лишь плодом воспалённого воображения, но Дак просит его остаться. Она тонет, и в немом приступе отчаяния хватается за соломинку.
- Освободи меня. Я на все готова, - быстро произнесла девушка голосом, каким на ночь читают молитву «Отче наш» верующие. Сейчас она выглядела жалко, как наркоманка, выпрашивающая очередную дозу дорогого сердцу героина. Свобода была ее наркотиком. Ее слабостью и силой. Хотелось вновь вдохнуть чистый воздух, который не провонял насквозь формалином, и ощутить ветер в волосах, и ворчать на гадкую погоду Лондона, попивая вечерний чай, и засиживаться в кафе с друзьями. Увидеть оживленно снующих людей, их улыбки и слезы, их маленькие радости и драмы. Гарриет хотела жить. Мужчина развернулся, а на лице его играла загадочная улыбка.
- Успокойся. Я действительно вытащу тебя отсюда.
Гарриет бы заплакала от счастья, да только слёзы радости почему-то не спешили литься потоками из её глаз. Чёрт, теперь она уедет отсюда, провалит к чертям из чертовой дурки. Да, да, это и есть счастье.
- Но...
-Бери...Что тебе нужно...
-Ты согласна?
- К-конечно, да, бери, что тебе надо.
Он наклонился к лицу Гарриет и поцеловал её, кусая нижнюю губу. Дак отметила, что так целуются любовники. Это было похоже на опьянение: коленки дрожат, мысли не слушаются. Есть только этот миг. Она чувствовала, как мужчина выпивает обе её сущности, и наполняет запахом сигарет, коньяка и одеколона. Посмотрев в его глаза, она увидела бушующее на закате море, хотя Дак была готова поклясться, что минуту назад они были зелеными. Её внутренности овеяло холодом. Сердце затрепетало, и она открыла глаза.
В ванной было пусто.