Глава 4 - Обругать до смерти
Цзян Чжень остался глух к проклятиям мадам Цзян, но он ясно осознавал позицию мадам Цзян в этой семье. Если бы Старший Цзян был ленивым, было бы не удивительно, что семья отвергла его. Однако большую часть физической работы выполнял Старший Цзян. За последние два года Старший Цзян чувствовал себя обиженным, и его шаги были тяжелыми, он не хотел ничего делать, но из-за своих родителей он продолжал работать в поле днями напролет. Он не говорил и не общался с другими. У него была тяжелая и запутанная жизнь. Единственным облегчением было то, что Цзян Сяомэй иногда говорила ему «старший брат» и уделяла немного внимания.
«Ты, ублюдок...»
Мадам Цзян все еще проклинала его, но Цзян Чжень внезапно подошел к столу, взял палочки для еды и начал есть. Старая мадам Цзян и так была зла, а когда она увидела, что Цзян Чжень сел за стол, то стала еще злее:
«Кто дал тебе разрешение есть за столом?»
Очень долгое время Старшему Цзяну не разрешалось есть за столом. Когда все заканчивали есть, он мыл посуду и доедал остатки. Иногда, когда остатков не было, он голодал. К счастью, когда готовили в железной кастрюле, на дне оставался неприятный пригорелый слой, который спасал Старшего Цзяна от голодной смерти. Цзян Чжень продолжал есть и не слушал лов мадам Цзян. Он не брал рис и ел только овощи. Поскольку его тело еще не полностью восстановилось, он не осмелился есть много мяса, поэтому он ел полу вегетарианские блюда. Но старая мадам Цзян не могла стерпеть этого. Она встала и забрала у Цзян Чженя палочки для еды и тарелку:
«Эти блюда на завтра. Кто разрешил тебе есть их?»
С этими словами мадам Цзян встала и взяла метлу, чтобы ударить Цзян Чженя. Когда она встала, Цзян Чжень встал вслед за ней... Он взял большую тарелку риса и забрал куриные ножки. Он наполнил тарелку до верха.
«Что ты делаешь?»
Цзян Чэнвэнь увидел, что его старший брат взял куриные ножки, которые были приготовлены для его сына, и нахмурился. Как только он сказал это, н увидел, что Цзян Чжень взял миску в одну руку, а другой рукой взялся за угол стола и перевернул его. Деревянный стол упал на по, фарфоровые тарелки на столе разбились на кусочки, а блюда перемешались. Цзян Сяомэй все еще была в шоке, с палочками для еды в одной руке и куриным крылышком в другой. Старик Цзян, сидевший напротив Цзян Чженя, пострадал больше всего. Его одежда была покрыта овощным супом и маслом, он был настолько зол, что не мог говорить. Даже мадам Цзян, которая собиралась ударить кого-то, замерла. Старший Цзян всегда был тихим. Даже если его били, он не говорил ни слова.
«Черт тебя побери! Ты осмелился перевернуть стол! Ты перевернул его на нас!»
Старая мадам Цзян, держа метлу, подошла к Цзян Чженю. На столе было много хорошей посуды, и сейчас половина была разбита. Она была в ярости. Старший Цзян возможно и ответил бы, но не Цзян Чжень. Он взял миску с рисом и куриными ножками, обошел от мадам Цзян и пошел в кладовую, где обитал Старший Цзян.
«Сукин сын! Ты пошел против родителей!»
Старая мадам Цзян последовала за ним, но он уже запер дверь. Как она могла попасть внутрь? Она могла только стоять снаружи и проклинать его, она проклинала его так, будто это не ее сын, а враг, убивший всю ее семью. Однако Цзян Чженьвэй никогда не вредил ей. Они ничего не могли поделать, когда старик Цзян пошел в армию. Даже если бы она не родила Цзян Чженьвэя, дядя Цзян все равно бы забрал земли себе, поскольку никто не верил, что после пяти лет в армии ее муж был жив. Позже, когда жизнь мадам Цзян стала лучше, она могла наладить отношения с сыном, и он делал для этого все возможное.
Слушая звуки снаружи, сердце Цзян Чженя было неспокойно, что заставило его чувствовать себя раздраженно. С насмешкой он взял мачете и открыл дверь.
«Мелкий ублюдок!»
Увидев, что дверь открылась, он снова начала проклинать его, но резко остановилась. Это был нож, очень большой нож прямо напротив ее лица. Если бы она ринулась вперед, нож бы порезал ее лицо.
«Оскорбляй. Продолжай проклинать. Давай!»
Цзян Чжень поднял нож и сделал еще несколько шагов вперед с ухмылкой на лице. Старая мадам Цзян подсознательно сделала несколько шагов назад и смотрела на Цзян Чженя так, будто увидела призрака:
«Ты, ты...»
«Ты можешь продолжать проклинать. Не веришь, что я могу зарезать тебя?»
Цзян Чжень посмотрел на старую мадам Цзян безжалостными глазами. По правде, он был очень жестоким. Когда он только вернулся с армии, его задевали некоторые люди. У него часто был порыв сломать им шеи. Но благодаря наставлениям в армии, они не могли убить обычных граждан, он не стал психом или маньяком, и даже умер, спасая людей. Дома старая мадам Цзян была заносчивой, но она не осмеливалась тыкать ножом в других людей. Сейчас она увидела, как Цзян Чжень злобно держал нож. Ее ноги ослабли, и она упала на землю. По какой-то причине, она чувствовала, что ее сын реально может убить ее. Этот мелкий ублюдок!
«Вам лучше оставить меня в покое!»
Цзян Чжень пригрозил им ножом, вернулся в комнату и снова запер дверь, оставив семью Цзян снаружи в полном шоке.
Этот человек... Этот человек и вправду тот честный Старший Цзян?
Старик Цзян мясник, поэтому очень сильный. На него только что перевернули посуду. Он хотел проучить своего старшего сына, но увидев нож в его руках и услышав его холодный голос, он не смел двигаться. Цзян Чэнвэнь, его жена Хуан Мин и Цзян Сяомэй были еще больше напуганы, они просто стояли в шоке.
«Этот ублюдок...»
Мадам Цзян все еще была в стадии шока, но, когда она открыла рот, она снова начала проклинать его.
«Кхм, сегодня день свадьбы третьего брата. Давайте не будем ссориться, чтобы его жена не услышала этого, - старик Цзян посмотрел на своего второго сына: Чэнвэнь, ты и твоя жена можете возвращаться в свою комнату. Не разбудите Юань Вэня.»
Старик Цзян посмотрел на мадам Цзян, и та успокоилась. Она была настолько зла, что хотела избить своего старшего сына. Но она все еще боялась того, что произошло.
Старая мадам Цзян поднялась с пола и увидела беспорядок возле стола. Она была очень огорчена и быстра сказала Цзян Сяомэй:
«Подойди и подними еду, особенно мясо. Если их помыть, то можно будет есть.»
Семья Цзян была богатой семьей в деревне Хэси, но они не могли позволить себе кирпичный дом. Их дом был построен из глины. Поэтому блюда, упавшие на пол, нужно обязательно помыть.
«У нас немного мисок, а он разбил несколько за один раз. почему бы ему просто не умереть?»
Мадам Цзян посмотрела на осколки и ощутила боль в своем сердце. Цзян Сяомэй не осмелилась сказать ни слова. Она молча прибрала еду, которую можно есть, а ту, которую уже нельзя, она скормила свиньям. Она помогала мадам Цзян почти час, прежде чем пошла спать. Семья Цзян ушла спать. И снаружи не было никаких звуков. Наконец Цзян Чжень мог спокойно уснуть. Сразу после того, как он захлопнул дверь, он упал на пол. Это тело действительно бесполезное. Сейчас важно позаботится о воем здоровье. В кладовой не было кровати. Но было много соломы там. Где спал Старший Цзян. Семья Цзян имела много земли и много соломы. Старший Цзян не замерзнет, но спать здесь было неудобно. У Цзян Чженя были воспоминания Старшего Цзяна. После возвращения он хотел забрать кровать мадам Цзян, в конце концов их кровать должна быть хорошей. Но он до сих пор не сделал этого, потому что Старший Цзян привык жить в кладовой с ножом, а сейчас ему нужен был сдерживающий фактор для семьи Цзян. Старик Цзян мясник. У него было два ножа. Один из них – острый нож, который использовался для убийства свиньи. Другой – мачете, которым рубили кости. Он был большой и тяжелый, как топор. Именно ним Цзян Чжень пугал семью Цзян. Цзян Чжень лег н солому, положил нож возле себя и заснул. Он проснулся лишь тогда, когда солнце светило сквозь бумажное окно. После сна Цзян Чжень чувствовал, что его тело стало более расслабленным и сильным. Он сел и начал есть рис, который он взял до того, как перевернул вчера стол. Рис в древние времена не был таким чистым, как в его предыдущей жизни, но рис семьи Цзян был относительно хорош. Цзян Чэнвэнь и Цзян Чэнсян не любили есть коричневый рис, но в семье Цзян было несколько свиней. Их можно было кормить коричневым рисом. Цзян Чжень медленно жевал рис и ел куриную ножку, он почти проглотил все за один вдох. После этого он снова лег на солому, чтобы отдохнуть.