Сладкие трупы

Глава 11

Погода в пригороде Парижа то и дело разочаровывала местных горожан. Яркое солнце и душный воздух с неимоверной скоростью сменялся хлестким дождем и живописной грозой и громом. Сегодня по прогнозу погоды обещали обильные осадки и высокую влажность воздуха после обеда.

Мэригон почувствовала падение мокрых капель у себя на шее и потрепанной рубашке и дабы не попасть под ливень она немедля подхватила за руку мистера Алана и немедля побежала к хижине. Через пару мгновений послышались первые грохоты. Тонкие стрелы молний немного погодя тут и там начали прорезать тяжелые, похожие на обвисшие животы тучи. Небольшой, ворчливый раскат грома выжал из неба еще несколько капель противного дождя. К этому моменту Мэригон и Алан успели забежать домой с перепуганными лицами и чертовским недоумением от всего происходящего.

Находясь в непривычно запуганном состоянии, Мэригон не сразу успела оценить внутреннее убранство помещения и только ишь бесцеремонно уселась на маленький и неухоженный диван, который располагался в правом углу террасы.

После кратчайшей передышки Мэри все же сочла необходимым пройтись по дому и посмотреть на столь роскошный, но в тоже время стародавний интерьер царских времен. Домик был достаточно не большой, всего на всего 230 квадратных метров и четыре небольших комнатки, не считая уборной и душевой. Как и было сказано раннее, интерьер был довольно старинным и обшарпанным, но мебель и посуда эпохи ренессанса создавали особую атмосферу величия и роскошности. В гостиной стояли большие комоды, где так восхитительно и интересно красовались чайные сервизы. Все они были расставлены на отдельные полочки и подписанные на английском языке кому они принадлежали раннее. На самой верхней полочке располагались сервизы, которые принадлежали Людовику 14 и королеве Елизавете Первой. На самой нижней сервизы были в качестве подарка от родных и друзей, а чуть ниже были те, что не представляли никакой ценности и были куплены на воскресных ярмарках. Пока Мэригон неторопливо рассматривала столь ценный и роскошный антиквариат в гостиной, Алан незаметно спустился с верхнего этажа и любезно предпочел прервать затянувшиеся тишину.

- Ой, вижу вас также привлекли чайный сервизы! Признаться честно вы далеко не первая, кто так пронзительно их рассматривает придя впервые в мой скромный дом.

- Да, они действительно шикарные и очень ценные для нашего времени! Вы наверное очень влиятельный человек, раз имеете столько раритетных вещей, ценностей в этом особняке- промолвила Мэригон, продолжив при этом пристально восхищаться происходящем.

-Да что вы...- насмехаясь продолжил Алан. Я никогда не держал в руках больше 1000 франков, да и работа не позволяет мне стать таким богатым и независимым. Все равно на что то будет и не хватать

- А как же...

- Этот особняк? Да бросьте, он достался мне по наследству от двоюродной тетушки, которая последние двадцать лет прожила в Вашингтоне. Она у меня любила жить в крупных городах и подстраиваться под их ритм жизни, дабы не сойти с ума от безделья. Но сами понимаете.. Америка страна такая уязвимая, что опасные болезни к ним приходят намного чаще, чем в Германию или Италию и к большому сожалению, выдержать такой наплыв всяких болячек не смогла и скончалась год назад от рака – с ущемлением произнес Алан и попытался сделать ненавязчивый жест, дабы сменить тему и невзначай пригласить Мэри попить чашечку травянистого чая.

- Думаю, находясь тут с вами я просто обязан показать вам мою редкую коллекцию картин от очень известного художника. Даже не сомневайтесь, вы будете в полном восторге от увиденного.

Слегка обняв Мэри за поясницу и бережно поправив кончики волос, он грациозно указал на такие же старые ступеньки лестницы и аккуратно повел ее наверх. Под их ногами начал издаваться слишком противный скрип. В этот момент Мэригон направила свой неуверенный и обольщенный взгляд на Алана, будто бы хотела точно удостовериться, что данные помехи никак не помешают добраться им до места назначения.

На чердаке, куда Алан привел Мэригон было достаточно пыльно и душно. Помещение представляло собой маленькую комнатушку с таким же крохотным окошком, через которое так изящно и живописно прокрадывались лучи солнечного света. На полу чердака небрежно валялись куски ватмана, а также старые полотна потертой атласной ткани. Увидев это безобразие Алан засмущался как ребенок и неожиданно покраснел. После, быстро сорвался с места и начал наводить не большой порядок, при этом многократно и нелепо извиняясь перед очаровательной мадам.

- Да что вы, не стоило, все в порядке, вам не о чем беспокоиться – в ответ на его извинения, озабоченно проговаривала Мэригон. В этот момент она тоже немного засмущалась и почувствовала себя слегка виноватой и обольщенной. Какой позор, поставила в такое неудобное положение малознакомого человека. И зачем я вообще обратила внимание на слегка небрежный вид этой комнатушки. Мэригон, признайся уже наконец, в загородном доме, что стоит на окраине Парижа и некогда принадлежит тебе, грязи и всякого хлама присутствует куда больше. Сделай доброжелательную мину наконец и соизволь наконец помочь человеку.

-Коль вы уж намеренно решили навести здесь порядок, то соизвольте вам помочь мистер Алан

- Ох, нес стоит милая леди, к тому же я уже почти закончил и через пару мгновений буду готов показать коллекцию моих картин. Закончив с уборкой, Алан будто просветлен и наполнился насыщенной и свежеиспеченной энергией, которая так стремительно и импульсивно наполняли его жила. Он явно находился в преддверии чего то неожиданного и приятного. Ему просто не терпелось показать столь шедевральную и изящную коллекцию его картин. В прошлом он был художником, а сейчас решил временно отдохнуть от повседневной творческой суеты и насладиться минутами прекрасного и умиротворенного.

- Ну что же мы медлим, я нахожусь в бешенном предвкушении, дабы показать вам наконец таки мою коллекцию. Поймите меня правильно, но эти шедевры для меня очень много значит. Это далеко не пустые полотна с хаотичными мазками, это моя прожитая жизнь, мои горькие страдания и переживания. Все они буквально прожили мою жизнь вместе со мной и в этом кроется их таинственная и главная изюминка. Я вас уверяю вам просто необходимо самой это увидеть и прочувствовать.

На этих словах Алан немного разнервничался. По его телу пробежали маленькие крупинки пота и едва преуспели пощекотать выразительный нос Алана, как он все же успел резво утереть нос и приготовился открывать огроменную материю, за которой собственно и пряталась его коллекция.

- Вы ничего не подумайте обо мне плохого, просто пыль на картины ложиться слишком быстро и я просто не успеваю проделывать влажную уборку так часто.

Лицо его померкло на несколько минут. Увидев до боли знакомые картины, он неожиданно заплакал. Немного погодя по его бледной щеке пробежали первые хрустальные слезинки и именно в этот момент на него, будто неимоверным и хлестким ураганом, нахлынули до жути теплые и искренние воспоминания. Его душа наполнялась чем то теплым, радостным и одновременно тяжелым и угнетающим. Алан осторожно взял одну из картин, которая находилась у самого края и так же бережно вручил ее Мэригон.

- Эту картину я посвятил ныне покойной жене Стэффи. Она умерла год назад от очень сложного заболевания и этот портрет я закончил как раз за две недели до ее смерти. До сих пор мне очень сложно в это поверить – с чувством большой потери и скорби произнес Алан

- Очень вас понимаю, мистер Алан. Совсем недавно я также потеряла маленького сына, находясь при этом совершенно в другой стране.

Мэригон неловко повернула картину поближе к себе и внимательно присмотрелась. Покойная Стэффи напоминала ей одну очень известную актрису девятнадцатого века. Ее элегантный прикид и выразительные глаза невероятно сочетались с интерьером гостиной и вечерним закатом. Хоть она и выглядила немного подавлено и бледновато, но она была прекрасно. Что-то было в ней такое простое и доброе, что отличало ее от массы омерзительных и лицемерных людишек.

Неожиданно в воздухе повисла откровенная и в тоже время неловкая пауза. Алан в тот момент сделал через чур задумчивый взгляд, который так аккуратно и утонченно устремил на самую дальнюю картину (где по всей видимости была изображена его ныне покойная жена). Сложно было конечно представить, что чувствует его влюбленное, но в тоже время разбитое сердце. Но Мэригон смогла! Смогла тот час прочувствовать всю его душевную боль и немощные страдания, смогла услышать, как тихо и беспощадно вопит, рушится, изнывает его душа.

Их судьбы точно чем то схожи, будто переплетены тонкими нитями между собой. Мэригон это смогла понять и принять. Ее хрупая и бойкая натура мгновенно смогла перебороть внутренний страх, боязнь, тревогу и старательно попытаться поддержать. Минутами спустя она все же решила прервать эту невольно затянувшуюся паузу и сделав приглушенный хрип, она продолжила говорить:

- Алан, вы действительно великолепный художник, а ваша жена была непривычно красива и добра. Я это прочувствовала... Иногда мне кажется, что вы пишите не руками, а душой. Искренне прошу извинить за мою придирчивую любознательность, но если вас не так затруднит моя просьба, то не могла бы вы мне поподробнее рассказать о вашей покойной жене? Поверьте, мне стало очень интересно узнать о такой прекрасной и загадочной особе.

Тут Мэригон в очередной раз почувствовала себя крайне неловко, но теплое и неожиданное похлопывание руки Алана, помогло ей удостовериться, что ее маленькая просьба не поставила его в глупое и нелепое положение.

- Признаться честно вы меня немного смутили, но поверьте мне очень приятно такое слышать. Многие мои знакомые никогда не спрашивали о Стэффи и малейшие подробности о нашей счастливой жизни никак не воспринимали и после услышанного сразу забывали. Всех интересовали цены за мои картины и стоимость тех самых чайных сервизов, но поверьте мне, они бесценны. В каждой картине кроется история, да да, те самые истории, воспоминания, события которые со временем стали очень дороги и ценны мне. Что ж не буду многословить и предлагаю вам просмотреть остальные мои работы, а я пока постараюсь рассказать вам о моей первой и последней любви, моей избраннице – Стэффи.

- Было мне тогда лет двадцать с небольшим. В Париж я тогда приехал первый раз и совсем плохо ориентировался на местности, даже с карманным навигатором. Погода стояла по истине ужасная и мрачная. Гостиницы тогда располагались очень далеко и неудобно от главного аэропорта. Приехал я значит в гостиницу весь слизкий и мокрый (бррр). А Стэффи в тот момент работала на стойке регистрации. Еще на входе в гостиницу я заметил ее изумительно пышную прическу с легкой кудряшкой. Как принято сейчас говорить ...любовь с первого взгляда? Да, у нас была именно она, такая же наивная и искренняя любовь. В гостинице я пробыл всего лишь недели две и за столь короткий миг, как мне казалось, мы так и не успели признаться друг другу в нашей искренней и первой любви.

Но на этом история как вы наверное догадались не завершилась . В день перед отъездом я был таким растерянным и забывчивым, что по нелепой случайности забыл конверт с документами. Помощница Стэффи обнаружила его полчаса спустя, но к сожалению тогда я уже был на пол пути в Ниццу. Благо на тот момент у меня был замечательный помощник Леон, который добродушно согласился съездить в этот отель еще раз. В этот момент Алан проворно поправил пиджачок, ехидно приподнял свои густые бровки (создавалось впечатление, что будто бы во вот Алан не угомонится и начнет флиртовать с Мэригон), но к счастью все обошлось и он продолжил рассказывать, правда уже с более оживленной и проникшей интонацией. «И тут, моя дорогая, началось самое интересное. Стэффи хоть и была юнна и младше меня на 4 года, но сообразительностью и хитроумностью она явно не прибеднялась. Как оказалось чуть позднее, Стэффи успела подложить мой портмоне записки с ее адресом и телефоном. И я признаться невзначай, до сих пор утверждаю всем знакомым и близким друзьям, что именно тот самый конверт и стал символом нашей долгой и семейной жизни. Жил я от Парижа далеко и навещал до женитьбы тоже редко, но наши поздние звонки и бесконечные подарки по почте не подавали мне и малейшего повода сомневаться, что именно она тот самый человек, кто смог мне подарить неимоверную и настоящую любовь. С ней я мог забывать обо всем и с каждой минутой успевал познавать то самое тихое, истинное, а самое главное безмятежно-пронзительное счастье. Именно то, что сумели познать и ощутить только мы со Стэффи.

Душевная беседа Алана и Мэригон продлилась до позднего, пасмурного вечера. За окном мимолетно поддувал летний ветерок, людей на улице становилось все меньше и меньше и в какой то момент шумные парижские скверы превратились в сокрытые, таинственные и чарующие улицы, тот час напоминающие атмосферу из фильмов ужасов, а может и наоборот, из унылого и некогда трагичного романа Ремарка.

Когда наступает ночь, голубая дымка дня поднимается, чтобы показать звезды. В это время мир людей будто бы замирает, становится тихим, словно безмолвным. На улицах все меньше прохожих, дороги пустеют на сотен машин, все больше окон загораются светом в домах. Тень опускается на улицы, где лишь одинокие фонари освещают маленькие островки вокруг себя.

Когда ночь совсем опускается, звезды начинают сиять словно сахар,который так случайно и равномерно пролился на черный мрамор, блестящий на солнце. Ночное небо становится таким желанным зрелищем, которое казалось волшебным на каждом закате и обещало вернуться, погасая в первом свете рассвета.

Но это зрелище длится не долго. Как и все прекрасное на свете, кромешную ночную тьму нужно уловить. Представление прекращает появление бледного зарева, которое с каждой минутой разгорается все больше и больше. Так, небо делится на две части — очень темную и очень светлую. На темной части неба загорается свой фонарь — луна, которая светит так ярко, будто солнце пробивается сквозь тучи в пасмурный день. Луна покрывает все своим серебристым цветом и ночь приобретает совершенно иную атмосферу. Ничего не слышно, на улицах никого и так продолжается до тех пор пока светлая сторона неба увеличивается и не поглощает все небо. Тогда просыпаются птички и начинают будить все живое своим пением.

Алан неожиданно прекратил свои продолжительные мемуары и провел Мэригон в угловую комнату на чердаке. Мэригон хоть и пыталась вежливо пойти на отказ, но была не в состоянии вести громкие возражения по этому поводу и поэтому полностью подчинившись Алану, она неуклюжа встала с пола и медленно начала перебираться по лестнице, лишь изредка при этом что то бормотала себе под нос.

Уснула она мимолетно и так сладко, что шум от проливного дождя не доставлял ей даже малого дискомфорта. Алан тем временем все же не решался ложиться и лишь изредка поднимал свои уставшие веки на такой же уставший и приглушенный Париж. Во многих домах и квартирах было настолько душно, что люди теряли сознание и многие умирали в реанимациях. Окна и двери никто не открывал и помещения проветривали крайне редко, так как все боялись, что вирус передается воздушно-капельным путем и одурманенные люди защищались как могли.

Алану повезло, ведь он жил в пригороде Париже, где такие заболевания были не частым случаем в медицинской практике, но каждый день напролет он не мог смотреть на такое равнодушным и циничным взглядом. Ежедневно он ему приходилось быть невольным свидетелем того, как маленький ребенок терял своих родителей или наоборот, родители теряли своих единственных и драгоценных сыновей и дочерей. Слышал он все..все что не должен казалось бы никогда слышать...от беспомощного плача ребенка до надрывистого крика взрослого человека и мольбой о пощаде « Пожалуйста только не сейчас..»

В маленькую щелочку деревянных окон начали пробираться первые лучи солнца. Париж начинал невольно просыпаться и на улицах стали появляться первые горожане ( к числу таких ранних пташек можно было отнести медиков, курьеров и рабочих. Всем им приходилось мужественно и хладнокровно днями напролет брать удар на себя. Никто не знал, прийдет ли он сегодня домой живым, но каждый думал только о своей семье и оставлял позади веру во спасения себя, дабы спасти тех перед кем мы прежде всего в ответе.