Делец на крови
- А что было дальше? – в воспоминания вклинился голос гостьи.
Оисин вздрогнула, прикоснулась к прядям челки и растерла волосы между пальцев.
- Что было дальше? – задумчиво повторила за ней баобхан сит, остекленевшими глазами смотря куда-то за спину женщины. – Дальше сделка. – резко оборвала она повествование и улыбнулась. – На скольких годах хочешь ее основать?
- Ты сохранила мне жизнь в течение месяцев, я могу отдать тебе десять лет и пятьсот миллилитров крови, долг будет уплачен, так? – запрокидывая голову сначала назад, а потом перекатив с одного плеча на другое в разминке, предложила женщина.
- О, идет-идет. – в привычной манере заулыбалась Оисин, хлопая себя иссохшей рукой по коленке.
- А какое условие будет у нашей сделки с твоей стороны? – ответом ей был глухой стук упавшего внутрь тела, то был Мисак со следами терзающих клевков птиц на лице.
Охотник кое-как поднялся на ноги, хрустя уже давно разломанными костями, звук был настолько внезапным и пронизывающим, что мороз прошелся по коже спины, гостья отползла от входа в хижинку и рефлекторно схватилась за запястье баобхан сит, осторожно уводя ее с собой.
- Ты понимаешь, что происходит? – тихо спросила гостья, не отводя настороженного угрюмого взгляда от проема, делающего их беззащитными.
- Ведьма начала вспоминать. Я очень рисковала, посылая Мисака к тебе с едой, думаю, мне было просто жалко тебя, как жалко себя сейчас. – спокойно выдала баобхан сит и перехватила ее руку, сплетая пальцы. – Рябина не даст им войти.
В подтверждение, прислужники Ведьмы яростно били крыльями, пытаясь спихнуть с дороги оберегающую порог веточку. Под злобное карканье Оисин поднесла руку гостьи ко рту, царапнула длинным на удивление чистым ногтем и пригубила выступающую кровь. Старушка отметила, что гостья не шелохнулась, но слегка поморщилась, возможно, тоже понимая, что оберег не защитит их надолго.
Не хотелось делать больно человеку, но времени не осталось, так думала Оисин, делая царапину больше и в нескольких местах рядом, она уже все продумала и приняла решение в тот момент, когда поняла, что совсем отвыкла от человеческой крови: нет больше той страсти, нет и баобхан сит.
«Очеловечилась» - со смехом заметила про себя старушка, постепенно молодея и возвращая себе былую силу.
Ее седые волосы окрасились в дикий каштановый цвет с бежевыми пятнами, словно шерстка у молодого оленя, а в челке проявилась изумрудная прядь. Она все пила и пила, не поднимая глаз.
- Когда все закончится – состриги ее. Будет тебе мой подарок. – проследив за взглядом женщины, улыбнулась одними глазами Оисин и сделала последний глоток, а когда ее гостья попыталась встать, перебирая рукой по черным бревнам и вновь оседая на пол, бросила. – Сиди тут.
Переступая порог и наполняясь до краев растерянностью, волнением и распирающим восторгом от матери природы, вытеснившей смрад горящих тел, крики, разрушенный до основания людской быт и покрыв его чудесной свежей травой, высокой и пахнущей множеством солнц.
Сколько теплых нежных лет она пропустила в клетке из воспоминаний о былых временах? Нужно было закончить их страдания давным-давно, как Мисак когда-то отпустил свою дочь и впустил в сердце ее, так и ей стоило отпустить его и вернуться к привычному существованию баобхан сит, полной сладкой крови и долгих тихих столетий под боком у смертных, сменяющихся взрывами безудержного веселья на праздниках, которые устраивают ее сестры.
«Сестры!» - промелькнуло, словно фейерверк, в голове. Нет, она здесь не умрет. – «Не сейчас!» - придала себе уверенности Оисин и напрягла копыта, давно же она не скакала по полям, играя в их любимые догонялки с зайцами.
Воспоминания о былых прелестях жизни придала ей уверенности даже при виде Ведьмы.
- Показалась все-таки. Выползла. – рыкнула, переполненная азартом, Оисин и раскачалась на ногах.
- Ты, - прошелестела Ведьма, почти не меняясь в лице. – съела ее?
В пару прыжком баобхан сит взобралась на крышу, уперев правую руку в бок, в ее развивающейся гриве танцевал прохладный южный ветер, коего она не чувствовала уже давно, и когда налетали Вороны, тот был на ее стороне, снося своими невидимыми лапами и прижимая их прямо к земле.
Мисак заковылял ко входу в хижину, перегородив единственный выход и перехватил поудобнее топор. Оисин смерила его долгим взглядом и вновь повернулась к Ведьме:
- Зачем тебе этот человек? Так тяжело ни о ком не заботиться? Посмотри на себя, Ведьма. Посмотри на свой дом! Там жили любовь и тепло, а сейчас там пусто и пыльно, как в твоем сердце. – Оисин издала животный визг-вскрик, зовя на помощь своих сестер. – Мы похожи, ты знаешь? – обнажая человеческие клыки в улыбке, почти пропела баобхан сит.
- Тебя люди не лишили, - сжав кулаки сильнее и прислонив руки к юбке винного платья, злобно заметила Ведьма. – НИЧЕГО! – ее крик эхом прошелся по полю, сопровождаемый волнами силы. Нет, она не гиана и никогда не станет нечистью. – От нее хоть что-то осталось?
- Почему тебе это так важно? – спускаясь вновь на землю в траву, щекочущую кожу под оленьим мехом, поинтересовалась Оисин, ее копыта зарылись в мокрую после дождя почву, ощущения дошли до самого сердца, и она с радостью бросилась на Ведьму, отражая когтистой лапой удар ее приживалы.
Ирбис с метровыми крыльями каждый, оторванными некогда у белоголового сипа, отступил, обнажив клыки в утробном рычании. Примяв траву массивными лапами с выступившими когтями и окропив ее кровью баобхан сит, ирбис приблизил морду к земле, готовый к прыжку. Оисин потрогала рану выше локтя на внешней стороне руки, кожа вокруг нее сморщилась, обращаясь в старческую.
«Потяну время, а там посмотрим» - раздумывала нечисть, смотря прямо в глаза зверя.
Приживала отпрыгнул в бок и помчался прямо на Оисин, в момент пригибания и прыжка, нечисть отскочила и решила вести наблюдение на крыше хижины, но, как оказалось, крылья ему не для красоты пришили. Ирбис взмыл в воздух, пролетая над головой и пикируя прямо на баобхан сит, уже взобравшуюся на крышу.
Оисин знала, сейчас ее сил не хватило бы даже на то, чтобы оттолкнуть от себя тварь до того момента, как когти и зубы вопьются в плоть. Ведьма точно не полезет с ней в прямую конфронтацию, а вот ирбис загрызет за милую душу.
Так и произошло. Глухой вскрик и последующий скулеж прошлись по стенкам дома Мисака, ее прижали к треснувшим бревнам, несколько когтей вонзились в бок живота, рот зверя, зафиксированный руками баобхан сит, нависал над лицом, капая слюной на лоб и щеки. Еще мгновение, и пасть схлопнется, прожевав кисти рук, а потом вгрызаясь в лицо, чтобы оторвать кожу с плотью вместе с месивом из сломанных костей.
Вот сейчас. Уже кровоточили руки, клык впился в ладонь, проникая почти полностью. Ее тело рассыпалось от старости и нехватки сил поддерживать молодую форму, Оисин сглотнула, уперлась копытами в пузо приживалы и собрала всю волю к жизни, какую хранила и поддерживала с помощью Мисака долгие десятки лет.
Нет, она тут не умрет.
«Не сейчас!»
Оисин вскрикнула еще раз, что выбило из нее последние остатки воздуха, тяжелая лапа давила на грудь, ребра внезапно хрустнули, а с ними и колени Мисака. Тот разогнулся и, ведомый теплеющим воспоминанием о дочери, кинул топор в сторону ирбиса. Оружие вонзилось близко к боку животного, но не задело его. Да и вытащить его в таком неудобном положении было тяжело, и Оисин совсем поникла.
Она смотрела на черенок топора, ее руки и копыта заходились дрожью, она вложила последние силы, чтобы вывернуть челюсть ирбиса и вывести зубастую пасть из уравнения о спасении, и, услышав щелчок, вытащила кисти, с большим усилием скользя пальцами по заржавевшему лезвию топора. Собственное тяжелое дыхание в ушах перекрыл внезапный вздох и вскрик Ведьмы. Ирбис повернул морду в сторону своей хозяйки, призванный защищать ее, он слишком увлекся и недоглядел.
Оисин не видела, что происходит за тушей приживалы, лишь усмехнулась его болтающейся нижней челюсти и продолжила тянуть пальцы к топору. Сбрось она его сейчас, тот взмыл бы в воздух и убил ее до того, как она успеет перевести дух и хотя бы встать на лапы.
- Отступи. Сейчас. – услышала она, и ирбис отреагировал мгновенно, сильнее вогнав когти в живот. – Вели ему отступить. – голос был не сестринский, слишком холодный, безжизненный, и, вроде, не гостьи.
Весняк держал у горла Ведьмы осколок обсидиана, он был одет в простую рубаху с коричневой вышивкой в виде силуэтов птиц, длинную, словно богатырскую. Голые ноги, бледные с красными коленками, и пушистые волосы с торчащими перьями не внушали страха и ужаса, но за защиту гостья все равно была благодарна.
- Все можно разрешить мирно. – продолжил юноша, но руку от горла не убрал. – Чернобог запретил проливать кровь детей его на его земле.
- Она жива? – тихо спросила Ведьма, поворачивая голову в сторону юноши в силу возможного, данного ей острыми сколами.
Воробей не решался ответить, он колебался лишь долю мгновения, но этого хватило, чтобы женщина оттолкнула его руку и сделала шаг вперед. Весняк не решился больше напасть и, обратившись воробьем, стремительно влетел внутрь дома.
- Человека это не касается. – выдавила из себя Оисин и все же смогла схватиться за топор, раскачав его, вытащила из бревна и с размаху ударила им по морде ирбиса, лезвие вошло под углом, задев глаз и переносицу. – И у нас с ним сделка! – прикрикнула под жалобный вой зверя нежить, вытащила топор и вновь нанесла удар, уже последний.
Скинув с себя косточки – основу для призыва приживалы, в которые мгновенно обратилось массивное тело, Оисин насторожилась, сестры все не появлялись. Зажав рукой следы когтей, баобхан сит с трудом слезла, окропив кровью густую траву, Мисак оставался в полусогнутом состоянии, переминаясь с ноги на ногу.
- О, я выпью тебя досуха, Ведьма. – беззлобно, возвращая в голос ноты азарта, промурлыкала нечисть и двинулась медленными шажками к застывшей женщине. – Но сначала ты расскажешь мне, зачем тебе этот человек.
- Раз выпила кровь, знаешь. – коротко ответила Ведьма, отступая назад. – Я приютила их. Они мои.
Ее волосы трогал утихший ветер, в одной руке она сжимала еще одну горсть косточек, что не утаилось от быстрого взгляда Оисин, она остановилась, размышляя, как поступить дальше. Набрав воздух в легкие, нечисть вновь издала взвизг-вскрик и вдалеке услышала наконец звуки приближающихся копыт. Наполненное сердце восторгом и трепетом перед встречей с сестрами забилось о сломанные ребра с новой силой.
- Тем паче, она такая же любимая дочерь Чернобога, как и я. А вот ты, Ведьма, как рождена была человеком, человеком и умрешь! – за словами Оисин последовал игривый вой прекрасных баобхан сит.
Ведьма успела лишь развернуться на одних носках. Постукивая копытами, они приблизились к Ведьме и накинулись на нее, разрывая когтями, с диким хохотом беснуясь над кровоточащим телом. Дикими животными баобхан сит, напоминающие фавнов-дев, выли окровавленными ртами, в приветственной радости встречая любимую сестру. Одна из них поднялась, ее волосы разметались по телу длинной косматой гривой, прикрывая частично живот и грудь. Сестра подошла к Оисин и схватила ее за руку, царапнув когтями и подводя к заслуженной добыче.
Осторожно вышла гостья, мягко отталкивая Мисака. Приблизившись к нему, женщина все равно не почувствовала запаха разложения, хоть и спохватилась задержать дыхание.
- Оисин. – позвала она.
Оисин не ответила, только подняла руку в просьбе подождать. Снимая платье, разрывая внутренний корсет, она добралась до крупного скопления вен на внутренней стороне бедра и крепко впилась в него когтями. Разрывая кожу и выпуская кровь, она принялась жадно пить, ощущая, как легче дышится теперь прекрасной Оисин.
Гостья погладила Весняка, и тот клюнул ее за палец. Из-под крыла его выглядывал маленький мешочек, в котором и хранился тот осколок обсидиана. После смерти Ведьмы, Вороны обратились в деревянные статуэтки, и женщина решила забрать их себе, она погладила их, получила занозу и зубами попыталась подцепить ее и вытащить из большого пальца. За этим занятием гостью застала Оисин.
- Я не сказала свое условие. – радостно улыбаясь, пропела нечисть, заметно помолодевшая, и села рядом, чувствуя, как приятный ветерок ерошит ее гриву сзади, солнечные лучи нежным летним теплом ласкают лицо, медленно закатывая светило за горизонт, а трава заворачивается между скрещенными копытцами и сочленениями согнутых коленок. – Я хотела, чтобы ты убила Ведьму, раз она разрешила тебе войти. В силу, - она махнула головой в сторону тела, - обстоятельств, сделка отменяется, а долг ты уплатила.
- Что теперь? – тихо спросила женщина, с любопытством выискивая глазами остатки истории о сгоревшей деревне.
- Я хочу отпустить его и отправиться с сестрами смотреть мир, наверное, он сильно изменился. – Оисин мечтательно улыбнулась и прикрыла глаза. – Я никому не скажу твой секрет. – понизив голос, добавила нечисть.
- Секрет? – встрепенулась женщина, наигранно-недоуменно хлопая глазами, и с улыбкой добавила, наблюдая за выжидающим прищуром. – Какой именно?
- Да все! – всплеснув руками и игриво задев женщину локтем, прикрикнула Оисин. – Тебе повезло, что я такая добрая. - обе коротко посмеялись, смотря друг другу в глаза, на мгновение на лице баобхан сит промелькнуло беспокойство. – Ты будешь в порядке? Ты можешь пойти с нами.
В подтверждение оставившие в покое труп Ведьмы сестры приблизились к ним на корточках и одобрительно закивали.
- Мы любим играть. – пропела одна, а другая подхватила:
- Ты вкусно пахнешь.
Оисин втянула носом еле уловимый запах медовых сот, исходящий от гостьи, и положила голову себе на колено, запах смерти отступил. Среди людей женщине не стоило быть, так думала Оисин. Увидев отрывки ее жизни, вмешанные в кровь, нечисть испытывала смешанные ощущения ведь, с одной стороны, Чернобог прижал ее к груди тем, что привел на свои земли и предложил ей дом.
«А с другой стороны, какая эта уже по счету жизнь? В компании проживать оставшиеся куда приятнее, верно?» - перекатывала она мысли от щеки к щеке, но высказать их так и не решилась.
Отвлекли ее от раздумий осторожные движения гостьи, скользящие по коже вокруг рта, Весняк уже успел окунуть в колодец сложенный квадратом платок и принести его обратно. Холодная мокрая ткань впитывала засохшую кровь, а разгоряченные сытостью тела облепили их, защищая от столь же холодного ветра.
- Melltigedig gan ailenedigaeth. – подцепив когтем прядь ее волос, пропела Оисин, и женщина вздрогнула.
- Я не уверена. – дернув плечами, ответила гостья и перевернула платок другой стороной, чтобы спуститься к шее и убрать оставшуюся кровь. – Думаю, Чернобог решил привести меня сюда из-за ребяческого соперничества с Белобогом. Они довольно заносчивые и в нашу последнюю встречу пытались откормить меня кусками вареной курицы и картофеля с укропом и маслом. Словно, совсем не выросли. Показывали мне фокусы с шариками теста и учили, как перекатывать златник по костяшке туда-сюда.
- О, они поспорили? О чем? – оживившись, развеселившаяся Оисин, принялась ерзать по траве в нетерпении.
- Останусь я или вновь уйду странствовать. – с улыбкой ответила женщина. – Но еще у Чернобога было ко мне какое-то дело. В этой моей жизни. Пока не сказал. – снова легкое пожатие плечами. - Может, ждет, когда я решу, что делать с твои предложением. – подметила она и игриво подмигнула, поспешно опустив руку с платком, чтобы Оисин заметила этот жест.
- И что ты решила? – вклинилась обнимавшая ее баобхан сит и заулыбалась, переводя взгляд на аппетитного в ее глазах Весняка, облизав губы, нечисть получила щепок клювом в нос и вернула взгляд на гостью.
- Я думаю, ей тут понравится. Оисин, поможешь мне? А после я дам ответ.
Нечисть охотно закивала, отпуская сестер ждать ее в лесу. Две фигуры направились к двухэтажному дому Ведьмы и Ярополка, пребывая всю дорогу в молчании. Когда обе подошли к приоткрытой двери, Оисин дернула ту за рукав кремовой туники с маленьким треугольным вырезом.
- Можно войти? – лукаво прищурившись, спросила баобхан сит и нетерпеливо постучала копытцом по ступеньке крыльца.
- Да. Да, ты можешь войти. – слегка растерянно ответила ей гостья, кажется, став хозяйкой.
Она перехватила ее руку, открыла дверь и прошла с ней по залу до знакомой лестницы. Пройдя на второй этаж под громкие восклицания и, в любопытстве, открытый рот Оисин, новая хозяйка жилья проскользнула в свою спальню-комнату и подвела нечисть к ящику 50х50см.
- А при телесной жизни она так же хорошо понимала наше наречие?
- Что? – вопрос ввел в короткий ступор.
- Я изначально с тобой разговаривала не на человеческом. – насупившись, пояснила Оисин и присела на коленки перед ящиком. Прильнув к нему щекой, она прислушалась и продолжила, тепло улыбнувшись содержимому. – Я сразу подумала, что ты какой-то непросто человек. Я и сейчас на нем говорю, ты не заметила?
- Не заметила. – присев на корточки и улыбнувшись тому, как бережно собеседница гладила ящик, на выдохе призналась хозяйка. – Наверное, это в подкорку вшито.
- Она уже знает, как хочет это сделать?
Оисин пронаблюдала, как женщина достает из-за пазухи две статуэтки Воронов и ставит их на подоконник. Скрипнула дверь шкафа, перетягивая на себя внимание.
- Да, всё в ящике. - коротко бросили в ответ.
Женщина без имени облокотилась на подоконник и уставилась в окно. Конечно, память, как и умения, частично сохранялись из жизни в жизнь, что являлось явным плюсом, но жирный минус в виде разбирательства с людьми каждый раз, когда она попадает в какую-нибудь необычную семью, вроде последней, и спешно ее покидает, ставило крест на полном наслаждении ею.
Оисин оказалась первой, кто разделил с ней и этот секрет, и новый крест в очередном цикле, и, возможно, жирный минус сделает их друзьями, а значит, всё не так плохо.
«Все очень даже хорошо!» - подбадривала себя хозяйка с проклятьем.
Всё же, кроме старых и новых друзей, с ней сохранялось нечто очень приятное и неизменное - цель.
Когда живешь не первый век, цель ощущается, словно, язык, успокаивающий щекочущее небо резкими прерывистыми движениями.
Весняк спрыгнул на подоконник и постучал лапками в сторону деревянных фигурок, с нескольких попыток смог поддеть одну за донышко и опрокинуть, после, ещё и победоносно чирикнув на неё.
Перехватив воробья под лапки, женщина подняла его, прижала к груди и обернулась на Оисин.
- И я тут вспомнила, мой друг как-то предположил, что ты начинаешь понимать язык нечистивых после того, как на тебя накладывают проклятье. Потому что, кажется, все наши общие знакомые внезапно начали понимать его.
Оисин улыбалась, ей было совсем не интересно слушать что-то о человеческих проклятьях, ибо люди в целом мало интересовали баобхан сит, кроме времени кормёжки, но из уважения к сладко-пахнущей полунечисти, она слушала внимательно и не отводила взгляд, ни когда новая хозяйка дома говорила, ни когда они несли ящик вниз, чтобы потом поставить его в заросшем саду.
- Хочешь наружу? - постукивая когтями, спросила Оисин, и, видимо, услышав удовлетворительный ответ в вечерней тиши, кивнула сама себе.
Она поддела крышку пальцами и сбросила ее на пол. Последние лучи солнца теплыми ладонями огладили содержимое и скрылись за горизонтом, словно спрыгнувший озорник с забора чужого сада.
Женщина осторожно вытащила бурого цвета сверток, пока Оисин уже вовсю копала яму, ощущая приятное тепло от тельца Весняка, нахохлившегося у нее на голове. Но вот, комочек земли попал аккурат ему в крыло, и воробей встрепенулся.
- Весняк, помоги мне. Обернись.
Оберег спрыгнул аккурат внутрь ящика и обратился человеком. Юноша по привычке держал руки сложенными за спиной, чуть ли не до хруста выворачивая лопатки.
- Принеси мне из дома кремень и кресало, они у камина, и мою ветровку с облезлым мехом. Она под кроватью.
Оисин в этот момент вовсю помогала себе копытами, уперев ладони в костлявые колени.
Когда яма была закончена, а все нужные ей приготовления завершены, женщина положила в неё сверток и подожгла ткань. Огонь с мгновенным аппетитом проел часть тонких слоёв, обнажая содержимое: череп и аккуратно сложенные кости, потемневшие от времени.
Пепел в глубокой ночи накрыли чистой тканью и рыхлой почвой, а зажатое некогда между зубами семечко клубники проросло крепким ростком.