В облаках #Wattys2016

- Какого хрена ты не отвечаешь? – Черт меня дернул ответить на незнакомый номер, который высветился на дисплее. Майк обрывал мой телефон на протяжении всего дня, и каждый его звонок я отправляла на голосовую почту.

- Я перезвоню тебе позже, - нажимаю на экране на красную кнопку и прекращаю то, что началось вчера вечером. Чертов Сандерс, он везде – в моих мыслях, воспоминаниях. Я до сих пор могу чувствовать его вкус на своих губах. Чувствовать, как он входил в меня в идеальном ритме. И мать твою, я понимала, что начинаю влюбляться в него. Все три месяца я не переставала думать о нем и видеть его на занятиях. Но сейчас я хочу закрыться и спрятаться от него и от своих чувств. Для нас с ним только два исхода, если эти отношения перейдут во что-то большее: мое разбитое сердце и раздавленная гордость, которая прячется под одеялом в моей квартире в Нью-Йорке; либо это подгузники, бесконечные крики и плачи, моя отвисшая грудь и бесформенное тело. При мысли о последнем, меня невольно передергивает, и по телу проносятся мурашки. Отношения никогда не бывают просты. Поначалу ты наслаждаешься каждым моментом вашей «ванильной жизни», а затем как будто спускаешься вниз по лестнице в озеро проблем. И с каждой ступенькой, ты все больше и больше погрязаешь в этом дерьме под названием «бытовая жизнь». Моя же жизнь только начинается. Карьера, парни, веселье, выпивка, новые знакомства и снова парни. Я хочу оставить Сандерса лишь одним из своих «счастливых моментов». Если не считать моего бывшего, то Майк - второй парень, с кем я спала. И это не такой большой опыт, чтобы сказать: «Все, я нашла себе мужа». Нет. Я хочу распробовать всё и всех, чтобы не сглупить с тем, кого действительно увижу в роли мужа и спутника всей моей жизни.

Мобильный снова начинает вибрировать, теперь я уже не допускаю предыдущей ошибки и смотрю на номер входящего звонка – Майк.

- Да что же ты просто не оставишь меня в покое! – стону я, и снова провожу большим пальцем по прохладному гладкому дисплею, отправляя звонок на голосовую почту. Если так хочет услышать меня, то там он может наслаждаться моим голосом до короткого гудка. От этой маленькой пакости, на лице появляется самодовольная улыбка.

Я снова поднимаю взгляд на то, к чему я шла долгое время. Мой первый рейс – Нью-Йорк – Даллас. Четыре часа полета над землей и облаками. Кровь медленно начинает бурлить в моем теле, и я окончательно забываю про Майка, глядя на Airbus A319. Он кажется таким большим и, не смотря на то, что я точно знала, как он взлетает, все равно не могла понять, как такая тяжелая штуковина может поднять нас вверх. Делаю глубокие вдохи, чтобы не начать паниковать, но черт, я была готова визжать от восторга, прыгать, бегать по всей взлетной полосе или вокруг самолета. Я готова обнять каждый сантиметр фюзеляжа. Но я думаю, что меня бы тут же забрали в больничку на проверку адекватности. Поэтому все, что я могу – натянуть самую охренительную улыбку, и работать. На предполетном брифинге я познакомилась с членами экипажа, все были достаточно милы, и не придали особого значения тому, что я стажер. И с того момента два часа подготовки к полету пролетели как одна минута. Все чему нас учили, я делала словно на автопилоте, не упуская ни одной мелочи. При входе пассажиров на борт, улыбка сияла на моем лице еще сильнее, потому что я осознавала, что вот-вот мы взлетим.

Все проверенно, пассажиры на местах, а я поднимаюсь по трапу, чтобы закрыть двери и отправится в свой первый полет.

- Кира! Какого черта! Кира, подожди! – долбаный Сандерс. Я закатываю глаза и поворачиваюсь к нему, глядя, как он взбегает по трапу ко мне.

- Что тебе нужно, Майк? Я работаю, нам нужно взлетать. Мне некогда выяснять с тобой отношения, и вообще... – но Майк не дает мне договорить и, подбежав ко мне, целует страстно, сильно, возмещая то, что я не дала ему утром, стирая все следы существования моей красной помады на губах.

- Я просто хотел пожелать тебе удачи, - отстраняясь, говорит он. – Ведь я помню, что ты добивалась этого очень упорно, и чуть не сломала мне челюсть. Просто, позвони, как приземлишься.

- Зачем? – делаю шаг назад от Майка.

- Просто позвони и все. Если я не получу звонка от тебя в течение шести часов, то сам прилечу к тебе. Нам нужно поговорить. И мне не важно, как сильно тебя вымотает этот полет. Если я прилечу, то о спокойной и тихой ночи можешь забыть. – Я вижу в его взгляду что-то еще, кроме желания довести меня. Какую-то грусть и тоску. Брови Майка сдвинуты вместе, что говорит о его расстройстве или растерянности.

- Кира, вылетаем, - говорит старшая стюардесса. – О, добрый день, мистер Сандерс, - женщина, прищурившись, смотрит на Майка. – Кира, поторопитесь.

- До свидания, мистер Сандерс. Спасибо за напутствующие слова, - говорю наигранно.

- Ты все поняла? – чуть строже спрашивает Майк приказным тоном, который пробирается под кожу, возвращая меня в сегодняшнюю ночь, где он был властным и требовательным.

- Так точно, сэр. Всего хорошего. Делаю еще шаг назад и переступаю порог самолета, закрывая перед собой дверь, не отрывая взгляд от его голубых глаз. Услышав щелчок, дающий мне понять, что дверь закрыта, я выдыхаю тот сгусток кислорода вперемешку с адреналином, который ураганом проносился по моему телу, крови и легким, разгоняясь от бешено стучавшего сердца. Прислонившись лбом к холодному металлу двери, я закрываю глаза, стараясь успокоиться, и делаю дыхательное упражнение, как нас учили: вдох – выдох. Резко поднимаю голову и поворачиваю рычаги фиксации дверей. Все, пора.

Ребята уже проводят инструктаж для пассажиров, а я проверяю все замки шкафчиков на кухне, и сама усаживаюсь на место возле иллюминатора, пристегивая ремни безопасности.

- Дамы и Господа, добро пожаловать на рейс A9780 Нью-Йорк – Даллас. Продолжительность полета четыре часа. Приятного полета, - доносится из динамиков уверенный голос пилота – Адама. С ним мы так же познакомились на предполетном брифинге, и, следуя к своему самолету, я разузнала, что он пилотирует уже 16 лет, и что дома его ждут два сына и жена. Адам был уже седовласым мужчиной до сорока лет. Почему то именно такой образ командира корабля вызывал у меня доверие и надежность во время всего полета.

Все члены экипажа занимают свои места, и пока они пристегиваются, я ощущаю, как самолет начинает движение. Все внутри меня замирает в ожидании. Сегодня отличная погода, на небе слишком мало облаков и я могу совсем немного полюбоваться видом сверху. Жаль, что не смогу сидеть весь полет, прильнув к иллюминатору и, поджав под себя ноги, наблюдать, как под нами меняются города и реки. Как красиво разделены участки земель, и каждый прямоугольник слегка отличается цветом от другого. Но одно я знаю точно – я не пропущу закат.

Через некоторое время самолет останавливается, и это означает, что либо мы ждем свою очередь, либо разрешения на взлет. Сжимаю руки в кулаки, мечтая поскорее оказаться над Землей.

- Все хорошо, не волнуйся. Ты отлично справляешься, - говорит Кэррол, наша старшая стюардесса. Ей тоже около сорока лет, и она достаточно мила и добра, как мама. Не мудрено, что она стала бортпроводником.

- Ох, я совсем не переживаю. Просто мое сердце сейчас остановилось вместе с самолетом, чтобы сделать свой важный рывок наверх, к моей мечте. Ты не представляешь, как я мечтала об этом, - мило улыбаясь, я отвечаю коллеге, вспоминая свои одинокие вечера на подоконнике, когда я сидела, укутавшись в плед и высматривая мигающие точки на небе.

- Понимаю, дорогая. Ну что ж. У тебя все получится. У тех, кто настолько стремится добиться своей цели, как мы с тобой, у них все получается.

Да, так и есть. Перевожу взгляд в небольшое окошко возле меня, и вот он. Звук запустившихся двигателей становится громче, как будто раскручивают что-то тяжелое прямо возле меня, с каждым оборотом все сильнее и сильнее. Резкий рывок вперед и мы начинаем ехать, набирая скорость, будто кто-то надавил педаль газа в машине до упора. Меня начинает прижимать к спинке, и чувствуется каждая неровность взлетной полосы, но я неотрывно смотрю в окошко за мелькающими самолетами, которые готовятся к своему рейсу, понимая, как же быстро мы едем. Нервно прикусываю губу. Вот оно. Еще немного. На лице появляется улыбка, словно ребенку дали его самую обожаемую игрушку, которую он выпрашивал у родителей долгое время. На лбу появляются морщинки от напряжения и ожидания момента. И тут меня немного придавливает на сиденье, и я вижу, что мы взлетели. Взлетная полоса становится все ниже и ниже, и потом сменяется на траву и лес, и я вижу тень самолета. Боже. Невероятно. Я лечу. Улыбка становится еще шире, а на глазах наворачиваются слезы. В желудке происходят непонятные вещи, как будто миллиарды бабочек сидят там в заточении и щекочут меня своими крыльями. Самолет начинает поворачивать и заваливается на один бок так, что я вижу город прямо под собой. Но мы поднимаемся все выше и выше с каждой долей секунды, от чего по телу пробегают волны мурашек одна за другой. За бортом появляются медленно плывущие облака, которые так же ускользают под нами. В этот момент появляется ощущение, что мы остановились в небе, просто зависли. Земля приобрела округлый вид, разноцветные поля и реки движутся медленнее, облаков становится все больше и больше, и заходящее солнце, на которое можно любоваться долгое время, манит взгляд... Но, работа не спит, поэтому с огромной неохотой я отстегиваю ремень вместе с Кэррол и мы приступаем к работе.

Четыре часа, один опрокинутый стакан апельсинового сока на какую-то девицу, плачущий без конца ребенок – все это досталось мне в первый полет. Но нет ничего, к чему бы нас ни готовили. Поэтому все проходит как по маслу. Весь полет, когда мы проваливались в воздушные ямы, либо поворачивали, меня сопровождали бабочки в животе. А снижение вообще ни с чем несравнимая вещь. Я перестала улыбаться для работы и едва сдерживала смех от щекотки внутри себя.

Спустившись вниз по трапу, я поднимаю голову вверх, глядя в ночное небо, усыпанное звездами. А еще совсем недавно я смотрела на небо из окна квартиры. Квартиры. Эмили. Достаю из сумки телефон, и, включив, звоню Эмили. Но кроме гудков я ничего не слышу, поэтому набираю подруге сообщение.

«Привет из Далласа. Полет отличный. Все как я и представляла. Скоро буду дома, с тебя вино, мороженое и никакого секса на моей кровати».

Блокирую телефон и смотрю на здание аэропорта. Через четыре часа обратный рейс домой, а это значит, что есть всего лишь час, чтобы немного отдохнуть, выпить кофе, привести себя в порядок и вновь вернуться к работе. А затем приземлиться дома на уютную подушку, которая пропитана запахом кокосового масла от моих волос.

Взяв латте с корицей, присаживаюсь за столик в кафе для сотрудников. Здесь немноголюдно и довольно свежо, пахнет свежей выпечкой и цитрусом. За соседним столиком сидит компания стюардесс, и оживленно беседуют на чешском языке. От мысли, что я попала в водоворот иностранцев, мне становится теплее, не смотря на то, что я совсем одна. На моем рейсе все достаточно взрослые, чтобы обсуждать сногсшибательных парней и говорить о моде, поэтому сказав, что просто хочу отдохнуть от людей и разгрузить голову, я направилась сюда, как только увидела вывеску, сходя с трапа.

Взяв в руки горячую кружку с восхитительным ароматом, я делаю глоток бодрящего напитка. Вкус приводит мои воспоминания в детство, когда мама стряпала яблочный пирог и всегда добавляла в него корицу, хотя сама она ее не любила. В такие дни мы усаживались на веранде дома, и я брала в руки карандаш и начинала что-то рисовать. Но в последнее время это было редкостью, только когда меня действительно что-то вдохновляло. И последним моим рисунком был Майк. Кстати о Майке. Взяв в руки телефон, я замечаю, что с момента, как я закрыла дверь самолета, он больше не звонил и не писал. Облегченно вздохнув, я снова замираю, вспомнив, что он просил позвонить, как только я приземлюсь. Но я не хочу снова слышать его голос, который будет заполонять весь мой разум и все тело. Я хочу остановить этот поток влюбленности, который, как река через прорванную плотину, заполняет пустое пространство. Еще немного и остатки плотины могут не выдержать. Я не хочу влюбляться. Не сейчас и не так быстро. Мне не нужны отношения, потому что всему приходит конец. И однажды, я в этом просто уверена, мой парень скажет мне выбирать – работа или он. И я знаю, что выберу не работу. Но сейчас, я хочу насладиться ей, чтобы потом не пожалела, что не увидела мир и не почувствовала полет.

Найдя номер Майка, я решаю просто отправить сообщение: «Я долетела. Сейчас обратный рейс». Сначала, я решила, что Майк моментально ответит, но минута сменяет другую, а ответа все нет. Телефон по-прежнему вертится в моей руке, ожидая сигнала сообщения.

- Привет, - слышу позади себя мужской голос. – Можно?

Обернувшись, я вижу светловолосого мужчину за тридцать, одетого в форму пилота. Оглядевшись, замечаю еще несколько свободных столиков, и чуть щурюсь, обдумывая ответ.

- Конечно, - указываю на стул напротив меня. Мысленно отмечаю, что парень очень симпатичен, отчего откладываю телефон в сторону, дисплеем вниз, на случай, если Майк ответит, то этот красавчик не увидит его имя.

- Почему в одиночестве? – снимает пиджак и перекидывает через спинку стула.

- Решила немного отдохнуть и собраться с мыслями.
- Тяжелый полет?
- Нет, ни сколько, - чуть улыбаясь, перевожу взгляд на стол.- Первый.
- Ты серьезно? Первый полет? Здорово! Ну и как тебе?
- Восхитительно, невероятно, энергично, волнующе... - мечтательно закатив глаза, я кладу палец возле нижней губы, в манере обдумывания слов.
- Все бы отдал, чтобы вспомнить ощущения от первого полета. Но знаешь, с каждым разом замечаешь что-то новое и более интересное. В нашей работе не бывает разнообразия.
- Наверное, но скоро узнаем.
- Я Джордж, - протягивает руку блондин.
- Кира, - отвечаю ему рукопожатием.
- Откуда ты?
- Нью-Йорк. А ты?
- Вашингтон. – От его слов я даже немного расстроилась, ощутив чуточку пустоты внутри. Ох, если мне и дальше будут попадаться такие сексуальные пилоты, то боюсь, что уйду в разнос. Смотрю на часы над барной стойкой и понимаю, что мне уже нужно выбегать.
- Я была очень рада нашему знакомству, но мне пора бежать. Работа важнее всего! – улыбаюсь ему и встаю.
- Конечно, - парень тоже поднимается. – Я тоже был рад знакомству. Может, еще встретимся, Кира.
- Обязательно, - беру сумку и выхожу из кафе. Может, стоит вернуться и оставить ему мой номер телефона? Парень действительно симпатичный, на Сандерсе мир не останавливается. А у меня все только начинается. Разворачиваюсь, чтобы направится в кафе, но ударяюсь носом об кого-то. Блин, как же больно.
- Черт, прости! – говорит Джордж. – Сильно ударилась? – открываю прослезившиеся от боли глаза и смотрю на парня. Он чуть присев смотрит на меня с таким выражением, словно это он сам ударился об меня.
– Нет, нет, все хорошо, – выдохнув и убрав руку от носа, отвечаю ему.
- Я просто подумал, может, дашь свой номер. Когда буду в Нью-Йорке, мы могли бы встретиться.
- Ммм, конечно, почему нет. – А у самой все внутренности делают сальто и аплодируют, что не пришлось самой идти и выглядеть навязчивой идиоткой.
Спустя три часа мы готовы для посадки пассажиров и взлету. Люди заходят один за другим. А поскольку уже глубокая ночь, то все достаточно вымотаны, заспаны и зевают. «Хорошо, что на рейсе нет детей» - пролетает мысль в голове. Закрыв двери, я прохожу в салон, чтобы помочь пассажирам разложить вещи на полки, и быть рядом, если возникнут вопросы.
В проходе стояла пожилая женщина, достаточно полная и низкого роста. Но она выглядела вполне симпатично и я бы даже сказала «уютно». Да именно такое слово к ней я бы применила. Словно это была моя собственная бабушка. Странно, но в душе появилось какое-то тепло, и стало действительно уютно, когда наши взгляды встретились. Я мило улыбнулась ей, но во взгляде женщины я видела боль и страдание. На ней вообще не было лица. Женщина была грустной, двигалась медленно. Я решила помочь ей, поскольку в руках у нее было три небольших чемоданчика, которые она не знала куда деть.
- Добрый вечер. Могу ли я предложить Вам свою помощь? – спрашиваю я, протягивая руки к ее ручной клади. – Давайте мы уберем это с Вами наверх, чтобы Вам ничего не мешало в полете.
- Спасибо тебе, милочка, но я бы хотела, чтобы это осталось при мне. – Она прижимает к груди два чемоданчика, которые держит в одной руке. – А вот это можно и убрать, - протягивает свою сумку. Странно, но люди обычно стараются держать свою сумку при себе, но не в этом случае.
- Как скажете. Ваша сумка будет прямо над Вами. Если Вам что-то понадобится, то Вы можете нажать на кнопку вызова стюардессы, и мы поможем достать ее.
- Хорошо, дорогая. Не волнуйся обо мне, – говорит она, но в ее глазах появляются слезы. Мне становится не по себе, в душе зарождается непонятное тоскующее чувство. Хочется что-то сделать, обнять, утешить ее. Но это было бы неправильно.
- Могу ли я еще что-то сделать для Вас? Может принести Вам воды или сок?
- Нет-нет, милочка. Не переживай.
- Хорошо. Если что – позовите меня. Меня зовут Кира. – Не хочется оставлять ее, и я стараюсь придумать предлог, чтобы задержаться.
- Если можно, то плед был бы весьма кстати. Я не летала 23 года, но думаю, что в небе все так же прохладно.
- Да, конечно, я принесу для Вас плед, как только мы взлетим.
- Тогда это все, – усаживаясь на место, говорит бабуля. Чувствую, что мы начинаем движение к взлетной полосе.
- Простите, видимо я уже не успею вам принести плед до взлета, но как только мы взлетим, я тут же его принесу, договорились? – Бабуля медленно поднимает взгляд полный печали и тоски. Я вижу, что ей хочется побыть одной, но все-таки мое сердце сжимается от ее боли, и я понимаю, что все это отражается на моем лице с нахмуренными бровями и складочками на лбу.
- Договорились, - видимо мой вид еще больше ее расстраивает, поэтому она пытается выдавить слабое подобие улыбки, и, поправляя седую прядь волос, выбившуюся из пучка на макушке, она вздыхает и прижимает свой чемоданчик ближе.
- Кира, долго возишься. - Говорит одна из стюардесс – Милли, когда я усаживаюсь на свое место и начинаю пристегиваться.
- Да, задержалась с одной женщиной.
- Это ничего, просто можешь растянуться по проходу, когда начнем взлетать, - усмехается она. – Со мной было такое в мой первый полет. Тогда половина самолета посмеялась от души, а вторая чуть не повскакивала со своих мест. Представь, если бы они все кинулись мне помогать, началась бы каша, или еще чего похуже.
- Жуть, - говорю чуть сморщившись. Действительно последствия могли быть плохие. Перевожу взгляд в иллюминатор, и снова это чувство. Чувство разгона дополняют сменяющиеся картинки, которые только быстрее и быстрее начинают мелькать перед глазами, и в один момент легкая тряска заканчивается, сменяясь небольшим давлением откуда-то сверху, будто тебя прижимает невидимая сила к твоему сидению. А потом все проходит, и ты наслаждаешься чувством невесомости. Класс. Я поняла, что эти моменты в моей жизни будут самыми лучшими и приятными. И я никогда в жизни не забуду о них, чтобы ни случилось на этой работе.
Через некоторое время я отстегиваю ремни и мчусь за пледом, чтобы передать его старушке. Подходя к ней ближе, я смотрю, как тоскливо она смотрит в окно, а в глазах уже собираются слезы. Вот черт. Видимо, для меняэто будут долгие четыре часа полета.
- Мадам, держите. Как Вы себя чувствуете? Все хорошо? Могу ли я Вам что-то принести?
- Спасибо, милая. Не нужно.
При любой возможности я только и делала, что смотрела на нее и уделяла ей больше всего внимания. И каждую минуту, что приближала нас к Нью-Йорку, на ее лице отражалось все больше и больше эмоций. Но в основном, она просто смотрела в окно, отрешенная от всех и всего вокруг, летая в облаках и в своих мыслях. Но когда остался час, до того, как мы приземлимся, мое терпение лопнуло. Я не понимала, что со мной. Эта женщина для меня никто, такой же пассажир, как и все вокруг. Но я понимала, что моя задача, чтобы всем было хорошо и комфортно, в том числе и мне. Но мне не комфортно, когда я вижу, как она вытирает уголком нежно-голубого платочка слезы, которые стекают по ее щекам.
Медленным шагом подхожу к ней, как мне кажется в пятидесятый раз за этот рейс, и присев на сидение рядом с ней, беру ее за руку. Меня могут осудить или сделать выговор за такое поведение, но мне плевать.
- Простите, но я честно не могу больше смотреть, как Вы страдаете. Я не знаю почему, но Вы не просто пассажир этого рейса. И для меня важно, чтобы Вы были в порядке и хоть немного улыбнулись, - чуть сжимаю ее холодную руку, и поправляю плед, поднимая его чуть наверх к талии.
- Прости меня, ради всего Святого. Просто моя младшая сестра умерла восемь часов назад... - и тут ее слезы начинают катиться сильнее, и как бы она их не стирала, они не прекращаются. В моей груди нарастал ком, а глаза стали мокрыми. Как бы я не старалась сглотнуть, выходило это с трудом. Это шок. Я, правда, не представляю, что она сейчас чувствует.
- Мне очень жаль, примите мои соболезнования, - стараюсь говорить спокойно, но мой голос дрожит.
- Я не видела ее двадцать три года. Давно не летала к ней и ее семье. Лизи была для меня всем, - всхлипнув, продолжает она. А я все так же крепко сжимаю ее руку и сдерживаюсь, чтобы не начать плакать вместе с ней. – Когда она родилась, я не отходила от ее колыбельной, а ведь мне тогда было четырнадцать лет. В самую пору было влюбляться и гулять. Но я помогала во всем, увидела ее первые шаги именно я, вставала к ней по ночам успокоить и убаюкать. Повела ее в первый класс, давала советы про мальчишек. А потом она поступила в университет Нью-Йорка, и мы стали только созваниваться. Я проводила все праздники со своей семьей, а она со своей. Каждый раз мы откладывали нашу встречу. Лизи не любила летать, а у меня не было возможности прилететь даже на День Благодарения. Последний раз я видела ее на день рождения ее сына Майка. Хороший русоволосый мальчишка, постоянно бегал и играл с подаренной мной ракетой, - она усмехается, вспомнив,как мне кажется, приятные воспоминания. – А какие большие были у него глаза. Голубовато-синие, как два океана. – Я моментально вспоминаю его, и по телу пробегает дрожь. Два океана, Майк, надеюсь это просто совпадение. Начинаю вглядываться в ее лицо, пытаясь найти сходство с Сандерсом, но не вижу, и облегченно вздыхаю про себя.
- Мадам...
- Моника, - говорит она. – Какая уж тут мадам. – Вытирает слезы.
- Моника, я не могу передать словами то, что я хотела бы Вам сказать. Я, честно, не представляю, какого̀ это, когда любимый для тебя человек уходит из жизни навсегда. Но наверняка у Вас остались только светлые воспоминания о ней. Пусть они дарят Вам радость.
- Остались, - Моника открывает свой чемоданчик, который так сильно прижимала к себе. В нем было много черно-белых фотографий, гребешок с алой розой и прочие украшения. – Это все принадлежало Лизи, - передает мне одну фотографию за другой. На одной они совсем еще молодые и такие красивые, на другой Элизабет стоит с коляской. Беру одну фотографию за другой. – Как же я без нее теперь. Я не представляю, что она ушла из жизни раньше меня и бросила. Моя маленькая Лизи, - плача шепчет она, глядя на их совместную фотографию.
- Давайте, пора успокоиться. Вы сильная, Вы прошли с ней весь этот путь. И Ваша сестра не хотела бы видеть Вас в таком виде – раскисшую. Я предлагаю Вам сейчас умыться, успокоиться и привести себя в боевой настрой. Сейчас Вы нужны их семье все той же боевой женщиной, которой Вы всегда были. Понимаете?
Моника поднимает на меня удивленный взгляд, и я вижу, что она согласна и понимает, что это важно. Поэтому я поднимаюсь с сиденья, и перевожу взгляд на часы.
- Через семь минут мы начнем снижение. Успеете?
- Я хоть и старуха, но за семь минут управлюсь, - говорит она, выбираясь в проход. – Не думай, что я какая-то развалина, улыбнувшись, начинает идти, но тут схватившись за грудь, начинает оседать на пол. Я подхватываю ее моментально. Старушка тяжело и учащенно дышит, на руке прощупываю пульс – словно таймер секундомера, сердце отбивает бешеный ритм. Твою мать!
Тут же к нам подбегают другие бортпроводники.
- Узнайте, есть ли на борту врач? – говорю им я. – Моника, Вы меня слышите? Моника? – ощупываю ее щеки и лоб. Она вся горит, а руки ледяные. Черт.
- Я, врач. – Подбегает сзади молодой человек.
- Она упала, меньше минуты назад, учащенное сердцебиение, схватилась за грудь. Была в подавленном настроении.

- Это инфаркт. Через сколько мы приземлимся?
Снова смотрю на часы:
- Двадцать минут!
- Успеем. Но нужна реанимация и срочно.
Через двадцать три минуты пилоты посадили самолет в аэропорту Кеннеди, где нас уже ждала карета скорой помощи, на которой увезли Монику. Настроение было ужасным. А что, если это я ее довела своими разговорами и желанием помочь? Может, она бы спокойно долетела и добралась до семьи. Прибирая салон самолета, я замечаю, что чемоданчик остался лежать на сидении. Открыв багажную полку, вижу, что и остальные вещи остались здесь. Сев на сидение я снова беру в руки фотографии ее сестры. Тяжело выдохнув, все-таки меня прорывает, и я начинаю плакать. Мне обидно за все, что произошло на этом рейсе. Чувствую себя виноватой и разбитой. Я так хотела помочь ей, а теперь она из-за меня в больнице. Нервно потираю руками лицо, облокачиваясь на колени локтями. Надо что-то сделать. Я – не я, если не исправлю ситуацию.
Снова встав с сидения, я открываю полку для багажа и достаю оттуда все ее вещи. В сумочке нахожу записную книжку, и, дойдя до буквы Л, как я и предполагала – нахожу адрес ее сестры.
- Кира, ты как? - спрашивает Милли, подходя ко мне. – Все нормально? Ну и рейс.
- Милли, я должна вернуть эти вещи семье Моники. Ее сестра умерла сегодня, и она летела к родным, везя все памятные вещи. Ты не против, если я не останусь, чтобы вам помочь?
- Нет, конечно. Беги. – Улыбается она. Я резко подскакиваю с места, хватая все, что принадлежало старушке. – Кира! – Окликает Милли. – Ты великолепная стюардесса. Но старайся не принимать все так близко к сердцу, иначе ты просто сломаешься.
- Я постараюсь, - говорю ей, и убегаю.
Через полтора часа я выхожу из такси, которое доставило меня по нужному адресу. Это был большой дом, свет в котором был давно выключен, поскольку была глубокая ночь, но мне было все равно.
Нажимаю кнопку звонка дважды. И жду. На улице довольно прохладно, и меня потряхивает от всего происходящего. Все чувства во мне смешались – переживание, грусть, страх, вина, нервозность. Секунды тянутся как нуга – медленно, и кажется, что я стою тут уже больше часа. Начинаю нервно постукивать ногой и еще раз нажимаю на звонок.
- Сейчас! – слышится крик за дверью и на пороге включается свет. Щелчок замка и дверь открывается, ударяя светом по глазам ослепляя меня. – Чего вам надо так....
Тишина. Я стою на пороге и смотрю на хозяина дома. И черт бы меня побрал – Сандерс. Волосы взъерошены, лицо не узнать – темны круги, хмурый взгляд. Кажется, будто он постарел.
- Кира?
- Майк? Черт! – Майк и есть тот племянник Моники?
- Входи.
Я хочу сделать шаг, но ноги будто приросли к крыльцу. Я не хочу быть той, кто расскажет, что Моника в больнице.
- Майк, я... - хотела было сказать, что ухожу, но он берет меня за руку и втягивает в дом.
- Как ты нашла меня?
- Майк, имя Моника тебе о чем-нибудь говорит? – не хочу ошибиться и выглядеть полной идиоткой, которая заявилась в пять утра.
- Кира, я уже не помню, ты что, пришла закатывать мне истерики ревности? Сейчас не время и не место для...
- Моника - старушка, сестра которой жила в этом доме. – Сандерс замолкает и удивленно смотрит на меня. Он что всерьез подумал, что я спрашиваю про его бывших?
- Да, это моя тетя.
- Она в больнице, – выпаливаю я. – Она летела моим рейсом, плакала весь полет, я не могла на это смотреть и села рядом, она рассказала мне, что ее сестра умерла, а потом у нее случился инфаркт, ее в больницу увезли. – Начинаю тараторить я, но тут же все эмоции выливаются наружу, как бы я не хотела их спрятать. Начинаю рыдать навзрыд, и понимаю, что Майк не понял ни слова.
- Эй, эй. – Кладет руки мне на плечи. – Стоп, я ничего не понимаю....
- Ох, Майк. – Резко притягиваю его к себе, обнимая за талию, стараясь прижаться к нему как можно сильнее. Он так нужен мне сейчас и в тоже время в данный момент я хочу находиться подальше от него, осознавая, что его тетя попала в больницу по моей вине. Мы стоим так пару минут, пока я успокаиваюсь, и в холл спускаются еще люди. Отпустив Сандерса, я оглядываю всех, кто спустился вниз.
- Майк, все хорошо? – подходит к нам седовласый мужчина. Он выглядит словно взрослая копия Майка. Те же глаза, нос, губы.
- Отец, да. Познакомься – это Кира, моя подруга.
- Почему ты держишь гостью на пороге, и тем более в таком виде, – нахмурившись, говорит он, оглядывая меня. – У Вас все хорошо? Что-то случилось?
Набираю в грудь побольше воздуха для смелости и решаюсь все же повторить все, что случилось.
- Моника попала в больницу с инфарктом. Она летела моим рейсом, рассказала мне все. Я пыталась успокоить ее, но теперь понимаю, что сделала только хуже, предложив свою помощь. Простите меня. – Опускаю глаза вниз и тут же вспоминаю, что пришла вернуть вещи сестры старушки. – Моника везла это...для вас. Я решила, что сама привезу ее вещи лично, чтобы они не затерялись в больнице.
Глаза Майка округляются от этой новости, как и выражение лиц всех присутствующих.
- Черт, Майк, собираемся, – говорит отец Майка. – Вы знаете, в какую больницу ее увезли?
- Конечно, - уверяю их.
- Поедете с нами.
- Что? Нет! Я не хочу снова стать проблемой.
- Ты едешь и точка, - обрывает меня Майк и взбегает по лестнице вверх дома.
Спустя еще сорок минут мы стоим у палаты Моники, ожидая доктора. Облокотившись на стену, я смотрю в потолок, понимая, что сильно вымотана и морально и физически.
- Спасибо тебе, Кира, – прерывает мои мысли Майк, стоящий напротив меня в аналогичной позе.
- За что? Сандерс, я сама довела ее. Я увидела, что она плакала, и хотела помочь, а оказалось все наоборот. Идиотка. – С глухим ударом о стену опрокидываю голову назад, возвращаясь к белому потолку взглядом.
- Я думаю, что как человек, ты все сделала правильно. Каждому из нас нужен тот, кому можно высказаться, даже если этот человек тебе совсем незнаком. Моя мать была для Моники самым дорогим человеком. – Его мать. Боже. Новая волна слез появляется на моих глазах.
- Мне так жаль... Мне так жаль, Майк.
- Все рано или поздно уходят из жизни. Жаль, что нельзя выключить чувства, чтобы было легче. – Немного улыбнувшись, он продолжает. – Ты знаешь, на какой-то День Рождения тетя подарила мне модель ракеты. Я был в восторге от нее. И именно тогда я захотел стать пилотом. Именно она смогла подарить мне мечту, которую я осуществил. Жаль, что я не навещал ее, когда был в Далласе. Когда случаются такие вещи, понимаешь, как ценны для нас некоторые люди.
В коридор выходит доктор, и говорит о том, что Моник лучше и можно ненадолго навестить ее. Поэтому все родные Майка заходят в палату, но я так и продолжаю стоять в коридоре. Не хочу, чтобы она сказала, что это моя вина и все начали осуждающе смотреть на меня.
- Ты чего стоишь? Пошли, – Майк выглядывает из палаты, хватает меня за руку и затягивает внутрь. Сквозь пищащий сигнал, который отражает ее сердцебиение, я слышу всхлипы, и начинаю оглядывать палату, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Только сейчас, когда вся койка старушки была окружена людьми, я поняла, что не успела даже познакомиться со всеми. Кроме отца Майка, здесь еще находился какой-то мужчина и три женщины, примерно все одного возраста – за пятьдесят или даже шестьдесят.
- Тетя, смотри, кого мы тебе привели, - говорит Сандерс, и проталкивает меня к койке.
- Кира, милая.
- Моник, - хватаю ее за руку. – Простите меня. Пожалуйста, простите, что довела Вас до такого состояния, но мне так хотелось утешить Вас хоть чуть-чуть. Я передала Ваши вещи семье и...
- Милочка, все хорошо. Я уже старая и разволновалась, сама ведь понимаешь, что я уже не могу переживать такие неприятности в одиночку. Хорошо, что ты оказалась рядом. Ты мне напомнила солнышко, - улыбается старушка. – Такая теплая, и яркая, и нежная. Хотела бы я Майк, чтобы у тебя была такая невеста. Видели бы вы ее. Из сотни пассажиров она не отходила от меня. Прилипла как заботливая пиявка. – Все начинают весело хихикать.
- Уж я-то могу представить, усмехается Майк и берет руку Моники. – Мы хорошо ее научили. Хоть она и бывает занозой в заднице.
- Дак вы уже были знакомы? – удивленно спрашивает старушка.
Были ли мы знакомы? Конечно, были, и не только так как она думает. В воспоминания снова врывается наша ночь, его член у меня во рту и его возбуждающие звуки, вырывающиеся из груди. От этого щеки наливаются румянцем, и я стараюсь не смотреть на Майка, хотя боковым зрением вижу, что он тоже думает о той ночи и нежно улыбается.
- О да, мы были знакомы. Она мне на экзамене чуть челюсть не сломала. И я очень рад, что ты оказалась на рейсе Киры. Хоть для нее это старт карьеры, но думаю, что такие ситуации ее только закалят.
Я смотрю на Майка, который с таким трепетом и заботой смотрит то на меня, то на Монику. От этого в груди зарождается какое-то тепло, которого не было раньше. Я смотрю на Сандерса по-другому. Этот засранец может быть действительно милым, и это не укладывается пока в голове, но явно трогает мое сердце, что может привести к тому, что я все-таки потеряю от него голову. Чего мне совершенно не хочется. Я моментально понимаю, что только что произошло: я стою в палате с его семьей, которые смотрят на меня как на члена семьи за то, что я помогла старушке. Я познакомилась с отцом Майка. А сам Майк не сводит с меня глаз, в которых читается гордость и некий трепет. Черт. Я вляпалась по самые уши!
Быстро встряхнув головой, я бросаю взгляд на часы.
- Что ж, раз все обошлось, то я, пожалуй, пойду. Мне нужно выспаться перед рейсом. Еще раз простите, и примите мои соболезнования. – Начинаю выходить из палаты.
- Стой, я отвезу тебя, - слышу голос Майка.
- Ой, нет! Не нужно! Оставайся со своей семьей, я сама доберусь. – Но Майк уже подошел ко мне вплотную, с дерзким и хищным взглядом смотря на меня, говоря, что я от него не отделаюсь.
- Поехали, - рычит и берет мою руку.
- Она, правда, важнее сейчас, чем я, – шепчу я, и киваю в сторону койки с Моник.
- Я приеду к ней, как только отвезу тебя домой. Пошли. – Перемещает руку на предплечье и выводит из палаты. Через некоторое время мы стоим у подъезда моего дома. Всю дорогу мы молча смотрели в окно перед собой. Иногда встречались взглядами. И в такие моменты, как сейчас, мне хотелось послать все к чертям и просто трахнуть его прямо здесь. Напряжение в машине было ощутимо даже в воздухе. Но это бы означало для него, что я всерьез заинтересовалась им, а для меня еще одной ступенькой к тому, что я влюбляюсь. Нужно прекратить это, остановить поток моих похотливых мыслей. Мне не нужны отношения, тем более сейчас. Но эти глаза, эти губы, хочется, чтобы они были только моими. Хочу смотреть в эти два омута постоянно и ощущать его тепло на своих губах. Майк резко притягивает меня за голову к себе и впивается поцелуем, а я моментально забываю обо всем. Голова начинает кружиться, а руки запутываются в его волосы и притягивают его еще ближе. Его язык напористо ласкает мой, исследуя каждый миллиметр пространства. Внизу живота снова эти трепещущие бабочки, которые выдают мою страсть и возбуждение к этому человеку.

Хочу, чтобы он взял меня, прямо тут, плевать на прохожих и что о нас подумают. Сейчас я словно иду по канату, по той тонюсенькой ниточке, что держит мое желание остановить все это почти на волоске от полного краха. Если я не остановлюсь, то упаду туда, в омут страсти, и безоговорочно приму то, что влюбилась в него по уши.
- Нет, - отстраняюсь от него. – Майк, послушай. Я знаю, что возможно не лучшее время для разговора. Но нужно сделать это сейчас.
- Что происходит? – с прищуром смотрит на меня.
- Я не хочу отношений. По крайней мере, сейчас. Я только окончила университет, и хочу насладиться своей жизнью и карьерой по полной. А если сейчас мы не остановимся, то уже через некоторое время я либо буду сожалеть о том, что начала это все, либо мои, наши вещи окажутся в одной квартире. В первом случае, это повлияет на работу, а во втором... во втором это тоже повлияет на работу или приведет к первому случаю. Наша профессия не позволяет иметь отношений. Тебя не будет двадцать пять дней в месяц дома, и меня. Мы можем вообще не пересекаться. Ты понимаешь?
Смотрю на Майка, во взгляде которого вижу, что он действительно понимает, и уголки его глаз выдают улыбку.
- Понимаю. Именно поэтому у меня нет девушки.
- Вот и я о чем. Давай мы просто оставим все как есть. Просто будем друзьями.
- А может, мы будем уноситься в охренительно страстную ночь секса, когда будем вместе в городе? – спрашивает он, накручивая локон моих волос на палец.
- Нет.
- Почему? – изумленно смотрит на меня. – Что в этом плохого?
Он не понимает, насколько сильно запал мне в душу? Не видит, что стоит ему прикоснуться ко мне, как я готова отдаться ему? Не слышит, как сбивчиво говорю, когда он в такой опасной близости ко мне?
- Я не хочу влюбляться в тебя. А регулярный секс, хоть и не частый, может этому способствовать, – опускаю взгляд на свои переплетенные пальцы.
- Влюбиться? – не верит моим словам. – Ты влюбляешься в меня, Кира?
- Нет! – быстро выплевываю я. – Но это ведь может случиться.
- Может, - задумчиво говорит он, смотря в окно перед собой. – Значит, друзья? – протягивает мне руку, как бы предлагая завершить наш уговор рукопожатием.
- Друзья, - вкладываю в его руку свою. А по телу уже бегут мурашки, которые словно миллиарды магнитов разбегаются по моему телу и тянут к Майку.
Чуть наклонившись ко мне, Сандерс шепчет мне на ухо:
- Говори мне, что хочешь. Но я вижу, как ты реагируешь на меня. И поверь, наша дружба не продлится долго. Однажды, Кира. Поверь. Однажды ты снова окажешься подо мной, страстно выкрикивая мое имя, пока мой член будет входить и выходить из твоего аппетитного тела. А пока, ты можешь тешить себя иллюзиями, что мы будем просто друзьями. Пока ты сама не придешь к этому, я буду помогать тебе в твоей игре. – Отстраняется обратно и продолжает смотреть на меня, будто он сорвал куш.
- Знаешь что, Сандерс. Ты полный засранец. И я никогда не попрошу тебя об этом, – выхожу из машины и громко захлопываю дверь.
- Самоуверенный кретин, - бубню себе под нос, взбегая по лестнице и входя в коридор дома. Закрыв дверь, я облокачиваюсь на нее спиной и, прикрыв глаза, на лице появляется улыбка. Ему не все равно, и для него это все не игра. А значит, он в моих руках и правила сейчас устанавливаю я.
- Что ж, Майк Сандерс, еще увидимся.