Глава 21
На рассвете утреннее солнце приветливо разворачивается и вежливо раскланивается во все стороны. Первые лучи, словно непослушные дети, убежавшие от беспокойной матери, уже вовсю обстреливают верхушки небоскрёбов, настойчиво пробиваясь к домам пониже, к деревьям и, наконец, к самой земле.
Окна домов, отдавая дань уважения спящим хозяевам, безмолвно здороваются друг с другом отражённым солнечным светом. Обе телевышки прячут электрический наряд и надевают строгий металлический костюм.
Лучи со всего размаха атакуют заспанную гладь Токийского залива. Опухшие от сна волны, извиваясь в приятной неге, подставляют бока масляному свету, который, вонзаясь по самые глубины, оставляет за собой вязкий изумрудный след.
Небо, глотая облака, превращается в эфирно-синее. Куда-то пропал ветер, и даже вороны не нарушают своим карканьем этой идиллии. Столицу Японии на мгновенье окутала благодать и тишина.
С последней секундой той самой минуты просыпаешься и ты. Размашисто потягиваясь, прищуриваешься солнцу и, смакуя, медленно втягиваешь носом утреннюю прохладу. Тебе хочется оповестить всех о своём пробуждении и прокричать во всё горло, но ты вспоминаешь, что главная добродетель — это тишина.
Вчера ночью, когда они закончили, Мори поднял полуспящую девушку и отнёс в ванну. Включив воду и оставив её там, он сменил постельное бельё, а старое забросил в стирку. Выкинул использованный презерватив в мусорку, сложил раскиданную одежду на стул. После залез к Канэко и помыл ей голову и тело. Она что-то тихо шутила, он смеялся, шутил в ответ. Они долго целовались, а после горячая вода разморила Мисудзу и она уснула у него на груди. Огай вытащил её, вытер, завернул в одеяло, лёг рядом, обхватил своё счастье и заснул.
— Доброе утро, — прошептал Огай потягиваясь.
Справа от него кто-то зашевелился. Канэко что-то промычала во сне и прижалась к нему. Её шоколадные волосы рассыпались по подушке. Они спутались, и впервые за долгое время почувствовали свободу, вчера их никто не заплёл в тугую косу.
— Спи, ещё рано, — парень поцеловал её в макушку и нехотя поднялся с кровати.
Подцепив со стула шорты, он тихо вышел из комнаты. Квартира встретила его тишиной и прохладой. Из забытого открытого окна дул прохладный летний ветер, занося с собой запах моря и почек.
Поставив чайник разогреваться, Мори направился в ванную. Из зеркала на него смотрел двадцатилетний парень с сияющими глазами, готовый обнять весь мир. На его голове было гнездо из черных волос.
Шею покрывали алые пятна. Огай прикоснулся к одному из них и легонько погладил пальцем, при этом он улыбался как дурак и ничего не мог с этим поделать. Царапины на плечах и спине немного чесались, но ему это даже нравилось. Мори признавал, что даже если бы Канэко сломала ему руку, ему бы понравилось и он попросил бы ещё.
Мазохист, — подумал он.
Вытащив из стиральной машины, заброшенное туда постельное бельё , он понёс её в маленькую гостиную, совмещённую с кухней, и повесил на верёвку для сушки, подвешенную под потолок.
Пропищал чайник. Из шкафчика над плитой, он достал несколько упаковок чая. Покрутив каждую и прочитав состав, его выбор остановился на зелёных китайских чайных листьях с лемонграссом.
Из чайника повалил тонкий аромат трав, постепенно наполняющий квартиру спокойствием.
До встречи с Мисудзу Мори пил чай очень редко, отдавая своё предпочтение кофе. Он помогал с концентрацией, бодрил. Но Канэко от него становилось плохо, хоть ей и нравился его запах. Она любила чай, не тот в который клали ягоды или фрукты, по мнению девушки такие варианты напитка невозможно было пить. А простой: чёрный, зелёный, травяной. Без лишних добавок, которые перебивали глубокие нотки трав.
По мере того, как девушка становилась неотъемлемой частью жизни парня, чай медленно вытеснял кофе. Конечно, Огай всё ещё покупал его в университете, делал, чтобы не уснуть, но в свободное время, не обременённое чем-либо, заваривал чай.
На сковороде скварчало масло. Взбив в миску два яйца и смешав их с соевым соусом, Мори вылил смесь на сковороду. Сверху он кинул мелко нарезанный зелёный лук.
— Доброе утро, — со спины его обвили две тонкие руки.
— Доброе, — ответил он, не отрываясь от плиты. — Ты чего проснулась? Могла бы ещё минут десять поспать.
— Ты ушёл. А ещё так вкусно пахнет, — девушка поцеловала его голую кожу между лопатками.
— Я чай заварил.
Канэко нехотя разжала объятия и пошла разливать чай по чашкам. Мори, оторвался от завтрака и посмотрел на неё. На секунду он забыл как дышать.
Рядом с ним стояла она, в его футболке, которая съехала с одного плеча, открывая вид на следы их ночи. Вся шея была покрыта алыми пятнами. Было даже несколько фиолетовых. На плечах и ключицах красовались слеты от зубов. Опустив взгляд ниже, он увидел несколько засосов на ногах.
— Нравится? — спросила Мисудзу с насмешкой глядя на Огая.
— Да... то есть, как себя чувствуешь?
— Как будто меня вчера сожрал один очень хитрый и голодный хорёк.
— Почему хорёк?
— Такой же маленький и пушистый, но за его милой мордочкой спрятан кровожадный хищник, — улыбнулась она.
— О как, — усмехнулся парень. — Тогда этот хорёк приглашает свою кошку к завтраку. Или мне лучше звать тебя бакэнэко?
— Ах, сравнивает меня с ёкаем, — Канэко театрально закатила глаза. — Ни стыда, ни совести.
***
— Вы потрахались?! — Окада чуть не свалилась со скамейки.
Был обеденный перерыв и девушки решили выйти во двор. Солнце припекало. Школьники шумели. Жизнь шла своим ходом.
— Не ори ты так, — зашипела на подругу Канэко. — Да, у нас был секс.
— Очуметь. И как? Какого оно? Больно было?
— Охуенно. Было не то чтобы больно, скорее неприятно, — Мисудзу слегка покраснела вспоминая позапрошлую ночь. — Он был слишком хорош. Представь насколько я была в шоке, когда узнала, что у него это тоже был первый раз. Он сказал, что много читал литературы определённого характера, если ты поняла про что я, — она подмигнула подруге, на что Мики залилась смехом. — У Кенты спрашивал. У него то опыт большой. Ну и составлял ступенчатый план, что за чем.
— Да ладно, — у Окады уже чуть ли из глаз не лились слёзы. — Хотя не удивительно, что он такой. Он же за год окончил медицинский, за год. И не просто там какой-нибудь факультет, а хирургический.
— Я кстати нашла этот план, пока искала свои вещи. Вот он, — она достала из сумки свёрнутый в четверо листок бумаги.
— Дай посмотреть.
— На, — Канэко протянула его подруге. — Только давай ты его дома прочтёшь. Здесь слишком много лишних глаз.
— Окей. А твои родители как к этому отнеслись?
— Папа опять не дома. Маме я не говорила, но думаю она догадывается.
— А я засосы он тебе оставил?
— Вся шея, ключицы, сиськи, бёдра, даже на стопу умудрился, — Канэко слегка опустила ворот, чёрной тонкой водолазки, защищающей от солнца. У ключиц красовались два больших пятна. — А, ещё и обкусал всю.
— Ужас. Прям какое-то животное.
— Ну я и говорю, хорёк. Маленький вредный голодный хорь.