Глава 1
Я стою напротив гранитной плиты, где высечено имя дорогого мне человека. Это место не для большого скопления людей, здесь царит особая, почти мистическая тишина. Сюда приходят, чтобы поговорить о самом сокровенном с теми, кого больше никогда не будет рядом. И я одна из таких людей.
Присев на корточки в тени старого дуба, я нервно выдёргиваю назойливые сорняки. Они цепляются за землю, словно не желая покидать своё привычное место, но я решительно тяну их вверх, вырывая с корнем.
Пот стекает по лбу, а тыльная сторона ладони то и дело касается мокрых щёк. Я вытираю слёзы, которые, казалось, уже давно закончились, но нет — боль от утраты слишком невыносима. Я плачу тихо, от сильной боли в сердце, и никто вокруг не слышит моих рыданий.
— Дорогой мой папочка, — снова откидываю сорняк куда-то за низкую ограду, — мы с мамой так соскучились по тебе.
Вокруг по-прежнему гнетущая тишина, лишь ветер шелестит листьями и каркают вороны. Я достаю из пакета кашпо с алой кустовой розой. Медленно опускаюсь на колени рядом с небольшой могилой и начинаю разговор, который веду уже не в первый раз.
— Помнишь, как ты всегда говорил, что цветы — это язык любви? — я аккуратно разрываю ямку руками, высвобождая корни из горшка. — Сейчас я хочу показать, как сильно мы тебя любим.
Осторожно укладываю цветы в неглубокую ямку, стараясь быть нежной с корнями, словно передаю им своё тепло и заботу. Начинаю закапывать, чувствуя, как комья земли мягко ложатся на корни растения.
— Наша жизнь сильно изменилась без тебя, — продолжаю говорить, словно он может услышать. — Мама стала такой серьёзной и молчаливой. А я всё пытаюсь понять, как быть дальше, как жить без тебя.
Я поднимаю голову и смотрю на небо, где медленно плывут облака, меняющие свои очертания. Ветер слегка колышет ветви деревьев, создавая причудливые узоры теней на земле.
— Знаешь, иногда мне кажется, что ты всё ещё рядом, — шепчу я, заканчивая закапывать корни. — В этих цветах, в этом ветре, в каждом шелесте листьев. Но иногда так тяжело в это поверить.
Я встаю, отряхиваю руки и смотрю на алую розу, которая теперь будет расти здесь.
Три года тому назад.
— Василёк, как продвигается учёба? — папа оторвал взгляд от книги, устремляя его на меня. В голосе звучала забота, но я всё равно поморщилась — терпеть не могу, когда он называет меня Васильком. Знаю, что это прозвище из детства, но я уже давно не маленький ребёнок, чтобы терпеть такие милые, уменьшительные формы имени.
Я подогнула ноги под себя, принимая расслабленную позу, словно хотела спрятаться от пристального взгляда. Натянула на колени плед, будто он мог защитить от этого вопроса, и обхватила себя руками. Хотелось создать вокруг невидимый барьер, чтобы отгородиться от беспокойства отца.
— Всё в порядке, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно. — Учёба идёт своим чередом. Мы с Яной активно готовимся к сдаче последних экзаменов. Осталось совсем немного, и мы закончим университет, получим второе высшее образование. Потом сразу займёмся открытием своего ресторана. У нас уже есть несколько идей и набросков бизнес-плана.
— Миш, не беспокойся о Василисе, она уже большая девочка, — сказала мама, входя в гостиную с ароматным пирогом в руках. Её присутствие наполнило комнату теплом и уютом. Она поставила поднос на стол, бережно чмокнула меня в макушку, а потом присела рядом с папой, прислонившись ладонью к его плечу.
— Бесспорно, я более чем уверен, что ресторан будет пользоваться огромной популярностью, — отец улыбнулся и подмигнул мне. — Ты станешь самой знаменитой рестораторшей в Санкт-Петербурге.
Мама, услышав его слова, мягко улыбнулась и сказала:
— Не забывай, дорогой, что успех требует не только уверенности, но и труда.
Отец обнял маму за плечи и нежно поцеловал в щёку.
— Конечно, дорогая, ты права. Но и вера в успех играет немаловажную роль. Я верю в нашу дочь и её идею.
Я почувствовала, как внутри зарождается волнение. Мысль о том, что я смогу открыть свой ресторан и сделать его популярным, приводила меня в трепет. Я всегда мечтала о том, чтобы заниматься любимым делом и делать людей счастливыми, предлагая им вкусные блюда и уютную атмосферу. Мы все вместе сели за стол.
— А как ваше дело с дядей Стасом? — я взглянула на папу, откусив кусок аппетитной шарлотки.
— Василёк, — он слегка откашлялся, — дело идёт уже второй год, и мы никак не можем взять этих людей. Весь следственный комитет ходит на ушах, а мы с Стасом уже битый год сидим на корвалоле. — Папа усмехнулся, но по взгляду было понятно, что усмешка эта лишь некий сарказм. Он отпил чай и продолжил:
— Ты же знаешь, как важно для нас разобраться в этом деле. Мы не можем допустить, чтобы такие люди продолжали безнаказанно действовать. Но пока всё без толку. Слишком много улик упущено, слишком много времени прошло.
Он сделал паузу, глядя в чашку, словно пытаясь найти ответы в её глубине. Мама, которая сидела рядом, мягко коснулась его руки, выражая поддержку.
— Представляешь, сколько раз мы уже перепроверяли всё по крупицам, — продолжал папа, — и всё равно ничего не находим. Иногда мне кажется, что мы ходим по кругу, но продолжаем верить, что рано или поздно найдём ответы.
Я понимала, как им тяжело. Это дело отнимало много сил и времени, и казалось, что все усилия напрасны.
— Пап, я уверена, что вы всё-таки разберётесь в этом деле, — сказала я, пытаясь подбодрить. — И потом, я же знаю, ты просто не позволишь, чтобы эти воришки, которые безнаказанно разрушают чужой бизнес, посягнули на мой ресторан. Я верю в тебя и в Стаса.
Я на мгновение задумалась и продолжила:
— Знаешь, а что, если вам не хватает свежего взгляда? Может, стоит привлечь кого-то со стороны? Кто-то, кто не вовлечён в это дело и сможет увидеть то, что упускаете вы.
Папа улыбнулся, и на мгновение напряжение в комнате ослабло.
— Да, Василиса, ты права, — ответил он. — У нас уже есть такой человек. Совсем молодой парнишка, но очень целеустремлённый. С его появлением дело пошло и стало развиваться новыми оборотами. — Отец хмыкнул. — Он талантлив в оперативных делах, не боится рисковать и искать новые пути решения проблем. Я уверен, что он станет ценным членом команды.
— Дочь, зря ты не пошла работать в органы, а выбрала направление ресторатора, — мама улыбнулась и теснее прижалась к мужу. — У тебя тоже отлично получается искать пути и выводить догадки.
Я рассмеялась и отрицательно покачала головой. Да, мне нравилось помогать папе в отделе: листать документы о делах, которые он расследует, копаться в уликах и давать советы. И папа, и его коллеги не раз прислушивались ко мне. Но это не было моим призванием.
Душа требовала уюта, жаждала приносить пользу другим путём, не очищая мир от преступности, а даря радость и тепло. Я всегда мечтала создавать атмосферу, где люди могли бы забыть о повседневных заботах, насладиться вкусной едой и приятной обстановкой.
Когда я была маленькой, мы часто ходили с родителями в кафе и рестораны. Я с восхищением наблюдала, как официанты и повара работают вместе, чтобы создать что-то особенное. Я представляла себя в роли хозяйки собственного ресторана, где каждый посетитель будет чувствовать себя как дома.
Годы шли, и я выросла, но моя мечта не угасла. И вот, стоя перед выбором: продолжить помогать папе в его работе или открыть свой ресторан — я выбрала второе. Необходимая сумма почти накоплена, осталось всего пару лет, и мы сможем открыть ресторан. Мы с Яной уверены, что у всё получится, и вот-вот создадим место, где люди будут чувствовать себя счастливыми и довольными. Наше дело станет не просто рестораном, а местом, где будут жить мечты и стремления.
— Девочки мои, — раздался голос папы, который заглушал трель его мобильного. Винокуров, лёгок на помине, — хмыкнул он, поднимаясь с места. — Отвечу, вдруг что-то важное.
Папа взял телефон и вышел из комнаты, чтобы поговорить в более спокойной обстановке. Освещение было мягким и в этом свете мамино лицо казалось особенно добрым. Она сидела на диване, поджав под себя ногу, и внимательно разглядывала обложку книги, что недавно читал отец — классический детектив, который всегда вызывал у неё интерес.
Я, устроившись в кресле с чашкой чая в руках, вдыхала приятный аромат бергамота, который успокаивал. Мысли становились яснее, а напряжение уходило. Не прошло и пары минут, как в комнату вернулся папа. Он с порога наблюдал за нами, не решаясь сказать и слова. Его взгляд был всё так же ласков.
— Что-то случилось? — спросила я, первой разорвав молчание.
Папа улыбнулся и покачал головой. Подошёл к дивану, где сидела мама, и наклонился, чтобы поцеловать её в щёку. Она улыбнулась в ответ и положила свою руку на его.
— Всё хорошо, милый? — переспросила мама, внимательно глядя на отца.
— Да, обычные рабочие мелочи. Нужно доехать до отдела.
— В воскресенье? — удивилась она, будто впервые замечая, что мужа срывают с выходного.
— Катенька, у моей работы нет понятия «дни недели», — ласково улыбнулся папа. — Я съезжу и вернусь буквально через пару часов. У меня есть несколько дел, которые нельзя отложить.
Мама кивнула, но на лице всё ещё читалось беспокойство. Она крепче сжала руку мужа, словно пытаясь передать ему свою поддержку. Я заметила, как в глазах мелькнула тревога, но она быстро скрыла её за улыбкой.
Папа взял свою куртку и вышел из комнаты, оставив после себя лёгкий аромат одеколона. Мама проводила его взглядом, а потом повернулась ко мне.
— Какое-то нехорошее у меня предчувствие, — прощебетала она, стоило входной двери хлопнуть, подтверждая то, что отец вышел из дома.
Я мгновенно почувствовала, как внутри что-то сжалось. Быстро поднялась со своего места и нырнула в объятия к маме.
— Не переживай, — я поцеловала её в щёку. — Сказал, что на пару часиков, значит, ничего важного.
Мама вздохнула, но попыталась улыбнуться.
— Надеюсь, ты права, — произнесла она, стараясь придать своему голосу уверенность.
Я тоже надеялась, даже нет, я верила. В то, что буквально пару часов — и папа вернётся домой. Я села рядом с мамой на диван, обняла её за плечи, пытаясь поделиться своей уверенностью. Но с каждой минутой, проведённой в томительном ожидании, вера начинала таять, как снег на майском солнце.
Прошло два часа, потом три, а затем и четыре. За окном уже село солнце, и на улице стало темнеть. Небо постепенно окрашивалось в тёмные тона, и на нём начали проявляться первые звёзды. Я посмотрела на часы, потом на маму. В её глазах читалась не только тревога, но и страх.
— Может, позвонить ему? — предложила я, хотя и понимала, что это может быть бесполезным.
Мама кивнула, и я взяла телефон. Набрав номер, я стала ждать ответа. В трубке звучали только длинные гудки, и с каждым из них сердце билось всё быстрее.
— Наверное, телефон выключен или вне зоны действия сети, — сказала я, стараясь скрыть беспокойство.
С моими словами раздался резкий гул дверного звонка. Наши с мамой тела невольно вздрогнули, а в глазах пронеслось удивление. Почему папа звонит в дверь? Разве у него нет ключей? Мысли в голове проносились с бешеной скоростью, и я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Прогоняя лишние мысли прочь, мы поднялись с мягкого дивана, который обнимал нас томительные часы ожидания, и направились в прихожую.
Сердце колотилось как сумасшедшее, когда мы подошли к двери. Я повернула замок и открыла дверь. На пороге стоял напарник папы — тот самый Станислав Винокуров. Его облик был полон следов борьбы: усталое лицо пересекали ссадины, из которых сочилась кровь. Один рукав форменной рубашки был надорван и пропитан кровью, а второй отсутствовал вовсе. Станислав тяжело дышал, его взгляд был напряжённым и встревоженным.
— Стас? — голос мамы прозвучал тихо и неуверенно, он даже не походил на неё. Создавалось ощущение, что страх сковал не только тело, но и голосовые связки.
— Где папа? — тут же вмешалась я, старательно выглядывая за спину мужчины. Паника нарастала с каждой секундой, проведённой в этом моменте. Мрачные картинки так и вырисовывались в подсознании, не поддаваясь любым уговорам разума перестать это транслировать в голове. Тело невольно охватывала дрожь, больше похожая на судорогу.
Станислав хрипел, стоя на пороге. Голос звучал напряжённо и тревожно.
— Девочки, — начал он, — Василёк. — Он посмотрел на меня, назвав так, как любил это делать папа. Впервые это не разозлило, а наоборот, вызвало большее беспокойство.
— Катюша. — Так же ласково он перевёл взгляд на маму, которая бледнела с каждой минутой, словно хотела слиться с стеной.
Мужчина прошёл в квартиру, закрыв за собой дверь.
— Только не переживайте, — продолжал он тянуть, стараясь говорить спокойно, но напряжение в голосе выдавало тревогу.
— Да говорите уже! — не выдержала я, срываясь на глухой крик.
— Мишу ранили. Он в больнице, — наконец произнёс Станислав.
Мама издала тихий стон и осела на пол. Я почувствовала, как зашумело в голове и на мгновение потеряла способность соображать. Затем бросилась к маме, пытаясь привести её в чувство.
— Что случилось? Кто это сделал? Где он? — вопросы сыпались из меня, как из рога изобилия. Я не узнавала свой голос, он казался чужим и незнакомым. — Мы должны поехать в больницу. Я хочу увидеть его.
Станислав кивнул и попытался взять ситуацию под контроль.
— Я поеду с вами. Я всё объясню по дороге.
Мы вышли из дома, сели в машину, и Станислав повёл её по улицам города. Я сидела рядом, крепко вцепившись в сиденье, и пыталась осознать то, что он говорил. В голове никак не укладывалось, что это происходит на самом деле — я, словно героиня какого-то сна, оказалась в машине с человеком, который перевернул всю мою жизнь.
— Это был несчастный случай, — начал Станислав, нарушив тягостное молчание. — Один из людей, по делу которых мы работали, открыл стрельбу. Должно было случиться иначе, пуля предназначалась другому человеку. Но всё вышло из-под контроля.
Я закрыла глаза, пытаясь справиться с эмоциями. В груди всё сжалось от боли и тревоги.
— Папа в критическом состоянии? — спросила я тихо.
Станислав кивнул.
— Да, врачи борются за его жизнь. Мне очень жаль, но ситуация серьёзная.
Мы ехали по знакомым улицам, но всё казалось каким-то нереальным. Город, который я знала с детства, теперь выглядел чужим и мрачным. Я не могла поверить, что это происходит со мной и моей семьёй. В голове крутились мысли о том, что могло произойти, о том, как мы будем жить дальше.
Я смотрела в окно машины, но не видела ничего вокруг. Всё происходящее казалось мне каким-то страшным сном. Казалось, что вот-вот я проснусь в своей кровати, и всё будет как прежде. Но это был не сон. Это была реальность, в которой мы оказались.
Подъехав к больнице, Станислав помог маме выйти из машины. Я вышла следом за ней, и мы направились к приёмному отделению. Сердце билось так сильно, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Я чувствовала, как оно стучит в ушах, заглушая остальные звуки.
На крыльце больницы стояли несколько человек: некоторые в форме, некоторые в гражданской одежде. Все выглядели уставшими и потрёпанными, но я не обращала на них никакого внимания. Меня волновало только состояние папы.
— Созоновы? — стоило нам подойти к регистратуре, как медсестра уже встречала нас, озвучивая фамилию.
Я лишь слабо кивнула в ответ, чувствуя, как дрожат ноги. Мама обняла меня за плечи, словно пытаясь поддержать. Мы последовали за девушкой, которая без лишних слов повела нас вглубь здания.
Коридор был узким и мрачным. Ряд ламп наверху сливался в единое целое, создавая ощущение, что мы движемся прямо в глубь тоннеля с ярким светом в конце. Стены были выкрашены в больничный цвет, который ещё больше угнетал и без того напряжённую атмосферу.
— Ожидайте, сейчас позову к вам главного врача, — сообщила худенькая девушка в белоснежной врачебной форме, указывая на ряд больничных стульев в коридоре и скрылась за дверями «реанимация».
Мы молча сели. Я чувствовала, как мама сжимает мою руку. В коридоре было тихо, лишь изредка кто-то из пациентов или посетителей нарушал эту тишину кашлем или тихим разговором. Справа от нас кто-то тихо плакал, но было непонятно, что заставило человека это сделать — боль, страх или отчаяние.
Я закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться. Но сердце всё равно бешено колотилось в груди. Тревоги накатывала волнами, и я не могла унять дрожь. Я чувствовала, как по щекам текут слёзы, но не вытирала их.
Минуты тянулись бесконечно долго. Я не могла отделаться от ощущения, что время остановилось, и мы застряли в этом коридоре навсегда. Мысли в голове метались, как птицы в клетке, не находя выхода. Мама что-то шептала, пытаясь меня утешить, но я не разбирала слов. В голове была только одна мысль: «Пожалуйста, пусть с папой всё будет в порядке».
Наконец, дверь открылась, и в коридор вышел врач — высокий мужчина с суровым, но в то же время сочувствующим лицом. На нём был длинный, свело-голубого оттенка балахон, рукава которого слегка заляпаны кровью. Такие же пятна виднелись и на груди. Лицо скрывала маска, а на голове сидела медицинская шапочка. Внешний вид придавал ужасающий антураж.
Он подошёл к нам и представился. Мама встала, чтобы лучше слышать, а я не сразу смогла распознать, что он говорит. В ушах стоял гул, и я с трудом воспринимала информацию.
— Приношу глубочайшие соболезнования, — начал врач. — Мы сделали всё, что могли, но...
— Мама! — перебила я его, замечая, как мама медленно начинает падать, словно лёгкий комочек шерсти, который вот-вот рассыплется. Я инстинктивно рванулась к ней, чтобы поддержать. Стоявший рядом Станислав быстро среагировал, подхватил маму под руки и аккуратно усадил на стул.
— Тише, тише, — сказал врач. — Вам нужно успокоиться. Я сейчас принесу воды и нашатырь.
Он отошёл и вскоре вернулся с небольшим пузырьком и стаканом воды. Аккуратно поднёс пузырёк к носу мамы, и она немного пришла в себя. Я продолжала держать её за руку, чувствуя, как сильно она дрожит.
Врач снова обратился к нам:
— Я понимаю, как вам сейчас тяжело. Мы сделали всё возможное, но...
Он не закончил фразу, слова были понятны без лишних объяснений. Я закрыла глаза, пытаясь сдержать слёзы. Врач присел рядом и продолжил:
— Если у вас есть какие-то вопросы, я постараюсь ответить на них.
Мама посмотрела на меня, и в её глазах читалась такая же боль, как и в моём сердце. Она молча покачала головой, словно у неё не было сил говорить. И я тоже не нашла в себе слов, чтобы задать вопросы. Они застряли где-то в горле, не давая возможности вырваться наружу.
Врач кивнул, понимая наше состояние. Он тихо сказал: — Хорошо. — и медленно удалился за дверь, из которой мгновение назад вышел к нам.
— Василиса, — ко мне подошёл Станислав Николаевич. — Миша просил тебе передать, при таком случае. — он протянул мне сложенный на несколько частей листочек.
Я медленно подняла взгляд, который полностью размывался стеной слёз, и протянула руку, позволяя вложить в неё то, что было необходимо. Какое-то время я грела свёрток в ладонях, чувствуя, как внутри нарастает напряжение.
Наконец, встала с места и, не сказав ни слова, поспешила на свежий воздух. Ветер тут же ударил в лицо, немного отрезвляя. Я шла, не смотря по сторонам, мне было неважно куда, неважно зачем, главное — почувствовать на себе ветер.
Дойдя до ближайшей скамейки, которая освещалась фонарём, я развернула лист бумаги. Текст был коротким, но слова, которые я увидела, заставили сердце сжаться.
«Дочка, дорогая. Если ты читаешь это, значит, я больше не смогу тебя защитить. Я всегда верил в тебя, и я знаю, что ты справишься. Ты сильная, умная и смелая. Ты всегда была моей гордостью, и я горжусь тобой до сих пор.
Я знаю, что тебе будет нелегко, но помни, что ты не одна. У тебя есть друзья, семья и люди, которые любят тебя и готовы поддержать. Не сдавайся, даже если будет трудно. Верь в себя и в свои силы.
И ещё одно, Василёк. Я всегда говорил тебе, что жизнь полна неожиданностей, и иногда нужно идти на риск ради других, что всё может пойти не по плану. Но даже в самые тёмные моменты помни, что свет всегда есть. Он может быть где угодно, и он может быть очень слабым, но он есть.
Я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить. Ты — моё сердце, и я надеюсь, что ты найдёшь в себе силы идти дальше. Твой папа».
— Чёрт! — я схватилась за волосы на голове, приседая на корточки, не в силах больше стоять. Ноги подкосились, и я почувствовала, как по щекам текут слёзы.
Вокруг кипела жизнь: люди спешили по своим делам, разговаривали, смеялись. Но я была здесь, в этом хаосе, совершенно одна со своей болью.
— За что? — продолжала я срывать голос, не обращая внимания на проходящих мимо людей. Они бросали любопытные взгляды, но никто не останавливался, чтобы помочь или хотя бы просто поддержать.
Я чувствовала себя такой беспомощной и одинокой. Казалось, что весь мир обрушился на меня, и я не знаю, как собрать его обратно. Почему судьба так жестока ко мне? Я ведь не заслужила этого несправедливого испытания...
Слезы текли ручьём по щекам, оставляя влажные дорожки. Я всё повторяла вопрос: «Почему?» — словно надеялась, что кто-то услышит меня и даст ответ. Но вокруг была лишь тишина, нарушаемая лишь моим прерывистым дыханием и стуком сердца.
В тот момент я остро осознала, что привычный мир рушится и больше никогда не станет прежним. Я чувствовала, как почва уходит из-под ног, а реальность искажается, превращаясь в кошмарный сон.