Парадокс
У христианских общин Римской империи были две схожие черты. Первая: все они признавали авторитет Христа и возвышали его как могли. Чем больше проходило времени, тем больше возвышался образ основателя. Пока в итоге Христа не объявили Богом.
Эту эволюция иллюстрирует перевод некоторых стихов о Христе. Например, сейчас Евангелие описывает Иисуса так: «вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам». (Лк.7,34). Дословный перевод этих слов: «вот обжора и пьяница, друг мытарям и проституткам». Сначала обжору заменили на чревоугодника, а пьяницу на винопийцу. Потом смягчили до современного варианта.
Евангелие характеризует Христа большим любителем выпить, закусить и пообщаться с женщинами. Из этого следует, что приписываемые Христу призывы к гастрономическому и сексуальному аскетизму, являются поздним изобретением Церкви.
Вторая черта раннехристианских группировок — в отличие от иудаизма у них не было кровных ограничений. Человек любого племени и происхождения мог стать христианином. Никто его не мог укорить за его неблаговидное прошлое.
По всем другим вопросам в христианстве было ровно столько мнений, сколько групп. Каждая новая ситуация умножала эти мнения, и создатели новых мнений старались возвести их в ранг святой истины. Естественно, эти истины конфликтовали друг с другом.
Рим не обращал на христиан внимания. Ему вообще было плевать, кто во что верит, какие философские и богословские проблемы обсуждает. Власть говорила подданным (то есть, людям под данью, обложенным данью): «Платите налоги и верьте, во что хотите».
Рим был миролюбив ко всем религиям. Для божеств, почитаемых на его территории, он построил Пантеон («пан» — «всеобщий»; «тео» — «бог»), всеобщее божественное «общежитие». Любое божество любого племени могло найти там себе место.
Религиозных разборок римская власть никогда не устраивала. Рим жил по принципу: «Бог на стороне больших батальонов» (фразу приписывают Вольтеру). Он сосредотачивал свои ресурсы на политической, военной и экономической мощи. На поиске религиозной или философской истины Рим никогда не концентрировался. Никогда.
Цель власти — не искать истину (тем более, религиозную), а сохранять и усиливать себя. Понятия добра и зла власть определяет максимой: что хорошо для империи, то добро, что плохо для империи, то зло. Поскольку ситуация постоянно меняется, понятия добра и зла на государственном уровне регулярно меняются вслед за обстоятельствами.
Если природа волка изменится, следом неизбежно перевернутся его представления о добре и зле. Если представить, что волк переродился в зайца, с этого момента перед ним две перспективы — или на все смотреть с позиции заячьих ценностей, или быть в самое ближайшее время съеденным первым попавшимся хищником.
Храбрый заяц — мертвый заяц. Конкурентное преимущество зайца — трусость. Чем он трусливее, тем выше его шансы на выживание. Кто строит свою силу, исходя не из своей природы, а из абстрактных представлений о силе, тот всегда становится чьим-то питанием. Это правило касается всех форм жизни — от микроба до государства.
Если государство из монархии превращается в республику, а потом снова в монархию, его представления о добре и зле не могут не меняться. Разные конструкции в разных условиях предполагают разные действия для своего сохранения. Такова жизнь...
Рим строго придерживался этой политики. Английский историк Эдвард Гиббон так его характеризует: «Все религиозные культы Древнего Рима народ считал одинаково истинными, философы — одинаково ложными, а правители — одинаково полезными».
Единственной гонимой религией за всю историю Рима было христианство. Чтобы понять, чем оно так не угодило Риму, ответ нужно искать не в церковных объяснениях, они далеки от намерения найти истину, а в самых корнях христианства, империи и ситуации.
Церковь объясняет гонения тем, что языческий Рим не выносил божественной истины, разносимой последователями Христа. По словам Церкви, она жгла его, как черта жжет ладан. Рим начал гонения, потому что был не в состоянии терпеть такую муку.
Абсурдно и не верю. До и после казни последователи Христа говорили одно и то же. Но только «до» информация почему-то совсем не жгла языческий Рим. Длительное время после казни тоже не жгла. Ну вот нисколечко... Рим попросту не обращал внимания на это христианство. А потом вдруг христианская проповедь начала его жечь...
Историки, большинство которых никогда не лезет в корни, ограничиваясь собиранием внешних бантиков, что делает их больше архивариусами, чем историками, высказывают туманные версии, сплетая характер императоров с политической ситуацией и случаем. Например, они расскажут, что император Нерон поджег Рим и свалил вину на христиан. И это послужило началом зарождения ненависти римского общества к христианам. Подобные объяснения больше запутывают, чем объясняют. Но других нет.
Вопрос, почему Рим вдруг стал гнать христиан, принято проскакивать, забалтывая общими словами и эмоциями. Люди жмут плечами и говорят: вроде и так все понятно, язычники гнали христиан, потому что язычники. Безбожники, звери, что с них взять...
Какой у Рима вдруг мог возникнуть мотив для гонений? Идеологический мотив сразу отпадает. Рим никогда не интересовался философией и богословием. Тем более, до такой степени, чтобы тратить на это бюджет. Организовать масштабные гонения — это совсем не дешевое удовольствие. Чтобы власть решилась на это, нужны веские основания.
Если и случались гонения на тот или иной культ, они носили исключительно политический или экономический, иногда бытовой характер. И всегда точечный. Известна история любви юноши к знатной женщине, не ответившей взаимностью. Отчаявшись, юноша подкупил жрецов храма, чтобы они сказали женщине, будто сегодня ночью ей в храме нужно отдаться божеству. Все произошло. Обман раскрылся. Женщина открылась мужу. Тот оказался влиятельным человеком. Дело дошло до императора. Сын Юпитера (император) приказал жрецов распять. Храм разрушить. Культ упразднить.
Бытовой вариант сразу можно отбросить. Помыслить, что христианство триста лет создавало бытовые проблемы, — это нереально. Остаются экономика и политика. От экономической версии тоже практически сразу приходится отказаться. Не бывает в природе таких экономических проблем, решение которых затягивается на триста лет.
Остается последний вариант — политика. Христианство угрожало целостности Рима. Чтобы разобраться с этим, нужно представлять принципы, на которых стояла модель Рима. Это позволит увидеть, в чем несовместимость римской модели с христианством.
Рим был авторитарным государством — конструкцией, где к центральной детали крепятся все остальные, подобно дереву. Такая система существует, пока существует ствол. Если ствол ослабевает, вся конструкция слабеет пропорционально стволу. Если ствол исчезает (сломается, сгорит или сгниет), как бы ни были прочны растущие от него ветви, конструкция рушится в кучу и становится похожа на потревоженный муравейник.
Стволом конструкции был император. Сохранение его авторитета было не следствием его честолюбивых амбиций, а делом государственной важности. Если его авторитет опускался ниже минимума, здание империи опасно кренилось.
Человека в статусе правителя правильно воспринимать не человеком, а институтом. Римская система в силу своих инженерных особенностей была ориентирована на возвышение императора. Существовал специальный закон «Об оскорблении Величества», ограждающий центральный элемент системы (правителя) от умаления.
При республике под «величеством» понималась власть государства, при империи — власть императора. Малейшее унижение авторитета императора считалось опаснейшим преступлением против государства. Наказанием чаще всего была смертная казнь. Причем, действие этой статьи распространялось и на родственников, даже если они абсолютно не причастны к преступлению. Их наказывали более мягко — ссылкой или штрафом. Но иногда тоже казнили — в целях назидания другим.
Испанский поэт Эрнандо Акунья позже выразит государственную модель «Дерево» фразой: «Одна паства, один пастырь, одна вера, один властитель, один меч». Геббельс повторит: «Один народ, одна империя, один вождь» («Einvolk, einreich, einführer»).
Император носил титул Верховного Жреца — Pontifex Maximus (сейчас Римский Папа носит этот титул). С целью максимально возвысить величие императора его заявляли не человеком, а непременно сыном Юпитера или иного божества.
Приписывая такое родство, система делала человека именно божеством в прямом смысле. Не образно, не понарошку, а гражданам империи предлагалось понимать своего императора именно самым настоящим божеством во плоти.
Например, когда в лагере Атиллы, предводителя гуннов, между дипломатами двух стран зашел разговор о правителях, византийские послы сказали, что вождь — это человек, а император — божество. Поэтому их нельзя сравнивать. И гунны согласились...
Даже если на трон попадал человек из народа, биографы «обнаруживали» очевидные и несомненные родственные связи с божеством. В официальных биографиях таких императоров говорилось, например, что его мать посетил Юпитер, Марс и прочие высшие сущности, от которых она зачала и родила. Это означало, что ее сын — не человек, а полубог, сын Юпитера, Марса или еще кого из богов. Божественная природа объясняла, почему выходец из низов добился того, чего не смогли добиться более знатные люди. Потому что он не человек, а полубог — божество. Все сразу становилось на свои места.
Авторитет императора культивировали в Римской империи так же тщательно, как в армии культивируется авторитет командующего. Солдаты отдают ему честь и обращаются в установленном порядке. Если солдаты этого не делают, их наказывают.
Казалось бы, что особенного, если солдат обратился к командующему не по уставу? Не отдал ему честь, например, или нарушил субординацию иным образом — вместо положенного приветствия сказал генералу при встрече: «Привет, Петрович!».
Чтобы понять смысл такой строгости, нужно понимать суть армии. Армия — машина из людей. Ее дееспособность зависит от точности движения всех деталей. Чем сильнее они разболтаны, тем меньше дееспособность механизма. Если люфт ниже критического минимума, машина недееспособна. Теперь это собрание шевелящихся невпопад частей. Судьба такого механизма не вызывает сомнений — в скором времени его заклинит.
Армию от вооруженной толпы отличает устав — правила работы машины. Нарушение устава есть разбалтывание машины. Без устава дисциплина быстро опустится ниже низшего. Исчезнет сила, удерживающая все детали на своем месте.
Армия потеряет дееспособность. Военная машина превратится в толпу вооруженных мужиков, опасных как для самих себя, так и для населения. Вооруженная толпа начнет стремительно колоться на враждующие группировки, истребляющие в процессе себя и все вокруг. Избежать этого нельзя никаким способом, кроме одного — жесткой дисциплины.
В империи действует точно такой же принцип. Если подданные не будут оказывать должного почтения центральной детали системы, империя начнет слабеть. На это отреагируют соседи. Чем слабее она будет, тем сильнее на нее будет давить внешняя среда.
Давление будет нарастать не в силу желания отдельных агрессивных личностей, а по политическим, экономическим и социальным законам. Они работают так же непреложно, как и физические. Закон жизни — давят, пока продавливается.
Внешнее давление будет способствовать росту нестабильности в империи, что еще ослабит ее, и как следствие, еще больше усилит внешнее давление. Хаос будет нарастать, одно будет умножать другое. Однажды сумма негативных факторов уничтожит систему.
Если конструкция основана на принципе «дерево», главная задача закона — не экономика и политика, как может показаться, а сохранение величества верховного правителя. Все остальные задачи должны быть согласованы с этим базовым требованием.
Если авторитет правителя не будет иметь должного размера, как бы ни были велики политические и экономические достижения, систему разорвут внутренние центробежные силы в виде элиты, которая будет видеть в правителе равного. Равным не подчиняются. С равными конкурируют. По этой причине, например, пришедший к власти император Макс Фракиец уничтожил всех, кто помогал ему прийти к власти. Или Сталин перебил всех, кто считают себя равными ему. Отношение к правителю как к равному умаляет величество центральной детали. У божества не может быть друзей. Только починенные и рабы. Если же у него появляются друзья, далее следует ослабление системы.
Власть обладает концентрирующим эффектом только в том случае, если право на нее есть у одного. Если право есть у многих, многие начинают на нее претендовать. Ресурсы пойдут не на усиление государственной конструкции, а на ее ослабление и разрушение.
Планету можно сравнить с комнатой, заполненной надутыми шариками. Если в одном шарике давление упадет, соседние шары начинают его сдавливать. Давить будут, пока не займут освободившееся пространство — пока не упрутся друг в друга.
Внутренние и внешние разрушительные процессы гарантируют гибель миллионов невинных людей. Чтобы избежать такого развития событий, нужно быть сильным. Для этого нужно соответствовать природе конструкции. И если ваша конструкция построена по принципу дерева, сохранение величества ствола является стратегической целью.
Если величество действующего правителя надежно защищено, но нет механизма его замены новым, неизбежно ослабление системы по смерти правителя. Между кандидатами на его место начнется противостояние, которое имеет все шансы перерасти в гражданскую войну. В нее начнут втягивать внешние силы. Конкуренты или сами начнут приглашать внешние силы помочь в борьбе за «правое дело», или силы придут без приглашения.
Если люди, образующие власть, понимают эти инженерные принципы, они в первую очередь определяют природу системы, и далее работают над укреплением ее ключевых узлов. Если власть взяли люди, не видящие ключевых узлов, если они думают, что взять власть и управлять — это одно и то же, они ориентируются или на сиюминутные цели, или, еще хуже, на абстрактные представления о добре и зле. Все это в итоге оборачивается максимальным злом как для горе-правителей, так и для общества в целом.