ЧС

1986-й год. Сухой закон уже изрядно успел надоесть людям за год своего существования. Но если русский человек решил выпить, то перед этим его ничего и никто не остановит. Никакие законы не властны над желанием человека, особенно когда для этого находится повод.
Гена был обычным советским гражданином, который после обучения в институте попал по распределению в провинциальный город с большим производством. Завод выделил молодому перспективному инженеру комнату в девять квадратных метров, что считалось нормой для неженатого сотрудника.

Рабочий коллектив Гены состоял из опытных заводчан, которые ждали от Гены «проставы» с первой зарплаты, иначе было просто невозможно представить, как дальше можно нормально жить и работать с этим человеком. «Простава» за то, что ты вливаешься в новый трудовой коллектив, - была неотъемлемой традицией, которой пренебрегать было совершенно неприемлемо. Если человек не проставлялся за первую зарплату, то с ним старались не иметь ни каких дел, потому что было понятно, что он какой-то не такой, и ставит себя выше рабочего коллектива. Можно даже сказать, что к таким людям прицеплялось клеймо " с гнильцой".

Гене сразу объяснили, что к чему, про старые нерушимые десятилетиями традиции и уклад завода, но перед предстоящим обрядом принятия в коллектив стояла проблема под названием «сухой закон».

Закончилась рабочая неделя и в пятницу с нетерпением ждала вся рабочая бригада. Выйдя с заводской проходной, мужики уже предвкушали момент с распитием и принятием молодого парня в ряды работяг. Дождавшись Гену у проходной, самый старший из рабочих произнёс долгожданные слова.

- Ну, Генашка, че там?

- Мужики, не обессудьте, целую неделю пытался достать, но вот только одну бутылку смог...
- Ну, Гена, это не серьёзно... - Раздосадованно ответил сварщик Виктор.

- Гена, ну ты че как маленький? Ты бы поинтересовался у старших товарищей, где можно взять! – По-отцовски отчитал за несообразительность Гену слесарь Петрович.
- Ладно, че вы на парня набросились? Что мы, пойла не найдём? Ты молодой, если чего не знаешь или какие-то вопросы у тебя, то ты ко мне обращайся, я тебе все растолкую. Все мы были молодыми и все не сразу получалось. Пошли за мной - скомандовал самый старший из коллектива Иваныч.

Все двинулись следом и, пройдя через окраину города, мужики забрели в частный сектор к одному из домов. Все остановились у калитки и Иваныч, подойдя к деревянным воротам, носом ботинка постучал три раза по ним. Затем подошёл к Гене.

- Деньги давай.

- Сколько? - Держа в одной руке смятые купюры, а другой перебирая мелочь в брюках спросил Гена.

- 5 рублей.

Гена отсчитал 5 рублей и отдал их Иванычу.

Через минуту из дома вышел цыган, открыл калитку и, не поздоровавшись с мужиками, только спросил:

- Сколько?

Иваныч загнул большой палец на ладони и показал четыре пальца.

Цыган глянул на него исподлобья и недоверчиво заявил:

- Многа.

- Ты мне что тут причесываешь? Иди умойся. Не видишь, к тебе люди пришли?

- Нет столька, скока просишь.

- Ты щас зайдёшь в дом, а дверку тебе подопрут и богадельня твоя загорится. Из дому ты уже не выйдешь понял меня, немытая рожа?

- Шо ты ругаешься на менэ?! Щас вынесу.

- То-то.

Цыган зашёл в дом, а Иваныч повернулся к Гене:

- Ты, Ген, сюда если что заходи. А если тебе этот цыган, динамо, прокручивать будет - ты разводи его на пожар. У него уже два дома спалили за то, что он не тем людям отказывал. Вот вроде немытый, а самогон делает первоклассный.

- Хорошо, Иваныч.

Спустя две минуты цыган вышел заряженный четырьмя трехлитровыми банками самогона и благополучно продал их мужикам. Коллектив рабочих дружно двинулся в гараж к Петровичу. Добравшись до гаража, Петрович слазил в погреб и достал из него банки с соленьями. Пока Петрович занимался закусками остальные быстро организовали стол из подручных средств и спустя 5 минут самогон был уже в стаканах. Первый тост принадлежал Иванычу:

- Гараж - это не просто помещение для складирования разных вещей. Гараж для мужика - это целая культура. Можно даже сказать, что это национальное достояние, без которого не было бы мужского уединения, где мы без жён и детей можем чувствовать себя свободно, но не распущенно. Гараж - это религия, в которой мужик является богом. Так вот, Генка, ты молодой и хороший специалист, это твой первый трудовой коллектив, с которым ты проживёшь тёмные и светлые дни. Желаю тебе работать в удовольствие, обзавестись женой, детишками... Но самое главное - это гараж. Самое удачное вложение. После работы всегда можно прийти и повозиться в нем, мало ли что по дому нужно сделать, да и выпить с друзьями, пока жена не видит. За тебя, Генка, и за то чтобы у тебя в будущем был гараж.

Гена посмотрел внутрь граненого стакана на мутный самогон. Внезапно в его голову закралась мысль – «зачем всё это?». Почему он тут, в этом захолустье, а не, например, в Москве как его одногруппники? Зачем он потратил столько денег на это пойло? Специально наврал, что достал только одну бутылку, чтобы с экономить. Какой-то завод, мужики, цыгане, самогон, гараж... Зачем всё это? Что будет с ним через 10-20 лет? Он превратится в одного из этих людей? Будет с ним какая-нибудь женщина и ребёнок, которые будут ждать пьяного его из гаража, пока он посвящает в ряды рабочих очередного студента. Это будущее его ждёт?

Стоящий по левое плечо Петрович толкнул Гену в руку. Он сразу же оторвал взгляд от стакана.

- Гена, думать будешь на работе, а сейчас пей!

Загремели стаканы с самогоном, словно колокола, предвещавшие что-то тревожное впереди. Не умеющий пить Гена после третьего захода уже ничего не помнил. Память покинула его, вместе с контролем над телом. Размышления, беспокоившие его до этого, больше не помещались в кружащуюся голову. Всё стало размытым. У Гены такое было впервые, даже будучи школьником на выпускном он держал ситуацию под своим контролем. Здесь же молодой мужчина стал заложником своего опьянения.

В ночных сумерках Гену несли с двух сторон его коллеги. Традиция была соблюдена, и все остались довольными, кроме только что принятого в ряды тружеников работника. Гена лишь изредка открывал глаза и наблюдал за меняющимся асфальтом, щебнем и грунтом. Спустя время он увидел ступеньки своего подъезда. Внутри него почему-то вспыхнул неимоверный приступ отвращения к себе, к коллегам, ко всему вокруг. К тому, что мужики, сами будучи пьяными и дико шумя, пытались затащить его в его же подъезд, к их скабрёзным шуточкам, к их попыткам найти его ключи, к гаражам, самогону, цыганам, заводу.

Эта злость придала Гене сил и, сам того не ожидая, он твёрдо встал на ноги и презрительно посмотрел на своих товарищей. Правда прилива энергии хватило только на это. Собрав волю в кулак, он попытался проговорить «пошли вон отсюда», но получилось лишь вялое и еле слышное «пошли сюда». После чего, тот белым лебедем вновь упал в руки коллег.

- Сюда, сюда, Гена... – продолжил шебуршать по карманам и успокаивающе повторять Виктор.

- Ну, Гена, че купишь у меня мопед? Купи мопед. Он резвый. Ну че, купишь? – повторял Петрович как заведённый - За 120 рублей отдам!

- Иди ты на... - это были последними словами Геннадия перед тем, как тот потерял сознание.

- Значит договорились! - утвердил Петрович.

- Петрович, держи давай его! Я запарился тут уже ключи искать, а ты все про свой дрынчик как попугай вещаешь.

- Витёк, он купил его у меня...

- Идите вы оба в баню тазами кидаться я домой пошёл!

- Витя, я затащу его!

Виктор, спускаясь по лестнице, махнул рукой, даже не обернувшись. Петрович тем временем нашёл ключи от комнаты в кармане Гены и открыл входную дверь. Затащив полумёртвое тело на кровать, Петрович достал кошелёк своего пьяного товарища.
- Это... Мы ведь с тобой договорились насчёт моего мопеда? Да?

Тот в ответ только угукнул.

- Значит договорились. Я сто двадцать рублей у тебя из лопатника взял. Я тебе прямо щас его и пригоню к твоему дому. Ладно?

Геннадий ничего на это не ответил.

- Я тебя закрою, а ключи... Короче, утром приду и открою тебя. Всё живы будем, не помрем. Увидимся! Бывай.

Гена в это время уже спал как младенец. Снилась ему Нина из пионерского лагеря, как они с ней целовались у ночной реки и как он ей признался в своих чувствах. Она только улыбалась в ответ, держала его за руку и нежно целовала. Вдруг она отпустила руки и, встав, нырнула в речку, направляясь к другому берегу. Гена поднялся с земли и нырнул вслед за ней. Путь ему освещала только ярко святящая луна, а вода, при всех усилиях приблизиться к Нине, замедляла движения и лишь отдаляла от желанной цели. Её уже было не догнать. Гена остановился передохнуть и прислушался: к нему приближались какие-то шлепки по воде. Это оказались вёсла, справа от него плыла лодка, в которой сидели Иваныч, Виктор и Петрович. Они остановились у изголовья плывущего, и Петрович высунулся из лодки:

- Ну че там, с мопедом надумал?

Гена разозлился и нырнул в реку с головой, чтобы скрыться от этих ненавистных ему лиц. Под водой было темно и тихо, но внезапно для себя он разглядел силуэт, похожий на человеческий. Образ приближался к нему и становился всё более отчётливым. Этой фигурой оказался его отец, который умер, когда Гене было 12 лет. Он сидел за письменным столом и что-то писал. Парень подплыл поближе и, насколько это можно так назвать, сел за стул, стоящий, или, вероятно, плывущий напротив письменного стола отца.

- Папа, это ты?

- Я. А ты чего тут забыл? Тебе давно пора туда. - Отец показал указательный палец вверх.

- Я не хочу туда. Там мне плохо.

- Так уезжай оттуда, где тебе плохо. Зачем ты себя мучаешь?

- Так ведь работа, распределение...

- Значит, ты готов мериться с тем, что с тобой происходит? Ты Нину любишь?

- Люблю.

- Так и езжай к ней.

- Я в последний раз видел её в пионерлагере. И как я могу уехать к ней? Мы, конечно, переписывались с ней после лагеря и у меня есть её адрес, но...

Отец поднёс указательный палец к губам, а после щёлкнул пальцами. Перед глазами осталась только темнота.

Гена открыл глаза. Он оказался в своей девятиметровой комнате, в уличной одежде он лежал на своей кровати, на улице уже было светло. По ощущениям было понятно, что он проспал уже достаточно много. Гена кинул взгляд на будильник и увидел время - 12:20. Как только он осознал, который час, головная боль окатила его голову так, что аж заслезились глаза. От страшного похмелья мог спасти только сон и ничего более. Сил не было совершенно ни на что, даже на то, чтобы дойти до холодильника и достать от туда обезболивающее. О том, чтобы раздеться, не могло идти и речи. Голова была тяжёлая, словно гиря, лежавшая на подушке. Ещё в студенчестве от непризнанного властью классика из бумаг самиздата он узнал, что подобное нужно лечить подобным. К счастью вчерашняя бутылка водки стояла на табуретке. Как она здесь оказалась - было загадкой для Гены, хотя как он сам оказался на кровати в своей девятиметровке - было не меньшей тайной, покрытой мутными воспоминаниями, но ясно было одно - нужно просто дотянуться до бутылки. Оставалось неясным, какой будет эффект от лечения таким способом, ведь он не имел возможности проводить такой эксперимент с собой ранее, но всё бывает в первый раз. Через усилие Гена всё-таки дотянулся до бутылки и небрежно открыл её, но поблизости не было ни стакана, ни кружки. Непонятная суета и шум людей за окном не давали сосредоточиться на поисках и отзывались эхом в голове, а поэтому, чтобы поскорее прекратить эти мучения, было принято отважное и волевое решение отпить из горла. После третьего глотка из бутылки Гену чуть не стошнило на пол, но он мужественно перетерпел. Щурясь и морщась от неприятных вязких ощущений и поставив водку обратно на табуретку, он упал на кровать. Уставивший свой взгляд на побеленный потолок Гена уже не слышал ни шума за окном, ни чего бы то ни было. Сил не было даже жить. Вытащив подушку из-под головы, он положил её себе на лицо и закрыл глаза.

Провалившись в пучину иллюзий, Гена смотрел очередной сон, как он бежит по лесу за собакой, пытаясь поймать её за хвост. Почему ему нужно было схватить этот хвост - он не понимал, но это желание полностью овладевало им, и он не мог отступить. Бежал он быстро и ловко, но собака была ещё проворнее, и каждый раз, когда вот-вот он должен был схватить её за хвост - та удирала от него с ещё большей силой. В разгаре погони он совершенно не заметил у себя под ногами яму и свалился в неё.

Внезапно Гена проснулся и увидел, что в его комнате уже было темно. Голова всё так же была неприподъёмной. Первая мысль, посетившая его, была о том, что классик из самиздата нагло солгал, и водка так и не помогла облегчить его состояние тяжёлого похмелья. Вторая мысль пришла о том, что нужно сжечь дом этого отравителя цыгана, который намешал в самогон какой-то гадости, хотя куда гуманнее будет сообщить в соответствующие органы. Вокруг царила невыносимая тишина, отдающаяся звоном в ушах. Гена, превозмогая себя, встал с кровати и заметил стакан, стоящий на комоде. Поскольку деваться было уже некуда, он налил себе 50 грамм водки и тут же залпом это выпил, явно оттачивая своё мастерство. Звон в ушах стих, и взгляд Гены стал более сосредоточенным. На комоде, помимо стакана, оказался выпотрошенный кошелёк и какие-то ключи. Но откуда они?

Осознав происходящее, Гена подошёл к окну и увидел стоящий во дворе мопед «Рига», привезённый Петровичем. Все элементы паззла сложились в целостную картину. "Пока я был пьян, Петрович, сука такая, обманул меня и продал мне этот дрынчепопер! Забрал из кошелька все мои деньги, пока я не мог соображать! Сволочь!". Откровенно говоря, Гене очень сильно хотелось разбить Петровичу лицо и заодно сломать ему пару пальцев за то, что тот без разрешения залез в его кошелёк и украл у него деньги. К тому же обнаружилась новая неприятность - замок был закрыт на ключ, которого в замке не было. Обычно, приходя после работы, он закрывал дверь на щеколду, но на этот раз все было по-другому. "Обворовал, так ещё и ключи забрал, закрыв меня!". Как будто этого было мало, так ещё и обнаружилось, что в его квартире нет света! Гена был в ярости от происходящего. Он быстро достал старый молоток с отвёрткой и в темноте принялся выбивать косяк, чтобы освободиться. Спустя полчаса ему всё-таки удалось открыть эту несчастную дверь. Но уходить, оставляя открытую квартиру, было нельзя, а поэтому необходимо было попросить соседку о помощи. Гена знал, что его бабушка Нюра, живущая напротив него, страдала бессонницей и никогда не отказывала людям в помощи. Как назло на этот раз Гене никто не открывал. Неужели спит? Он прислушался к её двери и не услышал ничего. Это было странным для его соседки, так как у неё почти круглосуточно работал телевизор. Тогда парень смирился, вернулся в квартиру, опрокинул ещё 50 грамм и решил оставить всё как есть даже с незакрытой дверью. «Горит сарай, гори и хата!».

Гена вышел во двор и понял, что света нет не только в его квартире, но и во всём доме. Нет, во всём районе! Не горели даже фонарные столбы. «Теперь понятно, почему у бабки Нюры телевизор не работает. Света нет и в подъезде, как же я сразу не догадался? На подстанции что-то произошло что ли? Вроде не планировалось по плану отключение... Ну и хрен бы с ним, с этим светом! Я и в потёмках не промахнусь по наглой морде Петровича!».

Гена отправился к Петровичу. Шагая по тёмному и тихому городу, он не встретил ни одного человека, лишь собаки и коты. Подъезд его дома был размагничен, а дверь ему, разумеется, никто не открыл. Несмотря на тот шум, что Гена поднял в подъезде, соседи также не подали никаких признаков жизни. Взбешённый он выбежал во двор и начал кидать в окно коллеги камни и щебёнку. Неосторожным броском Гена по итогу случайно разбил окно Петровича и, испугавшись, спрятался за дерево. Реакции никакой не последовало и это ещё больше напугало растерявшегося парня. Город как будто вымер.

«Может куда уехал с семьёй? Да, вроде бы, он ничего такого не планировал. Да и черт с ним! Разбитое стекло - это ему за то, что мопед свой ржавый обманом втюхал и руки свои в кошелёк ко мне запустил. Козёл! С ключами ещё моими уехал мудак! Как меня достали эти уроды! Не город, а захолустье какое-то! Пропади все они пропадом!»

Гена, злой и расстроенный, дошёл до своего дома и подошёл к стоящему во дворе мопеду. Покачав из стороны в сторону бензобак, он понял, что тот полон бензина.
- Хорошо хоть заправленный отдал. Козёл! – Непроизвольно произнёс вслух Гена.

Достав из кармана сигареты, он взял одну из них в зубы и принялся искать спички. Вспомнив, что спичек с собой у него нет, Гена со злостью выплюнул сигарету на землю. «Может, и в правду пошли они все куда подальше? Со своей работой, мопедами, 120-ю рублями, 9-и метровыми квартирами? Я хочу к своей Нине, которую до сих пор люблю. Может, она ждала меня всё это время, а я дурак всё не ехал к ней!

Гена сел на мопед, завёл его и поехал прочь из этого чёртового городишки. По дороге он обратил внимание, что авария произошла на атомной электростанции, что белый дым шёл из четвёртого энергоблока, который уже был к этому времени погашен.
Проезжая мимо приветственной стелы "Чернобыль", Гена плюнул в его сторону и уже не оборачивался назад.