глава 5
Ужин закончился, но его послевкусие было горьким, как полынь. Студенты расходились, их голоса сливались в гул, отражавшийся от высоких каменных сводов, но для Ады мир сузился до стука собственного сердца. Взгляд Регины, полный холодной оценки, до сих пор обжигал ей кожу. Она не просто посмотрела, она увидела. И это пугало больше всего.
Стараясь не привлекать внимания, Ада выскользнула из Большого зала, но чувствовала себя так, словно на спине у неё мишень. Ей казалось, что каждый шепот в коридоре — о ней, о её вызывающем наряде, о её дерзком поведении. Гостиная Гриффиндора, которая ещё вчера казалась убежищем, теперь представлялась клеткой, полной осуждающих взглядов. Ей нужен был воздух. Ей нужно было одиночество.
Ноги сами несли её по извилистым лестницам Хогвартса, всё выше и выше, прочь от шума и суеты. Она миновала портреты, которые сонно провожали её взглядами, и статуи, застывшие в вечном молчании. Наконец, она толкнула скрипучую деревянную дверь и вышла на самую вершину Астрономической башни.
Прохладный октябрьский ветер тут же вцепился в её волосы, разметав аккуратный хвост. Он хлестал по лицу, принося с собой запах дождя и озона, и на мгновение Ада почувствовала облегчение. Здесь, под бездонным, усыпанным бриллиантами звёзд небом, она была одна. Она подошла к каменному парапету и посмотрела вниз. Огни замка и далёкие огоньки Хогсмида казались крошечными искрами в огромной тьме. Такой же искрой она ощущала себя — затерянной и незначительной.
«Что со мной не так?» — мысленно спросила она у молчаливых звёзд. Почему её так неудержимо тянет к этой женщине? К той, чей взгляд обещает лишь боль и власть, чья репутация опережает её саму. В этом мире были десятки достойных людей, но её сердце, её инстинкты выбрали самую опасную. Может быть, потому, что в глубине души Ада и сама чувствовала себя чудовищем? Позором, как сказал отец. Ошибкой природы. А монстры всегда тянутся к монстрам.
— От них бежишь? Или от себя?
Голос прозвучал так близко, что Ада вздрогнула и резко обернулась. Сердце ухнуло куда-то в пятки. В тени арочного прохода стояла Регина. Она не шла, она просто была там, словно соткалась из самого мрака. Её силуэт был чётким и властным, а глаза во тьме блестели, как два уголька.
Ада молчала, не в силах выдавить ни слова. Воздух вокруг сгустился, стал тяжёлым и наэлектризованным.
Регина медленно вышла из тени, её шаги были бесшумны. Она остановилась в паре метров от Ады, окинув её насмешливым, но внимательным взглядом.
— Министерство затеяло забавную игру. Связывает души, не спрашивая их согласия, — произнесла она, её голос был похож на шёлк, скрывающий лезвие. — И порой… судьба подбирает весьма любопытные пары. Она знает, где таится настоящая сила.
— Я не понимаю, о чём вы, профессор, — наконец смогла выговорить Ада, хотя её голос предательски дрогнул.
На губах Регины появилась тень улыбки.
— О, неужели? Этот наряд… кричит о силе, о страсти и о власти. И он принадлежит не тебе. Но, кажется, нашёл свою идеальную хозяйку.
Она сделала ещё один шаг, сокращая дистанцию. Ада невольно отступила назад, пока не упёрлась спиной в холодный камень парапета. Пути к отступлению не было.
— В тебе горит огонь, девочка, — продолжала Регина, её голос стал тише, интимнее. — Яркий, неуправляемый. Они пытаются его погасить. Твой отец, твои так называемые друзья, эта розовая жаба в мантии. Они хотят засунуть тебя в рамки, заставить быть «нормальной». Жалкие глупцы.
Регина подняла руку и кончиками пальцев коснулась щеки Ады. Кожа профессора была прохладной, как мрамор, но от этого прикосновения по телу Ады пробежала горячая волна.
— Огонь не тушат. Его направляют, — прошептала Регина, глядя ей прямо в глаза. Её взгляд гипнотизировал, проникал под кожу, в самую душу. — Можно сжечь дотла себя. А можно — сжечь мир, который пытается тебя сломать. Выбор всегда за тобой.
Ада стояла, затаив дыхание, не в силах пошевелиться. В голове пронеслась тысяча мыслей. Это было неправильно. Опасно. Безумно. Но впервые за долгое время кто-то смотрел на неё и видел не ошибку, не проблему, а силу.
— Что… что вам от меня нужно? — шёпотом спросила она.
Регина убрала руку, и улыбка её стала шире, хищнее.
— Пока — ничего. Просто наблюдаю за интересным экспериментом. Посмотрим, сломаешься ли ты под их давлением, или же… научишься давать сдачи. По-настоящему. Не ребяческими потасовками в Большом зале, а так, чтобы тебя боялись и уважали.
С этими словами она развернулась, её тёмное платье слилось с ночной тенью.
— Спокойной ночи, мисс Харрингтон. Постарайтесь не упасть. С такой высоты падение может оказаться фатальным.
И она исчезла. Не ушла, а именно растворилась в тенях, оставив Аду одну на холодной башне.
Ада медленно сползла по парапету на каменный пол, обхватив колени руками. Ветер трепал её волосы, но она его не чувствовала. Она чувствовала лишь фантомное прикосновение на своей щеке и эхо слов Регины в своей голове. Весь вечер она пыталась убежать от чужих взглядов и осуждения, но нашла нечто гораздо более опасное.
Она нашла признание. И это было самое страшное и самое соблазнительное, что с ней когда-либо случалось. С этого момента её жизнь в Хогвартсе уже никогда не будет прежней. Игра началась.
Вернувшись в спальню Гриффиндора той ночью, Ада долго не могла уснуть. Холодный ветер Астрономической башни, казалось, до сих пор гулял по её коже, а в голове эхом отдавался бархатный, властный голос Регины: «Огонь не тушат. Его направляют». Впервые с момента своего попадания в этот мир, она почувствовала не только страх и растерянность, но и нечто иное — искру вызова. Словно ей, загнанному зверьку, впервые показали, что её когти и клыки — это не уродство, а оружие.
На следующее утро, когда Ада проснулась, в её комоде вновь ждал сюрприз. Красный пиджак исчез, а на его месте лежал новый комплект одежды. Это был строгий, но невероятно элегантный чёрный брючный костюм из тонкой шерсти, с атласными лацканами и белоснежной шёлковой блузой с высоким воротником. Наряд, в котором можно было идти не на урок, а на заседание Визенгамота. Надев его, Ада почувствовала, как её осанка выпрямилась сама собой. Она больше не прятала взгляд. Когда она вошла в Большой зал, шепотки за её спиной были тише, в них сквозило не столько насмешка, сколько опасливое любопытство. Гермиона посмотрела на неё с беспокойством, Рон — с откровенным недоумением, а Драко, сидевший за столом Слизерина, едва заметно кивнул, словно одобряя эту холодную, неприступную броню.
Следующий день принёс новое преображение. Вместо костюма её ждало тёмно-синее, почти полуночное платье с длинными рукавами и серебряной вышивкой, напоминающей замерзшие узоры на стекле. Оно было сдержанным, но облегало фигуру с такой точностью, что подчеркивало каждый изгиб, каждую линию. В нём она чувствовала себя королевой, сошедшей со страниц мрачной сказки. Проходя по коридору после урока Зельеварения, она столкнулась взглядом с Реджиной Миллс — «доброй» сестрой. В глазах преподавательницы промелькнуло что-то похожее на жалость и предостережение, но Ада лишь вежливо кивнула и прошла мимо. Жалость ей была больше не нужна.
За эти дни изменилась не только её одежда, но и она сама. Постоянные подколки и детские шалости гриффиндорцев прекратились. Никто больше не рисковал подсунуть ей в кашу лягушку. Аура холодной отстраненности, которую источали её наряды, передалась и ей. Она стала тише, наблюдательнее, а в её взгляде появилось нечто стальное. Она научилась носить эти чужие вещи не как проклятие, а как заявление. Да, она не такая, как все. И горе тому, кто решит напомнить ей об этом.
Спустя три дня после разговора на башне, во время завтрака, привычный гул Большого зала был нарушен пронзительным уханьем. В высокое окно влетела сова, непохожая на обычных школьных почтальонов. Это была крупная серая неясыть с гербом Министерства Магии на кожаном ремешке лапы. Птица проигнорировала преподавательский стол и, описав круг под зачарованным потолком, спикировала прямо к Аде.
Все разговоры за столом Гриффиндора мгновенно смолкли. Сова приземлилась перед её тарелкой, протягивая лапу с привязанным к ней плотным свитком пергамента, скреплённым тяжелой восковой печатью бордового цвета. Ада с замиранием сердца отвязала письмо. Оттиск на печати изображал скрещенные палочку и перо — официальный знак Департамента магического правопорядка.
Она сломала печать. Аккуратным каллиграфическим почерком было выведено:
Мисс Ада Харрингтон,
В соответствии с Декретом о Восстановлении Магических Родов (№ 112), Вы призываетесь явиться в Министерство Магии сего дня, в четырнадцать часов ноль-ноль минут, для прохождения обязательной процедуры Идентификации Духовной Связи.
Явка строго обязательна. Портал будет открыт для Вас в кабинете директора в 13:45.
С уважением,
Персиваль Уэзерсби,
Младший секретарь отдела Семейного Магического Права.
Кровь отхлынула от её лица. Она подняла глаза и встретилась взглядом с профессором Дамблдором. Старый директор смотрел на неё с сочувствием, но в его глазах читалась и непреклонность — он ничего не мог сделать. С другого конца зала на неё смотрел Драко, его лицо было бледным. Он всё понял. А за преподавательским столом Регина медленно отпивала кофе из своей чашки, её лицо было абсолютно непроницаемым, но Ада почувствовала на себе её взгляд — тяжелый и всезнающий.
Ровно в 13:45 Ада стояла в кабинете Дамблдора. Она была одета в платье цвета грозового неба, которое появилось сегодня утром. Директор молча указал ей на большой камин.
— Просто шагни в пламя и чётко произнеси: «Отдел Семейного Права, Министерство Магии», — мягко проинструктировал он. — Не бойся, Ада.
Ада кивнула, хотя её сердце колотилось где-то в горле. Она шагнула в зелёное, щекочущее пламя Летучего Пороха, и вихрь унес её прочь из привычного уюта Хогвартса.
Её выбросило в просторном, холодном камине посреди огромного зала Министерства. Вокруг царила деловая суета: сновали чиновники в строгих мантиях, летали бумажные самолётики-записки, а пол из отполированного тёмного дерева отражал свет от магических светильников на потолке. Воздух был пропитан запахом старой бумаги и чего-то озонового, стерильного. Здесь не было и намёка на домашнее тепло Хогвартса.
— Мисс Харрингтон?
К ней подошел невысокий, суетливый мужчина с залысинами и в очках-половинках. Его мантия сидела на нём мешковато.
— Я Персиваль Уэзерсби. Прошу за мной.
Он повёл её по бесконечным коридорам, их шаги гулко отдавались в тишине. Наконец они остановились перед массивной дубовой дверью без таблички. Уэзерсби открыл её и пропустил Аду внутрь.
Комната была небольшой, круглой, без окон. Стены были заставлены шкафами с пыльными фолиантами. В центре комнаты на постаменте стоял единственный предмет — большой, идеально гладкий шар из чёрного обсидиана, размером с человеческую голову. Он словно поглощал свет, и вокруг него вибрировал воздух.
— Это Оракул Уз, — сухо пояснил Уэзерсби, жестом указывая на артефакт. — Древнейший идентификатор магического родства. Закон обязывает нас проводить эту процедуру для всех чистокровных родов, находящихся на грани угасания. Ваша семья, к сожалению, в их числе. Прошу, положите обе руки на сферу.
Ада сглотнула и шагнула к постаменту. Она чувствовала холод, исходящий от камня, ещё не коснувшись его. Сделав глубокий вдох, она положила ладони на гладкую, ледяную поверхность.
В тот же миг обсидиан вспыхнул изнутри тусклым фиолетовым светом. Ада почувствовала, как по её венам пробежал электрический разряд. Комната исчезла. В её сознании вихрем пронеслись образы: яркие вспышки магии, лица незнакомых людей, древние символы. Она почувствовала, как невидимая сила сканирует её, проникая в самые глубины её души, её магии, её сути. Это было неприятно, интимно и совершенно неизбежно.
Затем всё прекратилось так же внезапно, как и началось.
Фиолетовое свечение в шаре собралось в единый луч и ударило в стену напротив. Прямо из воздуха начала формироваться проекция. Сначала это было лишь размытое облако дыма, но постепенно оно обретало форму, цвет и черты.
Ада замерла, не в силах дышать. Сердце остановилось, а потом забилось с бешеной силой.
Из дыма проступила фигура женщины. На ней был роскошный наряд из чёрного бархата и кожи, высокий воротник обрамлял её лицо, а тёмные волосы были уложены в сложную, королевскую прическу. Она не смотрела на Аду. Она смотрела вперёд, её взгляд был полон льда и власти, а на губах застыла едва заметная, презрительная усмешка. Это было лицо, которое преследовало Аду в мыслях последние несколько дней.
Злая Королева. Регина.
— Связь установлена, — бесцветным голосом констатировал Уэзерсби, делая пометку в своём блокноте. — Судьба сделала свой выбор.
Проекция медленно растворилась в воздухе, оставив после себя лишь легкую дрожь в пространстве. Ада всё ещё стояла, вцепившись пальцами в холодный обсидиан, пытаясь осознать увиденное. Это было одно дело — догадываться, чувствовать, но совсем другое — увидеть официальное, магическое подтверждение. Это был приговор.
— Что… что это значит? — хрипло спросила она, отнимая руки от сферы.
Уэзерсби поправил очки и посмотрел на неё с тем же отстранённым видом, с каким врач сообщает неутешительный диагноз.
— Это значит, мисс Харрингтон, что Оракул определил вашу пару. Леди Регина Миллс. Магия сочла ваш союз наиболее благоприятным для усиления и продолжения обеих ваших родовых линий. Согласно Декрету, вы обязаны вступить в брак.
— Обязана?.. — повторила Ада, ощущая, как земля уходит у неё из-под ног.
— Именно, — кивнул чиновник. — У вас есть время. Ваше семнадцатилетие, как указано в документах, наступает через два месяца, двадцать восьмого декабря. Сразу после наступления совершеннолетия вы должны будете начать официальную подготовку к помолвке. Церемония должна состояться не позднее, чем через год после этой даты. Все детали будут улажены представителями ваших семей. Это всё. Можете возвращаться в школу.
Он указал на дверь, давая понять, что аудиенция окончена. В его тоне не было ни сочувствия, ни злорадства — лишь холодная бюрократическая констатация факта. Для него это была просто работа. Для Ады — конец её мира.
Она вышла из комнаты на ватных ногах. Коридоры Министерства казались теперь лабиринтом, из которого не было выхода. Её жизнь, её будущее, её выбор — всё это было отнято у неё одним росчерком пера и одной вспышкой древнего артефакта. Она была помолвлена с самой опасной женщиной, которую знала. И через два месяца ей придётся начать готовиться к тому, чтобы стать её супругой.
Обратный путь через сеть Летучего Пороха был похож на падение в бездонную, зеленую пропасть. Когда Аду выкинуло в знакомом камине кабинета Дамблдора, она едва устояла на ногах. Директор, сидевший за своим столом, поднял на неё взгляд поверх очков-половинок, и в его глазах читался немой вопрос.
Ада не сказала ни слова. Вся буря, кипевшая внутри — унижение, страх, бессилие и слепая, испепеляющая ярость — была заперта за маской ледяного спокойствия. Она лишь коротко кивнула директору, словно подтверждая его худшие опасения, развернулась и вышла из кабинета. Щелчок закрывающейся двери прозвучал оглушительно громко в наступившей тишине.
Она не шла — она летела по коридорам. Каждый шаг был ударом в пол, отголоском её внутреннего крика. Обязана. Приговорена. Супруга. Эти слова бились о стенки её черепа, как обезумевшие птицы в клетке. Магия. Судьба. Древние законы. Какая красивая обёртка для банального насилия над её волей! Её тело, её жизнь, её будущее — всё это принадлежало не ей, а каким-то чиновникам в мантиях и древнему камню, решившему за неё её судьбу.
Ярость была такой горячей, что ей казалось, она вот-вот загорится изнутри. Она сжимала кулаки с такой силой, что ногти впивались в ладони, оставляя кровавые полумесяцы. Это была ярость не на Регину, не на Дамблдора и даже не на её отца. Это была ярость на сам мир, который с самого начала относился к ней как к ошибке, а теперь решил использовать её как племенную кобылу для укрепления чьей-то родовой линии.
Оставшиеся уроки прошли для неё как в тумане. На занятии по Трансфигурации она молча и с пугающей точностью превратила мышь в идеально огранённый, острый, как бритва, кристалл обсидиана. Профессор Макгонагалл посмотрела на результат с тревогой, но промолчала. На ужине она не притронулась к еде, лишь сверлила взглядом пустое место за преподавательским столом — ни одна из сестёр Миллс сегодня не появилась. Все, даже Рон, чувствовали исходящую от неё ауру ледяной злости и держались на расстоянии.
Когда она, наконец, добралась до своей кровати в спальне Гриффиндора, она не стала переодеваться. Просто рухнула на покрывало, уткнувшись лицом в подушку. Девочки зашли в комнату, перешептываясь, но никто не решился её потревожить. Гермиона лишь осторожно накрыла её одеялом, прежде чем погасить свет.
Ада не плакала. Слёзы казались слишком мелкой, слишком жалкой реакцией на эту вселенскую несправедливость. Вместо этого она лежала и смотрела в темноту, позволяя ярости выжигать себя изнутри, пока та не превратилась в холодное, твёрдое, как алмаз, решение. Они хотят, чтобы она стала игрушкой в их руках? Они хотят, чтобы она вышла замуж за монстра? Что ж. Иногда, чтобы победить монстра, нужно стать ещё страшнее.
Истощение взяло своё, и сон, тяжелый и без сновидений, словно глубокая темная вода, поглотил её. Это был не отдых, а забвение, короткая передышка перед бурей.
Первое, что она почувствовала, проснувшись — это холод. Не тот привычный утренний холодок в спальне девочек, а глубокий, пронизывающий холод шёлковых простыней. И тишина. Абсолютная, звенящая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем старинных часов.
Второе — это ощущение… пространства. Кровать была огромной, почти необъятной, а сама комната казалась гораздо больше, чем её уютный уголок в башне Гриффиндора. Пахло не старыми книгами и девичьими духами, а чем-то терпким и экзотическим — озоном после грозы, сандалом и ещё какой-то неуловимой, властной нотой.
Ада медленно открыла глаза.
Потолок был высоким, с тёмными деревянными балками и сложной лепниной по углам. Сквозь тяжелые, бархатные шторы изумрудного цвета пробивались тусклые лучи рассветного солнца, рисуя на полу причудливые узоры. Это была не её комната. Это не был Хогвартс.
Она села, и мир качнулся. Одеяло соскользнуло, открывая… не её тело.
Кожа была бледной, почти фарфоровой. Руки — тонкими, с длинными, изящными пальцами и идеально ухоженными ногтями, покрытыми тёмным, почти чёрным лаком. Она медленно подняла одну руку, рассматривая её, словно видела впервые. Движение было плавным, грациозным, отточенным годами практики. Это была рука аристократки. Рука королевы.
Её сердце пропустило удар. Затем ещё один. Дрожа, она откинула одеяло и опустила ноги на холодный каменный пол. Рядом с кроватью стояло высокое, в полный рост, зеркало в резной серебряной раме.
Собрав всю свою волю в кулак, она встала и шагнула к нему.
Отражение, смотревшее на неё, принадлежало не шестнадцатилетней блондинке с растерянным взглядом.
Из зеркала на неё смотрела женщина. Высокая, стройная, с безупречной осанкой. Чёрные, как вороново крыло, волосы волнами спадали на плечи. Точеные скулы, гордый изгиб бровей, полные, чувственные губы, изогнутые в знакомой, едва уловимой усмешке. И глаза. Тёмные, глубокие, как бездонные озера, в которых таилась вековая мудрость, боль и безграничная, пугающая сила.
В зеркале была не Ада Харрингтон.
В зеркале была Злая Королева.
Её сознание, её мысли, её паника — всё это было заключено в теле Регины Миллс.