17. Прости
Стоило только Вэй Усяню зайти за границу поля Заточения мертвецов, как на него бросилась мертвая женщина. Темный заклинатель вскинул руку с Чэньцин и упёрся инструментом в лоб твари.
— Тц-тц-тц. Успокойся, милая, — ласково произнес Усянь. Он убрал флейту, а женщина так и осталась стоять столбом. Заклинатель обошел ее и положил ей на голову руку, — А теперь давай познакомимся.
К его удивлению он не обнаружил у мертвеца никаких нужных воспоминаний. Все, что он смог увидеть — это лицо склонившейся женщины. Судя по всему это была мать.
— А ты интересная, — усмехнулся Усянь, поглаживая подбородок, — Я думал, тебя здесь просто похоронили по твоему желанию и хотел сделать помощницу... А получается кто-то поработал с твоими воспоминаниями... Сдается мне, и смерть твоя не так проста... Восхитительно! Люблю разгадывать загадки.
Воодушевленный темный заклинатель, вскинул руку и послал сгусток энергии в лоб твари.
— Возвращайся в могилу и ложись поспи, — мертвец медленно принялась выполнять приказ.
Пока она на непослушных ногах пыталась залезть обратно, Усянь достал из карманов кучу пустых талисманов и посетовав, что будет мало, засунул обратно. Посмотрев в могилу, куда уже улеглась мертвая женщина, он пустил еще один сгусток, который должен был внушить твари лежать спокойно.
По дороге домой темный заклинатель вспоминал как восстанавливал разум Вэнь Нину. Приходилось отсеивать то, что не принесло успеха. Сейчас он жалел, что находится не в своей пещере, за импровизированным столом из каменной глыбы. Не плохо было бы все записать. Вообще-то, у него были записи, но они с Лань Чжанем так поспешно уходили, что Усянь совершенно позабыл о них. Теперь все придется восстанавливать. Он, конечно, ничего не забыл, но его исследования занимали довольно много листов рисовой бумаги и свитков.
Сложнее всего будет восстанавливать чертежи. Хотя зачем они ему? Флаги, компас уже были созданы и он видел, что ими пользовались до сих пор. Компас даже немного усовершенствовали, он стал более точным. Но Усянь все же был удивлен, что за такое количество времени не смогли придумать ему другие применения. Он сам еще до путешествия во времени подумывал о том, чтобы с помощью своего изобретения можно было не только нечисть искать. Ему не давала покоя возможность совместить Связующее заклинание и компас, чтобы можно было находить предмет или человека.
Так в размышлениях он добрался до дома. Тихо прокрался в кабинет, где Лань Чжань обычно изучал летописи своего клана, и уселся за столом в позе лотоса. Сперва стол, который стоял тут был современным и за ним следовало сидеть на стуле, но не привыкший к подобному гусулановец попросил традиционный и его просьбу выполнили. Ему даже предоставили его собственные письменные принадлежности, которые принесли из цзинши и он потратил почти день, на то чтобы очистить их и привести в порядок.
Усянь огладил кисти, лежащие на подставке и принялся растирать чернила, стараясь при этом производить поменьше шума.
— Надо бы зарядить талисманы Пологом тишины, — пробубнил он себе под нос, свободной рукой раскладывая на столе чистые листы бумаги.
Им предоставили и традиционную рисовую бумагу и современную из древесины. Она была плотнее рисовой, но качество письма на ней не падало. Смочив кисть, Усянь принялся перечислять все, что он испробовал на Вэнь Нине, а затем вычеркнул из списка провальные варианты. На чистовике выписал нужное и принялся описывать каждый из этапов. Он настолько увлекся, что потерялся во времени и отвлек его лишь знакомый голос.
— Вэй Ин?
Ванцзы стоял в дверях кабинета. На нем были надеты нижние штаны, используемые им вместо пижамы, и нижняя рубаха — вместо халата. Его волосы, не смотря на долгое пребывание на подушке, были в полном порядке и лишь несколько волосинок торчали, словно бунтари. Янтарные глаза потухли и смотрели на супруга с чувством вины и волнением. Весь внешний вид оплота законопослушания и добродетели, говорил о том, что он, вопреки правилам клана, спешил. И это было правдой. Открыв глаза ровно в пять, как и предполагал устав, Ванцзы заметил свет из кабинета.
Дверь в спальню он не стал закрывать, в надежде не упустить вернувшегося Усяня. Не умывшись, он вскочил как есть, успев набросить рубашку и бросился в кабинет. Его сердце бешено стучало, когда он раздвигал двери. Увидев мужа за столом с кистью в руке, он внезапно успокоился, а затем снова всполошился, ожидая реакции Вэй Ина. Тот поднял на него замутненный и удивленный взгляд, будто появление гусулановца было чем-то необычным.
— Лань Чжань?
Быстро придя в себя, Усянь вскочил из-за стола и, схватив исписанные листы, попытался пройти мимо супруга.
— Мне надо спешить, — быстро протараторил он, когда сильная рука схватила за предплечье, в попытке удержать.
— Вэй Ин, прости, — темный заклинатель повернул голову и снова встретился с потухшими янтарными глазами.
Он осмотрел стоящего перед ним мужчину. Не умытый, не причесанный, одетый как попало, да еще и ленту забыл повязать. Все говорило о высшей степени взволнованности Ванцзы. Охватившая его сперва радость быстро уступила место вчерашней обиде.
— Прости. Прости. Прости. Сколько раз ты еще произнесешь это дурацкое «прости»? Думаешь, бросил такие обвинения, попросил прощения и все? Забыли? — слова сами полились изо рта, — Твое «прости» делает еще хуже, как ты не понимаешь? Мне не нужны слова... Извини, мне надо идти.
Усянь попытался вырваться из захвата и пройти мимо супруга. Закусив губу, Ванцзы сжал пальцы сильнее, пресекая все попытки сбежать на корню. Он опустил голову. Казалось, и правда ощущал укол совести, затем, подняв глаза, вперился в растерянное и вместе с тем раздраженное лицо темного заклинателя.
— Ты устал, ты должен поспать... Я приготовил вчера суп из свиных ребрышек с корнем лотоса... — гусулановец говорил медленно, словно ему было тяжело это делать из-за стоявшего в горле кома. Его тихий голос колоколом звенел в ушах Усяня. Сердце рвалось обнять, прижаться всем телом, ощутить знакомое и уже ставшее родным, тепло.
— С чего ты взял, что меня некому больше накормить и позаботиться? — резко отрезал он и тут же пожалел о слетевших с языка словах.
— Вэй Ин, — голос Ванцзы дрожал, как и его губы, которые он тут же закусил. Немного помолчав, пытаясь унять обиду, он продолжил, — Я понимаю... ты обижен и имеешь на это право. Я поклялся принимать твой выбор...
Гусулановец будто почувствовав что-то, вскинул взгляд на лицо мужа и заметив начинающийся разгораться гнев в его алеющих глазах, поспешил предупредить его, порывисто обняв.
— Люблю... Я люблю тебя... Я знаю, ты никогда не сделал бы этого. Как знаю, что ты не хочешь говорить эти обидные речи... Тебе больно, я понимаю... Ты чувствуешь себя одиноким и всеми брошенным и ненавидимым... Но у тебя есть я, и я не брошу, не предам. Мне не важно, хочешь ты разрыть могилы моих предков или нет, или чьи-то еще...
Начавший было расслабляться Вэй Ин, услышав последние слова, снова напрягся. Почувствовав это, Ванцзы еще крепче его обнял и заговорил быстрее, пока супруг снова не начал раздражаться.
— Нет, не так... Хотя все так... Ты нужен мне любым, понимаешь? Я никогда не осуждал тебя за твой путь. Всё, чего я хотел — помочь. Когда я давал клятву, выжигая ее на своей и твоей душе, я поклялся принять все от тебя. Поклялся поддерживать, защищать и идти рядом, а когда надо и впереди, заслоняя от любых стрел и заклятий.
Будучи сильно прижатым к груди, Вэй Ин хорошо ощущал бешеный ритм чужого сердца. Почему-то это наблюдение его успокоило лучше слов супруга, которые несомненно были честными и произнесены от всего, так часто бьющегося, сердца. Сейчас, когда собственное раздражение и обида отступили, Усянь представил как переживал и волновался Лань Чжань и его охватило чувство стыда. Он попытался отстраниться, чтобы взглянуть в лицо супруга и попросить прощения. Но тот, не зная о перемене настроения мужа, прижал его еще сильнее, положив руку на затылок. Голова темного заклинателя легла на плечо гусулановца, а лицо уткнулось в шею.
— Вэй Ин, не уходи... останься... давай поговорим, — губы Ванцзы находились слишком близко к уху Усяня и дыхание светлого при разговоре щекотало кожу. Вэй Ин захихикал, а Лань Чжань застыл, не понимая, чем вызван смех, и со страхом ожидая, что последует далее.
— Лань Чжань, ты говорил, что у нас есть суп с ребрышками и корнем лотоса? Я, и правда, проголодался, — тихо с улыбкой, которую гусулановец почувствовал кожей, произнес Усянь в шею.
***
Проснувшись, он не стал открывать глаза. Попытка повернуться на спину провалилась. Чужая рука обнимала его за талию, сильно прижимая к телу, устроившемуся сзади. Следующее, что Усянь почувствовал — это горячее дыхание, щекочущее его затылок. С довольной улыбкой он вспомнил произошедшее утром. Его глупая обида чуть не стала причиной разрыва отношений с Лань Чжанем.
Впрочем, супруг не считал это глупостью. Искренне волнуясь о любимом человеке, гусулановец за утро произнес слов больше, чем за всю свою жизнь, наверное. Не зная, как убедить Вэй Ина в своей искренности, он принялся описывать все свои чувства за прошедшие сутки. На это ушло довольно много времени, так как приходилось долго подбирать нужные слова и еще дольше пытаться выдавить их из себя, вопреки своим неразговорчивости и косноязычию.
Но это принесло свои плоды. Неуверенный в себе, полный сожалений темный заклинатель осознал, в который раз, что он нужен и важен. Пусть для одного единственного человека во всей Поднебесной. Но этот человек и его мнение были ценны для самого Усяня.
Весь разговор, а скорее монолог Ванцзы, происходил пока Усянь ел свой любимый суп. Первую ложку он пробовал с опаской. В кулинарных способностях супруга он не сомневался, но не мог поверить, что хоть один суп может — хотя бы немного — быть похожим на суп, сваренный шицзе. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что Лань Чжань варит суп не хуже, а даже в некоторой степени лучше, Цзян Янли. От подобной радости он слопал почти всю кастрюлю, а потом еще долго пыхтел, сетуя на набитый живот.
— Лань Чжань, — протяжно стонал Вэй Ин, гладя себя по животу, — Это твоя вина...
— Вэй Ин, — укоризненно качал головой Лань Чжань, пребывая на седьмом небе от счастья, что угодил мужу, — Я не заставлял тебя силой столь много есть... мгм... мог бы оставить на потом.
— Ни за что! — возмущенно подался вперед Усянь. Но затем, охая, снова откинулся на спинку стула, — Чтобы ты скормил все тому мелкому паршивцу?
— Вэй Ин, он же твой ученик. Как ты можешь так о нем говорить?
— Именно потому, что он мой ученик — я так и говорю о нем. Мелкий паршивец. Смотрит на нас свысока только потому, что мы ничего не смыслим в современном мире.
— Но он тебе нравится, — заметил Ванцзы, доставая что-то из холодильника.
— Нравится, но это не перестает делать его паршивцем, — уже с улыбкой говорил Усянь.
— Вот, пожуй — поможет снять тяжесть, — гусулановец поставил перед супругом тарелку с нарезанным дольками корнем имбиря.
— Ты потрясающий, Лань Чжань. Ты знал?
Когда тяжесть отступила, ее место заняла сонливость. Даже не пытаясь сопротивляться желанию мужа уложить его спать, Усянь уснул едва его голова коснулась подушки. И вот — спустя несколько часов — проснулся. Судя по всему, за окном был поздний вечер. Что удивило темного заклинателя, так это то, что с ним спал и супруг. Это и радовало и огорчало одновременно. Радовало, что он рядом, было приятно проснуться в объятиях любимого человека. Огорчало осознание, что тот наверняка в беспокойстве не спал и не отдыхал целые сутки и все по его, Усяня, вине. Решительно отогнав снова наступающее сожаление, он смог ослабить захват Ванцзы и повернулся к нему, любуясь спящим расслабленным лицом.
Это тоже было удивительным. Уже попав в современный мир, он заметил, что Ванцзы засыпал всегда обнимая его, но ночью неизменно принимал правильную позу для сна, согласно правилам ордена. Это обстоятельство всегда умиляло темного заклинателя и он подолгу рассматривал спокойное и умиротворенное лицо супруга. Иногда ребячество брало верх и он принимался щекотать нос Ванцзы. Сперва он использовал свой палец, а затем использовал перо от птицы, что убил в лесу Юньмэна, припрятав его в своем рукаве. Стараясь не разбудить мужа он давился смехом уткнувшись в подушку. Впрочем, разбудить гусулановца не могло, кажется, ничего, кроме утреннего колокола глубин.
— Доброе утро, — Усянь пришел в себя и, заметив мягкий ласковый взгляд янтарных глаз, расслаблено рассмеялся.
— Доброе утро, Лань Чжань...