Меландия

— ...понял, сраный дебил?!

Смотрю, как Тайлер Алдерман, почесав щетину под покрасневшим глазом, льет в рот виски из маленькой бутылочки, какие бывают в мини-барах, а другой рукой поворачивает руль низкого серого Porsche. По пути в аэропорт еще попробовала дозвониться Насте, а потом попросила Сашу ей написать. В самолете почти сразу уснула, потому что ворочалась всю ночь, а в Гатвике прыгнула в экспресс, на котором доехала до вокзала Виктория. «Ни Тайлеру, ни Саше ни слова про Меландию», — сказала Ульяна, глядя, как я закидываю документы и беруши в черную дорожную сумку. Выскочила на перрон и на стоянке перед старым кирпичным зданием села в Porsche, чуть не задохнувшись от перегара и сигаретного дыма.

— Просил подождать с разводом, пока Риччи школу не закончит? — звенит женский голос в колонках громкой связи. — Так с ним теперь в школе не разговаривает никто. Говорят, папаша его придет и всех девочек выебет.

Тайлер пьет и косится на мои колени в узких джинсах. Правое саднит, пришлось пластырем заклеить. За окном бегут старые белые и красные дома Эрлс Корта. В первый раз сняли в этом районе номер в красивом отеле с белым крыльцом, а он оказался таким маленьким, что мне приходилось на кровати сидеть, пока Саша одевался.

— Ты мне скажи, — на фоне дребезжит стекло, — ему много еще придется баб слушать, которых ты по малолетству трахнул?

— Блядь, Алис, — Тайлер снова чешет щетину, и мешок под его глазом подрагивает в тени козырька черной кепки. — Прости, блядь, что я охуеть какой популярный был, и телки сами ноги раздвигали. Мы с тобой еще и знакомы...

— Да? А девчонкам, которые в инсте к тебе липнут, восемнадцать-то есть? Долбоеб сраный. Ты врубаешься, что меня с сериала снять могут из-за твоей хуйни?

— А ты-то при чем? — Тайлер пахнет так, будто не мылся и не просыхал несколько дней. — И есть им восемнадцать, блядь. Мне паспорт, что ли, у всех...

— Ты вообще все мозги побухал, говна кусок?

Рядом с высоким ботинком Тайлера подпрыгивает смятая пивная банка, а на рукаве потертой косухи засохло что-то желтое. Он бросает пустую бутылочку под ноги и, открыв бардачок, берет еще одну.

— Я хотела, Тай, — всхлипывает голос, — хотела все тихо сделать и мирно разойтись. Но ты, сука, уже моему сыну жизнь портишь, а это...

— Ты тон-то сбавь, — хмурится Тайлер, — он и мой сын, блядь.

За высокими столиками паба с вороном на черной вывеске пьют пиво мужчины в пиджаках, а маленький светофор горит красным.

— А это ненадолго.

Узкую улицу перебегают двое парней, и один, посмотрев в кабину, шлепает по плечу второго и показывает на Тайлера.

— Я так сделаю, что ты к нему близко...

— Ты вообще охуела?! — Тайлер откидывает назад сальные волосы, слипшиеся рядом с его подбородком. — Сама святая дохуя, что ли? — Парень в красной кепке с надписью Black Bone подходит ближе и поднимает айфон. — Ты, блин, понимаешь, что из-за Мел все? — хмуро глянув по сторонам, Тайлер давит на газ. — Если бы она не появилась, то...

— Да мне похуй уже давно, Тай. С ней все понятно, она реально больная на всю башку. А вот ты совершенно здоровый, блядь, урод.

— Слушай, Алис, — машина поворачивает и, взвыв двигателем, разгоняется вдоль набережной, — давай увидимся и обсудим все. Что ты завелась...

— Ты мне честно скажи, сейчас-то можно не врать уже. Когда Риччи два было, ты его няню ту филиппинскую ебал?

Пасмурное небо отражается в изогнутой стене здания-огурца за зеленой Темзой. Зажав сигарету зубами, Тайлер качает головой.

— Бля, ну ты вспомнила. При чем тут...

— Да или нет, Тай?

Глубоко вдохнув, он выпускает дым носом.

— Слушай, Алис...

— Пошел ты на хуй, Тай. Зови адвокатов, — в колонках щелкает, и Тайлер хмуро смотрит на черную приборную панель.

— Сука! — он бьет по рулю, и пивная банка скрипит под его ботинком. — У Мел-то все заебись, я погляжу.

— Ну как сказать.

— Музеи, блядь, фонды. Телку себе завела, — обгоняя машины, мы несемся вдоль набережной, и башни Тауэрского моста становятся все меньше. — Бабла хоть жопой жуй, — Тайлер тушит сигарету в углублении между сидений, где уже лежат в кучке пепла окурки, — а с ее дерьмом мне, блядь, разбираться, — он сигналит и, как только белый минивэн сдает левее, газует. — Так я разберусь, блядь. Ей мало не покажется.

— Слушайте, ну вроде как не она виновата в том, что у вас секс с несовершеннолетними был.

— А ты кто такая, вообще? — глотнув из бутылочки, Тайлер хмуро смотрит на меня.

— Ну позавчера еще блогершей была.

— А я неделю назад музыкантом был, — он жмет на кнопку на приборной панели, и из колонок звучат тяжелые гитары. — Не виновата. Только если бы она не творила хуй знает что, мы бы поебались и разошлись, и никто бы не вспомнил, блядь. А теперь у меня концерты пиздой накрылись, все шоу отменили, а с женой сама слышала, что. — Мимо пролетает синяя табличка с надписью Virginia Water и стрелкой вперед. — А если так и дальше пойдет, мне вообще пиздец, — внизу громко звенит, и Тайлер вертит головой. — Джонни забыл, глянь там.

Рядом с бутылкой из-под водки между дверью и сиденьем болтается айфон с треснувшим стеклом. Протягиваю его Тайлеру, который положил руку с бутылочкой на руль, а второй прикуривает.

— Ну ответь, блин, — поворачивая руль, он ловит огонек зажигалки сигаретой.

Включаю звонок, и мне улыбается парень без бровей и с забитыми татуировками щеками.

— Здорово! — он чешет большого черного козла на голой худой груди. — Ты Дженнифер?

— Здравствуйте. Нет.

— Джонни, что хотел? — Тайлер выдыхает дым вперемешку с перегаром, наклонившись к айфону. Поворачиваю экран к нему.

— Слушай, прикольная какая. Ты где их берешь-то?

— Где-где, — ворчит Тайлер, и пепел падает на рукав его косухи.

— Давай ее на бухач возьмем?

— На хуй надо, — Тайлер косится на меня. — Что звонишь-то?

— Телефон искал. Заберу вечером. — Высокие дома остались позади, и редкие капли стучат по стеклу, за которым убегает вперед широкая дорога. — Бро, походу все по пизде идет.

— Только заметил? — Тайлер кивает на бардачок, и я, открыв его, протягиваю ему бутылочку. Мимо пролетает желтая автозаправка с аккуратными кустами у въезда.

— В смысле вообще по пизде, — прищурившись, Джонни смотрит ниже камеры, и поверх разрисованной граффити стены за его спиной появляется уведомление о сообщении. — Глянь.

— Ага, — вздыхает Тайлер. — Джонни, я наберу потом.

— Бро, зови эту лапу. Пиздец красотка, я бы поближе...

— Все, давай, — коротко посмотрев на меня, Тайлер кивает на айфон.

— Давай! — улыбается Джонни, и я выключаю звонок.

Капли все чаще стучат по стеклу, за которым по обеим сторонам дороги бегут высокие деревья. Выпустив дым, Тайлер косится на айфон.

— Ну открой, хули.

Ссылка в уведомлении ведет на запись трансляции в «Инстаграме».

— Всем привет! — парень, в носу у которого блестит маленькое кольцо, убирает длинные красные волосы за уши. — Было непросто, но мы откопали того молодого человека, которого Мелани схватила за член и почти силой повела в гостиничный номер. Вот, если кто не в курсе, — он подносит к экрану планшет, на котором атлетичный блондин прижал Мелани к стене в коридоре с ковровой дорожкой, а мимо, ссутулившись, везет тележку с блюдами темноволосый парень в белом пиджаке. — Вот его мы отыскали, — красноволосый показывает на парня с тележкой, которого Мелани зовет, а когда тот подходит, хватает за пах и притягивает к себе. — Если бы мужчина так сделал с девушкой, его посадили бы нафиг, так почему ей можно? Сейчас Гарри подключится и расскажет, как все было, и пусть все узнают, блин, что харассмент может в обе стороны...

Проматываю, пока экран не делится на две части, и внизу появляется кудрявый голубоглазый брюнет, который спокойно улыбается, глядя в камеру.

— ...изменились.

— Все меняются. А мне к тому же удалось победить рак, — Гарри кладет ладонь на грудь поверх белой рубашки без воротника, — и обрести веру.

— Ого, — кивает красноволосый, — веру в Бога?

— Можно и так сказать, — Гарри загадочно улыбается, а за его спиной шелестят густые листья. — Признаться, когда вы написали мне, я не хотел отвечать. Но я вижу, что происходит сейчас вокруг Мелани, и поэтому попросил знакомого юриста проверить документы, чтобы удостовериться, что могу об этом говорить.

— Документы?

— Соглашение о неразглашении, — кивает Гарри. — Так вот...

— Подождите, — хмурится красноволосый. — О неразглашении?

— Неудобно спрашивать, — улыбается Гарри. — Напомните, пожалуйста, как вас зовут?

— Стен, — красноволосый трогает кольцо в носу. — Я представляю прогрессивное патриархальное движение «Мужской мир». Мы добиваемся не только равных прав, но и равной ответственности для мужчин и женщин.

— Понятно, — ухмыляется Гарри. — В конце концов я решил, что поговорю с вами, потому что чувствую, что должен выступить в ее защиту.

— Ага, — кивает Стен, — я уже слышал, что мы якобы не можем ни в чем ее обвинять, потому что ей хотел вдуть каждый мужик. Гарри, давайте вы расскажете, как все было, а мы уже решим, что об этом думать, о'кей?

— Хорошо, — Гарри задумчиво смотрит в сторону. — Это была моя первая нормальная работа. До этого я подрабатывал то курьером, то грузчиком, а тут попал в тот великолепный отель в Нью-Йорке и был бесконечно счастлив. Мне было девятнадцать, кажется. Для такого молодого человека зарплата была очень достойной, а чаевые и вовсе заоблачными. На вторую неделю моей работы мне предложили поучаствовать в съемке, как мне тогда сказали, со знаменитостью. Меня тогда очень беспокоили деньги, я хотел их как можно больше, а сумма, что я мог получить за эту съемку, у меня и в голове не укладывалась. И конечно, я согласился. Мне объяснили, что я никому не смогу об этом рассказывать, и дали точную легенду, что я должен говорить, когда меня спросят знакомые, — Гарри смеется. — Как же я был взбудоражен этим. Я получил предоплату, а через пару дней узнал, что буду сниматься с Мелани и что именно представляет собой эта сцена.

— Постановка, короче, — качает головой Стен. — Слушайте, ну ладно. Спасибо, что нашли время...

— Стен, я не закончил, — улыбается Гарри. — Если вы говорите о равной ответственности, пожалуй, должны выслушать меня до конца.

— Ну давайте, — вздыхает Стен.

— Так вот, весь этаж был арендован для съемки. Я познакомился с... — Гарри задумчиво хмурится. — Кристофером, тем самым высоким блондином, который целует Мелани до того, как появляюсь я. Он оказался очень милым парнем, начинающим карьеру модели, и волновался не меньше моего. А я места себе не находил. Мелани была самой популярной и желанной девушкой Америки. Как и все молодые люди, я с ума сходил от ее внешности, а тут мне нужно с ней целоваться... — Гарри усмехается. — У меня колени тряслись, что уж там. Мне сказали подождать в одном из номеров, и я раз десять, должно быть, почистил зубы, чтобы изо рта хорошо пахло. Все думал, а я ей понравлюсь вообще? Думал, что Кристофер наверняка понравится, а я, который ему по плечо, да еще и с прыщом на лбу... — Гарри качает головой. — В очередной раз поправлял перед зеркалом волосы и представлял, как Мелани посмотрит на меня и скажет, что лучше умрет, чем меня поцелует, и тут она просто зашла в гостиную, — он глубоко вздыхает. — Такая красивая в этом красном платье и черном пальто. Я оторопел, стоя перед зеркалом, а она будто испугалась меня. Если честно, я вообще не понимал, как вести себя, поэтому просто смотрел на ее волосы и синие настороженные глаза и как она оглядывается вокруг, будто потерялась в этой большой гостиной. Она совсем не выглядела высокомерной и даже уверенной в себе. Совсем наоборот, она вся сжалась, будто ей было очень не по себе. Она сказала, что ошиблась номером и пошла к выходу, но уже у двери остановилась и спросила, что я люблю. А я всегда был поклонником Миядзаки, поэтому ответил, что люблю его мультфильмы. Она спросила, о чем они, и, когда я рассказал, попросила показать. Я нашел «Унесенных призраками» в кинотеатре, установленном в номере, включил и сел на диван. Мелани села рядом, и мы посмотрели весь мультфильм целиком. Как же... — Гарри улыбается, — как же она переживала за Тихиро. Смотрела вот так, — прижав пальцы к ключицам, он широко распахивает глаза, — и так радовалась, когда все кончилось хорошо, что даже заплакала. К тому времени, когда мультфильм кончился, я уже не боялся ее. Рядом со мной сидела девушка, у которой будто и не было этой безумной популярности, толп поклонников и наполненных сексом видео. Она... как моя младшая сестра, раскрыла рот, глядя, как Тихиро лезет по стене над обрывом, и забыла о том, что нам предстоит. У нас даже завязался небольшой спор. Мелани была уверена, что родители Тихиро всегда были свиньями, а заклятие просто сняло с них маски людей. Она так на этом настаивала, что мы отмотали назад, еще раз посмотрели отрывки, и мне удалось переубедить ее. А потом Мелани спросила, часто ли я целуюсь, и я честно ответил, что нет, нечасто. Тогда она попросила поцеловать ее так, как я буду делать это на съемках. Покраснела, будто помидор, и повернула ко мне свое прекрасное лицо. И знаете, Стен, — Гарри задумчиво смотрит в сторону, — я уже не думал о том, как пахнет у меня изо рта и понравится ли ей. Я поцеловал ее так, наверное, как если бы по-настоящему любил, а она будто очень удивилась и смутилась еще больше, чем я. Сказала, что во время съемок она будет вести себя по-другому и, наверное, не понравится мне. И что мультфильм просто замечательный, и я тоже, но ей нужно готовиться. Она взяла коробку из-под DVD и ушла, рассматривая обложку, — Гарри вздыхает. — На съемках она и правда была другой. Более похожей на то, что я представлял в начале, и, должно быть, действительно не понравилась бы мне. К тому же от нее просто разило спиртным. Но, к счастью, я уже знал, кто она на самом деле, — касаясь листьев у своего плеча, Гарри улыбается, а Стен кивает.

— Понятно. А к чему вы это? Думаете, если бы Вайнштейн мультфильмы любил...

Он замирает, потому что я нажимаю на паузу, а Тайлер качает головой, глядя, как капли прыгают в длинном озере, мелькающем за деревьями по левую сторону дороги.

— Бля, — потушив сигарету, он достает новую из мятой пачки.

— Слушайте, а как это? Тот мужик, что мотоциклы ей показывал, тоже...

— Да как, блин, — вздыхает Тайлер, — не было у нее никого.

— В смысле за все то время?

— Вообще никогда, — Тайлер поворачивает руль вправо, и мы съезжаем на пустую дорогу, бегущую между высоких деревьев. — Ты мне сейчас поможешь кое с чем.

— С чем?

— Жопу мою спасти.

Он хмуро смотрит вперед, а справа и слева между деревьев мелькают аккуратные кованые и живые изгороди, белые ворота и крыши особняков. Стая птиц поднимается из травы, когда мы резко тормозим перед кольцом, в центре которого высажены кусты.

— Сюда вроде, — ворчит Тайлер и поворачивает налево под черный указатель с надписью Callowhill. — Я тут на велике разъебался как-то, вон о перила эти, — он кивает на каменные перила низкого моста, под которым сонно течет река, а «Порше» снова сворачивает на дорогу поуже и через минуту замирает перед изгородью, целиком затянутой в блестящую черную пленку. — Сука, — заглушив машину, Тайлер мрачно смотрит, как капли текут по стене из пленки, что шуршит, покачиваясь на ветру.

Щелкнув бардачком, он сует в карман косухи бутылочку и открывает дверь. Тоже выхожу. Глянув на деревья, склонившие зеленые ветки над пленкой, Тайлер встает между них и тащит ее на себя. Пленка шуршит и рвется, из-под нее появляются кованые ворота в человеческий рост, а из-за них смотрит пустыми окнами обгорелый кирпичный особняк с тремя почерневшими колоннами, на которых держится небольшой балкон со сгоревшими с одной стороны перилами.

— Блядина, — выдыхает Тайлер и, бросив ком пленки под ноги, пинает его.

Пологая крыша особняка справа провалилась, и капли разбиваются о бетонный скелет. Двустворчатые двери полностью сгорели, а рядом лежит, треснув поперек, колонна, что раньше подпирала балкон. Тайлер качает головой и, взявшись за витиеватую решетку, тянет створки ворот, и они со скрипом открываются. Он шагает вперед и замирает, глядя под ноги.

— Тварь ебаная. Для меня оставила, — наклонившись, он поднимает золотую заколку в виде летящей птицы. — Это матери, блин, — и шагает через небольшой мощеный каменной плиткой дворик к проему, где грудой лежит черная труха, которая раньше была дверьми. Почерневший балкон косо нависает над ним, опираясь на три колонны. — Думал его продать, чтобы пересидеть спокойно. Сука! — размахнувшись, он бросает заколку, и она, блеснув золотыми крыльями, летит в проем.

— А у вас денег нет, что ли?

— За проебаные концерты лейбл с кого спросит, как думаешь? И за продажи альбома нового, не говоря уже про шоу, сраный развод и прочую хуйню, — Тайлер оборачивается. — Может, Мел мне подкинет миллионов десять? Она мне должна за все это говно.

Тайлер такого же роста, как Мелани. Он пьет из маленькой бутылочки и снова закуривает, заглядывая в черные окна, под которыми торчат обгоревшие кусты.

— Сейчас весь пиздеж вскроется, блядь, — он понуро шагает вдоль стены. — Так и жду, когда в Йеле проснутся, а потом и остальное дерьмо всплывет.

— Только не говорите, что она и в Йеле не училась.

— Ты ее видела вообще? — смеется Тайлер, сворачивая за угол. — Она и в школе-то не была никогда.

Поперек нестриженого газона лежит водосточная труба, а дорожка, ведущая вдоль стены, завалена осколками черепицы.

— Вы, вообще-то, хотели встретиться, чтобы я вам про нее рассказала.

— Да я по новостям вижу, что она с телкой своей развлекается вовсю, — фыркает Тайлер. К заднему карману его джинсов прилипла жвачка. — А у меня сейчас такой пиздец начнется, что лучше бы съебаться куда подальше, — остановившись напротив широкой двери, в которой чудом уцелело стекло, он толкает ногой горшок с небольшим деревцем. — Только я, блядь, за ее хуйню отвечать не собираюсь, — он протягивает мне айфон. — Сейчас охуенный эксклюзив будет, блядь. Снимай.

Включаю видео, и Тайлер, бросив бутылочку на плитку, зажимает в зубах сигарету.

— Здоро́во, — он хмуро смотрит в камеру. — Тут, короче, такое говно со всех сторон, что я лучше расскажу, наверное, как у нас с Мел на самом деле было. А вы уж решайте, кто виноват. Вот это, — он кивает на почерневшую дверь, за стеклом которой неразборчиво темнеют силуэты мебели, — дом, который Мел спалила для своего клипа. Дом сними.

На экране айфона плывут провалившаяся крыша, пустые черные окна и газон, что упирается в высокие кусты. Тайлер дергает ручку двери, и она с хрустом падает на него.

— Дом, короче, в котором я вырос, — шагнув в сторону, он отпускает дверь, и стекло звенит о плитку. — А Мел тут не росла. Она вообще тут не была до съемок своего клипа сраного.

— Как это?

— Как-как, — Тайлер осторожно ступает в черное помещение, которое тускло освещают два окна в пологом потолке. — Я ее впервые увидел, когда... — помолчав, он шмыгает носом. — Не, лучше сначала, наверное, — он встает напротив остова большого дивана, перед которым опирается на одну ножку квадратная доска журнального столика. — Вот это, блядь, — кивает на покосившийся черный силуэт в углу, — пианино, которое я в двенадцать лет заказал, первое мое. Короче, — пнув что-то на черном полу, Тайлер шагает к дверям и тянет на себя обгоревшую створку, — мать американка у нас, моделью была. А батя... хуй его знает. Пусть будет бизнесмен. И он, короче, нас с Мел почти сразу после рождения увез в этот, как его? — повернувшись ко мне, Тайлер хмурится. — Россия так называлась раньше.

— Советский Союз?

— Ага, — за дверью, что, открывшись, отваливается от петель, черное пепелище, еле освещенное из дыры в крыше. — А у меня там то ли астма началась, то ли еще что. И он меня, короче, назад отправил.

— А зачем увез-то?

Тайлер идет мимо почерневшей рамы на стене, в которой полностью сгорела картина.

— Я бы сам его спросил. Может, чтобы матери жизнь медом не казалась. А может... — он перешагивает упавшую этажерку, вокруг которой разбросаны осколки фарфоровых статуэток, — хуй его знает, короче, — он оглядывает завал у стены, который, судя по отпечатку на штукатурке, что по диагонали бежит вверх, раньше был лестницей. — Все хотел свою первую гитару забрать и Риччи подарить, — Тайлер качает головой. — Сука сраная, — и осторожно шагает вперед. Выглядывая из груды черепицы, кирпичная труба тянется в дыру в крыше, сквозь которую на черный пол льет дождь. Пахнет, будто куча бумаги сгорела, а потом намокла. — Ну мы с матерью тут вдвоем и зависали. Мать вечно на обезболивающих, как рыба. А батя пару раз в год заглянет, пиздюлей нам даст, гору нала оставит — и только его и видели, — Тайлер шагает вперед, и черный паркет, хрустнув, проваливается под его ногой. — Бля, — еле удержав равновесие, он вынимает провалившуюся по колено ногу и заглядывает в дыру в полу, — хуй продашь это говно.

— В смысле, бил вас?

Хмыкнув, Тайлер проводит пальцем по краю заваленного штукатуркой бильярдного стола.

— Вот тут, бывало, сядет, — он указывает на обгорелое кресло там, где под грудой штукатурки виднеются очертания камина. — Сумку с баблом расстегнет и говорит: сестра у тебя императрицей растет. Нравилось ему это словечко. А ты, говорит, хуесос, баб-то хоть ебал? А мне восемь лет, короче, — опустошив бутылочку, Тайлер бросает ее на пол и осматривается. — О, заебись, — и шагает к россыпи разноцветных осколков вперемешку со штукатуркой, что лежат на полу рядом с почерневшим комодом, на котором среди разбитых бутылок и стаканов стоит пыльная бутылка «Столичной». Тайлер вытирает ее о черную футболку. — Ну, говорю, ебал, конечно, дофига уже было. Тоже, говорю, императором стать хочу. Возьми меня с собой, бать, — глотнув из бутылки, Тайлер морщится. — А он такой: нам, конечно, мяса там не хватает, но вам, бабам, лучше дома сидеть. Научись, говорит, сосать лучше. Типа, в жизни пригодится. Мать его боялась пиздец просто, особенно после того, как он ее с этой вот лестницы спустил, — Тайлер указывает бутылкой на завал у стены. — Потому что я чего-то там в темноте испугался, когда спать лег, а она меня успокоить не могла. Обе руки сломала и спину. После этого на таблетки и подсела, да так и не слезла.

Он подходит к стене, где в обгорелых рамках чернеют остатки фотографий. На одной, от которой осталась верхняя часть, красивая тонкая брюнетка в белом платье обнимает пятилетнего Тайлера в джинсовых шортах и футболке, сидящего у нее на коленях, а позади, положив ладонь ей на плечо, стоит Роберт Алдерман в черном пиджаке и галстуке. У него худое лицо с высоким лбом и тонкими губами, а черные волосы коротко подстрижены. Синие глаза пронзительно смотрят в камеру, а губы улыбаются, будто живут отдельно от них. Тайлер кивает на фото:

— Как раз после этой фотки, короче. Пока она в больнице была, со мной няня жила. Стелла тетка хорошая была, в бабушки мне годилась. Как раз в первый класс пошел, и она меня, короче, в школу собирает, а тут слышу, тачка приехала, а через минуту батя заваливается. Бухнуть себе налил и спрашивает, где мать. Стелла такая: так в больнице же. И рубашку мне застегивает, я все про воротник забывал. Батя смотрит на нее и говорит: ты, Стелла, может, и жопу ему еще подтираешь? Нет, отвечает, он большой уже. А батя: хули ты с ним возишься тогда, как с бабой? Расстегни все, говорит, пусть сам застегивает. Ну Стелла расстегнула, а я застегнул, как умел. И батя ей такой: если пуговицу забыл застегнуть, дай по роже ему вот так. И ладонью меня по щеке, короче. Стелла отвечает, мол, не буду я ребенка бить. А батя такой: тогда неудивительно, что хуесос растет. Расстегивай, говорит, и застегивай еще раз. Ну я расстегнул и застегнул, а он мне снова по ебальнику как даст. Еще давай, говорит, — Тайлер морщится, поджав губы. — Страшно же, блядь, пальцы трясутся. То одну пропущу, то перепутаю их, то опять про воротник забуду. Короче, глаз уже опух, и Стелла такая: что вы делаете-то? Хватит, мол. А батя закурил и говорит: застегивай еще, Тай. Если снова облажаешься, я тебе эту сигарету о руку затушу. Стелла перепугалась, короче. Передо мной встала и говорит, мол, давайте я его в школу отведу, а вы своими делами занимайтесь. А он ей: я понял уже, что вы с женой пидараса воспитали. Больше, говорит, такой хуйни не будет. Взял ее, короче, за шею, к двери подвел и выкинул на хуй, — Тайлер хмурится. — А меня еще поучил, блядь, пуговицы застегивать. Мелани противно было бы, говорит, на тебя смотреть даже. А на следующий день привел, короче, телку, чисто стриптизершу. На шпильках, короче, с сиськами надувными. Руку ей на жопу положил и такой: вот тебе нормальная няня. Может, хоть с ней мужиком вырастешь. Я с ней и остался тогда, а она бухала да батю ждала. Мать, когда выписалась, раз попросила ее, чтобы она музыку тише сделала, так та ее на хуй послала и сказала, что батя приедет и ей башку проломит, — покопавшись по карманам, он закуривает. — Когда мне десять было, стал пиздец загорелый приезжать. Мать к тому времени уже с таблеток не слезала. Располнела так, что по лестнице без передышки подняться не могла, — Тайлер искоса смотрит на бильярдный стол. — Как-то помог ей, короче, в саду розы подстричь, нравилось ей. В дом заходим, а батя эту няню на бильярдном столе ебет. Мать такая: можешь хотя бы не при сыне? — Тайлер вздыхает. — А батя ей: пусть посмотрит, как нормальные люди ебутся. Ты тоже, мол, посмотри. Ну мать к себе ушла, а я гулять пошел вроде, — он шагает в арку в противоположной от камина стене.

В небольшой комнате торчит пружинами широкий диван с клочьями красной обивки и кресло, подлокотники которого превратились в угольки, а напротив подпирает потолок почерневший шкаф на толстых ножках. В засыпанном штукатуркой стеклянном журнальном столике тускло отражается пасмурный свет из двух окон.

— Как-то в школу собрался, а он тут сидит, короче, с каким-то хером здоровым в пиджаке уебанском таком. Бухают, а рядом весы для еды и камни блестящие какие-то. И батя этому херу говорит: мало того, что жена сама в говно превратилась, так еще и хуесоса растит. А я тогда волосы отрастил, как сейчас почти. И батя спрашивает: ну что, Тай, какие планы на жизнь? А сам эти камни на весы кладет, а мужик цифры записывает, — Тайлер шагает к дивану, и пол под ним с треском прогибается. Остановившись, он смотрит, как дождь стучит по кустам за окнами. — Ну, говорю, на театральное хочу или в музыкалку. А батя такой: я две вещи ненавижу — черных и пидарасов. С черными мы разберемся скоро. Сестра твоя подрастет и целой страной черных править будет. А ты, блядь, если стрижешься, как пидор, и увлечения у тебя пидорские, ты пидор и есть. Подойди-ка, говорит, — поставив ботинок на край столика, Тайлер пьет из бутылки. — Я подхожу, а он меня за волосы хватает и об этот стол хуярит. Нос сломал тогда и губы разбил на хуй, а несколько камней этих по комнате разлетелись. Батя такой: поднимай, а то повторим. Я кровью весь ковер залил, нашел под диваном их, на стол положил, а батя меня за плечо так приобнял и лыбится. Ты, говорит, даже говна своей сестры не стоишь. Сосать, спрашивает, уже научился? А мужик этот такой: Роб, остынь ты, отпусти пацана. А батя: и правда. Типа, поважнее дела есть, чем на рожу твою пидорскую смотреть. И отпустил. Я в школу не пошел, шастал весь день по лесу, потом вернулся, а они уже в тачку садятся. Батя выходить ко мне не стал, а мужик этот, Богдан звали, присел рядом и говорит: типа, батя у тебя строгий пиздец. Любит тебя, но ты все равно лишний раз ему под руку не суйся, — Тайлер давит ботинком на стекло, и оно, треснув, падает на обуглившийся ковер с еле заметными цветами. — Вообще, нормальный мужик оказался, — глядя на этикетку бутылки, он усмехается. — Он эту хуйню и привозил вроде. Короче, дальше мне как-то похуй стало. Няня эта пропала куда-то. Я пианино заказал, наличкой оплатил, стал сам учиться. Мать то у бассейна лежит, то спит сутками. Бабло в сейфе, да я у нее шифр спиздил и таскал потихоньку. Стали с пацанами из школы бухать и траву дуть, потом телки подтянулись. Батя приезжал, так я из дома сваливал к корешу, с которым мы вместе играть учились. Потом к дому подойду, вижу, что тачки нет, тогда и возвращаюсь. Наткнулся на него пару раз. В первый они с Богданом были, и ему похуй было на меня. А во второй мы, короче, с корешем в рок-группу играли у него. Типа на гитарах хуярим и пивом набухиваемся, — Тайлер усмехается. — «Проклятый тупик» назывались. Я, в общем, домой пришел, и батя заметил, что я в говно. Мать вытащил из спальни и говорит: смотри, твой пидор мелкий бухает вовсю уже. Давай-ка, говорит, накажи его. Ну мать такая: Тай, бухать плохо, короче. Ты, типа, наказан, пиздуй в свою комнату. Я было пошел, а батя говорит: ни хуя это не наказание. Дай-ка своему хуесосу по роже, говорит, да так, чтобы усвоил. Ну мать ревет уже. Дала мне пощечину, короче, а батя ржет. Неужели, говорит, я тебя не научил? За волосы ее схватил и давай по лицу хуярить. Она упала, в общем, из брови кровища хлещет, и зуба снизу нет. А батя такой: вот так давай или я тебе еще раз покажу. Мать встала кое-как, трясется вся. Говорит: прости, Тай. И как кулаком мне въебет в нос. Я упал, а бате смешно все. Поднял меня и говорит: не, хуйня. Сил у тебя нет ни хуя, так что держи. И полено из камина дал ей. У матери руки трясутся, просит его, короче, прекратить, а на полено кровь капает. Он ей: хочешь, сам его накажу? Она пересралась, видимо, потому что размахнулась и так мне въебала поленом этим, что я только в больнице в себя пришел. Челюсть сломала, короче, и сотрясение еще было. Три недели рядом со мной сидела, прощения просила да таблетки свои жрала. Помню только, что перед тем как вырубился, батя говорит: надо Мелани показать, в какое вы говно превратились, посмеется, — глядя под ноги, Тайлер дергает плечом. — Вышел из больницы и в школу вернулся. На трояки кое-как учился, а больше и не надо было. Мать мне в глаза смотреть боялась, короче, почти разговаривать перестала. Все думал, что же за сестра у меня такая охуительная, что батя ее так любит, а меня то не замечает, то пиздит. Стану, думаю, рок-звездой, и она узнает, блядь, что я тоже не говно собачье. Слушал все, что найти можно было, читал про группы разные и с Джонни зацепился в инете. Он тогда писал рецензии на альбомы, — Тайлер смеется, — дерьмовые такие, в блоге своем, но мы с ним закорешились прямо, и он говорит, типа, хули торчишь в Лондоне своем? Двигай в Элэй, тут вся движуха. Записи мои послушал, говорит: талант у тебя, чувак, — Тайлер осторожно садится на подлокотник дивана и пьет водку. — Как-то на гитаре бренчу в комнате — и тут слышу, тачка приехала. А через минуту батя ко мне заходит. Он и не был у меня никогда. А у меня там все в постерах «Нирваны», Боуи и всякого такого. А батя мрачный пиздец просто, в какой-то рубашке пляжной с пальмами. Обычно он из костюма не вылезал. Рука в бинтах вся. И говорит: у тебя есть шанс стать хотя бы вполовину таким же охуенным, как твоя сестра. Помочь ей надо. А мать в коридоре встала и слушает. Давай, говорю, без проблем. Батя такой: завтра летишь со мной и побудешь за нее в том месте, где она сейчас, потому что на ее деньги, пидор, живешь. Тут мать в слезы и давай орать, чтобы он меня не забирал. Накинулась на батю и типа как душить его пытается. У нее к тому времени крыша стала отъезжать уже. Однажды видел, как она полотенце укачивает и шепчет, типа, Мелани, не кричи. Батя ей так въебал, что она свалилась и обоссалась на ковер мой. Говорит мне: тут сиди. Если съебешься, я тебя найду и глаза вырежу на хуй. И уехал. Ну я мать откачал кое-как, и она к себе уползла. Ждал его, ждал. Думал, как это Мел уже и разбогатеть-то так успела, что и нас с матерью содержит? Вот помогу ей, и она меня, короче, зауважает, и батя заодно. Всю ночь не спал. Даже сумку собрал и гитару рядом положил, чтобы Мел показать, как я играю охуенно. А батя, короче, так и не вернулся. Неделю ждал его, потом хуй забил. Все каникулы пробухали с корешами, а потом год так же бухали, только на уроки еще ходили. А потом еще пара лет так же прошла. С Джонни почти каждый день списывались, он мне видосы обучающие нашел. Мать вообще выходить перестала, так я телок стал водить. Ворота только закрою, чтобы сразу тачке не заехать было, и давай ебаться, — Тайлер усмехается. — Самый крутой в школе был. А хули, бабло есть, дом пустой, да еще рок хуярю. Сначала всех горячих одноклассниц перетрахал, а потом и из других классов, — он опускает лицо к черному ковру. — А как-то вдруг вспомнил, что мать уже неделю не слышал. Захожу к ней, а она рядом с кроватью лежит синяя вся, и походу давно это, потому что воняет уже, — запрокинув голову, Тайлер пьет. — Ну я, короче, весь кэш, что дома был, собрал и документы свои. Купил билет до Лос-Анджелеса, гитару взял и съебался. Уже из аэропорта скорую набрал.

— А вам сколько тогда было?

— Шестнадцать, — бормочет Тайлер под нос. Дождь шумит сильнее, и сквозь дыру в крыше на груду черепицы уже струями льется вода. Тайлер пьет и снова закуривает. — В Элэй у Джонни завис, у него родители в Европе были. Хата стремная, конечно, но нам много и не надо было. На диване спал, с которого ноги свисали через подлокотник. Джонни все хотел побольше купить, да так и забили. Охуенно тусили с ним. Он меня с телками местными познакомил, по рок-клубам водил. Жили недалеко от пляжа совсем, так мы с утра там траву дули, потом музыку ебашили, а к вечеру набухивались и тусить шли. Джонни говорит: купи барабанную установку. Типа, играть умею. Ну купил. Она, короче, еле в гостиную влезла, а Джонни, как выяснилось, только одну песню мог сыграть. На басу так же хуево играл, зато мог придумать, короче, как мелодию развить прикольно. Набухается и поет, а я наигрываю. Я ему первую татуху на роже набил, а он мне гитару тут, — Тайлер хлопает себя по плечу. — Познакомил с ребятами, которые музлом занимались, я группу потихоньку сколотил. Записали пару демок неплохих, стали репетировать регулярно, получалось заебись прямо. С лейбла одного ответили, что демо крутые, и если еще две песни таких же будет, они готовы контракт на альбом подписать. Лейбл неизвестный ни хуя, да мне тогда пофиг было. С Джонни договорились, что первый альбом в его честь назову, — Тайлер смеется. — Он однажды лимузин обоссал, в котором Оззи Осборн ехал, так мы вдвоем пиздюлей от охраны огребли. Только вот бабло, что я отсюда увез, кончаться стало. Хули, я гитару новую пиздатую взял, потому что свою разъебал по пьяни, и комбик, еще барабаны эти сраные, а сколько мы на траву с бухлом спустили, даже считать страшно, — он качает головой. — Пиздец обломно было. Стал работу искать, только делать-то не умею ни хуя. Ящики в ресторане грузить взяли, так я чуть не подох на жаре этой. Солнце ебашит, а ты ящик прешь на себе то с мясом, то с овощами, еще и с бодуна все время. Бухать-то мы меньше не стали, просто на водку перешли вместо вискаря. Джонни денег, что ему предки присылали, было не жалко, только их на двоих не хватало ни хуя, так что реально въебывать пришлось в две смены, а потом на репетицию бежать. А у меня ни хуя не получается заебанным песни писать. Однажды запястье растянул и неделю играть не мог нормально. И Джонни, короче, вписался половину смен за меня работать. Хули, говорит, я все равно дрищ, хоть подкачаюсь. Так и таскали с ним ящики эти по очереди, а в перерывах так же телок по очереди... — Тайлер усмехается. — У нас с ним как-то восемь баксов осталось. Может, говорю, барабаны продадим? Все равно ты играть не умеешь ни хуя. А он такой: я их продам, когда ты звездой станешь, так что пусть стоят. Пойду, говорит, пожрать куплю. Ушел, короче, а через десять минут вернулся с литром коньяка, пакетом травы и двумя телками. На том свете пожрем, говорит, — Тайлер вздыхает. — Короче, как-то надо было репетировать, а эти ящики ебучие с опозданием привезли, и я их таскаю поскорее, чтобы успеть на репу, потому что за точку-то я плачу. Потный весь, еще ладонь в кровь содрал и замотал полотенцем, короче. И тут босс говорит: звонят тебе. Беру телефон в подсобке, а там телка такая: папа сдох, а я поступаю в Йель. Давай увидимся, я в Лос-Анджелесе, — Тайлер разводит руками. — Ну так я Мел и услышал впервые. Договорились вечером встретиться. Хотел ее в самый охуенный бар отвести, где мне в долг нальют, чтобы, ну, показать, что я не совсем лох-то. А она говорит: приходи в гостиницу ко мне. В Four Seasons, прикинь, блядь. Я думаю: ты специально выебываешься, что ли? Еще и в Йель, сука. Короче, репу отменил и поехал на велике в отель. Купил торт какой-то дешманский, чтобы не с пустыми руками. Захожу в отель этот охуенный, а куда идти, мне не сказали. Там народ у бара сидит разодетый весь, а я в шортах, блядь, и майке с «Металликой», — Тайлер оглядывает себя. — Джонни мне тогда обещал, что на днюху косуху подгонит. И тут подходит ко мне баба полная такая и говорит, что она Сара. И, короче, поспрашивала меня, чем занимаюсь, а потом говорит: Тайлер, у меня к вам большая просьба. Можете, типа, ее братом побыть? Ну я не понял ни хуя. Говорю: веди к Мел. И поднялись мы на лифте, блядь, в пентхаус. Помню, поднимаемся, а у меня живот от голода крутит. А просить, чтобы Мел меня покормила, пиздец неудобно. Ну зашли в номер этот охуительный, с видом на весь город, а там никого. Сара тупо ходит туда-сюда и Мел зовет, а я у дивана встал и думаю: вот, значит, как жизнь сложилась бы, если бы батя меня вместе с Мел взял. Поступал бы сейчас в Гарвард какой-нибудь и жил бы в охуенном пентхаусе. Интересно, думаю, страной-то Мел стала править в итоге? Императрица, блядь. А мне-то батя оставил что-то, кроме дома этого сраного и матери, которая со мной два года не разговаривала, а потом подохла так, что я не заметил даже? Через неделю днюха должна была быть, восемнадцать. Думаю, может, хоть дом этот продам. И подозрение у меня такое, что у меня и прав-то на него нет, а тут Сара из комнаты какой-то тащит за руку Мел, которая ревет в голос и просит, короче, чтобы та ее отпустила. А там колонны квадратные такие. Мел меня увидела и бегом за колонну эту. Выглядывает оттуда и такая: прости, что побеспокоила тебя. Если, говорит, тебе противно, ты скажи, я подальше отойду. Да нормально все, говорю. А Мел: я вот тебе сделала. Если не понравится, выброси. И по полу мне запустила кулон серебряный такой. Может, видела, я носил раньше.

— Он у Мелани сейчас.

— Все-таки спиздила, значит, — смеется Тайлер. — Ну а там фотки наши. Такая: можешь мою фотку выбросить, если хочешь. Да зачем, говорю, прикольно. А я, типа, торт тебе принес. А она смотрит на него из-за колонны этой и говорит: прости, пожалуйста, я сама хотела, только у меня еще дело осталось. Потерпи, говорит, несколько лет. Я закончу и сама все сделаю, — Тайлер качает головой. — Спрашиваю: ты о чем вообще? А Сара мне на торт кивает: типа, ешь. Ну я коробку открыл, отломил кусок и жую, а Мел удивленно так смотрит и на пол за колонной садится. Сара говорит: ты садись, а я сейчас нам ужин закажу. Ну, думаю, заебись, хоть поем нормально. Сел на диван, чтобы колонну эту было видно, а Мел оттуда то на торт смотрит, то на меня. Говорю: будешь торт-то? А она: а что за него сделать нужно? Да ничего, говорю. Подошел к ней с коробкой этой, а она, короче, сидит там в такой хуйне, типа ночной рубашки стариковской. На ноги ее натянула и к колонне прижалась. Присел к ней, торт рядом поставил. Волосы у нее длиннющие, до пояса. Красотка пиздец, только дерганая вся. Так, говорит, не бывает, что ничего. Я ей торт этот подвинул, короче, она к нему тянется, а сама на меня смотрит. Щеку почесал, а она как дернется назад, будто я ей ебнуть собрался. Ешь, говорю, а я там посижу. Сел на диван, а тут ужин принесли, прямо охуенный. Сара Мел тарелку с пастой отнесла и на пол поставила. Мел руками макароны в рот сует и на меня смотрит, а в другой руке торт этот шоколадный. Сара мне тихонько рассказала, короче, что давно с ней работает и что Мел в обычном городе никогда не была и с обычными людьми не общалась почти. В смысле, спрашиваю, в обычном? А Сара: она тебе сама расскажет, когда захочет. Останься, говорит, с ней сегодня, — Тайлер разводит руками. — А мы с Джонни собирались вечером дунуть и песню написать, в шесть утра на работу, а потом на репетицию. Не получится ни фига, говорю. А Сара, короче, отвечает: ты ее нормально жить научи, а финансовых проблем у тебя не будет больше. Побудь с ней, чтобы она привыкла, и она тебе столько денег даст, что на всю жизнь хватит. Я ответить ничего не успел, а она: мисс Алдерман, спать пора. Мел там вся в шоколаде измазалась. Сара ее подняла и в ванную повела, а Мел все на меня смотрит. Ну я объелся прямо. И торт этот говно полное, конечно, по сравнению с десертами, которые в Four Seasons подают. Думаю: ну, допустим, работать мне не надо будет, тогда хоть с лейблом, хоть без, я альбом за полгода запишу. А тут Сара меня зовет, короче, в спальню, а там Мел на огромной кровати этой под одеяло забралась с головой и одним глазом выглядывает. Сара говорит: вам сегодня Тайлер почитает. И пихает мне книжку эту про Белоснежку. И вот, говорит, дай ей. И кристалл золотой протягивает. Сел рядом, а Мел одеяло так сложила, что в нем типа окошко получилось, и оттуда смотрит на меня. Кристалл ей даю, а она его хвать — и в рот. И снова спряталась совсем уже. Сара кивает, типа, читай. Ну стал читать, где закладка была. Страниц десять прочитал, наверное, вообще ноль реакции. Сара говорит: уснула она, короче. Показала мне спальню, которая больше, блядь, чем вся квартира Джонни. Ну, растянулся наконец без подушек этих промятых и подлокотников, на которых вечно то шея затечет, то ноги. Только засыпать стал, как чувствую, Мел под одеяло ко мне лезет тихонько, к спине прижимается и обнимает. Я, говорит, каждый день о тебе думала. А я спиной чувствую, что на ней одежды нет ни фига. Сел, короче, говорю: ну ты ебанулась совсем? А Мел бегом в угол за комодом, у стены там уселась и ревет. Ну, думаю, поспал, блин. Пошел к ней. Че ты ревешь-то, говорю. А она: прости, я подумала, что тебе, короче, не противно со мной. Сейчас, говорит, уйду. И встает. А темно в комнате, но все равно видно, что на боку у нее шрамы какие-то. Говорю: да с чего ты взяла-то, что мне противно? А она рассказала, короче, что батя ей втирал, будто мы с матерью от нее отказались, потому что она урод. Типа, мать ее увидела и сказала, что Мел ей подбросили, и вообще она родилась, потому что какие-то животные переебались. Хотела в мусорном баке ее оставить, потому что такое уебище терпеть не собирается. А я, типа, рядом с ней плакал все время. И батя ее, типа, спас, и каждый раз, когда к нам приезжал, якобы уговаривал нас с ней встретиться, а мы с матерью говорили, что поскорее бы эта скотина подохла. И она, короче, думала, что я этим тортом ее отравить хотел, прикинь, — Тайлер вздыхает. — Ну объяснил ей, как мог, что пиздеж все это. Она дрожит, в слезах вся, а я ее и обнять не могу, потому что в трусах одних, а она вообще сиськами светит стоит. А ты, говорю, самоубиться собралась, что ли? А она такая: давно хотела, только Сара не разрешала, а потом придумала кое-что. Страну, говорит, купила, в которой никого обижать не будут, и теперь там нужно город построить. Может, говорит, поможешь мне? Надо, типа, архитектурную компанию купить, потом строительную, и еще поставки наладить, потому что страна в океане. А я сама, типа, не понимаю, с чего начать. И успокоилась вроде. Рассказала, что батю застрелили, а я ей — что мать умерла. Мел будто мимо ушей пропустила. Сказал, что музлом занимаюсь. Она такая: сыграй, тут рояль есть. Показала рояль, рубашку свою напялила. Сыграл, что умел, а она стоит рядом и ревет. Давай, говорит, вместе играть. Спрашиваю: ты умеешь хоть? А она: умею, только чтобы картинки появлялись. Покажи, говорю. Ну уселась и давай по клавишам молотить, как дети ебашат, если до инструмента дорвутся. Думаю: ну пиздец, конечно. И тут... — глотнув водки, Тайлер качает головой. — Сначала решил, что грибы еще не отпустили, которые мы с Джонни сожрали недавно. Реально увидел, как мы с Мел в нашем доме бегаем и играем с мячом совсем мелкие, а батя с матерью смеются и друг друга обнимают. А потом, типа, батя нас на руки поднимает и во двор несет, где надувной батут стоит, и мы с ней на нем скачем, а он нас поддерживает, чтобы не свалились. Вот так умею, говорит, — закурив, Тайлер выпускает дым под черный потолок. — И такая: я в универ поступать буду на историю искусств, а до осени тут поживу. Давай со мной жить, типа, и вообще, хочу музыку твою послушать и давай зависать вместе. Я тебе, говорит, куплю что хочешь и денег дам сколько хочешь. Только, типа, не уходи. А уже часа три ночи. Давай утром решим, говорю. И спать пошел, короче, а она за мной. Я уже хуй забил. Мел ко мне прилипла сзади так, что дышать трудно. Хочу, говорит, чтобы в моей стране дракон жил. Где, типа, взять такого? Пока думал, что ответить, засопела вовсю. Утром глаза продрал, а у меня, короче, ленточки цветные в волосах заплетены. Мел на кровати сидит, а рядом столик для завтрака в постели. Вот, говорит, тебе кофе, сок, круассаны и омлет. Я сок пью, а она из спальни выбегает и возвращается с охапкой бабла. Говорит: кончатся, скажи, еще дам. И на ноги мне их бросает. Штук двести там было, вроде. Уселась рядом и такая: ну, что решил? Останешься? Останусь, говорю, только мне инструменты нужны, — Тайлер улыбается. — Я ее больше такой счастливой и не видел ни разу. Купила мне все инструменты, что попросил, самые охуенные, я студию замутил в свободной спальне. Прикольно было. Пульт у окна этого огромного поставил рядом с кроватью, тут же синтезатор и гитары, а посреди комнаты барабаны ебанул. Мел на них смотрит и такая: а что за кружочки золотые? Тарелки, говорю. Взял колонки здоровые, по приколу уже. Мел нравилось, как бас на них звучит. Встанет перед колонкой и просит меня по струнам ебануть. Ресницы дрожат, говорит. Писал целыми днями, а она сядет рядом и смотрит. Такая: а хочешь что-нибудь? Ну вискаря налей, говорю. Она принесет и дальше смотрит. Иногда на синтезаторе тренькает что-то. На днюху ей букет цветов принес, а она удивилась так. Погоди, говорит, это что такое? С днем рождения, говорю. А она такая: а у тебя он когда? — Тайлер усмехается. — Объяснил ей, короче, что у нас в один день днюха. Мел, короче, убежала, а потом меня в свою спальню позвала. Захожу, а там гирлянды мигают и торт метра два высотой, в свечках весь. Мел говорит: извини, в следующий раз подготовлюсь. Мы с ней тортом этим объелись, а Сара меня потом в сторону отвела и говорит: как я понимаю, у тебя детство тоже не сахар было. Если уж, говорит, вас родители не любили ни хуя, попробуйте друг друга полюбить. Потому что, типа, если эту дыру не заполнить, она вас обоих будет жрать всю жизнь, — Тайлер жмет плечами. — Мы с Джонни бухач запланировали на днюху. Мел, говорю, пошли отметим. А она такая: мне пока лучше тут посидеть, а ты, типа, расскажи мне потом, как прошло. Ну так и сделал, — он усмехается. — Джонни говорит: прости, братан, не вышло с косухой, потому что мы все бабло пробухали с тобой. Обрадовался, что ему ящики таскать больше не надо, и все хотел с Мел познакомиться. Хули, говорит, ты молчал-то, что у тебя сестра-близнец есть? Наверняка, типа, она круче тебя. Ну я его и позвал, когда они с Сарой в Йель уехали. Наплел ему, что Мел наследство от дальнего родственника получила. Джонни по пентхаусу этому ходит и такой: нашел, значит, кого побогаче и сразу от меня свалил. Ебашили с ним музло да бухали. Две песни придумали охуенные. Договорились с группой их поиграть на точке, а тут Сара и Мел вернулись. Мел, короче, даже первое собеседование не прошла. Сара знала, как выяснилось, что она даже читает, как первоклассница, но не смогла ее отговорить. Решили через год попробовать, в общем. Мел мрачнее тучи, говорит: если мне искусство изучать не дают, я его все куплю на хуй. А тут Джонни из студии вываливается бухой и без майки. Он как раз этого козла дебильного на груди набил. Мел его увидела и бегом за колонну. Объясняю ей, короче, что Джонни свой, а она оттуда выглядывает и такая: а зачем у него коза на груди? — Тайлер усмехается. — А Джонни пацан простой. Коза, говорит, — это ты, а это козел. Мел присмотрелась и такая: нет, коза. Так они с ней и переговаривались, пока помогал Саре арт-дилера найти. Потом Джонни Мел показал, как эту единственную песню, что он знает, на барабанах играть, и она расслабилась вроде. Стали, короче, втроем тусоваться. Джонни такой: охуенная студия. Можно, типа, прямо в кровати лежать и на басу хуярить. Он Мел очаровательной ебанашкой называл. Спрашивает ее: хули ты дома-то сидишь все время? Пошли, типа, хоть в бар какой или на пляж. А Мел не хочет, короче. Мне, говорит, тут хорошо, а ты мне рассказывай просто, что там творится. Ну Джонни и рассказывал ей то про концерты, на которые ходили, то про бухачи разные. Мы с ним музло пишем, а она рядом где-нибудь сядет и смотрит. Как-то говорит, типа, глянь, я тоже вот написала. И наиграла мотивчик простенький совсем, в десяток нот. Ну молодец, говорю. А тем временем стали картины привозить. Мел за месяц, короче, на шесть лямов картин купила. Спрашиваю: сколько у тебя денег-то? Она по шкафам покопалась и какую-то выписку мне показывает. Вот столько, говорит, только они на мою страну нужны, — Тайлер качает головой. — Там полтора миллиарда было, короче. Тогда решил не спрашивать, откуда. Мел все картинами заставила и то на них смотрит, то с нами в студии зависает. У Джонни родители художники оказались, так он ей рассказал кое-что про абстрактную живопись эту. Мел слушает, короче, про какую-нибудь историю экспрессионизма и такая: не, глупости какие-то. Типа, где синее, там дружба, а вот квадрат этот грустный, короче. Пишем мы музло, а мотивчик этот, что она придумала, все в голове крутится. Попробовали с Джонни с ним поработать, только это не рок ни фига. Сделали полегче, электроники добавили, и Джонни говорит: да это ж хит на хуй. Я попробовал под него помычать что-то, решили, что телка петь должна. Джонни Мел привел, а она картину с собой притащила, Кандинского, что ли, прямо по паркету. Я по-быстрому текст набросал по приколу, типа о том, что телка парня не дождалась и с другим решила зависнуть. Попросили Мел спеть, а она стесняется, блин, как Риччи, когда Алисия его просила в первом классе стихотворение прочитать. Джонни говорит: давай ты споешь, а я тебе разрешу козла козой называть. Мел такая подумала серьезно и согласилась, короче. Слух-то у нее есть, а голос, если честно, говно полное. Ну мы его притянули, как смогли на компе, и прямо заебись вышло. Всю ночь, короче, сводили это дело, а к утру так набухались, что я по приколу трек в тот же лейбл скинул, куда демки отправлял. Уснул прямо в кресле, а через пару часов оттуда звонят. Говорят: пиздец круто. Берем, блядь, хоть сейчас. И контракт давай ебашить, а песню сразу на радио, потом клип на нее, потом альбом такой же захуярите и сразу в тур. Я Джонни растолкал и рассказал все, а Мел на краю кровати свернулась и храпит. Джонни говорит: ну заебись, ты же об этом мечтал, типа. А я-то рок хотел играть. Он такой: ну а хули не попробовать, пока рок-альбом свой пишешь? Вдруг, говорит, тебе этот шоу-бизнес вообще не зайдет. И пока Мел спала, короче, мы с ним снова набухались и этот образ придумали, что Мел, короче, будет нимфоманкой у нас, и все песни про еблю будут, которые мы типа из порнухи берем. Название Джонни придумал. Сказал, пусть в честь Мел будет, раз она музыку написала. Давай, говорю, тогда Melomania назовем. А он такой: бро, ты совсем тупой? Мел проснулась, включили ей песню. Она толком и не послушала, ушла картины распаковывать, — Тайлер вздыхает. — Подписался с лейблом. Надо было наши фотки отправить, так Джонни нас с Мел сфоткал, только сначала пришлось шмот нормальный купить. Она на платья эти смотрит и такая: так шлюхи одеваются. Ну, говорю, у нас фотка с тобой одна только, на кулоне моем. Давай еще сделаем. Согласилась, короче, при условии, что будет еще фотка, где она в рубашке своей. Не смогла разобраться, как платье надеть, так ей Сара помогала, даже ноги ей побрила. Она тогда радовалась, что Мел чем-то новым занялась. А я наконец косуху себе купил и вообще шмот нормальный. На лейбле, короче, сказали, что это вообще пиздец. Типа, сделаем из вас секс-символ. Джонни все смеялся. Мел из двух картин больших домик сделала и одеяло внутри постелила. Спит там, а Джонни такой: пиздец секс-символ получится. Ну песня реально выстрелила, короче, и началось. Интервью надо было дать. Я Мел сказал, так она чаем подавилась. Нет, говорит, никуда не пойду и ни с кем разговаривать не буду. Спрашиваю: что ты стесняешься-то? Не стесняюсь, говорит, просто у меня не получается с людьми дружить, а когда их много вокруг, в голове все трястись начинает, — Тайлер вздыхает. — Ее Сара уговорила тогда. Сколько можно, говорит, дома сидеть? Давайте, типа, попробуем, а если не понравится, просто уйдем. И кристалл этот ей пихнула. Ты, говорит, игрушку какую-нибудь под нос ей сунь, если нервничать будет. Ну я динозавра того и купил в ларьке. Позвали для Мел стилиста, а она из спальни на него выглянула, дверь заперла и не вышла. Сама, говорит, накрашусь для интервью, — он смеется. — Пиздец накрасилась, будто только из стрипухи. Как услышала, что в студию ехать надо, говорит: давай тут снимем, в студию не поеду. И Джонни предложил квартиру поблизости снять, потому что пентхаус дохуя роскошный, короче, для простой начинающей группы. Говорю ей: две минуты в машине потерпишь? Мел такая: потерплю, только смотреть вокруг не хочу. Типа, из окна прикольно, а близко вообще не по кайфу. Джонни ей, короче, толстовку дал, Мел под капюшон спряталась, и так и довезли ее до квартиры. И там все готово уже, девчонка эта с дредами ждет, а мы с Мел на кухне. Давай, говорю, я не буду рассказывать, как я в Америке оказался, и ты тоже. Напиздим, что приехали, короче, на отдых. Рассказал ей, что мы типа сексом и порнухой вдохновляемся, а она такая: а как это? — Тайлер улыбается. — Спрашиваю: парни у тебя были? Она насупилась и головой мотает. Ну, рассказал ей, что примерно говорить, Мел кивает, а сама на дверь смотрит хмуро так. Много, спрашивает, народу там? Четыре человека, говорю, готова? А она: ты иди, а я сейчас подойду. Ну пошел в гостиную, и мы без нее начали, а через минуту Мел, короче, рядом садится, а от нее бухлом несет. Ну и пизданула сходу, что она в Йеле учится, а я к ней переехал, что у нее два мужика одновременно и что матери позвонить забыла. Сказала, переволновалась. Говорю ей потом по пути назад, мол, ты, конечно, хуйни там наговорила, но для первого раза неплохо. А она руками глаза закрыла и такая: ты со мной сейчас лучше не разговаривай. Мне, типа, одной надо побыть. И как приехали, в спальню к себе съебалась. Джонни ей потом подругу свою привел, которая по фэнтези угорала, он эту хуйню сразу просек. Про эльфов, говорит, слыхала волшебных? Мел такая: нет, это что такое? А Джонни: вот Мэри тебе расскажет, короче, заодно и накрасит. Мел поначалу все дергалась, когда Мэри ее трогала, а потом расслабилась. У Мэри пальцы мягкие такие, говорит, даже приятно, когда она мне волосы расчесывает. Мэри ее краситься научила и шмот подбирать, да так и осталась визажисткой ее. Как-то к нам пришла, а Мел ей несет робота такого игрушечного. Сару попросила, говорит, эльфа тебе купить, только это не эльф, кажется. А Мэри: такие эльфы тоже бывают, так что спасибо большое, — Тайлер вздыхает. — А шум поднялся пиздец просто. Нас скорее, короче, гонят клип снимать, на интервью всякие, песни писать надо. Мел с Сарой компы купили и засели с документами какими-то, а мы с Джонни еще пару песен придумали. Позвали Мел спеть, а она не хочет, короче. Говорит, страной надо заниматься. Я такой: ну ты же хотела вместе играть, вот тебе. Давай по-быстрому спой пару раз, а дальше мы сами. Ну спела и такая: а может, запишем то, что я играю, с картинками? Джонни охуел, когда услышал. Сказал, что это, блядь, гениально, только не для нашего альбома про еблю. Альбом закончим, говорит, и твое музло ебанутое запишем. На лейбле все, короче, пиздец в восторге. Песня второй месяц из первой тройки не вылезает. Мы с Джонни съездили клип обсудить к продюсерам. Те все хотят с Мел познакомиться. Она занята, говорю, но скоро привезу ее. Только в номер вернулись, а за нами, короче, Богдан и еще один хрен со шрамами на роже. Мел выскочила и давай с Богданом обниматься, а второй этот все в пол смотрит. Богдан ее по голове потрепал, меня по плечу хлопнул и говорит ей: а что это я тут по телеку тебя видел? Мел такая: ага, я брату помогаю. Богдан говорит: брат большой у тебя, сам справится. Может, хочешь, говорит, спокойно пожить без шумихи этой и журналистов? Дом на пляже купить да и забить на эту хуйню-то? Мел такая: я в Йель хотела, только не взяли. Я бы училась, говорит, да страной занималась. Меня пока, типа, Тай в группу взял ненадолго. Богдан Мел к себе прижал и давай ей по-русски что-то втирать. Она кивает вовсю, а Богдан говорит: ты, Тай, сестру береги. А чтобы спокойнее было, наш юрист документы сделает такие, чтобы люди лишнего не говорили. Я, говорит, так устрою, что все, с кем вы работаете, их подпишут. Ну и свалили. — В большой комнате за аркой трещит, а через секунду в кучу черепицы падает большой кусок штукатурки. Вода все льет из провала в крыше, собирается на паркете и стекает в дыру, что осталась от ноги Тайлера. — Сара мне тогда сказала, мол, круто, что у вас общее дело появилось, но давай чуть помедленнее. А на носу съемки уже. Мы все в студии торчали, а Мел залипла в компе своем. Сара все звонила куда-то по ее просьбе. Привезли еще картин огромных. Мел с Джонни их распаковывают, а я ей рассказываю, как пиздато в клипе будет сняться. Про мотоциклы эти рассказал, неон розовый и прочую хуйню, а она такая: а может, ты другого кого найдешь? Девушек много разных, говорит, подходящая точно найдется. А мы с тобой давай будем тут зависать просто, — Тайлер разводит руками. — А клип нам, короче, дорогу на MTV откроет, и на лейбле уже промо готовят про охуенно горячих близнецов с песнями о сексе и обнаженкой. Говорю: Мел, пока ты не появилась, у меня мечта была музыкантом стать охуенным. И если бы ты не появилась, я бы сейчас рок-альбом писал. Не на такой пиздатой аппаратуре, конечно, и ящики разгружал бы, но писал бы. А ты меня попросила остаться с тобой, и я все планы ради тебя поменял. Может, говорю, и ты ради меня немного напряжешься? Давай клип снимем, а потом занимайся своей страной, сколько хочешь. И Джонни такой: Мел, после клипа сразу за твое музло сядем. Уговорили, в общем, и на съемки поехали. Вокруг павильона этого уже журналисты ждут, кое-как пробились внутрь, и Мел в капюшоне своем сразу в трейлер спряталась. Мэри ей одеться помогла, а тут как раз надо было ей с мотоциклом научиться управляться. И Джонни на мужика этого посмотрел и говорит: давай, короче, попробуем снять, как Мел его клеит. Чисто для имиджа. Мел отказалась, конечно. Повесила в трейлере картину какую-то и рубашку свою поверх этого розового платья натянула. Мне же, говорит, противно будет. Типа, как я буду притворяться? Говорю ей: слушай, ну если тебе вообще не по кайфу все это, давай ты тогда своими делами занимайся, а я своими. Перееду к Джонни и не буду мешать тебе, — опустив глаза, Тайлер качает головой. — Я знал, конечно, что она согласится, лишь бы я не уезжал. Так и случилось. Хорошо, говорит, только завтра давай. Ну мы с Джонни по павильону шастали, со съемочной группой пиздели. Журналисты прямо прохода не дают. Мне тогда еще по кайфу это было. Рассказываю телке какой-то про группу, а краем глаза вижу, что к Мел в трейлер этот хрен со шрамами заходит и выходит через минуту. А наутро, короче, Мел охуенно просто шлюху отыграла, пока ей этот парень байк показывал. Я бы сам поверил. Джонни вообще охуел. Говорит: ты когда притворяешься-то? Когда в домике из картин сидишь или когда жопой в латексе сверкаешь? — Тайлер грустно усмехается. — И в клипе шикарно сыграла, прямо огонь, только в перерывах сразу к себе съебывалась. Зашел к ней в трейлер с девчонкой, которая приносила что попросишь, бухнуть там или пожрать. А там тесно, короче, и она Мел на ногу наступила, так Мел ее толкнула и говорит: на хуй пошла, блядина узкоглазая. Мел, говорю, ну ты что делаешь-то? Она же случайно. А Мел: хуй там, специально наступила. И больше, короче, ее не пускала к себе, сам ей приносил, что попросит. Как сняли, мы с Джонни за новые песни засели, а Мел пару дней вообще не показывалась. Только картины все везут. Реально, будто в музее жили. А только из спальни вылезла, и они с Сарой уехали куда-то, так мы с Джонни все бары обошли. Двадцать штук за неделю пробухали. Познакомились с тремя телками горячими. Те как узнали, что я из Melanin, не отлипали уже. Ну привезли их в номер — и, короче, как обычно. Я вырубился, а наутро пошел их провожать, а тут Мел вернулась. Посмотрела на нас и, короче, к себе ушла. Сара говорит: давайте мы вам, Тайлер, другой номер снимем. А Мел не захотела, в общем, чтобы я съезжал. Мне, говорит, спокойнее, когда Тай рядом. Все спать ко мне приходила, я не прогонял ее уже, — Тайлер хлопает по карманам и недовольно бросает под ноги пустую сигаретную пачку. — А тут клип вышел и понеслась. Песни, что мы написали следом, уже на радио, на первых местах. Как на улицах стали узнавать, мне вообще крышу снесло. Мел там у себя два журнальных столика сдвинула, ножницами из газет квадратики вырезает и расставляет по-всякому. Говорю ей: нас на шоу зовут, давай сгоняем. А она удивилась так. Ты же обещал, говорит, что я в клипе снимусь и все. Я, типа, очень занята, — Тайлер жмет плечами. — Ну уломал ее, как обычно. Мэри ее красит в гримерке, а Мел все на щель под дверью смотрит, где тени видно, когда мимо проходят. Спрашивает: много там людей? Ну, говорю, человек десять вместе со съемочной группой. Мел, короче, к двери подошла, постояла зажмурившись, а потом поворачивается и улыбается во весь рот. Пошли, говорит. На съемке ее не узнать просто. Люблю, говорит, ебаться, и лучше с двумя, чем с одним. Хочу, говорит, с тремя попробовать, да боюсь, что во вкус войду и двоих потом мало будет. И будто похуй ей декольте это блядское. Ногу на ногу закинула и лыбится. В перерыве только стакан вискаря хлопнула. Снова ляпнула, что родители живы, так мне тоже пришлось пиздеть потом. Так и таскал ее каждый раз то на съемки, то к продюсерам, то еще куда. Динозавра ей дам или еще хуйню какую-нибудь, и сразу будто не так напряжно ей. После этого пару дней у себя сидела, а потом в кровать забиралась. Проснусь, а у меня то косички заплетены, то цветок какой-нибудь в волосах. На вторую днюху весь пентхаус цветами завалила и сказала, что для меня в своей стране дом построит, а я ей колье бриллиантовое подарил, — прищурившись, Тайлер чешет бороду. — Мы с ней по-настоящему посрались, короче, после первого концерта. Как раз альбом должен был выйти, и шум такой стоял, будто других групп и нет, блин. Мы с интервью ехали, где она снова про еблю втирала. Улыбалась всем, пока мы в тачке вдвоем не остались. Как дверь закрыли, сразу пальто натягивает. Классно прошло, говорю, молодец. Молчит. Пока в отель ехали, стал ей про концерт рассказывать. На лейбле сказали, что сразу большая площадка будет, на три тысячи, я охуел просто. Мы с Джонни придумали, короче, для Мел несколько фонограмм записать, чтобы не звучало, как на записи. И еще решили, раз у нас про секс все, то и декорации такие же замутить, и костюмы заодно. Смотрю, а у Мел руки ходуном ходят. Даже сумка трясется, в которую она вцепилась. Не смогу, говорит, тебе с концертом помочь. Ну я давай ее уламывать всю дорогу. В номер поднялись, она между картин этих в спальню идет, а я за ней. Говорю: может, понравится тебе. Вся Америка в тебя влюбилась. Мел сумку на пол поставила, к столам своим присела и квадратики двигает. Давай, говорю, хоть попробуем. Наверняка по кайфу будет. А она ножницами еще квадратик вырезала, смотрит на них и говорит: а если я себе нос отрежу, мне не надо будет на концерт? И хуй поймешь, короче, шутит она или нет. Я ножницы у нее вырвал и сумку случайно опрокинул, а оттуда, короче, пакет с коксом выпал. Спрашиваю: что за хуйня-то? Ну рассказала мне, что чтобы на интервью ходить да в хуйне всякой сниматься, попросила Богдана кокса подкинуть. Раньше, говорит, помогало и сейчас помогает, — глотнув из бутылки, Тайлер вздыхает. — Меня тогда понесло немного. Надо было всю эту хуету свернуть и писать рок-альбом свой. Только, блядь, когда свой ебальник по телеку видишь, а телки из трусов вылезают, если тупо на улицу выходишь, кажется, что это дохуя важно. Мел же развести нехуй делать было. Посидел с ней вечер с этими квадратиками, подвигал их, как она просит. Она рассказала, что вот тут река, а тут на горе дома будут, да и согласилась концерт сыграть. На всех репетициях объебанная была. Тексты песен запомнить не могла, поставили суфлер ей, чтобы хоть как-то губами в фонограмму попадала. Сказала, что у нее времени нет страной заниматься, так мы ей ассистентку нашли. Кейт хорошая девчонка была. Все делала, что Мел скажет, только Мел ее невзлюбила сразу. Принеси, говорит, воды. Кейт принесет, а Мел такая: я просила сок. Кейт несет сок, а Мел: где мой вискарь, овца? Кейт вискаря нальет, а Мел ей: тяжело, наверно, одновременно черномазой и тупой быть? Мел, говорю, что ты наезжаешь-то без причины? — Тайлер вздыхает. — От нее тухлятиной воняет, говорит, разве не чувствуешь? Перед концертом в гримерке сидит и слушает, как народ в зале наше название орет. Спрашивает: сколько людей? Три с половиной тысячи, говорю. А она: нас же намного меньше. Соображаешь, говорит, какая это хуйня? Ну поставил ей динозавра на стол, а она кокс рядом насыпала и давай дороги хуярить одну за другой. Так упоролась, что лицо онемело. Щеки ей мял, короче, и по губам шлепал, а рядом Сара стоит и говорит, типа, наверное, нам с вами нужно Тайлера оставить и уехать куда-нибудь. А Мел ей: ты хотела, блядь, чтобы мы семьей были? А для семьи разве не делают даже то, что не нравится? — Тайлер крутит бутылку в пальцах. — Концерт круто прошел. Мел, когда объебанная, все похуй, так она парню какому-то пальцы сунула в рот, и тот давай их облизывать. Джонни звал отметить это дело, а я так перепсиховался, короче, что как в отель вернулся, сразу спать завалился. Среди ночи Мел в кровать забирается, а от нее бухлом несет и блевотиной. Сверху так нависла и говорит: а ты реально пидор? Нет, отвечаю, ты же видела, что я с телками был. А она: ну я же притворяюсь, что я шлюха. Может, и ты, говорит, притворяешься. Давай, типа, проверим. И за хуй меня хватает. Я ее оттолкнул, короче, говорю: ну ты что, дура, делаешь-то? А она смеется, блядь, и рубашку свою снимает. Все, говорит, меня хотят, а я у тебя в постели. Только пидору не понравилось бы, — Тайлер качает головой. — Мел, говорю, иди проспись. А ей все смешно, блядь. Решил тему сменить как-то. Спрашиваю: что за шрамы-то у тебя? У нее на боку, короче, сзади и спереди здоровые рубцы такие.

— Я видела.

— Из-за тебя и твоей ебаной матери появились, говорит. Верхом на меня села и такая: выеби меня или я Богдана позову и посмотрю, как ты ему сосешь, хочешь ты этого или нет, — Тайлер коротко смотрит в камеру. — Я ее столкнул, короче, и одеваться стал. А она смеется. Куда же ты, пидор, собрался, говорит, мы только начали. За волосы меня схватила, а я ей пощечину въебал и сначала в баре отеля бухал, а потом с собой вискаря взял и по улицам шастал до утра. Думал на хуй ее послать, да только для последней песни на альбоме ее голос записать надо и еще три концерта на носу, второй клип, дохрена интервью и прочего говна, — Тайлер вздыхает. — Вернулся утром, короче, бухой в говно, а Мел из-за колонны выглядывает. Спрашиваю: отпустило тебя? Молчит. Подхожу, а она себе об эту колонну весь лоб расхуярила. Реально пятно кровищи на мраморе. За штанину меня схватила и ревет. Все что хочешь сделаю, говорит, только прости меня, — Тайлер хмуро смотрит на свои ботинки. — Прощу, отвечаю, если концерты отыграешь и снимешься везде, где надо. Ну и понеслось, в общем, — он стучит пальцами по бутылке. — Второй концерт, третий, десятый, а там и альбом вышел. Мел в самые сексуальные девушки Америки записали, а она все боялась из города в город ездить, так начала бухать сразу, как проснется. Так, говорит, спокойнее. Картину с собой возила везде то одну, то другую. Стали фотки появляться, где она из машины в отель чешет в пальто каком-нибудь. На лейбле сказали, что надо имидж поддерживать, и, короче, предложили, раз она не нимфоманка ни хуя, на такие случаи нанять ей моделей. Нашли несколько парней, которые должны были вокруг Мел вертеться, да в номер с ней заходить, чтобы папарацци было что опубликовать. Мел говорит: не хочу наедине с ними оставаться, даже, типа, на несколько минут. А парни-то модели, у них после этих фоток собственные фанатки появлялись. Спрашиваю: тебе вообще мужики не нравятся, что ли? Может, типа, телок предпочитаешь? А Мел такая: я подружиться хочу, только они со мной дружить не хотят. Я одному хотела про мою страну рассказать, а он платье с меня стал снимать. И я, говорит, теперь с ними в номер захожу и сразу в спальне запираюсь, пока они не уйдут. В Нью-Йорке, что ли, после концерта фотосессия была. Там, короче, толпа голого народа кресло изображает, в нем Мел сидит, а я рядом. Мел, когда приехали, уже объебанная была, а из гримерки посмотрела, короче, как они репетируют, и давай кокс хуярить пальцем из пакета. Мел, говорю, давай потише, а то передознешься еще. А ей похуй вообще. К тому времени как позвали фоткаться, уже зубами скрипела. Уселась одному мужику на спину, на второго откинулась и такая: я гору мяса и побольше видела. Мы с Кейт потом в гримерку к ней зашли, а она бухает там, на Кейт смотрит и говорит: а ты, черномазая, мужиков белых или черных любишь? Кейт отвечает, что ей все равно типа. А Мел: слышала, что у черных пизда такая огромная, что они белого хуя и не почувствуют. Говорит: правда? Ну а Кейт съезжает, типа: ты устала, наверное. Давай, мол, в отель поедем? А Мел: Тай, отъеби ее. Хочу, типа, убедиться. А сама, короче, поверх платья, в котором фоткалась, простыню какую-то нацепила и рукой голову держит, которая дрожит вся. Мел, говорю, завязывай. Поехали, типа, домой, с твоей страной подумаем. А она: я и забыла, что ты пидор. И к Кейт поворачивается. Давай, говорит, блядь черномазая, я тебе в пизду руку засуну да проверю. Уверена, типа, что рука по локоть влезет. Встает, короче, и Кейт юбку задирает. Кейт убежала тогда, и я потом два дня ее уговаривал назад вернуться, — Тайлер разводит руками. — Так, блядь, первые концерты и откатали, а потом в пентхаус вернулись, и Мел, короче, сразу к себе ушла и дверь заперла. Только Сару пускала. А через несколько дней, пока спал, опять косички мне заплела. Они потом с Сарой уехали, так я прикалывался. На улицу выходил и время засекал, через сколько какая-нибудь телка мне поебаться предложит, — Тайлер усмехается. — Однажды и десяти секунд не прошло. Смотрят на меня, будто я божество, блядь. Альбом продается так, что новые диски печатать не успевают. Из каждой тачки наши песни слышно. Мне тогда начало казаться, что мы реально крутое музло делаем. Мел пиздец счастливая вернулась. Стройка в моей стране началась, говорит. Только бабла намного больше уходит, чем планировала, потому что, типа, грузовые корабли нужны. Спрашиваю: а что строишь-то? А она: всех детей, которых обижают, хочу собрать, и чтобы они счастливыми выросли. Ты, спрашивает, о чем мечтал, когда маленький был? Ну, говорю, представлял, как концерт ебашу, а ребята со школы слушают и охуевают. Мел такая: тогда сделаю концертный зал там, чтобы все, кто хочет, могли играть. В студии со мной просидела до ночи, а потом в кровать залезла. Купила, говорит, компанию, которая видеоэффектами занимается, так что с драконом вопрос решен. Типа, в следующий раз вместе съездим и посмотришь, — он улыбается. — Мы утром мороженого заказали и старые «Звездные войны» смотрели. Мел как эту Звезду смерти увидела, охуела просто. Таких же, говорит, не бывает на самом деле? Спрашиваю: что у тебя в башке-то щелкнуло, что ты на Кейт накинулась? — Тайлер вздыхает. — Я, говорит, мяса слишком много съела, оно внутри лежит и через горло и рот из меня лезет, и я сделать ничего не могу, потому что мясо сгнило давно, его мухи жрут, и я тоже сгнию, если буду мешать ему вылезти. Когда нервничаю, говорит, через глаза и уши лезет, и тогда я ничего, кроме мяса, не вижу и не слышу. Может, типа, однажды оно все вылезет, и тогда не буду кидаться, — он жмет плечами. — Больше и не спрашивал. А тут, короче, новый клип снимать пора. Джонни беспокоился тогда, что его могут на телик не пустить, потому что там еще чуть-чуть, и порнуха получится. Может, видела, где Мел руки под платье лезут, и она себе одну, короче, в трусы сует.

— Ага.

— Ну на этих съемках Мел Кейт и въебала впервые. Там сцена в начале, где эти руки, короче, к Мел тянутся и лапают ее. Мел упоролась, как обычно, и набухалась еще. С тридцатого дубля сняли кое-как, потому что она дергалась все время, когда ее актеры трогали. Я еще бесился, блядь, что Мел одна в клипе, а моего ебальника не видно, — он качает головой. — Кейт ей в перерыве сценарий читала, а Мел на нее смотрит и спрашивает: Тай, а ты мне назло черномазую нанял? Типа, я тебе сделала что-то, и ты мне мстишь так? Кейт к тому времени научилась мимо ушей это пропускать, а меня пиздец бесило. Мел, говорю, а почему это тебя ебет вообще? Да потому, отвечает, что это сраное мясо воняет так, что блевать тянет. Такие, как ты, говорит, либо блядьми должны работать, либо сразу дохнуть, а ты еще, блядь, и читать где-то научилась. Типа, умная дохуя? Кейт пытается сценарий читать, а Мел ей: ты из пизды сразу такая умная вылезла или как-то на колледж насосала? Мать у тебя явно блядь, говорит. Наверняка дальнобойщикам тебя давала ебать, а сама им в это время жопу лизала. Сколько она за это брала, говорит, баксов десять? — Тайлер хмурится, поджав губы. — А у Кейт мать учительница, короче, и у нее грыжа какая-то была. Кейт как раз на днях просила ей денег одолжить, так я подарил ей десять штук. И Кейт плачет, короче, за листами этими со сценарием, а Мел ей: хули ты ревешь, сука? Сценарий читай. А у Кейт руки дрожат и не получается читать ни хера. Мел, говорю, давай я почитаю. А она: иди в жопу кому-нибудь дай, мы сами разберемся. Кейт, говорит, у тебя одна попытка. Если я что-нибудь забуду, без зубов останешься, — Тайлер жмет плечами. — Ну и забыла, конечно, потому что не соображала ни хуя. После съемки сразу в гримерку пошла, и Кейт успела в живот вмазать и по носу, прежде чем я ее оттащил. Кейт шеей на подлокотник свалилась и позвонки повредила. В номере уже девчонка из сервиса Мел спросила о чем-то, а она ей пощечину влепила. Слуги, говорит, не должны рта раскрывать. Сара девчонку эту увела и договорилась, чтобы, когда к нам приходят, молчали все. Понимаешь, говорит, что она из дома-то боится выйти, а ты ее заставляешь полуголой перед толпой выступать? Вот она и психует, — Тайлер задумчиво смотрит в потолок. — А потом награждения пошли, и мы везде, блядь, самые охуенные были. Я тогда тачку пиздатую купил и думал на ней учиться ездить. После того как на MTV все награды взяли, решил Мел ее показать, чтобы отвлечь ее немного, потому что ее трясло всю. Посадил ее за руль, короче, а сам рядом стою и показываю, что где. Меня прикалывало тогда, короче, как двигатель рычит. Нейтралку поставил и говорю: жми на газ, прикольно будет. А Мел на меня посмотрела, короче, как на говно, рычаг дернула и уехала на хуй. Так и узнал, что она, оказывается, водить умеет. Разъебала тачку о магаз какой-то. Сара тогда Богдану позвонила, и он ее из участка вытащил, а Мел потом неделю из спальни не выходила, Сара только ей еду носила. Реально пришлось интервью отменять и еще дохрена всего, — Тайлер улыбается. — Зато на «Грэмми» ей понравилось. С девчонкой мелкой накидкой на слона такого поменялась, цветастого. Так она этого слона из рук не выпускала потом. Просыпаюсь как-то среди ночи, меня Мел обнимает, а перед носом ухо это розовое. Может, говорит, бросим это все и поедем в мою страну жить? Все хотела эту девчонку найти и в гости позвать, — он усмехается. — А на днюху мне три таких же тачки подарила, разных цветов. Поедешь, спрашивает, дом посмотреть, который для тебя построила? Давай, говорю, потом, потому что концерт на носу. Так они с Сарой свалили на две недели, концерт проебали. С лейблом посрались. Следующие два концерта, говорят, бесплатно играть будете. Джонни такой: похуй, у вас тур на носу. А я, короче, не уверен нихрена, что Мел меня с этим туром на хуй не пошлет. Даже втихаря похожих телок искал, чтобы ее заменить, если что, да без толку. Мел вернулась мрачная, пиздец просто. Ни хуя, говорит, денег не хватит, чтобы все достроить. Рассказал про тур, ей похуй вообще. Сара ее утешает, в общем. Давайте, говорит, эти деньги лучше инвестируем и подождем, пока вырастут, или попроще все сделаем, потому что самое дорогое все покупаете, вот и не хватает. Мел к себе ушла и у столов своих засела квадратики двигать, а среди ночи меня будит и такая: сколько я на этом туре сраном заработаю? Нам тогда по триста штук за концерт обещали. Двенадцать миллионов, говорю, получишь. Она такая: за концерт? Нет, говорю, за тур. Мел не поняла ни хуя. Говорит: и все? Потом меня обняла сзади и такая: поеду в тур, если ты мне половину своего бабла, которое за него получишь, отдашь. Так, говорит, хоть жилые дома дострою, — Тайлер разводит руками. — Ну я попсиховал немного и согласился. Хули делать-то? — глубоко вздохнув, он пьет. — Ну и поехали в тур, короче. Там ничего нового. Мел в говно все время, полные стадионы, народ в восторге, Кейт пиздюлей огребает после каждого концерта. То она встала не там, то оделась не так. Мэри как-то Мел красит тенями этими золотыми, а Мел ей: ты жирная пиздец стала. А Мэри сказала, короче, что беременна. И Мел поспрашивала у нее, какой пол, когда роды и все такое. А потом говорит: родишь и принесешь мне. А у нее один глаз полностью блестками замазан, а на втором контуры только. А не принесешь, говорит, так я сама заберу, а тебе позвоночник сломаю на хуй и будешь всю жизнь в инвалидном кресле слюни пускать. Мэри девчонка мягкая, короче, испугалась. А Мел ей: что, сука, вылупилась? Глаз докрась. И нехуй, говорит, ребенку имя давать. Сама, мол, назову. И если раньше Мел слушала, как Мэри про эльфов рассказывает, то теперь ей только про ребенка интересно было. Будешь рожать, говорит, где я скажу. Вместе поедем, чтобы ты не съебалась. Мэри ей что-то ответить попробовала, так Мел ее за шею схватила и так в нос засадила, что сломала, — Тайлер вздыхает. — В Париже, что ли, после саундчека в отель приехали. Мел, короче, с двумя этими парнями в номер зашла, как всегда, а я к себе. Спать завалился, а проснулся — уже на концерт пора. Зашел к Мел, а там Сара ей говорит: все, мисс Алдерман, собирайте вещи. Это не жизнь, говорит, а хуйня какая-то. Я, типа, для вас совершенно другого хотела. А Мел ей: я, блядь, стараюсь хорошей сестрой быть и на страну заработать. А тебе если не нравится, говорит, то уебывай. У тебя, типа, своя дочь есть, вот к ней и пиздуй, — Тайлер качает головой. — Сара отвечает: без проблем, только поехали со мной. У меня, типа, маленький домик в Вашингтоне, и озеро рядом есть. Я, говорит, книгу сяду писать, а ты живи спокойно у меня, сколько хочешь, хоть всю жизнь. Муж, говорит, у меня погиб, так места на троих хватит. Будем с тобой по озеру гулять, пирог яблочный научу готовить. С дочерью познакомлю, она немного младше и тоже дома сидеть любит. Хочешь, говорит, собаку заведем? Можешь спальню выбрать. У одной, говорит, окна в сад, а у второй на улицу тихую, где машина раз в день проезжает. Куплю тебе пианино и будешь музыку свою придумывать, сколько хочешь, а потом в саду будем за цветами ухаживать. Я, говорит, прямо сейчас тебя увезла бы, будь моя воля, а лучше вообще к брату не привозила бы. Мол, не эта семья тебе нужна, а такая, какую ты сама захочешь. И в стране твоей не дома дорогие нужны и драконы, а любовь. А пока ты сама не узнаешь, что это такое, хоть из золота дома сделай, ничего не получится, — Тайлер часто моргает, поджав губы. — Мел ей въебала, короче, так, что Сара упала. И говорит: ты, Сара, знаешь, что я могу сделать, если меня разозлить. Так вот, лучше уебывай по-хорошему. Типа, пять минут у тебя на сборы, а потом тебе пиздец. Сара пыталась что-то ей сказать, так Мел ее ногой по лицу пиздить стала. Я ее оттащил, Сара собралась и говорит: вы, если что, позвоните, и я за вами приеду. Мел, короче, в Сару стаканом запустила, и она ушла, а мы на концерт поехали. Мел грамм пять за вечер снюхала, наверно. Под конец думала, что она в стране у себя, а народ на стадионе, короче, — это дети, которые к ней приехали. Круто, говорит, что концертный зал построила, только такие песни им слушать нельзя, наверное. Две последние песни не сыграли в итоге, потому что она отказалась детям про еблю петь. Пока в отель ехали, всю тачку заблевала. Я потом у себя завис с телкой одной, да так и уснули в кровати. Среди ночи слышу, дверь щелкнула. Мел, короче, в рубашке своей стариковской к кровати подошла со слоном под мышкой, посмотрела, как меня баба эта обнимает, да и ушла, — опустив лицо, он шмыгает носом. — С Джонни пересеклись в Берлине, он к родителям ездил как раз. А у Мэри синяки на щеке и плече. Скажи Джонни, говорю, что упала. Ты, типа, соглашение подписала, так что молчи. Вместе и напиздели ему, что Мэри поскользнулась, — Тайлер морщится. — Пиздец паршиво было. Решил, как тур докатаем, контракт разорву и группу распущу. С Мел потихоньку вообще перестали разговаривать. Потому что она то спрашивала, сколько еще концертов осталось, то вовсе пиздец какой-нибудь несла. Интервью было одно, в Европе где-то. Я там с девчонкой из съемочной группы познакомился, Хлоя звали. Зеленоглазая такая, веселая. Пошли с ней покурить, пока Мэри Мел красила, и Хлоя говорит: у нас продюсер на твоей сестре помешался просто. Только про нее и говорит, а на днях вообще в монтажную зашла, а он на ваш клип дрочит, — Тайлер улыбается. — Понравилась мне, короче, и позвал ее выпить вечером. А Хлоя такая: у тебя же таких, как я, миллион. Типа, зачем я время тратить буду? А у нее майка с Motörhead. Тебе, спрашиваю, музло наше нравится? А она: если честно, хуйня собачья. Ну вот, говорю, ты же не фанатка моя, так что, считай, свидание. Согласилась, в общем. Зашел в гримерку, а там Мел у двери встала. Слушает, что снаружи творится, и принюхивается будто. Человек тридцать там, говорит, и воняют пиздец. Мэри ей щеки вытирает, которые в порошке все. Мел к тому времени дороги из кокса уже не делала, тупо на ладошку сыпала. Напомни, говорит, что я там пиздеть должна? Ебусь во все дыры и срать хотела на чужое мнение? Ну да, говорю, как обычно. А у Мел башка трясется, будто отвалится сейчас. Мэри, говорит, еще раз свою тряпку мне в лицо сунешь, я из тебя моего ребенка голыми руками вытащу. Мэри отошла, короче, а Мел вдруг как шлепнет по плечу себя. Тут комаров дохуя, говорит, — Тайлер вздыхает. — А нет комаров-то. Мел, говорю, ты в состоянии вообще сниматься-то? А тут в дверь стучат, типа, пора. Мел, короче, лбом к ней прижалась, постояла минуту и улыбается во весь рот. Конечно, говорит, в состоянии. Ну и пошли. Нормально выступила, я расслабился даже. Говорит: если родители беспокоятся, что мой образ жизни их детей испортит, пусть подумают, что они за родители такие, если их дети больше певице верят. Я потом с Хлоей еще попиздел немного и поехали в отель на лимузине. Сидим с Мел рядом, а в дальнем конце салона Кейт и два парня, которые с Мел тогда ходили. И Мел, короче, то на них смотрит, то на руки свои. А они трясутся у нее, как у матери бывало, когда батя ее отпиздит. Наклонилась ко мне и говорит: тот, что справа, судя по движениям, драться умеет. Ну, отвечаю, хорошо. А она меня за плечо обняла и такая: хочешь, я со вторым, который слева, в номер зайду, короче, оба запястья ему сломаю, передние зубы выбью рукояткой ножа, и он тебе сосать будет, сколько захочешь? Ну, думаю, пиздец. Хотел отодвинуться, а она меня держит-то крепко за плечо. Все думала, говорит, кого мне Кейт напоминает. А когда мясо жарили на площади, там мать у девочки была. Все орала, говорит, и пыталась в огонь залезть. Вот Кейт на нее похожа. Двое суток, говорит, дергалась, когда ее повесили. А Кейт, типа, неженка. Как думаешь, спрашивает, если ее повесить, хоть час протянет? — он качает головой. — Мел, говорю, ты совсем ебанулась уже? И, блядь, раньше хоть Сара была рядом. Она ее умела успокоить. Динозавра этого достал, да ей похуй уже на него. Меня сзади за волосы взяла, чтобы остальным не видно было, и такая тихонько: папа говорил, что ты на деньги, которые мы заработали, бухаешь и жрешь вместе с матерью, когда от хуев одноклассников отлипаешь. Наклонилась ближе и к себе меня тянет. Мне, говорит, так обидно было, особенно в той будке, — Тайлер чешет щетину. — Мел, говорю, если ты о своем прошлом поговорить вдруг захотела, давай в отель приедем и расскажешь. А она смотрит на парней этих, которые что-то там между собой трут, да на Кейт, и говорит: я посчитала, еще три миллиона ты мне должен, которые вы с матерью пробухали, пока я руки глодала. И улыбается во весь рот. Верни их мне, говорит, или я всех в этой сраной машине угандошу, — Тайлер вздыхает. — Верну, говорю, как бабло с тура получу, успокойся только. Кейт сказал тогда, чтобы парней отпустила. Она Мел боялась до усрачки. Все хотела уволиться, так я ее попросил до конца тура остаться и пообещал, что еще бабла для матери подкину. Хлою позвал в баре отеля выпить. Мне с ней базарить так прикольно было. Бывает, будто человека уже дофига времени знаешь. Да и красотка пиздец. А потом в номер поднялись, и она в ванную пошла, а я в спальне разлегся, короче, голый. Думал еще, может одеться? Типа, она же не фанатка какая-то, чтобы в кровать прыгать сразу. А с другой стороны, хули нам еще делать-то вдвоем? А тут Мел заходит в рубашке своей. Иди к себе, говорю, я не один. А она такая: нет, я сегодня с тобой сплю. И я ее выставить пытаюсь, а тут Хлоя из ванной выходит голая. Тоже решила, видимо, время не тратить. Она, как Мел увидела, переволновалась вся. Прикрылась пледом и такая: я помешала, наверное, извините. А Мел удивленно так на нее смотрит и говорит: Тай, ты же утром у коридорного сосал. Мол, зачем ты девушку обманываешь? Ты же пидор. Я пытаюсь Хлое объяснить как-то, что Мел шутит, а она такая: Хлоя, он еще в школе с физруком ебался, а дома садовнику жопу подставлял. Даже, говорит, на моих бойфрендов дрочил. Ты, говорит, ему нужна, чтобы никто не подумал, что он пидор, потому что он, типа, стесняется. Хлоя вообще ни хуя не понимает, короче. Говорит: если правда, без проблем, я не скажу никому. А Мел у комода встала и такая: а ты убедись. Встань, мол, на колени и отсоси ему. Уверена, говорит, что у него на тебя не встанет, потому что он любит, когда его большим хуем в жопу ебут, а не телок. Хлоя такая: да не надо проверять ничего. Какая, мол, разница? Многие, говорит, это скрывают, потому что мир такой у нас. А Мел: я все же хочу, чтобы ты убедилась. Встала, говорит, на колени, и рот открыла. А я вижу, короче, что Мел плавно так руку на пепельницу хрустальную кладет. Да, говорю, я гей, а тебя позвал, потому что комплексы у меня. И тебе, типа, пора. И Хлоя одеваться стала, короче, а Мел пепельницу эту в руке подкидывает. Хлоя, говорит, может выебешь его в жопу чем-нибудь? Бутылкой, например. Он, говорит, так это любит, что папу в детстве просил его отъебать. И очень несчастный был, потому что папа не хотел. Хлое хватило ума не отвечать, короче, — Тайлер сжимает челюсти. — Я ей кофту даю и думаю: какая же ты сука, Мел. Повел Хлою к выходу, а Мел за нами. Жаль, говорит, что ты уходишь, он сейчас меня будет просить ему в жопу бутылку запихнуть. Улыбается, короче, и пепельницу подбрасывает. Я Хлое дверь открыл, а она ключи на столике оставила. Пошел за ними, а Мел такая: мать только соглашалась, когда он просил. То шваброй его выебет, то просто кулаком прямо в кровати, если уроки хорошо сделает. Так он, говорит, только на пятерки и учился, чтобы после того, как у физрука отсосет, его дома мать отъебала хорошенько. Хлоя в дверях стоит с круглыми глазами, а Мел: кулаком маминым особенно любил. Потом, типа, облизывал его, да так и засыпал с пальцами во рту. Я ключи Хлое отдал и выталкиваю ее уже, а Мел: помню, Тай в комнату ко мне пришел и спрашивает, как ему папу уговорить, чтобы он ему хотя бы в рот дал. Мечтаю, говорит, чтобы он мне в горло кончил, — Тайлер на секунду зажмуривается. — Ну, я дверь закрыл, короче, и Мел въебал со всей дури. Она упала башкой о пол, пепельница разлетелась к хуям. Ну пиздец, думаю, охуенная семья у нас получается. А Мел встает кое-как. Из носа кровища на подбородок течет, а она улыбается. Мол, я же говорила, что с тобой спать буду. За руку меня взяла и в кровать повела. Я лег на бок, она сзади прижалась ко мне, и чувствую, короче, как кровь на спину капает. Написали сегодня, говорит, что дракон уже летает, — шмыгнув носом, Тайлер чешет щеку. — После этого стал и номер, и спальню запирать. Лежу один или с телками и слушаю, блядь, как она с той стороны открыть пытается. А когда последний концерт отыграли, даже в Four Seasons заезжать не стал. Сказал менеджеру Мел бабло передать и в Мексику съебался. Бухал там два месяца с телками местными, успокоился как-то. В новостях писали, что альбом, походу, все рекорды по продажам побьет. Телик перестал включать, потому что там все время ебальники наши, да и радио тоже. Вернулся и с ходу дом купил пиздатый. Еще когда у Джонни жил, видел его пару раз. Пиздец, думал, бабла у людей. Джонни все смеялся. Нахуя, говорит, тебе теннисный корт в доме? Теннисист, блядь. Надо было из Four Seasons наброски песен забрать, которые еще до Melanin написал. Думал курьера послать, да тот не найдет ни фига. Поехал сам, короче, а пентхаус пустой стоит, оплаченный на месяц, картин ни хуя нет, только инструменты мои остались. Ну я забрал, что хотел, дверь закрыл и съебал. Сделали с Джонни студию охуенную во весь этаж, бухла закупили столько, что на пять лет хватит. С лейблом срался вовсю. Говорю им: все, не будет больше группы. А они на нас раскрутились охуенно, к ним звезды толпами пошли. Ну, говорят, тогда пиздец тебе. Дело к суду шло, а я уже хуй забил. Думаю: бабла-то у меня хватит, наверное, неустойку выплатить, а дальше разберусь как-нибудь. Узнал, что батя дом все-таки нам с матерью оставил. Точнее, никому он его не оставил, мы просто прописаны в нем были, — Тайлер мрачно оглядывает почерневшие стены. — Ну, думаю, спасибо, бать. Мел полтора миллиарда, чтобы она строила хуй пойми что, а мне дом этот ебаный, блядь. Все с Джонни зависали у меня. Бухали да баб водили, — Тайлер улыбается. — Как в старые добрые, в общем. Джонни все спрашивал, куда Мел делась. Напиздел ему, что в отпуск уехала. Выделил ему спальню. Говорю: ты мне диван тогда так и не купил, а я такой пиздатый друг, что вот тебе кровать за восемь штук. А он, короче, как-то по приколу тот диван из хаты своей притащил и в гостиной мне поставил. Чтобы помнил, говорит, с чего все началось. Так и оставили его там. Адвокаты с лейблом разбирались, а мы снова рок играть стали, и так пиздато было, что похуй уже и на бабло, и на все остальное. С утра траву дули, потом музло ебашили, а вечером набухивались на балконе. Выйти-то спокойно у меня ни хуя не получалось уже. Телефон сменил, чтобы журналисты не доебывали, только с адвокатами говорил, да чувак, который траву приносил, писал. Сходу пиздатые песни получаться стали. Джонни говорит: ты теперь можешь музыкантов себе каких угодно брать, любые пойдут. Как-то бухач устроили, туда подруга Джонни Алисию привела. Она тогда еще только начинала сниматься. Понравилась мне пиздец просто. Слышала про тебя, говорит, что ты бухаешь да трахаешься с кем попало. А мне, типа, приличный парень нужен, — Тайлер усмехается. — Ну, говорю, извини. Я, типа, поп-звезда, а сейчас еще и рок-звездой стану, так что это как бы все прилагается. Алисия такая: как наиграешься в это все, позвони мне, — он снова закуривает. — Через пару лет позвонил. Музыканты сначала смеялись, короче, что попсовик в рок полез, а как демо ставил, сразу такие: пиздец охуенно. Давай, мол, вместе ебашить. Нашел барабанщика пиздатого и еще с двумя парнями, один на басу, а второй на клавишных, перетереть добазарились. Пока ждал их, решил вспомнить, короче, какие песни написал, пока ящики те таскал. На гитаре бренчу — и тут слышу, тачка приехала. А через минуту Мел заходит. Обросла, будто и не стриглась ни разу. И такая сходу: мне еще бабло нужно, давай снова в тур. Я охуел, конечно. Во-первых, говорю, у нас нового альбома нет, чтобы в тур ехать, а во-вторых, я тебя и видеть не хочу. С продаж альбома, спрашиваю, бабло проебала уже? Кивает. Ну тогда, говорю, продай картины свои. А Мел: картины не продам, они добрые. Мел, говорю, а ты сама-то добрая? А она: когда с Сарой тебя искали, я больше всего боялась, что тебе не понравлюсь. А теперь у меня и Сары нет. Боюсь, говорит, ей звонить. Пусть, мол, со своей дочерью счастливой будет. Давай, говорит, сделаем еще альбом, поедем в тур, а я еще в какой-нибудь рекламе снимусь. А потом больше не буду тебе жизнь портить, — Тайлер вздыхает. — Ревет, короче, а сама в плаще черном таком с капюшоном. А лето на дворе. А что ты, говорю, у Богдана-то своего не попросишь? Уже, говорит, просила. Еще даст только при условии, что там его склад будет. Я, говорит, в этот раз все правильно сделаю и буду, типа, тише травы. Ну и видит, короче, что я желанием не горю ни хуя. Подожду, говорит, сколько надо. Телефон оставила свой и съебалась. Договорился с парнями, сыгрались нормально, басиста только сменил, потому что тот на хмуром сидел. Три песни пиздатых у нас было, решил записать их по-человечески, и поехали на профессиональную студию. Джонни на радостях в первый день так набухался, что на пульт наблевал, — Тайлер смеется. — Пришлось новый покупать, а он, сука, шестьдесят штук стоит. На студии той Марка встретил. Крутой мужик оказался. Он давно уже в роке, так показал мне всякого, чего не знал. Помог с записью нам и такой: а сестра у тебя встречается с кем-нибудь? Я бы, говорит, ее на ужин пригласил. Шесть или семь песен написали уже, а тут адвокаты говорят: чувак, у тебя там в контракте железные условия на три альбома. И лейбл, короче, посчитал упущенную выгоду, и лучше бы Melanin не распускать, если не хочешь всю жизнь на выплаты работать, — Тайлер хмурится. — Сидел, блядь, два дня и на телефон Мел смотрел.

Его лицо застывает на экране, а через секунду он гаснет.

— У вас телефон сел.

— Бля, — Тайлер встает с подлокотника дивана, и запах мокрой гари и сигарет смешивается с запахом перегара. — В тачке доснимем.

Живот шевелится, а потом резко толкает вверх, и изо рта вслед за горячей слюной льется на пол желтая жидкость с блестящими комочками. Кладу ладони на колени, и правое очень дерет, а из горла снова льет на пол.

— Ты залетела, что ли? — Тайлер удивленно смотрит на лужу на черном ковре. — Алисия так же блевала ни с того ни с сего.

— Да нет, — вытираю губы. — В машине укачало, наверное.

— Ага, — Тайлер бросает полупустую бутылку о шкаф, и она разбивается рядом с бронзовой ручкой. — Пошли, короче.

— Слушайте, — глубоко дышу, пытаясь унять дрожь в животе. — А почему вы так говорите-то, будто она во всем виновата? Могли бы все прекратить, если понимали, что ее это с ума сводит.

— А Мел могла бы сразу рассказать, какой хуйни повидала и что нельзя ее к людям пускать, — Тайлер хмуро чешет щетину. — А мать могла бы за батю не выходить, если видела, что он ебнутый. Если бы да кабы, блядь.

Он шагает в арку, а к горлу снова подкатывает.

— Вам, кажется, нельзя все это рассказывать.

— Что, блядь? — хмурится Тайлер, обернувшись.

— Мне сказали вам передать, чтобы вы, прежде чем рассказывать, подумали о том, что у вас сын ходит в школу на бульваре Санта-Моника.

— Это, типа, угроза, что ли? — непонимающе моргает Тайлер. — Ты кто такая, блядь?

— Это не я. Передать просили. И Богдан, и второй, который со шрамами, там вместе с Мелани, в общем. И может, правда вам лучше не...

— Блядь, — хмурится Тайлер. — Хоть врубаешься, с кем связалась-то?

— Ну примерно.

— Охуеть, — он поднимает черные брови. — То есть либо Риччи пиздец, либо я вместе с ней сяду?

— В смысле?

— Сука, — Тайлер глубоко дышит, раздувая ноздри. — Десять лет охуенно жил, пока она дохлая была.

— Вы вообще не общались, что ли?

Он вырывает у меня айфон и идет по воде мимо бильярдного стола. Снова сгибаюсь и блюю на ковер, положив ладонь на подлокотник дивана.

— Подождите минуту.

Изо рта течет толчками, а шаги Тайлера стихают, и остается только шелест листьев за обгоревшими окнами и журчание воды. Над ковром, который раньше был красным, качается, поблескивая, тонкая ниточка слюны. Отряхиваю джинсы, на которые попали желтые капельки, разгибаюсь и глубоко вдыхаю дрожащим горлом. Сквозь пасмурный свет за окном летит дождь, и слышно, как заводится машина и визжат колеса. Вот и поговорили. Шагаю к камину, и тут под ногами трещит, а через секунду подлокотник дивана будто падает и замирает, только глухо скрипт под полом. А потом вдруг весь диван с треском проваливается, и в щеку врезается черный цветок на ковре, а другие такие же бегут в темноту под обгоревшим шкафом. Там, наверное, паучки жили, пока не сгорели. Под животом трещит, а шкаф вдруг шевелится и, закрывая потолок, наклоняется ко мне, но тут я будто лечу вместе со столиком и осколками стекла в черноту, а бронзовые ручки шкафа догоняют, и что-то черное грохочет о макушку, и снеговик не такой совсем вышел, как на плакате «Кока-колы» из ларька, что светит лампочкой за темным пустырем. Там он белый-белый, а у меня серый с пятнами почему-то, и сколько ни терла его зелеными варежками, все равно грязный. Может, помыть его? И камешки-глаза на плакате красивые, а у меня один овальный, а второй от кирпича откололся и в голове сидеть не хочет, выпадает все время, и получается как пират снеговик. Пока досточки от ящика отламывала, чтобы руки ему сделать, кирпичик снова выпал. Поглубже его запихиваю в голову, и она падает вбок опять, ломая рыхлое плечо, только ее ладошки ловят, а из-за головы Мелани выглядывает в ночной рубашке с кружевным воротником.

— Привет. Давай дружить?

— Давай, — Мелани ставит голову на место, вытаскивает из нее камешки и пихает в дырочки золотые огоньки. — А что ты любишь?

Холодный ветер раздувает ее волосы, а босая нога встала в темную лужу, в которой отражается одинокий желтый фонарь.

— Мультфильмы. — С огоньками снеговик будто радуется. — А ты из нашего двора?

— Юль, — высунув лицо в щель, мама щурится от ветра.

— Мам, ему ручки сделать надо.

— Пошли, накрыли уже, — мама открывает щель, и оттуда развевается красное блестящее платье.

— Пошли к нам?

— А сколько там людей? — косится в щель Мелани.

— Бабушка приехала, дядя из ларька, еще с работы у мамы, — глажу снеговика мокрой варежкой. — И папины друзья всякие.

— Дохуя, — хмурится Мелани, прячась за снеговиком.

— Ну пошли. Там конфеты.

И Мелани идет за мной мимо скамейки, у которой доски отвалились от спинки, потом по лестнице с темнотой на первом этаже в прихожую с прожженным полом и лампочкой на проводе, а там стол большой-большой, и мама в красных бусах уже рядом с пузатым дядькой села на тахту, а с табуретки бабушка поворачивается и за бока хватает.

— Ух, Юлька! — целует меня салатными губами, и я сажусь на стул перед вареными картофелинами, селедкой и тонко нарезанной блестящей колбасой с жирными кружочками, а все пьют и не чокаются, потому что мне сказали, что на девять дней нельзя чокаться, и усатый рассказывает, как они с папой на рыбалке однажды заблудились и по лесу ходили долго, а другой, очкастый в обнимку с толстой с золотым зубом, — как им на заводе радиаторами зарплату давали, и снова пьют, а я конфету беру, только мама не разрешает и говорит, что сначала картошку, а пузатый все к ней поближе придвигается, и вот, говорит, скумбрию копченую со склада специально привез и коньяк пятизвездочный, а Юльке конфет, только сначала картошка. А Мелани рядом села, и я рассказываю ей, как папа заболел и умер, а я на похоронах даже не испугалась смотреть, как гроб, у которого желтая ткань рядом с ручкой оторвалась, в яму опускают, только музыка громкая очень, а пузатый лысиной блестит и говорит, чтобы я скорее картошку ела, только от нее сигаретами пахнет и везде пахнет, поэтому форточку открыли, и из нее ветер дует, и маме кричу, чтобы песню перекричать, что ногам холодно, а пузатый меня за подмышки берет и на колени сажает, спиной на горячее пузо. Так, говорит, потеплее будет, и к маме поворачивается: не пропадешь, Ленка, не бойся, а она смеется и его по лысине шлепает, а он картофелину берет и говорит: Юлька, ешь давай, кожа да кости. И к губам мне подносит. В модели собралась, что ли? А Мелани ногами болтает и говорит: это тот уебок, про которого ты рассказывала? А я говорю, что не рассказывала, а Мелани такая: точно. И до сих пор, дура, молчишь. А бабушка говорит: царствие небесное Лёшеньке. А я картошку жую, чтобы до конфет добраться, а из форточки сильнее дует, и за окном огромное красивое существо появляется с золотыми крыльями, на которых цветы растут, и шипами извилистыми, и разноцветных грустных глаз у него много-много, как ромашек в букете, что летом набрала, и лапы нежные и мягкие, только когти длинные могут появиться, если оно захочет, и никто его не видит будто, кроме Мелани, и спрашиваю ее: кто это? А она конфеты жует, потому что ее тоже никто не видит, и говорит: это ты, когда вырастешь, если картошку есть не будешь. А из форточки сдувает окурки с блюдца, и кричу ей: а если буду? И Мелани улыбается широко-широко, как кот в сказке, и ветер несет ее под шкаф, а существо занавеска с пальмами закрывает, и пузатый мне скумбрию дает и говорит, что вкусная и жирненькая, с картошечкой самое оно.

Дует из пыльной решетки, что чернеет в бетонной стене на уровне виска, который жутко ломит. С потолка бронзовыми ручками смотрит шкаф, упавший на перекрытие, наверное, закрыв провал в досках и оставив справа и слева две дырки, сквозь которые попадает тусклый свет. Нога лежит на обгорелом подлокотнике дивана. Снимаю ее и осторожно сажусь, а в голове будто болтаются ржавые гвозди. В воде под задницей хлюпает ковер. Журнальный столик свалился на сетку железной кровати без матраса, что упирается в покосившиеся полки рядом с упавшим стулом. Встаю и ощупываю мокрую макушку. Очень болит, но крови вроде нет. Спина и ноги насквозь промокли, и я, как могу, отжимаю кофту и джинсы. Рядом еле различим массивный металлический сейф с большой рукояткой и ручкой с цифрами. Ну хоть на него макушкой не шмякнулась. Сверху слышно раскаты грома, а под ногами рядом с перевернутым стулом плавают банкноты. У дальней стены стодолларовая купюра прилипла к железной двери без ручки. Толкаю ее, да без толку, даже не дергается. Хлопаю по карманам и не могу найти айфон. Опускаю руки в холодную воду и вожу ими по ковру и бетону, только опять ничего. Может, наверху выпал. На железной полке рядом с кроватью сложены неаккуратными пачками доллары и рубли, какими платила в ларьке за картошку и «Фанту», пока их не поменяли. А на полке выше черный пистолет и отполированная деревяшка, похожая на ножку от стула, а рядом почти пустая бутылка виски, пыльный стакан и большой смятый тюбик, кажется, крема для рук. Может, получится пролезть в дырку между шкафом и обломанными досками, где мелькает черный потолок? Ставлю стул под краем досок и, забравшись на него, тянусь вверх, да только даже до толстой бетонной балки не достаю. Слезаю в воду и осторожно ступаю на каркас кровати. То же самое. Может, попробовать стул на кровать поставить? Если не свалюсь, вылезу. Спрыгиваю на пол, и в голову бьет такая боль, что зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, в темноте под ногами светится экран айфона. Саша уже дважды написал и спросил, что мне удалось узнать. Набираю Тайлера, только звонок, погудев пару раз, сбрасывается, поэтому включаю фонарик, и тень от подлокотника дивана в дальнем углу упирается в потолок, потому что подлокотник лежит на чем-то большом. Подхожу к старому разбитому телевизору, упавшему рядом с железным письменным столом, на который приземлился диван. Под ногами среди банкнот плавает белая баночка каких-то таблеток, а на стене в круглой решетке торчит лампочка. Свет фонарика ловит железную ручку ящика в столе. Тяну ее, и ящик со скрипом поддается. Внутри картонная коробка, в которой лежат в ряд видеокассеты с выведенными вручную подписями. На той, что с краю, написано: 03.1986. Вокруг коробки, будто их обстригали годами, согнулись желтые ногти, а рядом блестят маникюрные ножницы, пузырек красного лака и бутыль жидкости для снятия. Еще засохшая красная помада и маленькое зеркало. За коробкой блестит тремя большими ключами железное кольцо. Второй ключ, самый длинный, попадает в скважину в двери и громко лязгает, а дверь с оглушительным скрипом движется под моим плечом. Фонарик освещает узкий коридор с бетонными стенами, по которым тонкими струями бежит вода. Тихонько шагаю, поднимая маленькие волны, что бегут в темноту, задеваю макушкой лампочку на проводе, а потом еще одну и еще. На стене под рукой торчит большой выключатель, но лучше не трогать, наверное. Десяток шагов спустя упираюсь в ступеньки наверх, а в черноте над головой светит серая полоса. Поднимаюсь, и под ногами скрипит металл. Упираюсь в потолок и толкаю его, пригнув голову, плечом, и полоса становится шире, а потом раскрывается в серое небо, и дождь льет мне на лицо. Вокруг сплелись густые кусты, а за ними видно провалившуюся черную крышу и дверь, через которую мы вошли в дом. Обхожу куст и ступаю на заваленный черепицей нестриженый газон. Кроссовки хлюпают по траве, а джинсы сзади все в коричневой жиже. Как могу отряхиваюсь и вызываю «Убер». Приедет аж через сорок минут. Интересно, если бы я там голову проломила, меня нашел бы кто-нибудь? Тайлер мудила, конечно, так меня бросать тут. Хотя если бы моим детям стали вдруг угрожать, хрен знает, как поступила бы. Интересно, что еще собирался рассказать? Самое плохое, наверное, со мной сегодня уже случилось. Поэтому обхожу куст и, нащупав ручку в траве, поднимаю незаметный люк.

На плитке перед домом мокнет под дождем моя сумка. Ну хоть не забыл вытащить, там документы все. Спрятавшись под балконом с тремя колоннами, отжала волосы и надела сухую майку и другую кофту. Еще одни штаны я с собой не взяла, придется терпеть. Сейф открыть не получилось, зато в сумке лежит коробка с кассетами, а между ними черно-белая фотография совсем молодого, еще без шрамов на щеке, Влада в фуражке со звездой.