Меландия

В айфоне несколько десятков пропущенных от Насти и два сообщения. В первом ссылка, а второе: «Канал забираю себе. Деньги за гриль тоже. Пошла ты на хуй». По ссылке пост моего актера в инсте, где он сидит с кислым лицом в кресле, подняв наклейку с красным логотипом нашего канала. Текст: «От хамства я искренне отвык, ведь последние двадцать лет мне везет работать только с профессионалами. Сегодня вспомнил, как это, когда тебе хамят. Для этого не обязательно грубить. Можно, как сделала Юлия Смирнова, просто не прийти на съемку интервью, о котором меня просили последние два месяца. Пожелаем Юлии большой удачи. Ведь с таким отношением к людям ей очень скоро будет сложно найти хоть какую-то работу». Под фото три сотни комментов, где обсуждают мою тупизну, задницу и губы. В посте отмечен мой профиль, от которого уже отписались двенадцать тысяч. Попробовала Насте позвонить, но звонок сбрасывается, толком не начавшись. А еще она заблокировала меня во всех мессенджерах и соцсетях. К каналу на «Ютьюбе» доступа тоже нет. Ну зато первой в мире сняла суперэксклюзивный материал, который Ульяна у меня тут же забрала и сказала, что вернет, когда будет можно.

Назад вернулись тем даже маршрутом. Когда вертолет опустился рядом с ручьем, на интервью я опоздала уже на восемь часов без учета полета до Москвы. Пристально посмотрев мне в глаза, Ульяна сказала, чтобы я рта не раскрывала о том, где была, а Аня сразу повела сонную Мелани в особняк. Хотела попросить Сашу от меня позвонить Насте, но тот сказал, что очень занят и перезвонит позже. Разделась в ванной, и на черный пол со штанины упал золотой огонек. Постояла под потоком горячей воды и переоделась в бежевое домашнее платье, а потом щелкнула серебристый чайник в кухне. На стойке снова душисто пахнет свежий хлеб, а холодильнике целая ваза разных ягод, огромные авокадо и здоровенный кусок соленого лосося. Сделала чай и, вытащив блюдо с эклерами, уселась на диван и включила лэптоп. На экране замер, прижавшись к полуразрушенной крыше, мой актер, а в новостях фотография, где Мелани и Аня улыбаются на фоне домиков на холмах и парящих шаров. Из описания на нашем канале уже пропали все упоминания моего имени. И недели не пройдет, видимо, а Настя уже название сменит и новую ведущую найдет. А вот и Саша.

— Здравствуйте, Александр.

— Привет! Как дела?

— Да как сказать. Можешь Насте...

— Юль, сейчас пришлю кое-что, охренеешь просто.

— Ну давай.

— С ее братом поскорее бы... — тишина.

— Саш?

На экране айфона ни одной палочки приема сети, будто авиарежим включили. Страница с новостью про Мелани и Аню на лэптопе тоже не грузится, потому что у вайфая пропала сеть. Перезагрузила на всякий случай айфон, не помогло. Ткнула кнопку на двери и, глядя в айфон, вышла под звездное небо. Одна палочка на секунду появилась и сразу пропала. Пошла по дорожке под арку из ветвей, что вытянулась в светящийся золотом коридор, и вынырнула на луг, спугнув с ветки большую птицу. Особняк белеет за рекой в ярком свете полной луны, а у боковой стены светится наклонившийся дуб. На экране снова появляется и пропадает палочка, и я шагаю вперед. Травинки и цветы будто уснули под светящимся одеялом, а в темноте редко перекрикиваются ночные птицы. Над черной лентой журчащей реки парят золотые пылинки, а на мосту, сложив руки на животе, стоит Мелани. Она поднимает ладонь и дует в нее, выпуская в воздух огоньки, что разлетаются золотым облачком, а потом смотрит на луну, которая освещает ее лицо, не дотягиваясь до черноты под скулами. На экране появляются две палочки, но тут же превращаются в одну, которая сразу пропадает. Мелани запрокинула голову и смотрит, вдыхая полной грудью, в небо, поперек которого вытянулся белый рукав Млечного Пути. Она поднимает руку и, закрыв один глаз, будто трогает звезды кончиком пальца, складывая из них изогнутую линию, а затем прижимает ладони к ключицам и восторженно улыбается.

— Чем закинулась-то? — опуская рукава черного свитера, со стороны гаража на мост тяжело ступает седой со склада. — Мне отсыпь такого.

— Привет, — улыбается Мелани.

— Что просила, готово, — седой, что на полголовы ниже ее, встает рядом. — Презентацию сделала? — Глядя на звезды, Мелани мотает головой, а седой закуривает. — А какого хера? От тебя много надо, что ли? — он сплевывает в воду. — Еблом посветить, да и все.

— Завтра сделаю, — шепчет Мелани.

— Сделаешь, — хмуро кивает седой, — а то на кой ляд мне эти музеи-то сдались? — он выдыхает дым в лицо Мелани, которая переводит взгляд с одной звезды на другую. — С журналюгами побазарила?

— У меня не получается, — Мелани сжала плечи. — Там вопросы такие, мне от них плохо. Аня придумала фильм снять, я постараюсь...

— Уж постарайся, — ворчит седой. — Добазарились, что с прессой трындеть будешь, вот и трынди, — Мелани кивает, а он заглядывает ей в лицо. — Хули доступ к счету своей дуре дала?

— Богдан, не говори так...

— Я тебе на что бабки дал? — Богдан разводит руками. — Ну хочется тебе девку порадовать, ну дай ей двадцать штук, пусть купит себе хуйни какой, — он выпускает дым носом. — А пять лимонов грина куда просрала?

— Купила фортепиано для Вики, — выдыхает Мелани. — Один подарила...

— Ой, блядь, — качает головой Богдан. — Вчера ныла, как бабки нужны, а сегодня разбрасываешься направо да налево, — и показывает на гараж. — Нахуя драндулетов старинных накупила?

— Ну... — Мелани растерянно шмыгает носом, — они Ане понравились и... — она безнадежно опускает плечи. — Прости, пожалуйста.

Богдан закатывает глаза.

— Я уж про «Широн» молчу. Знаешь хоть, сколько стоит-то такой драндулет раздолбать? — он хмуро оглядывает Мелани. — На своих теперь и гоняй, — Мелани часто кивает, и Богдан примирительно сжимает ее локоть. — Завязывай эту ебалу, пока мы тебе пинка под жопу не дали. Я-то что, а Владик ой как не рад, особенно после того, как ему этого пиздюка вылавливать пришлось, — он кивает на деревья в конце луга. — Так что пошли. Порешаешь, а потом за голову берись.

— Богдан, прости, — испуганно моргает Мелани. — Мне не нужно было просить тебя. Давай не будем, пожалуйста.

— А нахуя ты нас дергаешь-то тогда? — хмурится Богдан.

— Ты же сам мне показал, — всхлипывает Мелани. — Я тогда разозлилась, а теперь...

— Обожди-ка, — подняв ее подбородок, Богдан вглядывается в глаза. — Ты мелкую врубила, что ли? — Глядя на звезды, Мелани стучит по ключицам, а Богдан качает головой. — Ну ты совсем дура?

— Прости, — шепчет Мелани, и Богдан, вздохнув, отпускает ее подбородок.

— Знаю я тебя, пизда с ушами. Потом вопить будешь, хули я тебя послушал.

— Не буду, — мотает головой Мелани.

— Хочешь, чтобы твою девку там любое мясо мацало? — оперевшись о гранитные перила, Богдан затягивается. — Жопой сверкает там в шортах блядских, так думаешь, ее не отъебут там?

— Богдан, — Мелани барабанит по ключицам. — Все будет хорошо, ведь...

— А жопа-то сахарная у нее, — усмехается Богдан. — По мне так тощая, а пиздюкам вроде этого самое то. — Нахмурившись, Мелани смотрит под ноги, а Богдан легко толкает ее в плечо. — Ротик рабочий какой, — он цокает языком. — Милое дело, сначала в жопу ее, чтобы повизжала хорошенько, а потом в ротик. Так это, — Богдан бросает окурок в реку, — если тебе насрать, может, я мужикам ее отдам? — Подбородок Мелани опускается к груди. — Быстро ее отучат блядские тряпки носить. Потрахают знатно. К тебе назад не захочет, — он заглядывает в лицо Мелани, что закрыла глаза и крепко сжала челюсти, — когда хорошую еблю-то узнает. — Руки Мелани вытягиваются вниз. — Ты-то без хуя ей вообще не упала. Пизде хуй нужен, да и...

Стремительным движением Мелани бьет Богдана в подбородок, и он, щелкнув зубами и качнувшись, опирается о перила, а Мелани поднимает лицо.

— Попробуй, — она широко улыбается, — и я твои глаза сожру.

— Так бы сразу, — смеется Богдан, потирая челюсть. — Пошли?

— Только быстро, — кивает Мелани, и они шагают через луг к деревьям, позади которых тускло светится прозрачная стена гаража. Палочка на айфоне снова появляется и пропадает, а Мелани сворачивает с дорожки и идет за Богданом по золотым огонькам.

— Что не сказала-то, сколько хуйни наворотить успела? — Богдан протягивает ей черные перчатки. — Я-то думал, все от радости охуеют.

— Тебе вообще насрать должно быть, — Мелани надевает их. — На деньги не влияет.

Деревья золотой стеной вырастают в конце луга.

— Охуеть как влияет, — кряхтит Богдан, поправляя что-то за поясом. — Тебе белой и пушистой надо быть, чтобы радовались, аки Деду Морозу, а не выходит ни хуя. Так что сразу что-нибудь распрекрасное наобещай да бабок раздай. — Мелани кивает. Они шагают по траве, и огоньки, зацепившись на секунду за подол ее платья, медленно опускаются на бутоны цветов. — Говорил тебе, — ворчит Богдан, — тихо сиди. Нет, мало было жопой покрутить с песенками своими, еще и говна наворотила, что теперь...

— Завали ебальник, Богдан, — фыркает Мелани. — Далеко?

— Тут вон, — он кивает вперед и, взяв Мелани за плечо, поворачивает к себе. — Я бы тебе ебальник завалил так, что не соберешь, — Богдан приближает к ней тяжелое лицо, — да помню, как говно с твоей жопы подтирал, так что потерплю маленько, — он сплевывает в траву. — Владик говорит, лучше сразу подохнуть, чем тебе доверять. Просрешь все, скулить ко мне не прибегай. Усекла?

Мелани кивает, и Богдан, посмотрев на нее секунду, отпускает ее плечо. Они выходят на поляну, которую освещает фарами черный внедорожник с открытой водительской дверью. В высокой траве в одних красных трусах лежит худой мужчина, руки которого сцеплены с ногами за спиной. На голову мужчины надет плотный черный мешок.

— Будем удивлять? — спрашивает Богдан.

— Давай, — усмехается Мелани и встает позади мужчины, а Богдан, подойдя к нему, берет под плечи и ставит на колени. Запястья мужчины, что глухо стонет под мешком, привязаны к лодыжкам, и он неуклюже выгибается, пытаясь удержать равновесие. В кабине внедорожника тихо играет какая-то русская песня, а в замке зажигания блестят ключи с логотипом «Бентли» на брелоке. Сложив руки за спиной, Мелани смотрит, как Богдан снимает мешок с головы мужчины. Под мешком лицо молодого парня с синими волосами до бровей и красной татуировкой сердечка на щеке. Он круглыми глазами смотрит на Богдана, присевшего на корточки напротив, и глухо воет ртом, из которого торчит черная тряпка.

— Не ори, — улыбается Богдан, — не услышат, — и выдергивает тряпку изо рта парня, который тут же глубоко вдыхает.

— Помогите!

Богдан резко бьет его по горлу, и парень падает на бок.

— Сказано, не услышат, — ворчит Богдан. — Молодежь, блядь, — поднимает его на колени и разрезает небольшим ножом черную полоску, что крепит руки к ногам. — Ни хуя не кумекаете. Потише давай.

Выпрямив спину, парень ошалело оглядывает его лицо, щурится в фары внедорожника, а потом удивленно всматривается в деревья, которые золотыми кронами вытянулись в небо.

— Что... — он сжимает и разжимает веки, будто пытаясь проснуться. — Что это такое?

— Вечеринку тебе решили устроить, — закуривает Богдан. — По случаю, что девочек обижать больше не будешь.

— Девочек? — парень глубоко дышит. — Каких девочек? Вы кто? Каких...

— Хороших маленьких девочек, — улыбается Богдан, — которые мороженое хотят, а ты их обижаешь.

— Я... — парень дергает руками за спиной. — Мне больно.

— Ну потерпи, — Богдан хлопает его по плечу. — Поговорим и отпущу. Девочку помнишь? Белобрысую. С котярой тут, — тыкает его пальцем в бледную грудь.

— Помню, — часто кивает парень, и его взгляд бежит по золотой траве. — Это из-за нее? Я же не хотел ничего...

— Хотел-хотел, — Богдан выдыхает дым ему в лицо. — В попку хотел ее трахнуть, Юра?

— Нет, — парень мотает головой, и его пухлые губы болтаются будто отдельно от лица. — Я же спросить только... Она там в инсте фотку выложила с этой, у которой музеи. Я ее просто спросить хотел...

— С этой, — усмехается Богдан и подмигивает Мелани, что шагает вперед. — С этой, что ли?

Мелани, сложив руки за спиной, встает перед парнем, который смотрит на нее ошалелыми карими глазами.

— Nice to... — он стучит зубами, — meet you. Sorry, could you please remind me of your name?

— Пиздец ты вежливый, — улыбается Мелани, и парень изумленно смотрит в черный подол ее платья. Он дергает плечами и беззвучно бормочет, глядя на огоньки, а Богдан, тяжело поднявшись, протягивает Мелани что-то блестящее.

— На островок свой моталась? — Она кивает, и Богдан ухмыляется. — Кукуха не улетит опять?

— Послушайте, — прерывисто выдыхает парень, — вы же не настоящая. Это неправда.

Под ногой что-то хрустит, и Богдан, выпустив дым из носа, оборачивается, а из-под меня уходит земля, и золотая трава больно бьет в бровь.

— Дети есть? — слышится голос Мелани, а из-за огонька на голубом цветке на меня смотрят серые глаза Ульяны.

— Лежать, — шепчет она, прижавшись щекой к траве.

— Ульян, что...

— Тихо, — ее тонкие пальцы крепко держат мою голову у земли. — Сдохнуть хочешь? — Как могу мотаю головой, и Ульяна, будто раздумывая, смотрит на огонек. — Лежи, я сейчас, — быстро повернувшись, она ползет к внедорожнику.

— Что хотел от Ани, пидор? — спрашивает Мелани, а Ульяна, выглянув из-под двери, тихонько встает и заглядывает в салон. На ней черные беговые шорты и куртка. Вытянувшись через сиденье, она открывает бардачок, достает какие-то бумаги и, быстро сфотографировав каждый лист, кладет их назад и снова падает в траву.

— Я только спросить ее про вас и все. Клянусь, я... Что это? Уберите, пожалуйста, — всхлипывает парень, а Ульяна быстро ползет ко мне и кивает: прочь от поляны. Осторожно разворачиваюсь и, обогнув толстое дерево, ползу за ней. Никогда, кажется, так не ползала. Земля царапает колени и локти, а от травы очень холодно животу. Огоньки лезут в глаза, а из-под пальцев разбегаются маленькие жуки.

— Не надо! — визжит парень.

Прижавшись к земле, Ульяна замирает и через плечо смотрит на меня. Кладу локоть в траву, и что-то больно колет руку, а в волосах запутались какие-то листья. Позади парень пронзительно кричит, а потом будто громко глотает много раз подряд. Ульяна показывает вперед, где слева еле заметно светится гараж, и я ползу, цепляясь волосами за куст и глядя на ее задницу.

— Ульян...

— Ползи, — шипит Ульяна, и я продолжаю переставлять локти по огонькам, пока на коленях, кажется, не стирается кожа, а на платье не рвется бретелька. Ульяна замирает в траве и оглядывает прозрачное здание гаража и дорогу, что тянется к мосту. Потом приподнимается и, сев на корточки, снова осматривается, а затем встает. — Быстро.

Я тороплюсь за ней через золотой луг вдоль реки. Платье, что полчаса назад было бежевым, превратилось в черно-зеленое пятно. Колени, которые жутко жжет, тоже стали черными, а ногти, кажется, лучше отрастить заново. Птица поднимается с ветвей, когда мы быстро ныряем под золотистую арку и шагаем по дорожке, пока впереди не показывается белая стена моего дома.

— Ульяна, что...

— Молчать, — нажав кнопку на стене, Ульяна толкает меня в темную гостиную и входит следом. Дверь сразу закрывается, и она, прижавшись к ней спиной, опускает лицо и глубоко дышит. — Что ты там делала?

— Связь вырубилась, сигнал искала. Что там случилось-то?

Выглянув за стекло, Ульяна быстро шагает через гостиную и, обойдя стойку, открывает широкий ящик у пола.

— Какая ты дура.

Поставив на стойку белую коробку, она скидывает куртку и обнажает живот с глубокой кровоточащей царапиной под ребрами. Смачивает кусок бинта из белого флакона и, прижав к царапине, пристально смотрит на сосны за стеклом. — Встань здесь.

Она кивает рядом с собой, и я иду за стойку, куда почти не дотягивается свет деревьев. Позади Ульяны тускло светятся ряды бутылок в винном холодильнике.

— Ульян, что тут происходит?

Она достает из коробки большой квадратный пластырь.

— Сама догадаешься? — и надрывает упаковку.

— Нет.

Звонит Саша, и Ульяна, взглянув на айфон, кивает.

— На громкую.

Я жму кнопку.

— Юль, нормально все? — спрашивает Саша. — Пропала ты.

— Ага.

— Короче, смотри, — всплывает уведомление о полученном файле. — Это, короче, восемьдесят восьмой год, Крым. Там порт военно-морского флота был.

На черно-белом снимке опустил тяжелые лопасти большой вертолет с острыми штуковинами под короткими крыльями. Вдоль края асфальтового поля вытянулись серые корабли с большими пушками, а перед ними ровными рядами стоят танки, длинные грузовики со здоровенными ракетами и пушки на двух колесах. Полный мужчина в фуражке и шинели показывает на винт вертолета, объясняя что-то второму, высокому и худому в костюме. Глядя на винт, тот проводит пальцами по коротким черным волосам.

— Видишь? — спрашивает Саша.

— Ага.

А Ульяна, которая рассматривает снимок, вдруг всхлипывает.

— В левый угол смотри, где танки, — говорит Саша. По гусенице танка, что стоит третьим в длинной веренице, стучит раздвоенной веткой черноволосая девочка лет пяти в сером пальто. — Надо объяснять?

— Да нет, наверное.

— Тайлер в Лондоне? Давай билеты куплю, — говорит Саша, и тут Ульяна сбрасывает звонок.

— Ты самая умная, Юля? — она поднимает мокрые глаза. — Помнишь, о чем я тебя предупреждала? — и подходит ко мне вплотную.

— Ульян, слушай, да ничего не случилось, просто...

Она мягко берет меня за руку, и запястье выкручивается так, что я поднимаюсь на носки и выгибаю спину, потому что только так в глазах не темнеет от боли.

— Ульян, отпусти, пожалуйста, — но она разворачивает меня и несильно толкает в грудь. На цыпочках ступаю назад и прижимаюсь спиной к прохладному стеклу винного холодильника. — Блин, — рука, кажется, сейчас треснет от запястья до лопатки, — больно очень.

— Знаю, — кивает Ульяна. — В твоей квартире есть оружие?

— Нет, конечно, — вытягиваюсь по прохладной стене, прижавшись к ней затылком.

— Вход и выход один? — Ульяна быстро вытирает мокрую дорожку на щеке.

— Да. Ты что хочешь-то?

Мое запястье расслабляется, и треск костей сменяет ноющая боль, а Ульяна, положив ладонь мне под ключицы, берет со стойки свой айфон и пишет в него, буднично зевая.

— Ульяна, что ты делаешь?

— Юля, — она смотрит в экран, — если что-то всплывет сейчас, мы все здесь сдохнем, а моя работа потеряет смысл. Поэтому твой муж сядет на пять-шесть лет. Думаю, за это время мы закончим, — она поднимает глаза. — Ты тоже.

— Блин, да за что?

Ульяна жмет плечом.

— Придумаю.

— Да ты кто вообще?

Она резко поворачивает лицо к золотым соснам, где пролетает большая птица, а потом хмурится, прижимая меня к холодильнику.

— С другой стороны, здесь от тебя больше пользы, — раздумывая, она опускает глаза.

— Не надо сажать Сашу. Пожалуйста. Я с ним поговорю, не будет он ничего...

— Сама поговорю, — отпустив меня, Ульяна поднимает с пола черную куртку, вынимает сигареты и закуривает. — Пока что будешь снимать свой фильм. Мне нужно, чтобы здесь были другие люди. В Лондон летишь завтра, на несколько часов, — она выдыхает дым мне в лицо. — Звони мужу.

— Ульян, ну давай я не полечу.

Она протягивает мне айфон.

— Полетишь.

На экране три пропущенных от Саши. Разблокирую, и девочка стучит веткой по гусенице танка.

— Юль, все в порядке?

— Ага. Тут снимать надо было. — Ульяна наклонилась над айфоном и увеличивает девочку. — Саш, я завтра смогу в Лондон. Только быстро надо.

— Ага, сейчас закажу. Все хорошо хоть?

— Ну да.

— Было что-нибудь интересное?

Рассматривая фото, Ульяна качает головой.

— Да не особо. Саш, пора мне.

— О'кей. Люблю тебя.

— И я тебя. Пока. — Саша отключается. — Ульян, зачем мне лететь-то?

— Успокоишь мужа, — она затягивается. — Скажешь, что у Тайлера с Мелани конфликт на почве авторских прав, и они не общаются. Тайлер хотел, чтобы ты убедила Мелани передать ему все права на оба альбома. Тайлера тоже успокоишь, — Ульяна стряхивает пепел в белую чашку. — Скажи ему, что прежде чем раскрывать рот, пусть вспомнит, что у него есть сын, который ходит в школу на бульваре Санта-Моника.

— В смысле? Не буду я угрожать.

— Будешь делать, что я скажу, — Ульяна задумчиво смотрит на дым, плывущий в темноту под потолком, а на пластыре на ее боку проступают красные пятнышки. — И спроси его, зачем он потащил ее на сцену, если знал, что она этого не вынесет.

Жужжит айфон, и она подносит его к уху.

— Сюда подошла, — слышится голос Мелани, и Ульяна вздыхает.

— А где ты?

— На этом... через реку.

— Поняла, — она кладет трубку. — Переоденься. Пойдешь со мной.

— Может, ты сама...

— Нет.

Ульяна шагает в гардеробную. Надеваю фланелевые штаны и кофту, в которых летала в Меландию, а она через минуту появляется в платье, в котором я ездила к Кире, и синем плаще, что я надела сюда в свой первый приезд.

— Идем.

Шагаю к двери, и вдруг рот наполняется слюной, а я чувствую такую тошноту, будто сама себе засунула пальцы в горло. Опираюсь о спинку дивана, и на пол льется чай с кусочками фисташкового эклера. Ульяна удивленно поднимает бровь, а к горлу снова подступает, и я сгибаюсь над лужей, но ничего не происходит.

— Блин, — вытираю губы. — Съела что-то не то, наверное.

— Хорошо бы, — кивает Ульяна. — Я говорила, что это служба безопасности. Это не так. Богдан, Влад, — она проводит двумя пальцами по щеке, — и остальные прирежут тебя и закопают в лесу, если почувствуют что-то не то. И твоего мужа тоже. Поэтому лучше всего тебе слушать меня. Поняла?

— Блин, ну поняла. А что они делают-то?

— Не твое дело, — Ульяна поправляет воротник плаща.

— А ты кто?

— Юля, — она убирает волосы за ухо, — я ассистентка Мелани Алдерман.

— Ага. А она в этом как замешана?

— Никак. Ей просто очень не повезло, — Ульяна беззаботно улыбается. — Сейчас мы смотрели отснятый материал. Получается интересно, но есть ряд замечаний по картинке и содержанию, — она жмет на кнопку, и мы, нырнув под золотую арку, выходим на луг. — Я считаю, что нужно больше внимания уделить фонду, — спокойно говорит Ульяна, внимательно оглядывая светлую стену гаража, деревья и согнувшийся силуэт на мосту. — Нужно выразительно показать стремление Мелани помочь нуждающимся. Поработаешь над этим?

— Поработаю.

Со стороны моста слышится глухой стук, а через пару секунд в свете луны видно Мелани — усевшись на мост, она свесила ноги по бокам гранитного столба и, раскачиваясь, бьется об него лбом. Ульяна ускоряет шаг, а Мелани, отклонившись назад, снова врезается в столб. Ее ладони трясутся, лежа на камне рядом со смятым платьем. Она опять отклоняется, но Ульяна удерживает ее плечо, и Мелани, моргнув, поворачивает к ней лицо с новой яркой ссадиной на лбу.

— Выгони на хуй Аню, — зубы Мелани стучат, и Ульяна осторожно кладет ладонь на ее щеку. — Сейчас же, — Мелани сжимает челюсти, — чтобы я больше не видела эту блядь.

— Вы ведь договорились построить Пегаса, — удивляется Ульяна.

— Сука, — неуклюже подняв ноги, Мелани встает и смотрит на нее сверху вниз. — Быстро, — рычит она сквозь зубы, — сделала, что сказано, — и, дернувшись, шлепает себя по щеке.

— Хорошо, — кивает Ульяна. — Хочу уточнить пару моментов. Сейчас я закрою ей доступ к деньгам. Аня осталась без работы, поэтому...

— И что? — фыркает Мелани. — Пусть насосет себе, блядь, на жратву.

— Поняла, — кивает Ульяна. — Еще Аня увезет скетчбук с твоим портретом на Пегасе. Забрать его?

— Забери, — Мелани хмурится, — если захочет отдать.

— Ей для тебя ничего не жалко, — вздыхает Ульяна. — И последнее: из-за этих фотографий Аня стала очень известной. А ее бывший муж, скорее всего, отсудит у нее квартиру. Как считаешь...

— Найми ей охрану, — часто дышит Мелани и одной трясущейся рукой сжимает другую у живота. — И купи дом где-нибудь в очень красивом месте, — она всхлипывает. — И чтобы рядом был лучший университет. И оплати его, чтобы она училась на художницу и стала... — Мелани шумно вдыхает, и ее плечи ходят ходуном, а по щекам текут слезы. — Ульяна... — она хватает ртом воздух. — Я же ее убью. Убери ее куда-нибудь подальше, пожалуйста, чтобы я никогда не сделала ей ничего...

— Какие глупости, — спокойно говорит Ульяна. — Ты иногда не понимаешь самых простых вещей.

— Каких? — Мелани вытирает мокрые глаза.

— Смотри, — Ульяна кивает на полную звезд реку, — она здесь не просто так. На этой стороне, — указывает на особняк, за прозрачной стеной которого виднеется картина Поллока, — у тебя живут дракончик, динозавр и Аня. Скоро поселятся еще Пегас и кот, — затем показывает в другую сторону, где светит белой стеной гараж. — А кто живет там?

Сжав плечи, Мелани смотрит на золотые деревья в конце луга.

— Чудовища?

— Точно, — кивает Ульяна, — и чтобы туда ходить, нужно и самой немножко превратиться в чудовище, иначе они тебя съедят. Но на эту сторону, — она кивает на особняк, — чудовища почти не ходят, и тебе превращаться тоже не нужно. Неужели это непонятно?

— Понятно, — Мелани касается пальцами ключиц, — только я ведь на самом деле тоже чудовище.

Ульяна усмехается, глядя в реку.

— Видела, вы с Аней часто смотрите мультфильмы.

— Да, — Мелани вытирает щеки, — очень красивые.

— Было что-нибудь о том, как девушка встречает заколдованное чудовище, а потом влюбляется в него, и оно превращается в прекрасного принца?

— Было, — кивает Мелани и, наклонив голову, выжидающе смотрит на Ульяну, а потом робко улыбается. Ульяна протягивает ей руку, и Мелани, осторожно взяв ее, идет за ней к особняку. — Нужно снять презентацию.

— Утром снимем. Я придумала, как действовать в нашей ситуации. Смотри, — Ульяна показывает в звездное небо. — Это Большая Медведица.

— Медведица?

Быстро прошла по дорожке и, оказавшись в темной гостиной, закрыла дверь. Плоскую кнопку можно повернуть, и тогда, если ее нажать, дверь не открывается. Прошла за барную стойку и убрала аптечку в ящик, а потом вытерла бумажными полотенцами пятно чая с зелеными кусочками эклера. Во влажном полу размытыми золотыми пятнами отражаются сосны, а к горлу снова подкатывает. Прошла в ванную и час отмывала расцарапанные коленки и локти, а потом долго чистила зубы, глядя на розовую шишку над бровью. Внизу живота появился бледно-голубой синяк, а ноготь на безымянном пальце сломался, поэтому пришлось коротко обстричь.

Луна светит мне немного и пропадает за черным облаком, только блестят за изголовьем кровати верхушки деревьев. Где-то за золотыми соснами должен быть дом, в котором жила Вика, а дальше еще один, с кирпичной пустотой в окнах, а за ним, после луга с высокой травой, склад с тяжелыми вертолетами, непонятными контейнерами и кокаином в больших пакетах. И оттуда меня видно, наверное, поэтому поискала на стенах кнопки, и на большое стекло опустилась черная занавеска, из-за которой мельком успело выглянуть существо букетами разноцветных глаз, а в коридоре мальчики из старшего класса подрались, и я испугалась так, когда один другого схватил локтем и душить стал, а тот красный совсем и хрипит громко, как грач в гнездышке. А Елизавета Павловна за локоть этого схватила и сказала, чтобы отпустил, так он ее толкнул, и она о стенку спиной стукнулась сильно, даже очки упали. А тот, что в локте был, схватил этого за коленку и на пол уронил, как дерево срубленное, и так его бить по голове стал, что потом даже пятно красное видела, а потом звонок зазвенел, и Елизавета Павловна меня к доске вызвала, а я забыла про круговорот воды в природе этот, и она мне кол влепила красный и сказала, чтобы я маму позвала, потому что меня на второй год оставят, если еще один будет, а одеяло такое толстое, что если на голову натянуть, то и не слышно почти, как поет из-за стенки. Может, уроки так учить? Попробую завтра, а то мама расстроится, если на второй год. Облака — это на самом деле то же самое, что речка под гнездышком грача, только в небе. И когда им холодно, они текут на землю в речку погреться. А когда речке жарко, она потеет обратно в небо, а дерево срубают. А грач еще громче стал, и на стене в цветочек светлая полоса.

— Юлька, — тахта прогибается, и я проваливаюсь назад, пока не упираюсь спиной в пузо, — что на Новый год хочешь? — дышит кислым и водкой Валерий Сергеевич в щель между подушкой и одеялом, где шея.

— Не знаю.

«Не рубите, мужики, не рубите», — поет песня.

— Платьишко, может, какое? — «Не рубите сгоряча». Жму плечами, только не видно из-под одеяла, наверное. — Или туфельки, может? — Тахта прогибается под пятками. — Помаду хочешь красную? — дышит в щель. — Большая же совсем стала. — «Ради гнездышка грача». — Ленке духи взял. Может, тебе тоже? — Подушка жмется к простыне под большим локтем. — Французские. — Из щели попадает свет, а между ладошками, что лежат перед носом, совсем темно. — Ты, Юлька, неправильно это, — сопит из щели. — Вы же с Ленкой как родные мне, — и теплый водочный ветер дует в шею. — Ну хочешь, сапоги куплю? Ты пойми, я же мамку твою люблю. И тебя тоже, — большая ладонь хлопает пару раз по плечу и ложится на него. — Ты же как дочка родная мне, — «Не рубите дерева», — а ты как с чужим со мной. Я же ради вас что хочешь сделаю, — ладонь передвигается ниже и ложится, куда резинка неудобных колготок дотягивается по утрам. — «Не рубите, мужики, не рубите», — подпевает Валерий Сергеевич. — Вон, из ларька «Фанты» принес, а ты не пьешь. Я ж тебя люблю, Юлька, — совсем горячо дышит в щель, и сквозь одеяло живот прижимает большая ладонь, а в спину раздувается пузо. — Мамка с работы придет, ты ей не говори про духи, сюрприз будет. — Между ладошек так темно и тихо еще, наверное, если совсем их сжать. — Или хочешь, трусики красивые купим, а? — дышит в щель, и ладонь ползет вниз, только в ноги упирается, которые наверх подтянула и между ладошек забираюсь. — Мамка-то не купит тебе такие, а мы вдвоем сходим, а? — А там столько места, оказывается, что даже деревце растет с золотыми огоньками, а рядом холм с другими деревцами, и домик на нем с комнатой для хобби. — Будешь совсем красивая ходить в трусиках красненьких. Давай? — ладонь отпускает живот. — У тебя же не красненькие сейчас?

И одеяло вдруг ползет наверх, а из домика синий слоненок с розовыми ушами выбегает, а рядом тетя стоит в красивом платье и протягивает мне золотой кристалл. «Ради гнездышка грача не рубите сгоряча». А у ног тети речка потеет в белые облака, которым холодно в звездном небе, и они дождиком льются над золотыми деревьями прямо в озеро, где отражается фиолетовый дракон.