Госпожа...

Золотые купола Московского Кремля сияли в лучах заходящего солнца, но за их блеском скрывалась тревога. Город жил в ожидании – со всех сторон стекались послы, знатные господа и придворные, приглашённые на важный указ государя.

Великий государь Иван Васильевич, что правил уже почти четыре десятка лет, сидел в высоком тронном кресле в Грановитой палате. Его осунувшееся лицо и тусклый взгляд выдавали слабость, которую он старательно скрывал. Вся Россия знала – царь болен, и врачи в своих шёпотах уже не давали надежды.

Но великий государь не мог просто сложить руки и поддаться недугу. Судьба державы стояла на кону. У него был сын, но младенец прожил лишь несколько дней, а теперь единственной наследницей оставалась его дочь, царевна Дарина Ивановна. Однако традиция требовала мужчину на троне, и многие бояре роптали, шепча о том, что после кончины государя страну ждёт смута.

Он знал, что каждый из присутствующих в зале прибыл сюда не только из уважения. Вельможи, зарубежные послы, воеводы и патриарх – у всех были свои намерения, свои планы. Одни надеялись на мирное признание царевны, другие – ждали возможности узурпировать власть.

Царь устало провёл рукой по лбу. Его тело горело в лихорадке, но он не дал слабости взять верх. В последний раз он оглядел собравшихся.

— Государство Московское долгое время жило в мире, — начал он хриплым голосом, и в зале воцарилась тишина. — Но сей мир держится на крепкой руке правителя. Я не скрою – дни мои сочтены, и я не могу ё ваоставить Россию без наследника.

Он поднялся, опираясь на резные подлокотники трона. Голова закружилась, но он выдержал.

— Да будет воля моя, — прогремел голос, обдавая зал леденящим холодом. — Признаю дочь свою единственной наследницей престола!

Гул пошёл по рядам. Кто-то шептался, кто-то молча взирал, а кто-то уже подумывал о том, как использовать этот указ в своих целях.

Теперь всё зависело от того, примет ли страна женщину на престоле или погрязнет в кровавых междоусобицах.

Царь не глуп был, не зря Грозным прославился у народа. Дочь свою он знал хорошо, в опричнине она служила не просто так. Он из нее воина готовил, царицу будущую. Достойную замену себе.

Оттого и позвал Императора растущей империи на переговоры. Чтобы в будущем у дочери его была поддержка и признание со стороны других стран.

...

Рассвет нежно золотил крыши московских теремов, просыпающийся город оживал, заполняясь звуками переклички торговцев, перезвоном колоколов и гулом людской суеты. Но во дворце всё было иначе — тишина здесь была почти осязаемой. Лишь легкий шорох шагов и шелест платьев прерывали её, когда царевна Дарина спешила по длинным коридорам в сопровождении верного друга — опричника Федора.

— Говоришь, уже прибыли? — спросила Дарина, склонив голову к Федору. Её золотистые косы мягко сверкали в утреннем свете.

— Да, совушка моя, греки здесь, — коротко ответил Федор, при этом ловко придерживая за рукоять саблю, чтобы не цеплялась за пояс. — С царскими почестями встречены. Только и ждут, чтобы увидеть, кто будет наследницей престола.

— Уж не скажешь ли, что меня боятся? — с легкой усмешкой спросила она, изумрудные очи царевны впились в фигуру друга. Волнительно ей было, впервые ее официальной царевной признают, со свидетелями из за морей.

— Да если и боятся ? Нам же лучше ! Умная ты, да дерзкая. Для таких, как они, это хуже меча.

Дарина остановилась у окна, из которого открывался вид на просторный двор, где уже собрались послы. Их одежды, сдержанные и статные, выделялись среди более ярких и расписных нарядов русских бояр и воевод.

— А как ты думаешь, Федь? Способна ли я править, чтобы земля наша не дрогнула под врагом? — спросила она, но взгляд ее оставался прикованным к людям внизу.

Федя вскинул брови, хмыкнув.

— Если кто и может, то только ты, Дарина. Никому больше не под силу справиться с тем, что предстоит. Да и выбора у тебя нет.

Она закатила глаза и перевела взгляд на друга, её губы изогнулись в лёгкой улыбке.

— Это точно, выбора у меня нет.  На то воля божья.

Буркнула царевна, нахмурившись. Федор потрепал ее по макушке, за что получил удар по руке.

Царевна знала: её испытание только начинается. Её друг Федор, всегда стоящий чуть позади с неизменным холодным спокойствием, был для неё щитом и мечом. Но даже его верность не могла оградить её от испытаний, которые готовила судьба.

Впереди было многое: политические интриги, борьба за право на трон и, возможно, личные жертвы.

В тронном зале стояла тишина, торжественная да величавая. Свет факелов играл золотом на стенах, а воздух был наполнен ароматом смолы да воска. Великий князь Московский, гордый да могучий, восседал на высоком престоле, а рядом с ним стояла Дарина, дочь его, юная царевна. Едва шестнадцатую зиму встретила, а красотой уже первой на Руси считалась: лицо ясное, волосы рыжие, как рожь на закате, а взор чистый, будто утренний ручей. Европейцы на нее волком смотрели, ведь таких как она у них сжигали .

Вдруг двери распахнулись, и вошли гости из далёкой Эллады — цари благородные. Со своей свитой.  Александр и Гефестион. Прославленный император Александр Македонский и его дипломат и воин, второй царь в государстве - Гефестион. Он казался и воином, и мудрецом, а держался просто, без высокомерия.

Великий князь Иван поднялся с трона, развёл руки в приветствии.

— Добро пожаловать на землю русскую, братья-цари, — молвил он голосом, будто гром по залу прокатился. Поданные головы склонили. — Велика честь мне видеть вас
здесь, под сенью нашего терема.

— Благодарим тебя, великий князь. Земля твоя велика, а дворец твой славен. Мы рады быть гостями на Руси.

— Позвольте и мне представить дочь мою, — сказал князь, взяв ее за руку. — Это Дарина, свет очей моих.

Дарина шагнула вперёд, поклонилась низко, как учили ее няненьки . Губы её дрогнули, словно хотели молвить что-то важное, но взгляд голубых очей Гефестиона перехватил её слова.

— Честь мне видеть таких знатных гостей, — прошептала она голосом тихим, едва слышным, как шёпот берёзовой рощи.

— И нам честь видеть столь прекрасную царевну, — отозвался Гефестион. Голос его был нежный, обольстительный. Александр ухмыльнулся стоя рядом с другом.

Дарина почувствовала, как румянец вспыхнул на щеках её, и опустила глаза, будто боясь вновь встретиться с этим взглядом. Она была ещё девицей юной, да наивной, а он — мужчина зрелый, видавший мир и войны, наученный мудрости и хитрости.

Когда же церемония завершилась, гости разошлись с боярами беседы вести. Осталась Дарина в зале со своим верным другом, опричником Федором. Стоял он в сторонке, да всё зорким глазом за царевной следил.

— Ну, лучик мой, что молчишь? — вдруг сказал он с улыбкой хитрой. — Али греческий витязь сердце твоё смутил?

Дарина, как услышала те слова, тут же отвернулась, щеки её горели пуще закатного солнца.

— Глупости говоришь, Федя, — пробормотала она. — Он мне всего лишь гость.

— Гость-то гость, — усмехнулся Басманов, — да глядишь, и станет кем поближе. Видно было, как он на тебя смотрел. Да только ж ты ещё девица молодая, а он — воин изведавший. Смотри, чтобы речи его лукавые не сбили тебя с пути праведного.

Басманов ехидно рассмеялся, никогда раньше не наблюдал как подруга его краснеет смущённо. Дарина ничего не ответила, лишь вздохнула тихонько. Ей было ясно: путь к сердцу её теперь начертан голубыми очами чужестранного воина.

...

В горнице светлице, в самом сердце терема царского, собрались гости знатные, бояре бородатые, витязи удальцы и старцы седые. За длинным столом дубовым, под сводами резными, царило молчание, только пламя свечное, будто душа живая, трепетало в ночной тишине.

Восседал за столом великим сам царь-государь, во славе и величии своём. А подле него — дочерь его младшая, свет-царевна Дарина, словно ясный месяц в ночи сияющая. Очами ясными она на собравшихся взирала, но в глубине очей тех скрывалось волнение.

Царь поднялся, широким жестом призывая тишину. Голос его, как гром в небесах, разнёсся по палате:

— Слушайте меня, гости званые, бояре да витязи честные! Слово молвить хочу, да слово это отныне будет законом.

Все головы склонились в почтении, затаили дыхание, ибо слова царя, как солнце на рассвете, прорубали тьму.

— Исполнилось мне ныне осознать: стар я стал и силы мои не те, что были. Не вечен мир, и не вечен правитель его. Но должно царству быть при опоре, да при правде, да при наследии моём!

Глубоко вдохнув, он обвёл взором притихших гостей, затем поднял руку и указал на свою дочь:

— Отныне да будет известно всем: Дарина, дочь моя единственная, отныне есть наследница престола! Она есть свет мой и опора, разум её я сам воспитал, сердце её чисто, как снег январский. И в присутствии императора Македонского, прошу его и его царя Вавилонского пригнать право дочери моей, на престол.

Соколиный взгляд Ивана впился в Александра и Гефестиона. Мужчины переглянулись.

- благодарим Царь Иван за слово сказанное и доверие твое.

Дипломатично ответил Александр. Голубые очи Гефестиона оценивающе скользнули по юной девичьей душе. Вот она значит, будущая царица.

- И признаем мы власть царевны твоей, при нашем суде уверяем что она наследница русская .

Зал наполнился гулом — не криком, но шёпотом удивления. Сия весть была подобна молнии в тучный день. Царь же продолжал, не позволяя ни слова возразить:

— Ей, свет-царевне, клянетесь вы в верности! Ей служить будете, коли придёт время.

Царевна Дарина поднялась со своего места, платье её струилось, будто воды тихого озера. Лицо её было спокойно, но внутри её сердце билось, словно птица в клетке.

— Царь Батюшка, благодарю тебя за доверие великое! Клятвенно обещаю служить народу нашему, земли нашей и дому твоему! Да хранит нас Господь в пути этом.

Её голос был звонок и чист, и казалось, будто сама природа внимала её словам.
Среди гостей раздался гул одобрения, а потом и громогласный возглас:

— Славься, царевна Дарина! Да здравствует наследная дочь!

Пир начался, но в душе царевны не было покоя. Её разум остро чуял: быть этому дню началом не только новой славы, но и великих испытаний. Зимний ветер, проникая в высокие окна терема, словно шептал невидимую угрозу, но юная царевна подняла голову. Она была готова встретить свою судьбу