глава 26
Первый день занятий в школе. Казалось бы, ничего не должно отвлекать от учёбы. Но не тут то было. Во-первых, Милон... Не знаю, что случилось с ним после того, как он ушёл из моей комнаты, но такого Милона я ещё не видела: на подбородке содран кусок кожи, распухшая переносица и, расцветающие багряной краской, гематомы под обеими глазами. Кепка с козырьком, опущенным до самого рта, не сильно помогает скрыть всю эту прелесть. Она может и спасает, но только лишь от расспросов преподавателей. Студенты же с нескрываемым любопытством пялятся на Гуфа, перешёптываются и хихикают. Моё злорадство не знает границ. Неужели и на старуху бывает проруха? Готова прямо сейчас расцеловать того героя, который так его разукрасил. И вариант возникает только один. Зак. Только Роджерс не боится Гуфа Милона. Только Роджерс не боится "большого начальника из полиции". Только Роджерс наравне с Милоном имеет смелость вести себя в школе так, как не позволено никому.
Но когда на паре по математике я сажусь рядом с Заком и издалека завожу разговор о подпорченной внешности Гуфа, тот недоумённо смотрит на меня и на полном серьёзе отвечает:
- Я думал это ты с ним схлестнулся. Чё с рукой?
Я прячу левую, всё ещё причиняющую неудобства, руку под стол, но на душе теплеет от его наблюдательности.
- Ты серьёзно? Я? Спасибо за комплимент, но драки это не самая сильная моя сторона. А рука... дверью прищемил. Фигня.
Роджерс прикусывает кончик, зажатого между пальцев, карандаша и погружается в учёбу. А я заворожённо наблюдаю, как подрагивают его губы, как двигаются желваки, а угловатая, тонко очерченная линия подбородка так и манит её коснуться. Рассматриваю каждый его шрамик и фантазирую, с каким драконом он сражался, в каком бою получил эти отметины. Вспоминаю все прочитанные мною истории о прекрасных рыцарях и достопочтенных принцессах.
- Чего смотришь? - всё также глядя на электронную школьную доску, Роджерс вынимает карандаш из рта и виртуозно прокручивает его в пальцах.
Я быстро меняю фокус обзора, но понимаю, что была поймана с поличным.
- Ничего, - бурчу я и делаю вид, будто усиленно записываю под диктовку учителя. Зак наконец поворачивается ко мне:
- Руки надо беречь. Поаккуратнее с ними. Это твой инструмент. Двери в моей комнате, кстати, намного безопаснее, чем в твоей. Сегодня переезжаешь.
Я вскидываю голову и вновь уже бесстыдно пожираю Роджерса глазами:
- Значит в автобусе...
- Да. Я договорился. Кровать у меня одна, так что придётся спать на диване. Привыкнешь.
Восторг, что рвётся наружу, не скрыть. От меня просто прёт благодарностью, даже если я держу руки при себе и не накидываюсь на Зака с объятиями. Хотя меня так и подмывает это сделать.
Закария ухмыляется своей секси-улыбочкой и кивает на Милона:
- Точно не ты его?
Это риторический вопрос. Сомневаюсь, что он действительно так думает, но на всякий случай отшучиваюсь:
- После встречи со мной, он бы вряд ли пришёл на пару, - я делаю паузу и добавляю:
- Спасибо, Зак. Правда. По-братски.
- Я делаю это ради игры, помнишь?
- Мне плевать.
- Я эгоист, малой. Не думай, что жизнь со мной будет раем. К тому же, ровно через 45 дней я спрошу. Обязательно спрошу. Выставлю тебе чек. И не дай боже... Иначе я лично вырву тебе руки, ок?
Я понимаю о чём он. Но мне реально плевать.
45 дней без страха быть убитой. 45 ночей наедине с ним...
После уроков, прилежно записав все задания на дом, я сгребаю тетради с конспектами и направляюсь в комнату к Рону. Сначала надо выполнить "долг", а уже потом перетаскивание сумок и прочие радости переезда.
Рон сидит за столом, спиной ко мне, одетый в белую рубашку и пижамные штаны. Трогательный вихор на его затылке напоминает мне о том, былом Роне. Друге, бесполом друге. Но, уже ставшее привычным, стеснение при виде него не позволяет как прежде дать ему шлепок по затылку, взъерошить волосы ещё больше и крикнуть на ухо: "Ага! Не ждал?" Ибо знаю, он всегда ждал. Как ждёт и сейчас.
- Привет, - я робко топчусь возле входа, прижимая тетради к груди. И только когда Рон оборачивается, невольно опускаю руки, не обращая внимания, как тетради шурша скользят по телу и падают на пол.
Огромный свежий рубец на скуле, рана в уголке рта и тёмный отпечаток пальцев на шее, такой же как у меня, после драки с Милоном в лесу. Вот, что я вижу.
- Да, я в курсе, плохо выгляжу. Не выспался.
- Идиот, - я произношу единственное слово, что молотом стучит в моей голове. - Идиот. Он ведь мог тебя убить!
- Ты всегда была пессимисткой.
- Ну, а ты, к твоему сведению, идиот!
- Ты это уже сказала, - Рон отворачивается и приглаживает волосы. Вихра больше нет. И того, прежнего Рона тоже.
В детстве он не раз защищал меня от пауков, собак, мальчишек. Но до жёсткой драки с ними никогда не доходило, дипломатия - это его конёк. Да что там говорить, ни один паук не пострадал после встречи с Роном. Когда при виде этих разлапистых мелких тварей я визжала и размахивала руками, Рон аккуратно снимал их с меня и, унося подальше, отпускал. Я не считала его сильным, смелым, рисковым. Просто, как данность принимала его поддержку, в целом, безопасную для него самого. Сейчас же всё иначе. Сила противодействия уже не та. И угроза реальна, ощутима.
Я торопливо поднимаю конспекты, подхожу к Рону и грозно бухаю ими об стол.
- Почему? - спрашиваю я и тут же мысленно себе отвечаю. "Потому что я тебя люблю".
Я хватаю первую попавшуюся тетрадь и тычу другу ею в лицо:
- Вот! Вот твои обязанности! Вот твои задачи! А не вот это вот все! - напоследок я наотмашь бью его этой самой тетрадкой по щеке. Не больно. Но Рон морщится и заслоняется ладонью.
- Извини. Я не хотела, - я кладу руку ему на плечо и чувствую такое опустошение и усталость, словно за эти несколько минут слетала на Луну и обратно.
- Раньше ты за такое не извинялась. Что изменилось? - тоже с усталостью говорит Рон.
- Ты раньше тоже много чего не делал..., - на минорной ноте произношу я, но не хочу уводить разговор в эту сторону - вспоминать тот поцелуй. - И что? Что дала тебе эта драка? Кроме вот этого, - я указываю на его шрамы.
- Я ни на что и не рассчитывал. Просто поступил, как считаю нужным.
Мне становится стыдно. Неловко. И душераздирающая, щемящая грусть накатывает валом.
Почему он не спросил меня, перед тем как влюбиться? Почему проявился именно сейчас? Почему???
Мне хочется прислониться к Рону всем телом, как тысячу лет назад, но я не делаю этого, наоборот, старательно держу дистанцию. Мне хочется убежать к Заку и сделать вид, будто всего остального не существует. Но я не делаю этого. Мне хочется позвонить бабушке, поплакаться и услышать совет. Единственный верный, правильный совет. Но я не сделаю этого... Или...
- Что интересного в школе? - хвала небесам, меняет тему Рон.
И я облегчённо выдыхаю.
- Ничего кроме морды Милона. Знал бы ты, как ликует народ. Видать, он многим здесь жизнь попортил. Так что... в какой-то степени, ты теперь местный герой. Что не мешает тебе быть идиотом! - я беру стул Юри, соседа Рона, и придвигаю к столу. Сажусь на расстоянии полуметра от друга и выуживаю из кипы тетрадей одну - по английскому.
Рон тоже расслабляется. И мы ведём себя почти как до того злосчастного поцелуя.
- Вообще-то предполагалось, что в учёбе помогать мне будешь ты... Но раз ты слился, так и быть. Пиши давай. Я очень старалась.
Два часа мы проводим за уроками, изредка подкалывая и обвиняя друг друга в бестолковости. Рон ехидничает по поводу моего почерка и грамматических ошибок. Я в ответ припоминаю его игру на Матче.
А когда возвращается Юри, мы оба замолкаем, и снова возвращается былая нервозность.
- Я пойду пожалуй... - после заминки заявляю я. - Надолго ты... В смысле, когда в школу?
- Ой, извини, я наверное тебя достал...
- Нет-нет, я не это имел ввиду, - пугаюсь я такой интерпретации своего вопроса. - Я про здоровье. Забыл спросить, как ты себя чувствуешь.
Рон многозначительно качает головой и прикасается к лицу:
- Отец в курсе всего этого... Хочет утаить от Кровеля. Так что лангетка мне в помощь. Думаю, пока не сойдёт. Может недели полторы - две.
- А потом? Тросточка?
- Не впервой.
На этом мы и прощаемся. И как только за мной закрывается дверь, я ощущаю свободу. И право выбора.