КРИВИЦКИЙ - ПАВЛОВА: "...ХОРОШО ВСЁ БУДЕТ"

 ***

Едва переступив порог квартиры, Ирина вновь почувствовала отсутствие внимания со стороны мужа, которое с каждым днём усиливалось. В очередной раз это закусило и полоснуло, оставляя в душе неприятный осадок. 

— Привет. Я дома, — оповестила она, и, быстро сбросив туфли с уставших за день ног, старалась заполнить молчаливое пространство квартиры хоть каким-то звуком. 

 Всё-таки он вышел из гостиной, шлёпая тапками, и привычным движением чмокнул её в щёку: — Привет, — и подняв с пола брошенную сумку, буднично поинтересовался, — Ужинать будешь? 

 Она вернула ему поцелуй в надежде, что он хотя бы улыбнётся или его взгляд на мгновение потеплеет: — Конечно! Ещё спрашиваешь. — Но ничего не произошло. Он молча развернулся и ушёл на кухню, давая понять, что она сама знает, что ей нужно переодеться, вымыть руки, а накрытый ужин будет ждать её в любом случае и без его приглашений. 

 На обеденном столе было накрыто лишь для неё. Одна тарелка, наполненная пастой со свиной поджаркой и аккуратно выложенный порционный овощной салат. 

— А ты что, не будешь ужинать? — неуверенно спросила она, стараясь найти хоть какой-то повод для развития разговора.

 — Я не хочу, — ответил он и уткнулся в книгу. 

 — Ген... Наколов «спиральки» на вилку, Ирина задумчиво покрутила прибор в руке, словно выбирая, с какой стороны начать поглощать одинаковые макаронные изделия. Обида стремительно набирала обороты, но Кривицкая попыталась пропустить это чувство. Не дождавшись реакции мужа, она повторила его имя, пытаясь пробиться сквозь невидимую стену: — Гена, ты меня слышишь? 

 — Да, да, конечно. Чаю? — невпопад спросил он, не отрываясь от чтения. 

 — Нет. Пока не хочу, — коротко ответила на его вопрос Ира, и чувствуя вновь, как между ними растёт пропасть, попыталась её сократить. — Почему ты не спрашиваешь, как день прошёл? 

 Кривицкий медленно перевернул страницу и, голосом, лишённым эмоций, задал встречный вопрос: — Есть смысл? 

 Между ними повисла гнетущая тишина. Разговор не клеился. Его слова были холодными и в то же время обжигали, словно яд. 

— Что ты хочешь сказать? — Ровным счётом ничего. — Кривицкий захлопнул книгу, предварительно засунув между страниц свою любимую закладку, сделанную им из старого кожаного шнурка. Не удостоив Иру даже взгляда, торопливо вышел из кухни, как будто у него для этого был веский повод. 

 — Ген, я хочу с тобой поговорить, — прилетели в спину слова жены, но он даже не обернулся, не проявляя к их разговору какого-либо интереса. Сваренные al dente «спиральки» с изумительной поджаркой уже не радовали. Аппетит был испорчен именно тем, кто приготовил ужин. Она оценила его старания, но что с ним происходит, не понимала. Всё было как обычно. Она провела весь день на работе. Он дома, занимаясь хозяйством и их питомцем Джорджем. По новой причёске своего любимца она поняла, что сегодня они были у грумера. В ванной комнате появился новый кусок её любимого мыла. Чистое полотенце, выглаженная пижама. И ужин..., который продолжал завлекать своими ароматами, но есть ей уже не хотелось.

***

Фазу его депрессии они пережили. По крайней мере, ей так казалось. Она поддерживала. Вдохновляла. Старалась быть надёжным плечом и опорой. Он согласился, что ему нужно время, что он должен подождать, не торопиться. Углубился в чтение медицинской литературы, пропадал на каких-то онлайн-конференциях. Время от времени она слышала, что он отвечал на какие-то звонки и подолгу беседовал по телефону. Она старалась не вмешиваться в его дела, считая, что если будет необходимо, он сам всё расскажет. Но постепенно она начала ощущать, что её Гена от неё отстраняется. Казалось бы, он по-прежнему рядом, заботиться о ней, как и прежде, но она не чувствует ту теплоту и нежность, на которую был способен только он. Он замкнулся, и она начала улавливать, что он как будто бы растворяется в своих мыслях, постепенно исчезая и становясь невидимым для неё. Сначала она оправдывала это его недомоганиями, которые он пытался от неё скрыть, но по мере того, как он всё меньше и меньше разговаривал с ней, она осознала, что между ними появилась некая невидимая трещина, которая ширилась и углублялась, угрожая разрушить их отношения.

***

Отбросив салфетку на стол, она резко встала и прошла в комнату. Геннадий стоял около комода, на котором она заметила открытый тюбик с мазью, и растирал шею. Желание призвать его к ответу мгновенно исчезло. Не задавая лишних вопросов, её руки непроизвольно потянулись к его шеи, следуя инстинктивному порыву заботы. 

— Давай, помогу. — Пальцы осторожно коснулись уже разогретой кожи, вызывая у обоих приятное чувство близости. — Присядь. 

 — Ир, да не надо. Иди ужинай, я сам. — Он попытался отстранить её заботливые руки, но, почувствовав, что ей сейчас крайне важны эти прикосновения, смирился и тихо добавил: — Спасибо. В его глазах мелькнула благодарность, которую она не ожидала увидеть. 

 — Где умудрился? — спросила она, втирая обезболивающее, заранее зная ответ. 

 — Кажется, продуло вчера, — пропыхтел, скривившийся от болезненной манипуляции, Кривицкий. 

Руки жены были, конечно, нежными, но боль за сутки усилилась и иррадиировала уже в трапециевидную мышцу. 

 — Опять утром в одной футболке Джорджа выгуливал? Я же просила, чтобы нормально одевался, — упрекнула она почти шёпотом, наклонившись ближе к его лицу. Какое-то время назад она была обижена на него, задета его словами, а сейчас чувствовала к нему острую жалость и беспокойство. 

 — Я думал, мы быстро, — глубоко вздохнув, Геннадий попытался оправдаться, но прозвучало это неуверенно. 

 — Не надо было думать, надо было одеваться. Теперь терпи. — И она вновь нажала на воспалённую мышцу. 

 — Как будто выбор есть, — фыркнул он и вновь сцепил зубы, задерживая дыхание.

***

Постепенно боль начала отступать. Специфический пряный запах лекарства достиг рецепторов носа, и Кривицкий громко чихнул, испугав Джорджа, который от неожиданности залаял. После чего прижался к ноге Геннадия и издал недовольное ворчание, как будто поддакивая своей хозяйке: 

— Поздравляю. Мы простыли! — Ирина тут же сделала неутешительный вывод. 

 — Да нет, это реакция на лекарство. — Едва успел произнести Геннадий в свою защиту, но чихнул вновь, как только ещё раз вдохнул самый противный из всех знакомых ему запахов. 

 — Тебе легче? — поинтересовалась Ирина и дотронулась до волос мужа. 

 Он прикрыл глаза, ощущая её прикосновение, и попытался улыбнуться: — Да, спасибо. Иди ужинай. Уже всё остыло. 

 — Мне нужно с тобой поговорить, — настойчиво повторила она и, поджав губы, уставилась на него. Отступать было некуда. Нужно было покончить с этим раз и навсегда. 

Но Кривицкий в очередной раз уклонился от прямого ответа:

— Все разговоры после ужина. 

 — Что до ужина, что после. Ты избегаешь говорить со мной! — её голос дрогнул.

 Она прекрасно осознавала, сейчас нельзя выяснять с ним отношения. Для неё был очень важен этот разговор, но как его начать, она не понимала. И ведь его ответ нужно получить именно сегодня, а он, как назло, никак не хочет идти на контакт, как будто чувствуя, что предстоящий разговор может разделить их жизнь на «до» и «после». 

 — Я? Точно я? Ир, ты ничего не путаешь? — в его голосе засквозили резкие нотки, и Кривицкий посмотрел на неё с недоумением. Он встал, растирая переносицу, — Ириш, ты даже не замечаешь, что пытаешься вымарать меня из своей рабочей жизни. Пусть даже неосознанно, но всё идёт к этому. Я понимаю, что Склиф уже не моё рабочее место. Я для вас никто, лишь бывший сотрудник, не более. 

 В голове Ирины промелькнули воспоминания о том, как раньше вечерами они обсуждали всё, буквально до мелочей, делились всеми рабочими моментами, разбирали интересные случаи. Ещё недавно муж был неотъемлемой частью Склифа, а сейчас она действительно лишила его всего этого, думая, что делает мужу лучше. А оказалось, что вышло ещё хуже. К его проблемам добавились одиночество и невостребованность. Как в подтверждение её мыслей, муж продолжил: 

— Ты перестала рассказывать о своей работе, делиться какими-то новостями, проблемами. Мы почти перестали говорить. И если ты рассказываешь, то даже не смотришь на меня. Как будто я пустое место... — он затих. 

 — Ну хорошо. Давай я расскажу, что было сегодня, — произнесла она. Ей не хотелось посвящать его в проблемы отделения, но, сделав над собой усилие, она начала: — С утра, как обычно, была пятиминутка, на ней Брагин предложил заполнять палаты по новой схеме. Обсудили, начали с сегодняшнего дня пробовать. Через неделю посмотрим, что из этого выйдет. Пришли новые ординаторы, с Брагиным прикрепили их к нашим врачам. Олег себе двоих взял. Сегодня Олег успешно провёл уникальную... — договорить она не успела, Геннадий вскинул руки и буквально взорвался: 

— Всё, хватит! Я не хочу, Ир, я не хочу слышать изо дня в день одно и то же. Брагин то, Брагин сё, Брагин это. Я тебя спросил о твоём рабочем дне. Разве я спрашивал, как там в Склифе Михалыч поживает? Наверное, мне лучше сейчас уйти. Ты ложись отдыхай. Завтра тебе рано вставать. 

 — Ген, ты куда на ночь глядя? — она не верила в происходящее. Всё казалось дурным сном. 

 — Пойду с Жориком погуляю. Так лучше будет, поверь. — Он накинул ветровку и, сняв поводок с крючка, позвал пса. Тот, увидев свой атрибут для прогулки, звонко тявкнул и уже готов был нестись к входной двери, но Ира охладила его пыл. 

 — С ума сошёл! Никаких погуляю, — она вырвала поводок из рук мужа и рявкнула на Джорджа: — Сидеть! Пёс не стал испытывать на прочность нервы хозяйки и вернулся на свою лежанку. 

 Кривицкий остановился в дверном проёме и, повертев в руках ключ, бросил его на полку. Медленно стянул ветровку. 

— Ир, не надо со мной так... — почти по буквам произнёс он. 

 — Ген, — мягкий голос жены возымел своё предназначение. — Нам очень нужно поговорить. Но я даже не знаю, как начать, потому что... Я боюсь, что ты опять не поймёшь. 

 — Как я могу не понять, если я даже не знаю, о чём ты пытаешься мне сказать? — он грустно усмехнулся: — Надеюсь, речь не о прекрасном Михалыче. Всё остальное я, пожалуй, смогу пережить. 

 — Я даже не буду спрашивать, ревность ли это. 

 — Нет, это не ревность. Это непонимание. У тебя в подчинении более тридцати хирургов, а ты говоришь без конца лишь про одного. Разве на нём свет клином сошёлся? К тому же я практически всех знаю. Не раз в операционной вместе стояли. И вообще, хватит уже о Склифе. Ты ужинать сегодня собираешься? — он взглянул на поводок, который жена безостановочно накручивала себе на кулак, и, улыбнувшись, забрал его из её рук. — Я, между прочим, тоже могу команды раздавать. Да, Жорик? — Собака лишь недовольно рыкнула в ответ, не поднимая головы со своей лежанки. Джордж знал, что его хозяин добрый малый, но в отличие от хозяйки, более требовательный, и у него не забалуешь.

***

Сидя на кухне под неусыпным взглядом мужа, который решил отойти от традиции и вместо вечернего чая пил компот из сухофруктов, Ирина поедала вновь подогретый ужин: — Ген, ты мне нужен как никогда, — набравшись смелости, выпалила она с набитым ртом. 

— Это ещё зачем? — Кривицкий с интересом взглянул на жену. В глазах промелькнул огонёк любопытства, и он отставил кружку с недопитым компотом. 

 — Пообещай, что хотя бы выслушаешь и не будешь перебивать. — Вилка угрожающе показала Геннадию свои острые зубцы. 

 — Честное пенсионерское, обещаю. — Он решил, что сейчас лучше не спорить. Нужно как можно быстрее покончить с этой странной просьбой о разговоре. 

 — Ну, Гена... Я с тобой серьёзно. — Ты просила пообещать, я пообещал, — улыбнулся муж. 

 — Я всё! — она продемонстрировала пустую тарелку. — Спасибо! Было очень вкусно. За мной завтрак. 

 — На здоровье, — ответил он и, подставив щёку к её губам, хихикнул, — Не зарекайся. Встань сначала вовремя. 

 Убирая со стола, он спросил: — Теперь чай?

— Нет, я водичку выпью. И поговорим, — ответила она и вновь почувствовала, что волнуется из-за предстоящего разговора. 

 — В кровать иди, поговорит она, — произнёс Кривицкий, про себя удивляясь её настойчивости. 

 — Гена, ты же обещал, — напомнила супруга, впившись в него взглядом. 

 — Ириш, я помню, — заверил он. 

 — Ты невыносим, — бросила она ему и становилась в дверях кухни, ожидая его реакции. 

 — Всегда таким был, — усмехнулся Геннадий, — иди, иди. Место грей.

***

— Ну и о чём ты хотела поговорить? — Как только Кривицкий оказался в кровати, то сам начал разговор, о котором весь вечер настаивала жена. 

 Ирина, прижавшись к мужу так близко, что слышала его бьющееся сердце, которое принесло им столько боли и переживаний, зажмурилась и быстро произнесла: 

— Ген, ты завтра должен приехать в министерство. С тобой хотят поговорить. 

 — В министерство? — Кривицкий оторвал голову от подушки и посмотрел на неё с недоверием. — Так, мать... давай-ка честно и по порядку. Ты знаешь, почему меня приглашают? 

 — Да, — она глубоко вздохнула и приготовилась к его словесной атаке. 

 — И? — муж продолжал смотреть на неё и ждать пояснений.

 — После гибели Игоря министерство рассматривает кандидатов на его место. 

 — Я с какого боку в этих списках? — волна недоумения внутри него разгонялась. Ему нужны были чёткие ответы. 

 — Он рекомендовал тебя в начмеды, — еле слышно проговорила Ирина. 

 — Что? Почему я об этом впервые слышу? Ир, в чём дело? — Недоумение набирало обороты и раскручивалось по десятибалльной шкале, выходя на новый уровень. 

 — Я убедила Полонского, когда он только пришёл, что без тебя в отделении мне не справится, — она прервала поток его вопросов. — И в какой-то момент он отказался от этой затеи. 

 — Какой? — не веря своим ушам, спросил Геннадий. 

 — Заиметь свою команду в Склифе, — объяснила Ира и с опаской посмотрела на мужа. Его внезапная задумчивость не сулила ничего хорошего.

— Мне кажется, она у Игоря и без назначений была. 

 — Не приплетай его дочь. 

 — Ни в коем случае. Так, просто к сведению для тех, кто забыл. Глаза и уши в нашем отделении у Игоря точно были. Впрочем, что уж теперь, — Кривицкий вздохнул и добавил: — Фаина собирается уходить из отделения. Полагаю, ты рада. 

 — Я её не гоню. Она сама уходит, — произнесла она, как будто прочитав его мысли. — Сказала, что ей место старшей предложили в Боткинской. 

 — Угу. 

 — Что? — Она внимательно посмотрела на него, силясь понять, о чём он думает. 

 — А нет, ничего. Значит, берут, — задумчиво пробормотал Геннадий, уходя от ответа. 

 — Не поняла. Твоих, что ли, рук дело? — подобное редко ускользало от Ирины Алексеевны. Она, как никто другой, знала своего драгоценного муженька. 

 — Ну моих и что, — спокойно сознался он. 

 — Сказать не мог? — рассердилась супруга. 

 — У тебя Инна есть, — он попытался её успокоить, не особо понимая, почему увольнение Фаины вызвало столько недовольства у его бывшей начальницы. Всем было известно, что Павлова недолюбливала Усову. 

 — Конечно... беременная. — Ответ, как оказалось, был на поверхности. 

 — О как! Ну, прости, не знал. Если бы про Михалыча без остановки не говорила, то ничего бы этого не было, — укусил он жену, напомнив ей о том, что у него тоже есть друг, о котором он, в отличие от Ирины, не трещит без умолку. 

 — Опять? — нахмурилась она и приподнялась на локте. 

 — Проехали. Не дуйся. — Объятья мужа вернули её на место. — Если Усова тебе так жизненно необходима, то поговори, может она и останется, — предложил он. 

 — Как бы она тебе жизненно необходима не стала. — Ира попыталась заставить мужа включить мозги, но он явно не понял её посыла. 

 — Ирка, не начинай, — отрезал Кривицкий. 

 — Ген, ты дурак? Тебя хотят видеть в кресле главного врача Склифа! Ты можешь команду набрать хоть из всех наших. Ты что этого не понимаешь? — вздёрнув бровь, она посмотрела на него с изумлением. 

 — В секретарши пойдёшь? — он закатился от смеха. 

 — Ген, я серьёзно. Хватит ржать, в конце концов! — Ире было не до шуточек мужа. На кону стояла его дальнейшая карьера и даже место под солнцем. Сегодня в министерстве она сделала всё, чтобы представить мужа в выигрышном свете. Но складывалось впечатление, что он принимает её разговор как некий розыгрыш. 

 Внезапно Кривицкий стал серьёзным: 

— Ир, я никуда не пойду. Ни в министерство, ни на место главного. Мне там делать нечего. Я помню твоё: «Не в свои сани не садись!». Мы уже об этом говорили. Помнишь, чем всё тогда закончилось? Ну какой из меня главный? — Он на секунду задумался, зачем пристально посмотрел на супругу: — Егорова, колись. Ты одна из кандидатов? Мы договорились, честно, — напомнил он. 

 — Да, — Ирина запнулась, — Я... я была в списке, — и сделав паузу, добавила, — Я отказалась в твою пользу. 

 — Что? Да ты с ума сошла! Я разве просил? Почему ты со мной не посоветовалась? Как ты это себе вообще представляешь? — его голос повысился, а лицо вспыхнуло от возмущения. 

 — Гена, успокойся, не кипятись. Будешь спокойно работать... — Она предвидела именно такую реакцию, и, конечно, она попыталась его уговорить. 

 — Спокойно? Ты мой диагноз видела? Или тебе напомнить? Я на больничных буду больше, чем в своём кабинете. Ты понимаешь, куда ты меня вообще толкаешь? Брагина лучше бы предложила. Ему уже давно пора королевство расширить. 

 — Что ты орёшь? — Она тоже повысила голос. 

 — А что я должен, от счастья песни петь? — продолжил возмущаться Кривицкий. 

 — Успокойся. Просто помолчи и подумай, — она положила руку ему на грудь и попыталась его остановить. — Брагина никто не поставит, у него ценза административной работы нет. Лазарева тоже не поставят, он только моим замом был. 

 — А у меня опыта — не знаю, куда сложить! — Геннадий не унимался. 

 — Про клинику в Израиле уже забыл, я так понимаю, — произнесла она, накрыв рукой его рот. 

Он отстранил её руку и фыркнул с сарказмом: 

— Так, когда это было! Вспомнила бабушка девичий вечер. 

 — Главное другие помнят. И ценз у тебя есть руководящей работы в Склифе. 

 — И что? — Она заметила, как он задумался. — Я, наверное, в этом списке не один такой красавец. По круче меня будут. Молодые, озорные. Куда мне с ними тягаться! 

 — Господи! Мозг уже включи! Они даже рядом с тобой не стояли. 

 — Ну мне, конечно, лестно слышать такое от своей дорогой жены. Но у меня такое ощущение, что мы сейчас плетём какой-то вселенский заговор. И именно ты его эпицентр, — Кривицкий хитро прищурился, и, побарабанив указательным пальцем по верхней губе, припечатал: — Ты хочешь быть моим начмедом или замом. Так? 

 — Наконец-то, дошло! — вздохнула она с облегчением. — Лазарева попробую уломать на заведование. 

 — И после этого я ещё еврей? — муж по-детски надул губы, выражая свою обиду. 

 — Ген, соглашайся. Очень тебя прошу. Я даже твоей секретаршей согласна быть. 

 — А вот это мне уже нравится, — рассмеялся Геннадий и, крепко обняв, прижал Ирину к себе. — Но если серьёзно. Почему раньше ничего не говорила? Дотянула до самого последнего. Я же теперь не засну. Мне надо как-то это систематизировать. 

 — Потому что на ковре в министерстве я только сегодня была и там отказалась от должности в твою пользу, когда меня начали спрашивать про тебя. 

 — И ты им ненавязчиво дала понять, что я готов, — он попытался разоблачить её тайные замыслы. 

 — Нет. Я им ненавязчиво дала понять, что могу быть твоим замом. 

 — Ир, честно, мне не очень нравится эта затея. Муж и жена на руководящем посту. Так не положено. Да и сомневаюсь я, что справлюсь. Что тогда будет? 

 — Помнишь, ты мне говорил, что всё хорошо будет? — её тихий голос, подобно нежному прикосновению тронул его сознание, вселяя уверенность. — Вот и я сейчас говорю тебе: «Гена, всё хорошо будет». 

 Немного помедлив, Ирина Алексеевна перенесла свой начальственный тон в их спальню: — И как хотите, Геннадий Ильич, но Усова должна занять место главной сестры. 

 Уголки губ Кривицкого тронула едва заметная улыбка, но он попытался сохранить серьёзный начальственный вид и откашлявшись, произнёс: 

— Я постараюсь, Ирина Алексеевна. На что только не пойдёшь, чтобы угодить любимой жене! 

 — На что только не пойдёшь, чтобы любимому мужу было хорошо. Даже секретаршей станешь! — хитро прищурилась она и провела средним пальцем по груди мужа извилистую дорожку. — И да, я очень люблю своего будущего начальника. Помни об этом, дорогой муж. 

 Крыть Кривицкому было нечем. Если только восхитительным поцелуем благодарности, который мог перерасти в нечто большее, чем просто лёгкое прикосновение его губ к обнажённой коже жены. Что он и сделал, трепетно коснувшись губами её лица, с нежностью проведя ладонью по её щеке и шепча ей на ушко слова, полные любви.