Round 10. table, three in a room, heart-to-heart talk and rum
— Да как так-то...
— Джинхо, ты крутой! Удача сегодня явно на твоей стороне! — смеется Уми, хлопает по спине и заново поднимает кулак вверх. — Поздравим нового, безоговорочного чемпиона сегодняшней вечеринки! Юн Джинхо!
Сколько в Минджи алкоголя? Сколько стопок ей пришлось выпить? Уж точно меньше, чем этому лошку Чимину. Думал, что уделает омегу? Думал, что запросто расправиться с новеньким альфой, который ниже, слабее и "какой-то не такой"? Не тут-то было.
Двое парней поднимают её на свои плечи, из-за чего она чуть не падает. Слышно смех Лили, а еще она, кажется, поймала кепку, которая слетела с Минджи, как только её подняли на два метра. Её куда-то несут, мимо бассейна, обратно в дом, подкидывают на руках, из-за чего её начинает немного тошнить. Она же вообще ничего не ела толком, только и делала, что пила.
— Давай, Джинхо! Произнеси победную речь!
Минджи ставят на стол, пихают в руки бутылку... чего-то. Она не может понять, что это? Пиво? Ром? А вообще – какая разница? Всё это алкоголь и весь этот алкоголь делает ей очень хорошо.
— Хотите речь?
— Да!
— Вот вам речь. Омеги – это лучшее, что создала природа, и никто с этим поспорить не может!
Многие подхватили одобряющими криками, многие удивленно смотрели на Минджи, но всё равно выпили. Судя по всему, здесь было много омег, которые обрадовались таким словам со стороны альфы, к тому же, уже авторитетного альфы. Ох, Джинхо будет обязан чуть ли не устроить ей званный ужин за то, что она тут творит. Это ему не туалеты пачкать блевотиной.
Все скандировали имя старшего брата Минджи, кто-то записывал всё на телефон, и очень хотелось верить, что настоящий Джинхо увидит, как его любят. В толпе, возможно, где-то была Лили, но её белоснежной красоты нельзя было различить. Наверное, Тэхен захапал её в свои сети. Мудак.
Минджи помогают слезть, включают музыку на полную, но она четко слышит, как мимо неё проходят парень и девушка, шепчась:
— Слышал, что Чонгук натворил?
— Не, а что?
— Та он закрылся с двумя омегами в комнате Уми, — хихиканье, похожее на утиное крякание. — А казался таким закрытым.
— Закрытым? Шутишь? Уже давно ходили слухи, что омеги от него не отлипают.
— Завидую. Еще и этот Джинхо... я думал, что он, ну, того...
Минджи не слышит продолжения. Она пробирается сквозь толпу в поисках Уми, чувствуя, что ей жизненно необходимо добраться до Чонгука. Он же там совсем один, он же там с двумя омегами, и это его затащили, а не наоборот.
Вылавливает Уми посреди прочей толпы танцующих и напрямую спрашивает, где её комната. Без каких-либо вопросов, подробно объясняет, как туда добраться, а затем вновь отвлекается на энергичное техно.
Бежит в другую часть дома, где совсем другая атмосфера – медленная музыка, относительная тишина, кто-то курит травку, кто-то просто курит и общается, кто-то танцует и... это Тэхен с Лили?
Минджи останавливается на полпути к лестнице и смотрит на кружащуюся парочку. Тэхен бережно держит Лили за талию, слабо поглаживая по спине, пока сама Лили, околдованная обаянием и красотой Тэхена, улыбается и что-то ему увлеченно рассказывает. На них почти никто не смотрит, но им явно хорошо вместе.
Как может показаться с первого взгляда.
В горле застревает какой-то отвратительный комок, а в груди словно молотком ударили, до треска разбивая ребра. Необъяснимая... обида? Ревность? Что это? Почему Минджи так реагирует? Почему она чувствует злость? Ей не нравится то, что она видит, ей четко не нравится то, как Тэхен обнимает Лили, как он смотрит на неё, не может и глаз оторвать. Закусывает губу, нагло опускает взгляд на губы, слабо улыбается и...
Минджи обидно, ведь он никогда не смотрел на неё с такой нежностью и желанием, как он смотрит на Лили.
Почему её начало тошнить?
Как только она встречается взглядами с Тэхеном, отворачивается и бежит дальше, к лестнице.
Всё правильно. Так и должно быть. Тэхен с самого начала хотел быть с Лили, он хотел её, он её и получил. Он соблюдал каждый пункт, он не останавливался и шел к цели, и теперь, когда она у него на крючке, он больше не будет докучать Минджи.
Хорошо ли это? Это должно быть хорошо, но что-то в голове шепчет, что плохо.
Сглатывает и приближается к комнате Уми, тяжело дыша. Она устала, очень устала, столько энергии, столько алкоголя, эмоций, а тут еще и ступеньки.
А еще Тэхен. Чертов Ким Тэхен.
— Пожалуйста, не надо, — слышит с той стороны и напрягается, потому что голос очень похож на голос Чонгука.
Резко распахивает дверь, готовая к драке, готовая к чему угодно, но тут же останавливается на пороге, когда видит то, чего Минджи не ожидала увидеть.
Чонгук, сидящий у кровати, с испугом смотрит на девушку, которая расстегивает его джинсы, пока вторая, сидя на постели, прижимает его руки к краю матраса. Три пары глаз уставились на Минджи, которая не знала, что ей хочется сделать больше: вырвать им волосы или выбить зубы?
Откуда такая ярость?
— А ты кто такой? — хихикает одна из омег, та, которая уже готова была снять с Чонгука штаны.
— Хочешь присоединиться?
Они были пьяными, как и Чонгук, который тяжело дышал и, увидев Минджи, дернулся, но девушка прижала его сильнее. Ему, что, подсыпали что-то?!
Хмурится, сжимает руки в кулаки и подходит к девушкам, одаривая их гневом и злостью. Они, видимо, ощутили что-то, что исходило от Минджи, что-то опасное и страшное, поэтому молча отпустили Чонгука. С осторожностью отошли от него, обошли, с опаской поглядывая на Минджи и, что-то шепча, удалились.
— Какие же мрази! Они с тобой что-то сделали?
— Джинхо, — Чонгук пьяно улыбается, слабо привстает, но всё равно остается на полу. — Ты где пропадал?
— Ты, что, под кайфом?
— Не знаю. Может быть, — он устало трет лицо, откидывает голову на кровать и выдыхает. — Мне дали один кексик и после него всё такое красочное. Правда, те омеги не дали мне выбора и так напугали. Они что-то пытались со мной сделать неприличное, — шепчет, опять хихикает и хлопает ладошкой возле себя. — Сядешь рядом?
Вау. Просто вау. Обдолбанный Чонгук – это совершенно незнакомый, странный и невероятно общительный Чонгук, который смотрит так влюбленно и так восхищенно, словно перед ним не его сосед, а по меньшей мере прекрасная Лили.
— Окей.
Падает возле Чонгука, который моментально протягивает два, черт пойми откуда взятых, стаканчика и предлагает налить немного рома, который тоже неизвестно откуда взялся. Скорее всего, те две девушки оставили его здесь.
— Знаешь, не хватает хорошей музыки. Вот это техно не нужно здесь, нет. Погоди, я сейчас включу ахринительную музыку, у меня есть отличный плейлист, который я слушаю перед сном, — он говорил и говорил, даже когда наливал алкоголь и доставал телефон. Кроме того, он матерился, и это выглядело еще более непривычным.
— Тогда, давай я закрою дверь? Чтобы мы всё слышали хорошо.
— Да-да-да! Спасибо! Ты лучший, Джинхо, — он опять мило улыбается, по-кроличьи, так, как еще никогда не улыбался Минджи.
Она всё еще в глубоком шоке встает, медленно закрывает дверь, предварительно проверяя, точно ли ушли те две извращенки, а затем садится обратно к Чонгуку, который уже включил свой расхваленный плейлист. Минджи плохо разбирается в музыке и, если честно, подобные мотивы слабо отличаются от техно, разве что менее агрессивные.
— Ты только послушай.
— Я слушаю, — ухмыляется Минджи и берет стакан, думая, точно ли она еще может выпить. Всё-таки, ей не хочется подтверждать своё звание и обниматься с унитазом. Но всплеск адреналина после того, что она увидела внизу и здесь словно заставил испариться весь спирт из её организма.
— Тебе нравится?
— Да, нравится. Чонгук, сколько ты еще выпил?
— Я же сказал, — он устало вздыхает. — То, что я выпил полстакана текилы – это всё. Я больше не пил, — и так спокойно делает глотки рома, будто воду пьет. — Хм, так вкусно.
— Ты еще что-нибудь ел? Кроме чудо-кексика?
Чонгук хихикает.
— Чудо-кексик. Смешно.
— Я и подумать не мог, что когда-то увижу тебя в подобном состоянии, — ухмыляется, тоже пьет и облизывает губы, чувствуя горчинку и сладость одновременно.
— Ты еще многого обо мне не знаешь, — так улыбается и поднимает подбородок, как будто здесь есть чему хвалиться.
— Да? Тогда, ты обо мне тоже.
А вот это уже не понравилось Чонгуку. Он прищурился, нахмурился и внимательно посмотрел на Минджи. Согнул ногу в колене, облокотил о неё руку со стаканом рома и пристально изучил лицо своего соседа. Если честно, сейчас менее всего страшно, что он может что-то учуять – он пьяный и накуренный.
— В чем же твой секрет, Джинхо?
— В каком смысле?
— Почему ты такой... хороший? — он облизывает губы и садится еще ближе, что начинает не напрягать, но по-странному действовать на Минджи. — Ты такой... добрый, отзывчивый. Ты правда так заботишься обо мне, хоть и я... ну я та еще неблагодарная мразь, да?
Минджи давится ромом, кашляет и смеется одновременно, из-за чего Чонгук тоже начинает хохотать. Ему лишь бы повод дать.
— Ты не мразь, — хрипит в ответ.
— Тогда, кто я?
— Ты – Чон Чонгук, тихий, закрытый, самовлюбленный и мрачный Чон Чонгук, — выдает чистую правду, смотря соседу прямо в лицо.
Тот моментально перестает смеяться, сглатывает и как-то тяжело, грустно вздыхает. Веселье и беззаботность, которые то и дело сияли на Чонгуке, моментально тухнут. Минджи уже сомневается, что правильно поступила – нужно было сказать что-то менее обидное.
Может, она и вправду очень грубая омега?
— Я... не всегда был таким.
Минджи тут же напрягается и навостряет уши. Пытается не подавать виду, что услышанное её заволновало, а любопытство тут же отодвинуло в сторону опьянение и баловство.
— Каким "таким"?
— Ну... как ты и сказал. Тихим, закрытым, самовлюбленным и мрачным Чон Чонгуком, — он колышет ром в стакане, задумавшись, пока Минджи решает аккуратно вытянуть из него информацию.
— Могу ли я... могу ли я узнать, каким ты был раньше?
Чонгук делает еще пару глотков, немного повышает громкость на телефоне, чтобы музыка еще больше заполонила комнату. Приятная, размеренная, лиричная, которая и вправду идеально подходит под настроение и атмосферу.
Наверное, он не хочет об этом говорить.
— Мне кажется, что я могу тебе доверять, Джинхо, — внезапно говорит Чонгук и... Боже мой, берет её ладонь и переплетает пальцы так, как будто у них это обычное дело.
Минджи напрягается и удивленно смотрит на руку Чонгука, покрытую венами, сильную, крепкую, такую... огромную, по-сравнению с её. Он не замечает разницы, улыбается, смотрит на своего соседа, не чувствует, что держит вовсе не юношеские пальцы, а настоящие девичьи, омежьи.
Сердце так стучит.
— М-м... наверное? Я тебе доверяю, Чонгук, — натягивает кривую улыбку, потому что все внимание занимает чувство чужого тепла.
— Правда? Мне так приятно это слышать, — снова смущенно улыбается, крепче сжимает руку и выдыхает, пока Минджи не знает, как на всё это стоит правильно реагировать. — Мне так с тобой хорошо, с тобой так... спокойно. Мне еще никогда не было так хорошо рядом с альфой.
О Боже, что происходит вообще?!
Минджи сглатывает, облизывает губы и чувствует, как её сердце стучит и стучит, всё громче и громче, перебивает музыку, которая лишь усугубляет атмосферу. Стоит ко всему относиться, как к очень крепкой дружбе, да, Чонгуку действительно комфортно, он хочет выразить всё это, пока может, и не стоит кормить себя ложными предположениями.
— Разве у тебя никогда не было друзей-альф?
— Были, — делает глоток и откидывает голову на кровать. — У меня... у меня в школе было много друзей, но... я больше общался с омегами.
Вот это неожиданно. Так, значит, слух, который создала Минджи, и не слух вовсе?
— Не врешь?
— Я никогда тебе не врал, Джинхо, — улыбается, подвигается так близко, что они начинают соприкасаться плечами. — У меня действительно было очень много друзей в школе.
Так жарко в комнате. Чонгук очень горячий, даже сквозь футболку чувствуется, как его тело разогрелось. От него несет алкоголем, сладостями, он совсем рядом, они еще никогда не были так близко друг к другу, и Минджи не знает, что конкретно она чувствует, но ей... нравится.
— Так... куда поделись все твои друзья? — пытается не смотреть на него, делает глоток и закусывает щеку, ощущая странное покалывание в теле.
— Мне так хочется с тобой поделиться всем этим, хочется рассказать тебе... так тяжело держать внутри всё это, ты... ты вообще понимаешь, как это ужасно быть закрытым Чон Чонгуком? — он смотрит на Минджи, которая не может сдержать улыбки.
— Наверное, нет.
— Конечно, нет! — он ухмыляется, смотрит в потолок, облизывает губы и сглатывает, из-за чего его кадык дергается. Почему Минджи обращает внимание на такие вещи?
— У тебя есть отличный шанс избавиться от груза, — она гладит его ладонь большим пальцем, на что он реагирует и крепче сжимает.
— Правда? Ты мне разрешаешь?
Ужасно осознавать тот факт, что Тэхен в какой-то мере был прав. Чонгук действительно ведет себя, как очень хороший мальчик, который на самом деле является хорошим мальчиком, но скрывает это за плотными и темными шторами. Это не плохо, но и не хорошо. Это... странно. Минджи не понимает, как могла привязать Чонгука к себе настолько, что он держится за неё и видит в ней настоящего друга, опору, того, кто его не бросит, несмотря на его скотский характер.
— Да, разрешаю.
— Я... даже не знаю с чего начать, — он улыбается, удобнее усаживается, пока Минджи готовится узнать тайну своего соседа. Она даже не знает, что волнует её больше – их близость или история Чонгука?
— Начни с самого начала. Ты сказал, что у тебя в школе было много друзей.
— Точно. Да, у меня было очень много друзей, омег, но... понимаешь, Джинхо... хм..., — даже под травкой и литрами алкоголя он не мог с легкостью раскрыть собственный ящик Пандоры. — Думаю, стоит начать не со школы, а намного раньше. Ты знаешь, почему я принимаю "Усилитель +"?
Спрашивает так спокойно, хотя всё еще пьет таблетки, закрываясь в ванной, чтобы Минджи его не видела.
— Потому что у тебя проблемы с гормонами? — рискнула предположить, боясь, что его может что-то отпугнуть.
— Да, — он горько улыбается, берет бутылку и возобновляет стаканы. — У меня проблема с детства, причем, излечимая лишь одним единственным путем, о котором мне не хочется думать, — он хмурится, убирает ром и, всё еще не отпустив ладошку Минджи, делает большой глоток. — Мои гены, гены доминирующего альфы, слишком плохо выражены. До десяти лет я был бетой, много общался с омегами, ведь... мне было с ними комфортно, но мои родители, чистокровные альфы, в один прекрасный момент запретили заводить знакомства с ними. Они считали, что у меня проблемы с тем, что я бета, а не доминирующий альфа, как они, из-за слишком большого количества омег вокруг. К тому же, как позже оказалось, во мне есть 0,01% омеги.
— Что за бред? — внезапно прервала его Минджи, хотя он не был против. — Тебя водили к врачу? Они должны понимать, что у некоторых гены определенного типа проявляются и в пятнадцать, и в двадцать – здесь нет вины ни твоих друзей, ни твоей. Здесь вина твоих родителей, ведь это генетика. Да и проценты омеги и альфы в крови ни на что не влияет. Даже у меня есть три процента ал... то есть, омеги.
Чонгук нежно улыбается, поворачивается на бок, лицом к Минджи, и внимательно смотрит на неё, как будто она сказала ему радостную весть.
— Я знаю. Врач говорил то же самое. Но... мои родители, они очень... твердолобые. Альфы, которым было стыдно признать, что их сын, который должен был быть альфой с пеленок, оказался... бракованным, — он сглатывает, опускает взгляд и сжимает челюсть. Он бы ни за что не сказал подобное вслух, будь он трезвым, и ему ужасно тяжело даже сейчас.
Минджи не понимает свои порывы, особенно сейчас, но она не противится им. Её ладонь сама гладит Чонгука по плечу, ободряюще сжимает и не отпускает, пока на лице у Чонгука не проскочит минимальный намек на улыбку.
— Ты не бракованный, нет бракованных.
— Я знаю. Спустя столько времени – я знаю, — он резко повышает голос и начинает эмоционально жестикулировать, — но когда тебе подобное говорят в детстве, то тебе только и хочется, что запереться в комнате и плакать из-за того, что ты не в силах себя поменять. Ты начинаешь винить себя, начинаешь стараться сделать так, чтобы родители не называли тебя бракованным..., — он хмурится, убирает стакан и берет вторую ладошку Минджи в свою. Рассматривает её руки, из-за чего она немного пугается, что он что-то заметит, но он всё еще в своих мыслях. — Я учился и учился, стал лучшим в школе, обрел тип альфы, доминирующего альфы, но... конечно же, по школе пошли слухи, что я принимаю таблетки. Да, "Усилитель +" со мной с класса... пятого-шестого.
— Но... здесь нет ничего такого! Какая разница, что ты там принимаешь, ты от этого не стал мудаком!
Чонгук тихо смеется.
— Не стал. Но, я стал более... осторожным. Понимаешь, у меня была ситуация, в школе, — он прочищает горло, хмурится, становится более напряженным, но говорить не прекращает. — Я был безумно влюблен в одну омегу, красивую, популярную девочку. Классика, да? Она была невероятной, и я не знаю, почему меня так к ней тянуло, — объяснял Чонгук, то и дело поглядывая на Минджи. — Уже в десятом классе у неё был парень, альфа, первокурсник. Конечно же, её считали крутой, — он ухмыляется и закатывает глаза. — Сейчас бы я на неё даже и не взглянул.
— Зато, она бы уж точно от тебя взгляда не отвела.
Чонгук фыркает, выдыхает и жмет плечами.
— Может. Но я бы её точно послал, в своей любимой манере, — он хихикает, как будто только что очень смешно пошутил. — Хочешь узнать почему? — смотрит такими большими, темными глазами прямо на Минджи.
— Хочу, конечно.
— Ближе к выпускному, я решил признаться, — он опять начинает дико хохотать и такие перепады в настроении немного сбивают с толку, поэтому Минджи лишь неловко улыбается. — Ты просто представь, я, Чонгук, мальчик, у которого проблемы с выражением гена альфы, подходит к самой популярной девочке во всей школе и хочет пригласить её на выпускной.
Минджи вообще не смешно, потому что она догадывается, к чему всё это ведет.
— Могу поспорить, что, если ты запомнил это на всю жизнь, то..., — она с печалью улыбается, пока Чонгук всё равно продолжает посмеиваться.
— Да. Она выставила меня полнейшим идиотом, — выдыхает и ухмыляется. — Я четко помню её слова: "Ты, недо-альфа, решил, что я пойду с таким, как ты? Закатай губу и не смей ко мне приближаться!". Всё так и было, — облизывает губы, тянется за бутылкой рома и пьет прямо из горла. — А потом, кстати, её парень еще и окружил меня со своими дружками, альфами, за школой... блять, ненавижу альф.
Минджи не знала, что сказать. Она просто смотрела на то, как Чонгук забывается в алкоголе, как он пытается утопить всплывшую боль, воспоминания, которыми он явно делился далеко не с первым встречным. Ей хотелось обнять его, прижаться к нему и сказать, что все, кто его обижал – самые настоящие мрази, что никто не имеет право обижать Чонгука!
Но всё, что она сказала, это:
— Мне очень жаль.
— Нет-нет, всё в порядке, — кривится из-за алкоголя и мотает головой. — Ну, как в порядке... Наверное, именно это на меня и подействовало. Да! Поэтому я стал таким... как ты там сказал? Забитым Чон Чонгуком, — он ухмыляется, делает еще пару глотков и потом просто берет и предлагает Минджи.
— У меня еще есть, спасибо, — берет стакан и смачивает горло жгучим ромом.
Теперь она совершенно по-другому воспринимает своего соседа. Всё встает на свои места, складывается в картинку, где вместо угрюмого, холодного Чон Чонгука стоит маленький мальчик с огромной дырой в груди. У него же не было нормального детства, у него не было ни Джинхо, ни Минджи, не было близкого и заботливого дедушки, он был один, и от этого... всё так вжимается, разбивается вдребезги.
— Я надеюсь, что ты не перестанешь со мной общаться после этого? — спрашивает Чонгук и постукивает пальчиком по бутылке.
— Не задавай глупых вопросов, — закатывает глаза и с осуждением смотрит на своего соседа. — С чего бы это? У каждого есть своя трагедия.
— И у тебя тоже?
Они встречаются взглядами, и у Минджи перехватывает дыхание. Чонгук смотрит так искренне, так наивно, в его глазах сплошная чистота. Сложно врать, сложно придумать что-то другое, кроме правды, от которой всё равно не скроешься.
— Да.
Чонгук напрягся и немного заерзал. Отставил бутылку и внимательно посмотрел на Минджи, как будто пытался прочитать что-то на её лице.
— Не могу поверить. Ты не похож на человека, у кого что-то в жизни было не так.
— Тебе так кажется, — горько ухмыляется и хочет выпить рома, но Чонгук забирает стакан и убирает его подальше, не обращая внимание на возмущение в глазах у Минджи.
— Я выслушаю тебя, Джинхо. Ты же знаешь, ты можешь мне доверять!
Эмоциональный и громкий Чонгук – это что-то очень непредсказуемое. Минджи просто не знает, как себя с ним вести, она не привыкла к такому.
— Знаю, Чонгук, знаю.
— Я не буду... тебя осуждать или... смеяться над тобой, если....
— Чонгук, — она кладет ладонь ему на грудь, и это очень странно действует на них двоих. — Я... не готов.
— Не готов?
— Не могу, — она кривится, словно ей больно, и убирает руку, хотя ей и не хочется. Возможно, ей показалось, но она чувствовала, как бешено бьется у Чонгука сердце. — Не сейчас, прости.
И это правда. Минджи не может сейчас рассказать ему всё, а врать ей не хочется, очень не хочется. Неизвестно, как он отреагирует, запомнит ли вообще. Если и раскрывать все карты, то позже, когда они будут трезвыми, когда будет меньше людей вокруг.
— Ты не хочешь говорить, потому что... не считаешь меня за хорошего друга?
— Нет! Я же сказал, что доверяю тебе, Чонгук, — Минджи смотрит на него и, если бы у него были ушки, они бы точно опустились. — Доверяю, но... пойми, я не могу тебе сейчас всё выдать.
— Почему? — секунда, и он уже с грустной мордочкой вздыхает и обижено хмурится. — У тебя было что-то хуже? Тебе кто-то сделал больно?
— Нет-нет! Просто... м-м... вспомни, как сильно ты хотел бы мне это рассказать, будь ты тем самым тихим Чон Чонгуком. Да, я тоже сейчас не самый трезвый, но... извини, я просто... не могу, не сейчас...
Отпускает его руку, потому что становится жарко и ладошки начинают потеть. Берет ром и допивает до последней капли, чтобы еще больше опьянеть, чтобы совсем забыть о том, что царапает её изнутри, чтобы не поддаться эмоциям и не выдать всё.
— Прости, — тихо говорит Чонгук.
Видимо, его очень напугало не то, что Минджи не хочет ему что-либо рассказывать, а то, что она отпустила его горячую ладонь, поэтому она заново сжала его пальчики, такие приятные, длинные и теплые.
— Не извиняйся.
— Я просто... так рад, что у меня есть ты, — он вновь переплетает пальцы, пока в голове у Минджи переплетается всё и сразу. — Я не думал, что у меня может быть такой хороший друг, — он выдыхает и поднимает сверкающий взгляд. — Не хочу тебя потерять. Я говорю тебе столько всего... обидного, веду себя ужасно.
— Только не переходи в стадию самобичевания, — ухмыляется Минджи, пытаясь не краснеть от услышанного. — Зато, ты настоящий, Чонгук. Ты можешь сказать человеку в лицо то, что думаешь, и тебе будет все равно, как тот отреагирует. Я так не могу и считаю, что это круто.
— Спасибо, — он улыбается, по-кроличьи, и, облизнув губы, тяжело вздыхает. — Ты тоже очень классный, Джинхо. Правда-правда! Если я тебе не говорю это, то это не означает, что я так не думаю. Я очень часто думаю о тебе.
Так. Так. Так. Нужно его остановить, а то всё это превращается в что-то очень странное и неприемлемое. Чонгук всё еще накуренный, и он всё еще не до конца понимает, что говорит.
Но... Минджи так тяжело удержать себя от соблазна узнать больше. Она хочет услышать причину, хочет услышать, как голос Чонгука витает по комнате.
Голова начинает идти кругом, когда она смотрит на него и, набрав воздуха, решает задать вопрос.
— Почему?
Чонгук слабо щурится, крепче сжимает ладонь и выдыхает через слабо приоткрытый рот. Он выше даже в сидячем положении, шире и больше. В его стеклянном взгляде проскакивает всё и сразу, и если бы не его состояние, он бы, наверное, просто промолчал, закрыл тему, повернулся на другой бок и уснул.
Но они не у себя в комнате, и они оказались чересчур близко друг к другу.
— Я не знаю. Джинхо, я... я не знаю. Я часто думаю о том, например, как бы ты смотрелся, если бы носил линзы, — он сглатывает и медленно тянется рукой к очкам Минджи, чтобы приподнять их и отложить на кровать. Подушечками пальцев он аккуратно проходится по щеке, внимательно рассматривая открытое лицо напротив. — У тебя очень красивые глаза, а ты их скрываешь за очками. Ты кажешься мне слишком... милым, и я не знаю, как об этом не думать.
Минджи затаила дыхание, она не могла прийти в себя от столь интимных жестов Чонгука, который еще никогда не касался её... так. Он был немного размытым, было сложно навести фокус, но она пыталась ловить выражение его лица, пыталась прочувствовать его и понять: что, черт возьми, он вообще несет?
— Ты же понимаешь, как это звучит? — она сглатывает, пытаясь успокоить сердцебиение, но ничего не выходит.
Чонгук слишком близко.
— Понимаю. И... это меня всегда и останавливает. Разве, — он облизывает губы и прищуривается, — разве это нормально чувствовать то, что я чувствую к тебе? Нормально ли думать о своем соседе, одногруппнике, об альфе, который... который..., — его дыхание ускоряется, он моргает и опускает ладонь с щеки на шею, поглаживая там, где вновь начинает невыносимо чесаться.
Минджи открывает рот, чтобы сказать, что она, на самом деле, омега, и что она хочет, чтобы Чонгук чувствовал к ней нечто необъяснимое, неосязаемое, ведь внутри неё тоже что-то бурлит, что-то не дает оттолкнуть Чонгука, не позволяет хотя бы руку поднять и отодвинуть его. Никогда такого не чувствовала, не могла осознать, что кроме желания дружить ей хочется чего-то...
Большего?
В голове хаос, который она не может упорядочить.
— Чонгук, — её голос дрожит, её голос настоящий, но Чонгук этого совсем не замечает – он смотрит на её губы и в его взгляде нет ничего хорошего.
Вокруг всё будто бы темнеет, падает в непроглядный туман, а внутри что-то толкает, что-то тянет, заставляет закусить губу, посмотреть в глаза Чонгуку, которые словно потеряли нечто осознанное, которые опасно блестели и не позволяли отвести взгляда.
Внезапно, Минджи чувствует запах. Тот самый запах Чонгука. Приятный, щипающий ноздри, что опьяняет хуже рома. В комнате становится жарко, воздух тяжелеет, музыка становится неразборчивым шумом.
Брови Чонгука дергаются, он глубоко вздыхает и наклоняется ближе, не останавливается, ему словно плевать, что он делает, он не думает, его, как и Минджи, ведет нечто другое, нечто животное, неконтролируемое.
— Чонгук..., — тихо шепчет и будто бы растворяется, когда чувствует чужие губы на своих.
Горько и сладко одновременно, мягко, горячо. Губы Чонгука неожиданно нежные, а его язык теплый, мокрый, давит и проникает глубже, касаясь десен. Минджи втягивает в себя воздух, когда он берет её за руки и притягивает еще ближе, когда с каждой секундой становится всё более настойчивым, неудержимым, грубым. Чонгук целует с нетерпением, тяжело дышит и не отпускает.
Всё погружается во тьму, когда Минджи отвечает, когда она, закрыв глаза, полностью наслаждается Чонгуком, причмокивая и посасывая его язык, его нижнюю губу, зубами цепляет пирсинг, который словно пропитался ромом.
В голове что-то назойливо шепчет, что так и надо, что её губы созданы для Чонгука, что она создана для Чонгука, что их поцелуй – это лишь начало, что нельзя останавливаться.
Между ног непривычно мокро, в груди слишком громко, в руках – тепло. Минджи обнимает Чонгука за шею, притягивая еще ближе, пока его ладони опускаются на талию, пока он слишком хорошо, слишком умело целует, ласкает, мычит от удовольствия.
Запах сводит с ума, запах гипнотизирует. Резкий, горький, как... как...
Коньяк.
Но как только Минджи отрывается, чтобы вдохнуть аромат Чонгука еще глубже, они встречаются взглядами и зависают. Смотрят друг на друга, тяжело дыша, замечают, как их губы напухли, покраснели, а потом...
— Нет.
Чонгук резко приходит в себя и отодвигает Минджи, грубо схватив за плечи. У него растерянный взгляд, он в шоке, он испуганно смотрит на своего соседа, всё еще тяжело дыша.
— Чонгук...
— Нет, замолчи.
Он подрывается, резко, из-за чего Минджи чуть не падает, но остается сидеть на полу, практически не чувствуя ног, о чем она начнет беспокоиться несколько позже.
— Что случилось?
— Нет... я... ты..., — он проводит пальцами по губам, сглатывает, хватает второпях свой телефон и... убегает.
Он просто убегает, оставив Минджи одну, в комнате.
Хотелось злиться, хотелось обозвать Чонгука мудаком, идиотом, дураком – всем, чем только можно, но у неё не было на это времени – тело реагировало: голова начинала болеть, в груди пекло, шея адски чесалась, а между ног... было мокро. И всё становилось только хуже.
Течка. У неё началась течка.
Паника не накрыла лишь благодаря алкоголю, который не смог выветриться сквозь поцелуй, но и сообразить, что ей делать – она тоже не могла. Перед глазами всё плыло, всё шаталось, она с трудом нащупала свои очки и облокотилась спиной о кровать.
Что ей делать? Надо... понять, что надо делать, хоть это и невероятно сложно. Думать совсем не хотелось, хотелось... Чонгука, хотелось вернуть его руки на своё тело, хотелось поцеловать его еще раз, хотелось, чтобы он взял её и...
Вибрация от телефона помогает отвлечься. Минджи с трудом достает его из кармана и видит несколько сообщений от брата, но уведомления от Тэхена светятся ярче.
К.Т. (Тупой Козел)
Только что видел, как твой песик вылетел из дома, не обратив ни на кого внимания.
Весь бледный, как смерть.
Кстати, тебя давно не видно...
Минджи очень не хочет этого признавать, но Тэхен единственный, кто может ей помочь.
Мими
Тэхен рбкзак найд и принёс мне сехчас же уменя началась течцка мне нужный табл
Шипит, потому что низ живота разъедает адская боль. Утыкается лбом прямо в пол и тяжело дышит, нажимает отправить, надеясь, что он поймет и не начнет сейчас забрасывать её своими любимыми издевательствами.
Какого хрена так плохо?! Неужели это таблетки? Но почему именно сейчас? Почему?
Вновь спазм, вновь хочется закричать, но она просто переворачивается на спину и смотрит в потолок, надеясь, что Тэхен прочел сообщение. Но, с другой стороны, какой ему смысл помогать ей? Он только-только схватил Лили в свои сети, он только-только смог выйти с ней на разговор, он сейчас занят ею. Тэхену всё равно на всех, особенно на...
Прямо ей на живот приземляется рюкзак, из-за чего она пугается и вздрагивает. Оглядывается на дверь, которая оказывается закрытой, но видно по тени внизу, что там кто-то стоит.
— Выпей быстрее, пока никто не услышал, — говорит Тэхен и слышно, что он закрыл нос пальцами.
Стоп. Всё это точно взаправду? Это действительно сейчас Тэхен?
Плевать. Потом разберется. Время очень не подходящее для глубоких размышлений. Нужно выпить таблетку, как можно быстрее, а лучше три, да, нужно увеличить дозу.
Оглядывается и находит недопитый ром в бутылке. Приходится встать, чтобы порыться в рюкзаке, выудить баночку и открыть её под мучительные стоны, которые Минджи пытается скрыть в локте.
Пиздец. Это какой-то пиздец.
Кое-как насыпает себе в ладошку пилюли, несколько падают мимо, но она не обращает на них внимания. Закидывает в рот, делает несколько глотков практически безвкусного алкоголя, и всё было бы хорошо, если бы не очередной выстрел режущей боли, из-за чего Минджи роняет бутылку и та разбивается.
— Какого хрена ты тут...?!
В комнату врывается Тэхен, но застывает, когда видит, в каком положении находится Минджи: согнутая пополам, тяжело дышащая, шипящая. Он стоял, крепко сжав ручку от двери, и была надежда, что он сейчас уйдет, но...
Тэхен резко хлопает дверью. Минджи думает остановить его, ведь он явно ощутил её запах, но как только он хватает её за руку, тянет вверх и кидает на кровать, она затыкается. Пытается удивляться, пытается хоть как-то отреагировать, кроме приятного стягивания внизу живота, ведь это лучше, чем боль, но не может. Она просто смотрит, как над ней нависает Тэхен и это не тот Тэхен, которого она знает: его темные глаза стали еще темнее, в нем так же, как и в Чонгуке, не было просветления малейшей осознанности, он хмурился, тяжело дышал и сам не понимал, что творит.
Минджи подняла руки, чтобы остановить его, но её тело не слушалось – вместо того, чтобы ладошками упереться ему в грудь, её пальчики сжали его рубашку. Она смотрела на него с немой просьбой, выглядела, как настоящая омега, которой чертовски необходим альфа, которая нуждается в чужих прикосновениях, и больше всего ей хотелось ощутить Тэхена.
Он сам наклоняется, быстро, резко, накрывает её губы своими, выдыхает и мычит, целует, заставляя Минджи блаженно выдохнуть.
Как же... вкусно. Губы Тэхена такие большие, такие сладкие, такие... клубничные. Они пропитались чем-то. Так горячо и приятно, неописуемо, невозможно.
Тэхен проникает языком к ней в рот, он делает так, чтобы они столкнулись зубами, чтобы их слюни смешались, чтобы Минджи чувствовала только его и думала только о нем. Он словно не понимает, кого целует, кого прижимает к кровати, он не контролирует себя.
Сдавливает кисти с грубой силой у неё над головой, но это не вызывает боль – Минджи наоборот ощущает непривычное удовольствие, неправильное и будто бы запрещенное. Не пытается вырваться, поддается Тэхену, трется коленкой об коленку и полной грудью вдыхает нотки агавы, жгучей и вязкой, горькой и почти отравляющей.
Тэхен пахнет текилой, опьяняющей и безумной текилой.
И всё бы могло зайти намного дальше, если бы не таблетки, которые, наконец-то, начали действовать.
Тэхен медленно разрывает поцелуй, внимательно смотря в глаза Минджи, такой же растерянной, как и он сам. Он облизывает губы, хмурится, отпускает её ладони и приподнимается на руках, чтобы еще раз оценить состояние омеги, которая тяжело дышит и по-настоящему боится саму себя.
Они еще долго смотрели друг другу в глаза, слушая собственное сердцебиение вперемешку с музыкой и криками внизу.
А затем, Тэхен ухмыляется и проводит языком по верхней губе.
— Хорошее личико, Джинхо.
Минджи отталкивает его, встает с кровати и, тяжело дыша, оглядывается на Тэхена, который не сопротивлялся, а просто наблюдал, как она хватает свой рюкзак, в панике, совсем не соображая, что она может что-то забыть или оставить. Судорожно дергает дверь, не с первого раза открывая, а затем выскакивает и бежит вниз, чувствуя что-то ужасно сдавливающее.
Черт. Черт возьми! Всё это не может быть правдой, нет! Всё это ей снится, она просто перепила и...
— Джинхо! А я тебя ищу, — её хватают за руку, но она так резко одергивает и с таким страхом оборачивается на Лили, которая точно так же пугается. — Что с тобой? Что-то случилось? Ты... ты бледный, ты нормально себя...?
Ничего не отвечает и попросту убегает. От Тэхена, от Чонгука, от самой себя, от всех вокруг, отказываясь верить в то, что только что с ней произошло.
— Эй, малявка!
Останавливается и оглядывается, замечая Тэхена в окне, который всё еще слишко слащаво улыбается, который явно словил необыкновенное удовольствие от поцелуя омеги, у которой была течка. Злость никак не может закипеть, потому что паника всё еще руководит Минджи.
Он кидает со второго этажа белую баночку, попадая прямо в руки.
Они ничего не говорят друг другу, Тэхен наблюдает, как она убегает еще очень долго, она чувствует на спине его взгляд, как будто он дышит ей в спину. Тело пытается развернуть её, чтобы она пошла обратно к альфе, но зачем?! Почему?! Какого хрена? Там кучу альф, так почему именно к Тэхену?!
Минджи облизывает губы и тут же вспоминает горьковатый привкус рома, сладкую клубнику и не знает, что конкретно думает об этом. Что было бы, если бы Чонгук не убежал? Что было бы, если бы Тэхен не принес таблетки? Что было бы, если бы они не подействовали?
Не замечает, как оказывается перед дверью в свою комнату. Как теперь смотреть в глаза Чонгуку? Как они теперь будут общаться? Что это вообще было? Почему он поцеловал её? Он же знал, что она – альфа, что она – парень, и всё равно поцеловал. Почему?
От такого количества вопросов и эмоционального перенасыщения начинает болеть голова и скручивать живот. Шея больше не чешется, но вот тошнота не пройдет, пока она не освободит желудок, и ей бы очень хотелось, чтобы таким же образом её мысли смогли очиститься.
Собрав волю в кулак, Минджи заходит в комнату и...
Пустота. Чонгука нет.
Радоваться или расстраиваться? Лучше всего закрыть дверь, пробраться в ванную, умыться холодной водой и посмотреть на себя в зеркало.
Всё это реально. Она реально поцеловала Чонгука и Тэхена. За один вечер.
Что за бред?
Телефон вибрирует и ей очень не хочется проверять, кто это, ведь, возможно, это Тэхен или Чонгук или хрен пойми кто, но когда стены заполняет противные звуки маримбы, Минджи не сдерживается и берет трубку.
— Да?
— Ты же обещала отписывать мне каждый час! — удивительно, но голос негодующего Джинхо моментально успокаивает.
— Ты говорил, что я обрыгала унитаз и уснула на нем?
Тишина.
— Да, — осторожно отвечает Джинхо.
— Хм, тогда ты сегодня поцеловался с Чонгуком и Тэхеном.
