6. Начало большого ада.
Блондин явно перепил. Глеб сидел на полу обнимая бутылку дорого коньяка. Парень был уже никакой, шатался даже когда спокойно сидел, но он все еще заливал в себя ядреную жидкость.
—Эй тебе уже хватит. —Я забрала с его рук бутылку. В голову лезли странные мысли. Что у него случилось что он так напился. —Идем спать. —Еле как подняв его за руки я стала вести его на выход с балкона. На блондин уперся и отказывался идти.
—А ты ляжешь со мной? А то там монстрики, а я их так боюсь. —Язык заплетался, я застыла. Сейчас он выглядел безобидным ребенком, таким беззащитным. Я молча кинула его на кровать, Глеб же схватился за мою руку мертвой хваткой.
—Глеб, ты не понимаешь. —Я со всей силы выдернула свою руку, я прикоснулась своей ладонью к его щеке и стала нежно поглаживать. Блондин отключался, я знала что он это не вспомнит. —Самый главный монстр сейчас перед тобой.
***
В комнате тихо, воздух словно сгустился, стал тяжёлым и липким. Тишина давила на уши, и даже самые привычные звуки казались чужими. В груди нарастало ощущение, что что-то должно случиться — и это «что-то» не принесёт ничего хорошего.
С каждой минутой становилось всё труднее избавиться от ощущения надвигающейся угрозы. Казалось, что стены приближаются, что свет тускнеет, что само время тянется мучительно медленно, подготавливая почву для удара.
Но я должна держать свою маску спокойствия и уверенности. Для него. Шаги участились, стали будто молоток бить по ушам. Блондин мирно спал, и думаю проснется не просто. Я все время после того как уложила его спать, сидела на кресле в самом углу комнаты, где из-за темноты не заметишь еще одного человека.
Напротив кровати показался силуэт. Я сидела тихо, но страх окутал меня полностью и не давал мне даже дышать.
—Я знаю что у тебя на уме. —Голос был бархатным и тёплым, слишком приятным, чтобы быть настоящим. Казалось, он убаюкивает, тянет в сети, за которыми ждёт ловушка.
—А я знаю что шлюха похотливая. —В его голосе не было крика, но именно это и пугало: тихий, вязкий тембр звучал так, будто слова уже были приговором. —Какого черта ты тут делаешь?
Комната погрузилась в полумрак, и каждый звук казался чрезмерно громким. Он стоял напротив кровати, лицом ко мне, слегка склонив голову, и вдруг раздался мой смех. Лёгкий, почти весёлый на первый слух, но тут же холодный яд в нём дал о себе знать.
Смех скользил по комнате, как ледяной ветер, и в каждом тоне угадывалась хитрость: каждое «ха-ха» словно проверяло границы, искало слабое место. Казалось, за этой маской веселья притаилась ловушка, и кто-то, кто позволил себе слишком близко подойти, уже оказался в опасности.
Он замер, сердце ёкнуло. Даже свет в комнате казался тусклее, а тени — длиннее и жёстче. Смех продолжался, мягкий и звонкий, но теперь он звучал как приговор: непроницаемый, проникающий прямо в душу, оставляя ощущение холода и неотвратимой угрозы.
—Какой грозный бандит! —У меня не было оружия, никакого. В его руках пистолет, что направлен на меня. Но я сидела спокойно, будто это игрушечный.
—Ты делаешь ошибку. Он никто тебе, но из-за него ты ссоришься со своим главным. —Пистолет направлен прямо в центр грудной клетки. Сухой, металлический звук затвора - как приговор. Я стою чуть согнувшись, плечи напряжены, дыхание рваное. Любое неправильное движение - смерть.
—Ты был для меня главным, только в начале моего пути. Сейчас ты для меня никто. —В ту же секунду я бросаюсь вперед, ныряю в мертвую зону, где прицелиться практически невозможно.
Выстрел. Сначала — хлопок, глухой толчок, и на миг мозг не понимает, что случилось. Но уже через долю секунды в тело врывается огонь: резкая, режущая боль, которая от плеча отдает в ключицу, шею и дальше — по всей руке. Она словно парализует: пальцы сами разжимаются, сила уходит, будто конечность чужая.
Кровь горячими рывками течёт вниз, ткань одежды липнет, каждая капля словно усиливает жжение. Попробуешь пошевелиться — и боль взрывается заново, резкая, дергающая, будто под кожу вбили крюк и тянут его в разные стороны. Дыхание сбивается, грудь не слушается, мир на секунду темнеет перед глазами.
Но самое страшное — не сама рана, а то, что плечо перестаёт быть частью тебя: оно чужое, тяжёлое, неподвластное. И ты понимаешь, что каждое движение теперь будет стоить куска боли, будто тело требует остановиться, а ты вынужден идти дальше.
Но я не могу позволить себе так просто сдаться. Эта битва не на жизнь, а на смерть. Смерть нас двоих. Я старалась не думать о боли, но она настолько пронизывает мое тело, что мои глаза стали слезиться. Я продолжала бороться с слезами, которые я не могла остановить.
Металл дергается между пальцами.
Ствол рвано бьётся о бетонный пол, скользит, скрежещет. Ляхов рычит, пытаясь вырвать оружие, но я не могла ничего сделать кроме как впиться зубами ему в плечо. Я чувствовала как зубы пробивают толстый слой кожи, как в его жилах стала с бешеной скоростью течь кровь, как она сильным фонтаном попала мне в рот.
Кулак в живот - короткий, резкий, чтобы сбить дыхание. Локоть — в челюсть, так что зубы трещат, будто сухие ветки. Рука со стволом начинает дрожать. Я резко бью коленом в бедро, в точку, где мышцы парализует острая боль. Ляхов подкашивается, его тело медленно падает на пол, пальцы срываются - пистолет глухо звякает о пол и отлетает.
Секунда тишины. Но я не дам унюхать даже запах шанса. Последний удар в самый центр груди и он не может даже глотнуть капельку воздуха. Я знала что это такое, ведь меня как-то раз ударил так отец, я не могла нормально думать больше 10-ти минут. Поэтому я спокойно проверила все места где Гриша мог хранить любое оружие. После я подхватила пистолет и уселась на то же кресло.
Я знала что это первая битва, и я знала что она самая безобидная. В следующий раз это будет намного сложнее. Сложнее не убит Ляхова, а сложнее остаться живой. Ляхову стало лучше, он сел и опустил голову. Сгустки крови упали на пол, разрастаясь в целую лужу кровавой жидкости.
—Ты сделала огромную ошибку. —Гриша встал, его тело качалось. Он с настороженно наблюдал за тем как я верчу на пальце его пистолет. Он проиграл.
Я смотрела как он уходит. Тепер блондин в безопастности. Но в безопастности ли я?
***
—О чем ты хотел со мной поговорить? —Кабинет Сергея выглядел будто он просто занимается бумажками. Никакой давящей атмосферы, лишь легкость и спокойствие.
—Не надоело тебе бегать по каждому зову? —Мужчина не говорил прямо, знал что я пойму. И я поняла.
—Надоело. —Я видела в его глазах что-то доброе, что-то отцовское. Он хочет мне помочь. Что-то подсказывало мне это.
—Уходи с Мелонов, будь моей правой рукой. —Сначала — ступор, будто слова не доходят до сознания. Глаза застывают, расширяются, взгляд теряется где-то мимо Сергея. В голове пустота, мысли обрываются на полуслове.
—Что? —И одновременно появляется резкая смесь чувств: неверие, желание переспросить, провернуть в голове сказанное ещё раз. Мозг судорожно ищет объяснение: «Этого не может быть. Может, я ослышалась? Нет, это правда».
—Я даю тебе полную свободу, взамен на то что ты будешь работать на меня. Только на меня. —Не верю. Здесь точно есть подвох.
—Дай мне время. —Сергей тяжело выдохнул и кивнул.
Улица была пуста, будто вымерла. Фонари горели тускло-жёлтым светом, и каждый шаг отдавался гулким эхом в пустых витринах. Холодный ветер тащил за собой клочья бумаги, сухих и мертвых листьев. Я шла быстрее, пытаясь не думать о тишине, которая будто давила на уши.
И вдруг — тонкая мелодия. Сначала еле слышная, как звон далёких колокольчиков. Мое тела застыло, затаив дыхание. Музыка шла откуда-то сбоку, но домов там не было — только ряд мрачных стен и заколоченные двери.
Я знала эту мелодию. Детская. Та самая, которую играла маленькая заводная шкатулка, подаренная когда-то на день рождения. Нежные ноты перекатывались одна за другой, и сердце сжалось, воспоминания нахлынули мгновенно. Мне показалось, что снова маленькая, сижу на ковре, и сквозь окно пахнет летом.
Но сейчас пахло иначе. Сначала — лёгкий аромат яблок, тёплый, сладковатый, совсем как у бабушки в саду. Потом запах изменился — стал кисловатым, влажным, как в подвале после дождя. Ноздри обожгло тяжёлым, металлическим оттенком, словно воздух пропитался ржавчиной.
Я оглянулась. Никого. Пустая улица, фонари мигали, а музыка становилась всё отчётливее, будто кто-то крутил ручку старой шкатулки прямо за спиной.
Запахи менялись вместе с мелодией: мёд, яблоки, тёплое молоко — и тут же гниль, плесень, железо. Как будто сама память разлагалась у меня на глазах.
Пальцы задрожали. Музыка становилась громче, и теперь я была уверена — слышу её только я.
Я сделала шаг назад — и мелодия смолкла. Осталась только тишина и холодный ветер, несущий запах пыли и пустоты.
Дверь квартиры закрылась за спиной с глухим щелчком, но облегчения не принесла. Внутри было слишком тихо. Я поставила сумку у стены и замерла — казалось, воздух в комнате дышал вместе со мной.
Сначала пришёл шорох. Едва слышный, будто кто-то медленно водил ногтями по обоям в коридоре. Я прижала ладонь к стене — тишина. Но стоило отойти, как шорох начинал снова, теперь с другой стороны, будто стены были полны жизни.
Я прошла на кухню, пытаясь отвлечься. Но во рту вдруг появился странный вкус — сперва сладкий, как варенье, потом резко горький, будто проглотила пепел. Меня вывернуло, но в раковине не было ничего, кроме воды.
На коже, на плечах и руках, побежали мурашки не как от холода, а словно кто-то лёгкими пальцами тронул меня сзади. Я резко обернулась — никого. И всё же ощущение осталось, как липкие следы невидимых рук.
Я попыталась включить свет в комнате — лампа мигнула и погасла. В полумраке предметы будто жили своей жизнью. Стул, оставленный у окна, теперь стоял ближе к двери. Книга, которую оставила на столе, лежала на полу, раскрытая на другой странице. Уши слышали, как что-то едва скрипит и двигается, хотя в комнате не было ни ветра, ни живых.
Самое страшное ждало в ванной. Я включила свет и встретилась с собой в зеркале. Только это была не совсем я. Лицо двигалось с запозданием, глаза не моргали, а уголки губ медленно тянулись в чужую улыбку.
Я отшатнулась, сердце ударило в виски. Зеркало слегка дрогнуло, будто отражение пыталось вырваться наружу. На миг мне показалось, что из глубины смотрит кто-то другой — с чужими, мёртвыми глазами.
И снова — музыка. Та самая, детская. Она заиграла будто прямо из стен квартиры, тихая, заунывная. Но теперь в ней не было тепла, только холод и насмешка.
Я закрыла уши руками, но музыка звучала внутри головы. Шорохи подхватили ритм, стены будто сдвинулись ближе, воздух наполнился запахом сырости и железа.
Я попятилась из ванной, но коридор будто вытянулся, стал длиннее, чем прежде. Каждый шаг отдавался гулом, как в пустом туннеле. Двери по обе стороны дрожали, тихо поскрипывали, будто за ними кто-то пытался выбраться наружу.
В гостиной книги с полок сами собой начали падать на пол. Страницы шуршали, словно тысячи насекомых взлетали в воздух. На секунду мне даже показалось, что буквы сливаются в строчки и ползут по ковру, как чёрные муравьи.
Стол дрогнул, заскрипел, и ножка его медленно, неестественно изогнулась, как нога живого существа.
Тело бросилось к двери, но ручка была ледяной и не поворачивалась, будто её держали с той стороны. Шорохи вокруг слились в неразборчивый рой голосов, нашёптывающих её имя.
Зеркало. В прихожей висело большое зеркало — и оно больше не отражало меня. На стекле стояла другая фигура: та же одежда, та же поза, но лицо уже было чужим. Бледное, с тёмными провалами вместо глаз.
Отражение двинулось первым. Его рука коснулась стекла, и поверхность дрогнула, словно жидкая. Я закричала, отпрянула назад, но фигура наклонила голову, искажённая улыбка расползлась шире, чем могла быть у живого человека.
В этот момент запах ударил в нос — сперва гниющих яблок, потом крови. Сладость и железо слились в тошнотворный ком.
Я споткнулась о стул, рухнула на пол. Но и пол подо мной изменился — он будто вздыбился, стал мягким, вязким, как живая плоть. Пальцы почувствовали пульсирующее тепло под ламинатом, словно я лежала на огромном сердце.
Музыка зазвучала вновь, но теперь искажённо, словно пластинка заело: те же детские ноты повторялись снова и снова, ускоряясь, пока не превратились в визг.
Я закрыла глаза, прижала ладони к ушам — но зрелище не исчезло. Даже внутри темноты отражение улыбалось, а невидимые руки тянулись ко мне.
Я прижала ладони к ушам, зажмурилась, но музыка не смолкала. Она звучала теперь внутри её костей, как если бы каждая клетка тела пела эту искажённую детскую мелодию.
Шорохи стихли — но тишина оказалась ещё страшнее. Я медленно открыла глаза.
Зеркало снова было обычным. Никаких провалов, никакой чужой улыбки — только мое бледное, измученное лицо. На полу не шевелились буквы, книги лежали неподвижно. Пол был твёрдым и холодным.
Я сделала несколько дрожащих вдохов. Может, это всё был сон? Перенапряжение, усталость? Мой собственный мозг решил сыграть в ужасную шутку.
Я встала, отряхнула колени, с трудом заставила себя пройти на кухню. Вода из крана была ледяной и настоящей. Я умылась, посмотрела на капли, стекающие с пальцев, и впервые за вечер позволила себе выдохнуть.
Но в этот момент из глубины квартиры донёсся тихий щёлк. Как если бы кто-то медленно открыл дверь в коридоре.
Тело замерло, прислушалась. Тишина. Только сердце гулко билось в груди.
— Здесь никого нет, — прошептала, скорее себе, чем пустым стенам.
И тут за спиной в зеркале на кухонном шкафчике что-то мелькнуло. Мое собственное отражение моргнуло... с секундным запозданием.
Я не успела ни закричать, ни отвести взгляд.
Я не могла здесь больше оставаться. Либо я сойду с ума.
***
—Прости меня, но я просто не могла там остаться. Ты просто не приставляешь как мне было страшно. —Белокурый сидел на кровати массируя свою голову и теребя дреды. Меня же он усадил на компьютерное кресло напротив себя.
—У нас тут есть свободная комната. Думаю тебе будет лучше жить тут. —Слава был напряжен, но с ним я не могла не согласиться.
Вечер. За окнами уже темно, но внутри дома светятся гирлянды и мягкие лампы с тёплым светом. В углу стоит колонка — Bluetooth-динамик, откуда льётся плейлист из Spotify: микс популярных треков — от хитов в стиле поп и рэп до лёгкой электроники. Музыка громкая, но чистая, басы ощущаются даже в полу.
На большом деревянном столе не хрустальные салатницы, а стильные тарелки и доски для подачи: бургеры-слайдеры, пицца, суши-сеты, закуски в маленьких контейнерах, чипсы с соусами, роллы и даже веганские блюда. Напитки — не только вино и шампанское, но и коктейли: мохито, апероль, виски-кола. Кто-то принес модный крафтовый сидр или IPA, а ещё — энергетики и лимонады без сахара.
Компания — где-то 20-ти человек. Одежда свободная: худи, футболки oversize, джинсы или кроссовки. Девушки — в топах и джинсах или лёгких платьях, но без «официальности». Все время кто-то снимает видео для сторис в Instagram или TikTok, делают селфи на фоне гирлянд.
Танцы проходят прямо в гостиной: кто-то уже пустился в импровизацию под рэп или хаус, а кто-то сидит на диване, смеётся и ведёт разговоры. В углу — проектор, который транслирует на стену клипы или красивый неон-анимированный фон.
Атмосфера лёгкая и смешанная: часть людей общается тихо за бокалом вина, часть танцует, другие играют в настольные игры или на Nintendo Switch. Кто-то запускает караоке на телевизоре — и все дружно подпевают.
И самое важное — нет ощущения «официальности» или стеснения: все расслаблены, общаются, смеются, снимают смешные видео, иногда выходят на улицу к костру или кальяну. За окнами — тишина и свежий воздух, а в доме — тепло, свет и энергия настоящей дружеской вечеринки.
5:30
В доме полная тьма, маленькое освещение давала только полная луна. Но этого достаточно чтобы увидеть высокую и худую фигуру, что облокотилась об столик и курила в открытое окно.
—Почему ты тут? —Блондин не смотрел на меня, не повернул голову, но знал что это я. Я подошла к нему и встала напротив окна открывая пачку сигарет.
—Меня Слава позвал. —Да я договорилась с Михайловым, чтобы он никому ничего не рассказывал. Что якобы он позвал меня просто на ночевку, а там посмотрим. —Только из-за Славы я тут.
—Только из-за него? —Зеленые глаза смотрели на меня с недоверием.
—Ты хочешь, чтобы я сказала что я ради тебя приехала сюда? —Я рассмеялась. —Нет. Ты слишком самоуверенный, в принципе как и был раньше.
—Прошло шесть лет, зачем ты появилась снова в нашей компании? Я ведь только начал тебя забывать. —Последняя фраза звучала как нежеланная, но она выдавала его отчаяние, боль и усталость.
—Только начал? —
—Да! Я никогда не верил что любовь бывает настолько долгой, пока не встретил тебя. —Гнев в его глазах стала утихать, его ладони яростно потерли лицо и он отвернулся от меня. —Я не могу выкинуть тебя из головы.
—Поэтому все шесть лет трахал Алесю? —Блондин озверел.
—Да, ты знала что-то о мужском инстинкте? Или мне нужно было ждать тебя как преданный и послушный пес. Когда же ко мне вернется моя гуляющая сучка. —Хлопок раздался резко и болезненно, голова отлетела, волосы взъерошились. На его щеке остался красный след от моей ладони. Он застыл.
—Да ты даже не знаешь что со мной было. —Глеб медленно повернул голову на меня, в его глазах лишь ненависть и злоба. —Ты тоже заметил что я изменилась? Я больше не буду терпеть твои высказывания. Не нравиться что я здесь? Тогда вали отсюда, большинство не против чтобы я тут пожила. Так что до завтра. —Игриво махнув рукой я стала отдаляться от него.
********
2782 слова.
Пока есть вдохновение буду стараться выпускать продолжение каждый день.
