Глава пятая
– Я, право, не знаю...
– Не артачься. На самом деле, давно уже пора.
– Ты уверен?
– Оглянись вокруг. Теперь все этим занимаются.
– И все же мне кажется, что нельзя сбрасывать со счетов специфический риск...
– Ангел мой, ты предотвратил конец света, восстал против небес, даже обзавелся новой одеждой! Пора начинать жить по-настоящему!
В конце концов Азирафель соглашается на урок вождения с Кроули. Для этого они выезжают за город, руководствуясь следующими соображениями:
Азирафель предпочитает погибнуть в живописном месте, а Кроули не хочет, чтобы потенциальные свидетели услышали предсмертные хрипы неудавшегося водителя, если с дорогим сердцу Бентли хоть что-нибудь случится.
Кроули объясняет, как управлять машиной. Азирафель всегда все схватывал на лету, если от него не требовалось сомневаться в глубоко заложенных идеологических принципах, поэтому он без проблем запоминает назначение
рычажков и педалей. Процесс, на самом деле, весьма прост. Люди молодцы, что додумались до этого.
Раньше Азирафель каждый раз чувствовал себя виноватым, когда ему приходилось утруждать лошадей. И все же, положив руки на руль и глядя на извивающуюся прямо перед собой дорогу, он начинает нервничать.
– Если я разобью твою машину, то не обижусь, если ты перестанешь со мной разговаривать лет на пятьдесят, – мрачно сообщает он. – Мне будет не хватать твоей компании, но я все понимаю.
– Ах, да не разобьешь ты ее! – нетерпеливо отмахивается Кроули, а затем – тише – добавляет: – Я тебе доверяю.
Глубоко вздохнув, Азирафель ставит ногу на педаль газа и думает (хоть никогда бы не признался в этом): «К черту все! Поехали!»
Они катят по узкой петляющей дороге – и это ощущение, наиболее близкое к полету. Кто же знал, что человек найдет способ воссоздать это чувство, сделать его столь же повседневной частью своего бытия, как и дыхание!
Оказывается, Кроули знал. Кроули всегда все знает. Он находит крупицы красоты в этом грустном, милом, терзающем своим великолепием мире и вцепляется в них мертвой хваткой.
На каждом повороте сердце ухает вниз, словно на американских горках (не то чтобы Азирафель хоть раз был на этом аттракционе; может, им с Кроули посетить Диснейленд? Об этом стоит задуматься).
Пейзаж проносится мимо
зеленой полосой лугов на фоне поцелованного облаками синего неба. Через некоторое время Бентли останавливается в конце дороги, перед поворотом на
более оживленную трассу. Кажется, будто они ехали не дольше секунды – и одновременно целую вечность.
– Но это же… это же было так весело! – восклицает Азирафель, не в силах сдержать бурлящую радость.
Кроули улыбается ему в ответ, и ангел ощущает прилив такой любви, что практически готов взорваться. И что прикажете делать со всеми этими чувствами?
Он начинает понимать, почему люди так помешаны на
прикосновениях. Это способ преодолеть любое расстояние и сказать руками, губами – да всем, чем угодно: «Вот. Вот что я к тебе чувствую».
Поэтому, слегка потеряв голову, Азирафель спрашивает:
– А что если мы поцелуемся?
– Поцелуемся? – ошалело повторяет за ним Кроули.
Идти на попятную поздно.
– Ну, знаешь, как пара. Мы же с тобой, если задуматься, практически пара. Пары тоже танцуют на свадьбах. Да, мы однозначно пара.
– Похоже на то… – едва слышно говорит Кроули.
– Мне кажется, – осторожно продолжает Азирафель, – что это не так уж и плохо. Я мог бы составить список всех «за» и «против»…
– Для того, чтобы поцеловаться, не нужны никакие списки! Просто берешь и целуешься!
Ну тогда…
– Мне тебя поцеловать?
– Не знаю! – восклицает Кроули в смятении. – Поцелуи придуманы для людей, а не для демонов. Самое близкое к этому развлечение там, внизу, – съесть кого-нибудь живьем, начиная с губ.
– Хм, если они не для демонов, то наверняка и не для ангелов.
Они смотрят друг на друга в беспомощном замешательстве.
Но в то же время что-то внутри начинает подниматься на поверхность, словно пузырьки газа в бокале только что налитого шампанского.
– В принципе, – заявляет Кроули, – именно мы с тобой постоянно идём против правил.
– Попираем устои!
– Но если честно, я не совсем уверен, как вообще целуются, – нехотя признается Кроули. – А ты?
– Конечно нет! – возмущенно отвечает Азирафель.
– Конечно, нет…
– Постой. Ты тоже не умеешь? – ангел никогда не спрашивал (не благое это занятие – интересоваться такими подробностями), но однозначно
предполагал… – Просто ты кажешься… таким, ну... сексуальным.
– Это само собой! Понты-то демонические. Спасибо, кстати, за комплимент. – Азирафель с нежностью замечает, что щеки Кроули порозовели. – Но я просто
занимался своими дьявольскими делами, а не ходил на свидания со смертными. И уж точно не собирался целоваться с другими демонами – они отвратительнейшие создания! У каждого или шлем из мух, или рептилия на макушке. Представь себе: сидит какой-нибудь хамелеон, наблюдает за
обжиманиями, щекочет носы хвостом… Кому это надо?
– Батюшки…
– У меня же, в конце концов, есть стандарты!
– Разумеется, – говорит Азирафель, размышляя, было ли это камнем в его огород.
– Да я про демонов, – поспешно добавляет Кроули. – Не про тебя. Ты, очевидно, великолепен.
– Прямо вот очевидно?
– Ну да. Великолепен в своей манере ботана, со своей ветхозаветной бабочкой.
– Я не против этой характеристики, – кивает довольный Азирафель.
Кроули барабанит пальцами по приборной доске (он часто так делает, если хочет казаться непринужденным) и через какое-то время говорит:
– Все когда-нибудь случается в первый раз.
– А у нас с тобой первые разы обычно заканчиваются более чем успешно.
– Но ты ведь понимаешь, что в истории мироздания нет ни одного прецедента…
– Да, и такие случаи – наш конек.
Поцелуй неизбежен. Он просто не может не произойти. Ситуация кажется такой же устрашающе масштабной, как противостояние аду перед концом света, и так
же не предполагает путей отступления.
Однако когда Азирафель осмеливается поднять глаза на Кроули, тот выглядит не приятно взволнованным, а ненароком хлебнувшим из бутылки прокисшего молока.
– Что не так?
– Понимаешь, – с трудом выдает Кроули, – ты мне вроде как нравишься вот уже шесть тысяч лет, но я никогда не думал, что это к чему-нибудь приведет, и сейчас меня, кажется, накрыло. Я в остолбенении – в самом прямом смысле этого слова. Не могу двигаться.
Шесть тысяч лет! Ну и ну!
– Шесть? Шесть тысяч?! – Азирафель не в состоянии сдержаться.
– С того самого момента, как ты признался, что подарил свой огненный меч. «Это мне нравится, – подумал я. – Он мне нравится, потому что он необычный». Ну и
вот. С тех пор.
– О лорд…
– Байрон, – жалостливо добавляет Кроули.
– Как ты быстро во всем разобрался! Но ты вообще очень сообразительный. Мне, например, понадобилось, кажется, несметное количество веков – до Второй
мировой войны, – и даже тогда я быстро похоронил это все под толстым пластом отрицания.
– Поверь мне: уж я-то прекрасно тебя понимаю.
– Ты немного позеленел.
– Я и чувствую себя ужасно зеленым.
– Хочешь, тогда отложим это все? – предлагает Азирафель, стараясь не выглядеть разочарованным. – Скажем, до следующего… века.
Кроули едва заметно качает головой.
Что ж…
Азирафель – возможно, храбрее любого другого ангела с момента сотворения мира – преодолевает расстояние между сиденьями и осторожно снимает
солнцезащитные очки.
Змеиные глаза смотрят на него в упор. Когда-то они казались странными и отчужденными, но теперь эти глаза бесконечно
прекрасны своей неповторимой принадлежностью к Кроули и полны чувства, которое ангел всецело разделяет.
Сложив очки, Азирафель аккуратно откладывает их в сторону: он знает, как демон расстраивается из-за любого повреждения, несмотря на весь его запас новых пар.
Убедившись, что очкам ничего не грозит, Азирафель наклоняется ближе и приникает к губам Кроули. На несколько мгновений касание остается простым и
невинным, таким, которое люди раньше использовали для приветствия, пока не стали стеснительными и боящимися бактерий.
Но затем Кроули будто просыпается и – как же это невероятно, изысканно, божественно! – отвечает на
поцелуй.
– Ах, – улыбается Азирафель в миллиметре от губ Кроули, – это настоящее чудо.
– Помолчи, ангел, – ласково рычит тот и, оправившись от оцепенения, берет лицо Азирафеля в руки, чтобы со всем благоговением мира притянуть его ближе.
***
Минут через десять кто-то стучит по стеклу Бентли. Ангел и демон отлипают друг от друга ровно настолько, чтобы опустить порядком запотевшее окно со
стороны водителя.
– Представьте себе, – объявляет немного помятый и излучающий ликование Азирафель, – мы действительно пара! И, кажется, только что освоили французские поцелуи.
– Я рада за вас, – отвечает женщина, вышедшая из своей машины, чтобы поговорить с ними, – но неужели вам обязательно обжиматься посреди дороги?
– Понимаете… – начинает Кроули таким тоном, что Азирафель чувствует: до превращения в пугающую адскую бестию остаются считанные секунды.
– Нет-нет, все в порядке, – поспешно говорит он. – Прошу прощения, мадам. Мы тотчас же отъедем.
– «Мадам»? «Тот час»? – удивленно хлопает глазами женщина, но Бентли уже далеко.
– Какая наглость! – возмущается Кроули, в то время как Азирафель ведет машину. – Даже поцеловаться уже нельзя, чтобы кто-нибудь не встрял!
– Что за люди пошли, – улыбается ангел, с напускным осуждением качая головой.
– Просто ужасные, – вторит ему Кроули, еле сдерживая улыбку.
После этого Азирафель везет их домой – или, по крайней мере, до первой парковки.
Им надо наверстать много упущенных лет, а такие важные дела лучше не откладывать на потом.