Расплата

В кабинете, пропитанном запахом дорогих сигар и власти, царил полумрак. Запах, который Валенсия раньше презирала, теперь казался ей символом ее новой жизни, запахом ответственности и смертельной опасности. Она сидела за массивным письменным столом, некогда принадлежавшим ее отцу, Виктору Агилару. Стол был выполнен из темного, отполированного дерева, исписанного едва заметными царапинами - следами бесчисленных сделок, угроз и клятв, произнесенных здесь за долгие годы правления ее отца. Тяжелое кресло, обитое дорогой кожей, казалось слишком большим для ее хрупкой фигуры, но она сидела прямо, с высоко поднятой головой, стараясь излучать уверенность, которой отчаянно не хватало. Она тщательно контролировала выражение своего лица, стараясь скрыть страх и сомнения, которые раздирали ее изнутри. За окном простирался ухоженный парк загородного поместья, скрывая за стенами роскоши и покоя ту жестокую реальность, в которой ей предстояло теперь жить. Парк, который когда-то был местом беззаботных прогулок и детских игр, теперь казался ей тюремным двором, окруженным высокими стенами, защищающими от внешнего мира, но не способными оградить от внутренних опасностей.

— Ты узнал, кто заказал салют в день моего приезда? Кто решил, что несколько дырок в стенах – тёплый прием? — голос Валенсии был тих, почти шепот, но каждое слово было отчетливым, словно удар молота. В этой тишине чувствовалась не истерика, а скорее ледяная решимость. Она не повышала голоса, не требовала клятв верности, она просто задавала вопрос, но в ее взгляде читалось: ответ должен быть правдивым, и он должен быть полным. Она смотрела на Винсента, стоявшего в тени, как всегда, собранного и непроницаемого. Винсент был не просто правой рукой ее отца, он был его тенью, его памятью, его воплощением хитрости и жестокости. Он знал все секреты семьи Агилар, все ее темные стороны. И теперь Валенсия нуждалась в нем больше, чем когда-либо.

— Да, — коротко ответил Винсент. Он был больше, чем просто правой рукой ее отца. Он был его доверенным лицом, его тенью, серым кардиналом. Винсент умел быть элегантным и обходительным, когда требовала ситуация,  безжалостным и жестоким, когда нужно было защитить интересы семьи Агилар. Винсент Джобил был не просто человеком входившим входивший в избранный круг, а единственным человеком, которому Виктор доверял безоговорочно, и теперь, после смерти отца, эта преданность перешла к Валенсии. Она знала, что в лице Винсента имеет не просто телохранителя или советника, а верного солдата, готового выполнить любой ее приказ, каким бы жестоким он ни был. Лишь сейчас, оказавшись в кабинете отца, в его кресле, Валенсия смогла оценить, какой ценный актив перешел к ней по наследству.

— За этой перестрелкой стоят люди Фрэнка Корвеллы, — произнёс Винсент, чётко и лаконично, словно подписывая смертный приговор. Его лицо оставалось непроницаемым, словно высеченным из камня, но Валенсия почувствовала, как воздух в кабинете стал плотнее, наэлектризовался угрозой.
Валенсия нахмурилась. Имя это не вызывало никаких ассоциаций, никакого чувства опасности. До сегодняшнего дня.

— Фрэнк Корвелла? — переспросила она, словно пробуя это имя на вкус. — Кто это, Винсент? Я никогда о нём не слышала.

— Фрэнк Корвелла состоит в синдикате, — объяснил Винсент, его голос звучал ровно, но в нём чувствовалась скрытая опасность. — Он занимает место в так называемой "Большой пятёрке" – совет влиятельнейших боссов, определяющих политику синдиката на территории всей Испании. И не просто занимает, Валенсия, а рвётся к вершине. Корвелла пришёл к власти сравнительно недавно, но стремительно, и завоевал авторитет благодаря бесшабашной жестокости и непомерным амбициям. Он – ходячий хаос, и его непредсказуемость делает его опасным даже для своих.

— И зачем этому... хаосу, нападать на меня? — спросила Валенсия, в её голосе слышалось не просто недоумение, а скорее холодное любопытство. — Я ещё не успела даже войти в курс дел. Неужели он настолько боится, что я займу место отца?

— Боится? Нет, Валенсия, это не страх. Это – наглость, — ответил Винсент, его взгляд стал жёстче. — Корвелла — человек импульсивный и неуравновешенный, его действия часто лишены логики и продиктованы лишь желанием доказать свою силу. Я думаю, что, обстреляв твой дом в день приезда, он хотел не просто запугать, а унизить тебя. Показать, что власть Виктора больше не имеет значения, и что именно он, Корвелла, будет диктовать правила игры. И что он не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего.

— Значит, он действовал в одиночку? Без ведома остальных членов "пятёрки"? — уточнила Валенсия, её голос звучал спокойно, но за этим спокойствием скрывалась буря.

— Именно так, — подтвердил Винсент. — Корвелла настолько самоуверен, что считает себя выше правил. Он не стал спрашивать разрешения, решив, что таким образом сможет укрепить свои позиции и показать, что он – сила, с которой нужно считаться. Это классический ход для Корвеллы: наплевать на всех, чтобы возвыситься самому. Он даже не постарался чтобы замести следы.

Валенсия глубоко задумалась, погрузившись в тягучую тишину кабинета. Информация, которую сообщил Винсент, заставила её увидеть ситуацию в совершенно ином свете. Это уже не было просто нападение, это был открытый вызов, объявление войны. И теперь ей предстояло решить, как на этот вызов ответить. Если бы за этим стояла вся "пятёрка", возможно, пришлось бы идти на компромиссы, искать союзников, играть по чужим правилам. Но если это была лишь самодеятельность Корвеллы... тогда у неё появлялся шанс не только отомстить за унижение, но и показать всему синдикату, что она – не та хрупкая девочка, которую можно запугать пулями и угрозами. У нее был шанс заявить о себе, как о силе, с которой придется считаться каждому.
Лицо Валенсии оставалось спокойным и невозмутимым, но внутри неё бушевал ураган. Месть? Да, конечно. Но прежде всего – власть. Сейчас нужно было думать не о мести, а о том, как использовать эту ситуацию в своих целях, как превратить агрессию Корвеллы в трамплин для восхождения на вершину синдиката. Она понимала, что настал момент, когда ей придется показать зубы, доказать, что она достойна носить корону, которую оставил ей отец.

— И что ты предлагаешь, Винсент? – спросила Валенсия, поднимая взгляд на своего верного помощника. В ее голосе не было сомнений или колебаний, только холодная, расчётливая решимость. – Как мы покажем Фрэнку Корвелле, что он совершил чудовищную ошибку, посмев поднять руку на дочь Виктора Агилара? Что будет уроком не только для него, но и для всех, кто посмеет усомниться в моей власти?
Тишина в кабинете стала еще более напряженной, словно ожидая смертельного приговора. Винсент, зная, что каждое его слово сейчас будет иметь вес золота задумался на пару секунд обдумывая последующие слова.

— Что будет уроком, настолько болезненным и запоминающимся, что его имя навеки станет не просто синонимом глупости и жалкой участи, а предостережением, произносить которое будут шепотом, опасаясь даже тени моего гнева, – закончила Валенсия, и в её голосе прозвучала такая непоколебимая уверенность, такая ледяная жестокость, что Винсент невольно ощутил, как по спине пробегают мурашки. Он много лет служил Виктору Агилару и был свидетелем его самых свирепых проявлений, но в Валенсии сейчас он видел что-то новое, что-то еще более пугающее, и это пугающие не замечала пока даже сама Валенсия. Она не просто мстила, она утверждала свою власть с такой холодной расчетливостью, что даже у него, закаленного годами насилия и предательств, сжималось сердце.

Винсент молчал, оценивая все возможные варианты, словно шахматист, просчитывающий на несколько ходов вперед. Он понимал, что сейчас его задача – не просто предложить Валенсии план, а предоставить ей оружие, которое позволит не только уничтожить Корвеллу, но и возвести её на вершину преступного мира. Он должен был предложить ей не просто месть, а демонстрацию силы, которая навсегда отобьет охоту у кого-либо в будущем сомневаться в ее власти.

— У Корвеллы есть слабость, – наконец произнес Винсент, нарушая мертвую тишину кабинета. Его голос звучал ровно и спокойно, но в нем чувствовалась скрытая угроза, словно он уже видел, как рушится жизнь Корвеллы. – Его единственный сын, Энтони. Он учится в престижной частной школе в Швейцарии, подальше от этого... мира. Корвелла души не чает в своем сыне, он видит в нем свою надежду, свою гордость, свое будущее. Хочет, чтобы Энтони стал юристом, уважаемым человеком, чтобы тот смог вырваться из порочного круга насилия и преступности, в котором сам Корвелла погряз по уши.

Винсент сделал паузу, давая Валенсии возможность осознать всю глубину его слов. Он не стал описывать картины пыток и увечий, не стал предлагать банальную расправу. Он знал, что Валенсия умна и жестока, и она сама поймет, что нужно сделать. Главное – заставить Корвеллу заплатить такую цену, чтобы ему не захотелось жить.
В глазах Валенсии мелькнуло что-то похожее на триумф, но тут же сменилось мучительным колебанием. Месть за отца, демонстрация силы, столь необходимая для удержания власти – все это требовало крови, но была ли она готова пролить её? Была ли готова запятнать свои руки, чтобы взойти на трон?

— И что ты предлагаешь, Винсент? — прошептала Валенсия, словно разговаривая сама с собой. — Отправить Энтони домой? Дать Корвелле возможность обнять своего сына? Чтобы потом...
Она осеклась, не в силах произнести то, что видела в своём воображении. Её лицо исказилось гримасой отвращения и страха. Она жаждала справедливости за смерть отца, она понимала, что ей необходимо показать силу, чтобы удержать власть, но убийство... убийство было тем рубежом, который она не была уверена, что готова перейти.

— Сделать так, чтобы Корвелла каждый день смотрел в глаза своему сыну и вспоминал, за что он расплачивается. Чтобы он жил с этим, Винсент. Чтобы каждый вздох Энтони был для него напоминанием о его ничтожестве, — наконец выговорила она, но голос её дрогнул. — Но... убивать его...

В кабинете повисла тяжёлая тишина. Валенсия терзалась сомнениями, разрываемая между долгом и отвращением. Она хотела отомстить за отца, хотела продемонстрировать силу, но была ли она готова ради этого стать убийцей?
Винсент кивнул на её слова об Энтони, словно соглашаясь, но в глазах его плескалось неприкрытое раздражение. Она по-прежнему отказывалась видеть реальность такой, какая она есть. Мягкость и милосердие – это роскошь, которую она сейчас не могла себе позволить. А её упрямство начинало его бесить.

Он видел в Валенсии не просто наследницу империи Агиларов, а потенциальную королеву этого прогнившего мира, женщину, способную установить новые правила и заставить всех подчиниться. Но её жалость к сыну врага, её колебания в вопросе жизни и смерти, бросали тень сомнения на её решимость. А сомнение в глазах подчинённых — прямой путь к предательству и хаосу.

— С Энтони вопрос закрыт, Винсент, – произнесла она, и голос её звучал как приговор. – Не смей больше поднимать эту тему. Теперь сосредоточься на главном – на Корвелле.

— Хватит, Валенсия, не будь дурой, — рявкнул Винсент, за что тут же мысленно себя отругал, но продолжал давить. Сейчас нужна была не нежность, а жесткость. – Ты поведешь себя как благотворительница после того, как завоюешь эту чертову власть. А сейчас нужно думать о том, как не получить пулю в спину.

В кабинет словно ворвался ледяной ветер, а Валенсия опешила от такой грубости. Винсент никогда не позволял себе подобного.

— Что ты себе позволяешь? — прошипела Валенсия, срываясь с кресла.

— Правду, — отрезал Винсент, подходя ближе. Он был готов к её гневу, готов к тому, что она его выгонит. Но он не мог молчать. Слишком много стояло на кону. — Ты думаешь, они будут ждать, пока ты начнешь раздавать конфеты? Они смотрят на тебя, как волки на добычу. И им плевать, что ты оплакиваешь отца. Им плевать на твою жалость. Они хотят твою голову. Каждый твой шаг сейчас рассматривается под микроскопом, каждое твой решение взвешивается на весах власти. И любой промах может стать фатальным.

— И что ты предлагаешь? — огрызнулась Валенсия не уступая ему, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Забыть о милосердии, — отрезал Винсент. — Ты должна стать той, кого они боятся. Не уважают, не любят, а именно боятся. Твой отец не был святым, и он бы не стал сейчас лить слезы над сыном ублюдка, который посмел на него напасть.

— Но я не он! — воскликнула Валенсия, отступая.

— Ты должна стать еще хуже, чем отец, или сдохнешь, как он! — выпалил Винсент, и в его голосе не было ни капли сожаления. — Думаешь, тебя будут жалеть? Думаешь, кто-то вступится? Да они глотки друг другу перегрызут за право занять твоё место.
В один большой шаг Винсент оказывается возле Валенсии хватаяя её за плечи, сжимая до боли.

— Посмотри на меня, Валенсия! Посмотри на этот мир! Здесь нет места для слабаков. Или ты станешь сильной, или тебя сломают.
Он отпустил её, и Валенсия отшатнулась, словно от пощёчины. В глазах её стояли слёзы, но она сдерживала их, стискивая зубы.

— И что я должна сделать? — тихо спросила Валенсия, сломленная грубостью Винсента, но, кажется, начинающая понимать, что он прав.

— Убей его, — отрезал Винсент. — И не просто убей. Сделай это так, чтобы все поняли – ты не та девочка, которую можно запугать. Ты – дочь Виктора Агилара. И если кто-то посмеет тебе перечить, его ждет такая же участь.
Он сделал шаг назад, давая ей пространство.

— Выбор за тобой, Валенсия, — сказал Винсент. — Но помни: промедление – это смерть. И я, как бы это больно ни звучало, не позволю тебе закончить так же как Виктор. Я не для того твоему отцу служил верой и правдой.

В тишине кабинета эхом отдавались его слова. Валенсия стояла, словно громом пораженная, осмысливая всё, что только что услышала. Она знала, что Винсент прав. Но принять эту реальность было невыносимо сложно.
Тяжёлую тишину, словно саваном окутавшую кабинет, внезапно разорвал стук в дверь. Валенсия вздрогнула, отрываясь от мыслей о грядущей мести. В глазах её мелькнуло раздражение, но лицо оставалось непроницаемым.

— Войдите, — процедила она сквозь зубы.

Дверь тихо приоткрылась, и на пороге появилась Катрина Дорн, одна из служанок в поместье. Она была тихой, незаметной, всегда держалась в тени.

— Прошу прощения за беспокойство, сеньорита Валенсия, — прошептала Катрина, склонив голову. — К вам Леон Блас.

Валенсия застыла, поражённая. Леон Блас? Это было совершенно неожиданно. Последний раз она видела его в его офисе, когда он зачитывал завещание её отца. После этого Леон словно растворился в воздухе. Ни звонил, ни давал о себе знать. Она понимала, что ему нужно время, чтобы справиться с произошедшим, но не ожидала, что он вернётся так скоро, да и вообще вернётся.

— Леон? — переспросила Валенсия, в ее голосе звучало неприкрытое удивление. — Пусть войдет.

Катрина кивнула и бесшумно отступила, пропуская в кабинет Леона. Сердце Валенсии бешено заколотилось. Что привело его сюда? Неужели он передумал и решил остаться с ней, поддержать ее в этот трудный час? Или же у него были какие-то другие мотивы?
Леон вошел в кабинет, и Валенсия невольно затаила дыхание. Он выглядел иначе, чем в их последнюю встречу. Тогда он был сломленным горем, а сейчас в нем что-то переменилось. Он был одет в строгий, безупречно сидящий костюм, что подчеркивало его подтянутую фигуру, лицо его было серьёзным и сосредоточенным.

— Помешал? — произнёс Леон, окинув взглядом обстановку. Он сразу же понял: произошло нечто важное. Воздух был пропитан напряжением, словно перед грозой, а лица Валенсии и Винсента выражали суровую решимость. В руках Леона был элегантный конверт, перевязанный шёлковой лентой и папка с документами. Он не стал сразу говорить, позволив Валенсии самой нарушить тишину.

— Леон, — ответила Валенсия, стараясь скрыть свое волнение. — Я не ожидала тебя увидеть.

— Начнем с приятного, — Леон подошёл к столу и положил перед ней конверт. — Приглашение, Валенсия. На благотворительный вечер в честь Девы Марии. Дворец Кибелы, пятнадцатое августа.
Валенсия взяла конверт в руки, словно ядовитую змею. Она знала, что за этой красивой оберткой скрывается нечто большее, чем просто светский раут. В этом мире ничто не бывает просто так. 

— И кто передал его? — спросила Валенсия, не отрывая глаз от конверта.

— Граф де Альба, — ответил Леон. — Он лично просил передать его тебе, подчеркнув, что твоё присутствие будет большой честью для организаторов.
Валенсия усмехнулась. Граф де Альба — влиятельный аристократ, имеющий связи в высших кругах общества.

— Понятно, — произнесла Валенсия, откладывая конверт в сторону. — Раз есть хорошая новость, то есть и плохая.
Леон открыл папку и достал оттуда несколько фотографий протягивая их Валенсии. На фотография с камер наблюдения был запечатлен Кас Каплан.

— На днях ко мне наведался Кас, – произнёс Леон, и в его голосе прозвучала едва заметная неприязнь. – Передал послание от Себастьяна Аларкона.
Валенсия замерла, словно услышала смертный приговор. Валенсия почувствовала, как кровь отливает от лица. Себастьян... Эта фамилия, словно укол, вызвала в памяти целый вихрь давно забытых чувств.
Винсент слегка нахмурился, но ничего не сказал, лишь внимательно наблюдая за реакцией Валенсии.

— Что он хотел? — спросил Винсент, стараясь казаться безучастным.

— Себастьян требует встречи с Валенсией, — ответил Леон, избегая смотреть ей в глаза. — Говорит, у него есть важные вопросы, которые он хочет обсудить лично.
Валенсия молчала, словно лишилась дара речи. Встреча с Себастьяном... Она знала, что это неизбежно, но надеялась, что это произойдет не так скоро. Она ещё не была готова к этому.

Валенсия стояла неподвижно, словно статуя, но в её голове кипела буря мыслей. Страх, боль, гнев, — все эти чувства переплелись в тугой узел, требуя выхода. Встреча с Себастьяном... Она больше не могла бежать от прошлого, пришло время посмотреть ему в лицо. Но как это сделать? Как предстать перед ним сильной и уверенной, когда внутри все дрожит от воспоминаний?

И тут в её голове внезапно родился план. Дерзкий, рискованный, но такой соблазнительный. Она превратит этот благотворительный вечер в свой триумф, в демонстрацию силы и власти, которую никто не сможет оспорить. Она покажет всем, кто теперь здесь хозяйка, кто унаследовал империю Агиларов и не позволит никому встать у неё на пути.

Она убьёт сразу двух зайцев: избавится от Френка Корвеллы и его наглости, преподав урок всем, кто осмелится ей перечить, а затем, уже закалённая в огне мести, встретится с Себастьяном. Она предстанет перед ним не сломленной и испуганной девушкой, а властной, способной на все ради своей семьи и своей империи.

Эта мысль принесла облегчение, словно глоток свежего воздуха. Паника отступила, уступая место холодной решимости. В глазах Валенсии появился стальной блеск, который Винсент знал очень хорошо. Это был знак того, что она приняла решение, и никто не сможет её остановить.
Валенсия оторвала взгляд от Леона и посмотрела на Винсента.

— Этот вечер устраивается для всех членов синдиката, верно?
Леон утвердительно кивнул головой.

— Я приму приглашение, — твердо произнесла она. — Мы пойдём на этот благотворительный вечер. 
Винсент слегка приподнял бровь, словно ожидая продолжения. Он знал, что Валенсия не просто так приняла это приглашение.

— И все они запомнят этот вечер надолго, — добавила Валенсия, и в её голосе прозвучала угроза. — Он поплатится за свою наглость, за смерть моего отца. И это будет уроком для всех остальных.

Винсент кивнул, одобряя её слова. Он всегда был готов поддержать её в любых начинаниях, особенно если это касалось мести.

— А потом... — продолжила Валенсия, словно про себя. — А потом я встречусь с Себастьяном. И тогда мы узнаем, что он хочет.
Она замолчала, глядя в пустоту. Встреча с Себастьяном вызывала у неё тревогу, но теперь, когда у неё появился план, ей стало немного легче. Она больше не боялась его, она была готова к этой встрече.
Валенсия снова посмотрела на Леона.

— Я благодарна тебе, Леон, — произнесла она. — Ты принёс важные новости. Но теперь мне нужно время, чтобы все обдумать.
Леон понимающе кивнул.