Глава 6
Меня разбудила трель будильника — резкая, пронзительная, как будто он насмехался надо мной. Я инстинктивно потянулась, чтобы его выключить. Едва открыв глаза, я уже ненавидела этот день. Голова была пуста, мысли цеплялись друг за друга, не успевая сложиться в цельную картину.
Я медленно перевернулась на бок, зарывшись лицом в подушку. Холодный воздух комнаты неприятно касался кожи, заставляя сильнее укутаться в одеяло. Посмотрев на телефон, я замерла. Одиннадцать часов. Это уже мой пятый будильник. Пятый. Ладно, первые четыре я выключила машинально, но почему никто не разбудил меня раньше?
Обычно в это время отец уже стучал бы в дверь — сначала терпеливо, а потом громко и сердито. Его голоса я пока не слышала, что странно. Он бы обязательно ворвался, размахивая руками и громко напоминая, что я «всё просплю».
За окном раздавались редкие звуки улицы — скупые гудки машин, чьи-то голоса. Лёгкий свет пробивался сквозь шторы, заливая комнату весенним утренним светом. Всё вокруг казалось неподвижным и странно пустым. Этот день с самого начала был каким-то неправильным.
Я наконец собралась с силами и медленно поднялась, чувствуя, как утренний холод обвил плечи, едва я выбралась из-под одеяла. Оставив за собой тёплое укрытие, ступила на пол — он был ледяной, из-за чего я невольно поёжилась. На секунду захотелось снова нырнуть обратно, спрятаться от всего.
Добравшись до ванной, я машинально потянулась к выключателю. Свет вспыхнул ослепительно ярко, резко разрезая утреннюю сонливость.
Я скинула пижаму, и прохлада коснулась кожи. Но это ощущение быстро исчезло, как только я встала под душ. Вода. Она оказалась идеальной: ни обжигающей, ни неприятно прохладной — ровно такая, чтобы расслабить тело и дать голове зацепиться за что-то приятное. Тёплые капли струились по плечам, спине, лицу. Казалось, что они смывают не только остатки сна, но и тот странный осадок, с которым я проснулась.
Я провела ладонями по мокрым волосам, закрыла глаза и просто стояла, чувствуя, как вода течёт вниз. Хотелось остаться здесь подольше, позволить струям унести с собой всё беспокойство, все мысли. Но я понимала, что не могу. Этот день всё равно придётся начать.
Когда я наконец выключила душ, тишина накрыла меня, вернув странное ощущение пустоты. Я обмотала себя полотенцем, мягким и пушистым, которое подарило мимолётное чувство уюта. Оглядела свои баночки и тюбики на полке у зеркала. Всё на своём месте — мой маленький остров стабильности.
Я провела пальцами по крышкам, выбирая, что нанести первым, и начала привычный ритуал. Крем мягко ложился на кожу, оставляя за собой легкий аромат свежести и чего-то еле уловимо ягодного. Эти движения, такие простые и привычные, успокаивали. Ритуал повторялся каждый день, как заклинание, которое помогало настроиться.
***
На кухне раздавался тихий звон посуды. Донна, как всегда, была занята: звуки ножа, ритмично стучащего по разделочной доске, и тихое шипение сковороды наполняли дом жизнью. Запахи чего-то свежего и тёплого разносились по всему первому этажу, пробуждая лёгкий аппетит, даже если до этого не думала о еде.
Я тихо прошла мимо, чтобы не отвлекать её. Иногда Донна казалась мне воплощением самой кухни: у неё были такие уверенные, отточенные движения, будто она и вся эта атмосфера — одно целое. Я уже знала, что не стоит вмешиваться в её процесс. Впрочем, она никогда и не просила помощи.
Я направилась в гостиную. В окна пробивался мягкий свет, создавая узоры на полу из разрезанного шторой света. Тёплый уютный беспорядок вокруг выглядел так, словно время здесь замерло: слегка перекошенные подушки на диване, покрывало, скомканное в углу, и пара забытых книг на журнальном столике. Всё это казалось таким знакомым, что я невольно улыбнулась.
Найдя пульт на подлокотнике, я устроилась на диване и включила телевизор. Голубоватое свечение ожило на экране, заполняя комнату мягким шумом. Я лениво перелистывала каналы, вглядываясь в мелькающие сцены. Какие-то программы, шоу… ни одно из них не цепляло.
Но, несмотря на это, телевизор всё равно оставался включённым. Его приглушённый звук будто заполнял пустоту, которую я сейчас чувствовала внутри. В доме было тепло и впервые спокойно. Мне вдруг захотелось задержать взгляд на чем-то важном, пусть даже в этом бестолковом мелькании каналов. Словно найти что-то, что скажет: «Вот оно, смотри».
Мой взгляд метнулся обратно к кухне. Донна всё ещё была там, сосредоточенная, погружённая в своё дело. И мне стало чуть легче от этого. Даже не знаю, почему.
– Полиция вновь пытается разобраться с серийным поджигателем, получившим прозвище «Спаситель». Своими действиями он, как утверждают эксперты, бросает вызов не только властям, но и обществу в целом, – донёсся голос диктора из телевизора.
Голос был спокойным, без лишних эмоций, как будто речь шла о чём-то обыденном, но каждое слово резало слух. Спаситель. Это прозвище звучало почти насмешкой, словно пыталось обелить что-то ужасное.
– Наш корреспондент находится на месте происшествия, где минувшей ночью разгорелся пожар. Внимание, следующие кадры могут быть не для слабонервных, – добавила ведущая с лёгкой, почти незаметной ноткой напряжения.
Я сидела, не отрывая взгляда от экрана. Камера дрожала, показывая тёмное здание, обугленные стены и ещё тлеющие остатки крыши. Пожарные шланги блестели в свете прожекторов, но пламени уже не было. Только дым, густой, едкий, поднимался к небу, будто не хотел исчезать, напоминая о том, что здесь случилось.
– Этой ночью в центре города вновь вспыхнул пожар, – заговорил молодой корреспондент с немного напряжённым голосом, стараясь перекрыть шум сирен. – Очевидцы утверждают, что видели неизвестного человека, бросившего что-то в здание за несколько минут до возгорания. К сожалению, без жертв не обошлось. Это уже шестой случай за последние два месяца.
На экране появились кадры крупным планом. Груды пепла, осыпавшиеся балки, обугленные обломки. Ничего, кроме разрушения.
– Полиция продолжает поиски подозреваемого, но пока у следствия нет весомых улик. Мы продолжаем следить за развитием событий, – закончил репортёр, и картинка вернулась в студию.
Я смотрела на экран, не моргая. В голове крутились мысли: зачем этот человек делает это все? Кто он вообще? Почему «Спаситель»? В каждом пожаре чувствовалось что-то зловещее, что-то, что было больше, чем просто случайный акт вандализма.
Телевизор продолжал говорить, но я уже перестала слушать. Голоса ведущих слились в фоновый шум, а перед глазами всё стояли кадры из репортажа.
– Ты что-то будешь? – мягкий голос Донны выдернул меня из мыслей.
Я подняла голову и встретила её тёплый взгляд. Она стояла у плиты, легко и спокойно двигаясь. Гостиная и кухня в нашем доме соединены, а поэтому можно легко посмотреть кто чем занят.
– Да, – улыбнулась я, чувствуя, как внутри становится теплее от её заботливого тона, – Сделай блинчики, пожалуйста.
– С шоколадом? – она чуть склонила голову, её улыбка была мягкой, почти материнской.
– О даа, – посмеялась я, представляя, как густой, тягучий шоколад растекается по горячим блинам.
В этот момент позади меня раздались шаги. Я обернулась и увидела брата. Он выглядел, мягко говоря, неважно.
– Мне то же самое, что и Эллисон, – проговорил он хрипловатым голосом, плюхаясь на диван рядом со мной.
Я внимательно посмотрела на него: его глаза были красноватыми, под ними залегли синяки, а весь вид говорил о том, что он вымотан. Либо он совсем не спал, либо спал настолько мало, что это не имело смысла.
– Ты вообще спал? – спросила я, сверля его взглядом.
Он ответил короткой улыбкой — уставшей, натянутой.
– Час, может два.
– Адам, ты не забыл, что сегодня приём? – напомнила я, чуть поднимая голос. Моё раздражение перемешивалось с беспокойством. – Я не хочу отдуваться одна.
Он глубоко вздохнул, будто собрался сказать что-то серьёзное, но вместо этого прочистил горло.
– Малышка, я помню, – наконец ответил он, глядя на меня так, словно пытался заверить, что всё под контролем. – И да, я приду. Только ради тебя.
Его голос звучал уверенно, но я видела, как он устал, как внутри у него что-то разрывается на части. Я хотела что-то сказать, но вместо этого просто сжала его плечо и коротко кивнула.
Со стороны кухни раздался приятный запах — смесь тёплого теста и шоколада, которая на миг отвлекла нас обоих. Донна продолжала готовить, наполняя дом уютом, словно пытаясь удержать нас в этом моменте, не давая уйти мыслями в заботы.
Адам обнял меня, крепко и тепло, словно хотел через этот жест сказать больше, чем словами. Его подбородок коснулся моей макушки, а затем я почувствовала короткий, привычный поцелуй. Этот жест всегда успокаивал меня. Он делал так ещё с детства, когда я приходила к нему с разбитыми коленками или когда мир казался слишком большим и страшным.
Я невольно улыбнулась, слегка посмеиваясь, как будто этот момент был чем-то обыденным, но всё равно бесценным. После этого я вернулась к своему телефону, который продолжал ждать меня, мерцая экраном.
На экране была открыта вкладка новостей. Крупный заголовок привлекал внимание: «Спаситель – кто он такой и почему его так называют?». Эти слова будто цеплялись за сознание, вызывая странное любопытство.
Я опустила взгляд ниже, чтобы прочитать текст. Череда строк постепенно погружала меня в историю, которая всё больше напоминала загадку. «Спаситель» – серийный поджигатель, оставляющий за собой лишь пустые здания и необычные послания. Каждое место, которое он выбирает, как будто несёт в себе скрытый смысл… А может не такой уж и скрытый?
Пальцы слегка сжали телефон. Я задумалась. Это прозвище — «Спаситель» — звучало почти издевательски. Казалось, оно противоречит его действиям. Поджоги и спасение — два совершенно противоположных понятия. Тогда почему его так называют?
Я продолжила читать, глотая текст жадно, словно надеясь найти в нём ответ. «Его действия вызывают споры: кто-то видит в этом вызов системе, кто-то – бессмысленное разрушение. Но одно ясно точно: Спаситель не планирует свои поджоги, а просто выбирает здания по своему желанию».
Голова наполнилась вопросами, словно внутри начала крутиться какая-то шестерёнка, требующая двигаться дальше, искать ещё. Но часть меня понимала, что ответы могут быть совсем не такими, какими я их себе представляю.
– Что ты там смотришь? – голос Адама прозвучал чуть хрипло, будто он всё ещё не до конца проснулся.
Я лишь бросила взгляд на него поверх экрана телефона, продолжая пролистывать текст.
– Про этого поджигателя читаю, – ответила я, не поднимая головы. – Ты знал, что тут уже куча теорий о том, кто это такой?
Адам потянулся за кружкой с кофе, но в следующий момент я услышала короткий, громкий звук — он поперхнулся.
– Аккуратнее пей, – усмехнулась я, не скрывая лёгкого удивления. Его реакция была неожиданной.
– Ты у меня такая заботливая, – с иронией бросил он, убирая кружку на стол.
В его голосе звучала привычная насмешка, но взгляд выдал лёгкое раздражение. Это было у Адама всегда — говорить с сарказмом, скрывая истинные эмоции.
– Ну у тебя девушки нет, кому-то же надо заботиться, – пробормотала я, улыбнувшись краем губ.
На мгновение наступила тишина, но она не была неловкой. Скорее, привычной. Адам о чем-то задумался, глядя куда-то вдаль, а я снова уткнулась в телефон.
И всё же его реакция не давала мне покоя. Зачем так нервничать из-за поджигателя?
Донна поставила перед нами тарелки с дымящимися блинами, и аромат тёплого теста с растопленным шоколадом тут же окутал кухню. Отложив телефон в сторону, я бросила короткий взгляд на брата.
– Приятного аппетита, – пробормотала я, улыбнувшись ему, и тут же пододвинула к себе тарелку.
Первые кусочки были просто божественными. Шоколад приятно растекался, а сами блины оказались идеально мягкими. Они будто говорили мне: «Забудь обо всём, просто насладись». Я продолжала есть, но с каждым новым кусочком не могла избавиться от мысли: такими темпами я точно прибавлю в весе.
Завтрак «набери-одиннадцать-фунтов» – мелькнуло в голове. Лёгкая тревога закралась где-то внутри. А если это правда? Если тренер заметит, что мои движения стали медленнее, а юбка сидит теснее?
Я сделала ещё один осторожный укус. Балет. Эта мысль кольнула сильнее. Только начала втягиваться, только стала чувствовать, как танец меняет меня, наполняет лёгкостью и плавностью. И что теперь? Мои любимые блинчики с шоколадом от Донны станут причиной того, что я окажусь на последнем ряду или вообще за дверью студии?
Я положила вилку, задумчиво посмотрев на оставшуюся половину блинов. Донна, стоявшая у плиты, повернулась ко мне и тепло улыбнулась.
– Всё в порядке? – спросила она, словно почувствовала мои сомнения.
Я быстро кивнула, подняв вилку снова. Чего я себя накручиваю? Пара блинов ещё никого не испортила. «Ешь и наслаждайся», – мысленно сказала я себе и продолжила завтрак, позволяя себе хотя бы на несколько минут забыть обо всех тренировках и требованиях.
Доев свою порцию быстрее, чем хотелось бы, я отложила вилку и выдохнула, чувствуя лёгкую тяжесть от насыщения. Блины все-таки были слишком хороши, чтобы останавливаться. Подняв тарелки, я понесла их к посудомоечной машине. Звук ударяющейся керамики слегка отдался в тишине кухни.
Оборачиваясь к Адаму, я подошла ближе и, наклонившись, чмокнула его в щёку. Он слегка дёрнулся, будто этого не ожидал, но ничего не сказал, лишь кивнул в знак признательности.
– Не засиживайся, – бросила я через плечо, направляясь к лестнице.
Поднимаясь на второй этаж, я ощущала, как каждый шаг всё больше приближает меня к неизбежному — макияжу, прическе, нарядам. И не то, чтобы я этого не любила. Напротив, мне нравилось краситься, экспериментировать с образом, придумывать что-то новое. Это было похоже на искусство, способ самовыражения.
Но только не тогда, когда нужно. Когда чувствуешь, что ты обязана выглядеть идеально. В такие моменты всё идёт наперекосяк.
Я вошла в свою комнату, захлопнула за собой дверь и подошла к столику с зеркалом. Короткий взгляд на своё отражение вызвал вздох. Волосы растрепались после душа, глаза казались слишком уставшими. Пальцы потянулись к косметичке, а внутри уже закрадывалось предчувствие: сейчас будет все ужасно.
Первый мазок подводки, второй. Вроде ничего, но потом — резкий взмах кисти, и стрелка уходит выше, чем надо. Я недовольно прищурилась, стирая её ватным диском, который оставил разводы.
Прическа тоже не хотела ложиться. Плойка нагрелась слишком сильно, локоны получались разными — то слишком тугими, то почти прямыми.
– Чёрт, – пробормотала я себе под нос, опуская руки.
Когда всё делаешь для себя, это другое. Тогда макияж — это удовольствие, волосы ложатся, как по волшебству, а одежда словно сама находит тебя. А сейчас… Словно кто-то взял мой день и поставил ему пометку: «Давай всё пойдёт через задницу».
Я бросила плойку на столик и, сев на кровать, несколько секунд просто смотрела на пол.
***
Я услышала, как дверь в комнате Адама с грохотом ударилась о стену. Этот звук эхом пронесся по дому. Следом — быстрые, решительные шаги по коридору. Они затихли на лестнице, уходя вниз, за пределы моего слуха. Мой взгляд инстинктивно поднялся на дверь. Куда он собрался в такой спешке? Что произошло?
В груди разрасталось беспокойство, будто кто-то крепко сжал сердце. Я отложила кисточку для теней и поднялась. Мягкий стул отъехал назад, скрипнув ножками о деревянный пол. Шагнув к двери, я дотронулась до холодной ручки, но открыть не успела — Адам уже ушел.
Дом вновь погрузился в тишину. Только ветер за окном шевелил занавески, пробиваясь внутрь через приоткрытое окно. В моей голове закрутились мысли. Почему он так резко ушёл? Что-то случилось?
Мои пальцы уже машинально потянулись к телефону. Я открыла список контактов и нашла номер Уолтера. Они ведь неразлучны. Если что-то и произошло, он должен знать. Приложив телефон к уху, я слушала монотонные гудки. Один, второй, третий… Потом раздался голос автоответчика. Я, недовольно скривившись, сбросила звонок.
Попробовала снова. На этот раз ожидание тянулось вечностью. Но Уолтер не ответил. Я глубоко вдохнула, прикрыв глаза.
– Ладно, – выдохнула я в тишину, едва слышно для самой себя, и набрала Адама.
Один звонок. Второй. Ничего. Никакого ответа, никакой реакции. Только телефон в моей руке и глухие сигналы на другом конце.
Сердце билось громче, чем хотелось бы. Почему он не отвечает? Почему ни один из них? Тревога, которую я старалась подавить, теперь поднималась со дна, как густой туман, захватывая мысли.
Снова положив телефон на стол, я вернулась к своему месту. Взяла в руки кисточку, чтобы продолжить макияж. Но пальцы не слушались. Они замерли, держась за тонкую ручку, в то время как мой взгляд блуждал по комнате, задерживаясь на пустых стенах, на полке с книгами, на брошенной куртке.
Презентация уже совсем скоро. Сколько часов осталось? Два? Три? Мысли крутились в голове, сбиваясь в хаотичную кашу, а время неумолимо сжималось в тугую петлю. Я сидела перед зеркалом, пытаясь сосредоточиться на макияже, но вместо этого уставилась на своё отражение.
«Я же открываю этот приём», — пронеслось в голове с горькой тяжестью. Эта мысль давила, обжигала сознание. Ответственность, неподъёмная, как будто кто-то взвалил мне на плечи мешок с камнями. Вдохнула. Глубже. Постаралась убедить себя, что справлюсь.
Пальцы аккуратно скользнули кисточкой по коже, нанося ровные тени. А внутри всё дрожало. Не от страха — от неприязни. «Боже мой, как я не хочу туда ехать», — подумала я, отодвигая пудру в сторону. Это ощущение — навязчивое, словно ком в горле, который невозможно проглотить, — уже который день не давало покоя.
В голове всплывали сцены: смущённые улыбки, неискренние поздравления, затянутые речи под приглушённый звон бокалов. Мне представлялось, как я стою перед ними, под их оценивающими взглядами, произнося заученные слова. Всё это казалось таким чужим, ненастоящим.
Снова посмотрела на себя в зеркало. Черты лица казались немного напряжёнными, глаза блестели от усталости. «Мне нужно ещё выучить речь», — напомнила я себе. Эта мысль вонзилась, как булавка, заставив замереть.
Покрутив кисточку в руках, я вернулась к макияжу. Рука двигалась автоматически, но мысли были где-то далеко.
Я выдохнула и посмотрела в окно. Солнце уже клонится к закату, его свет мягко ложится на подоконник, окрашивая комнату в тёплые оттенки. Там, снаружи, мир кажется таким простым. Но я — внутри. В своём маленьком коконе из обязанностей и сомнений. И выхода, кроме как закончить начатое, у меня нет.
«Ладно, встану и поеду», — мысленно поставила точку. Но пока просто продолжала сидеть, наносить последние штрихи в макияже, будто это был мой последний шанс спрятаться за привычной рутиной.
«– Нет. Я буду в красном платье в пол.
Его взгляд стал ледяным, и я видела, как что-то зажглось в глубине его тёмных глаз – злость, раздражение, почти ненависть.
– Я уже сказал, какие цвета, – его голос был стальным.
Он произнёс это так, словно мои слова ничего не значили.
– Либо я приду в красном, либо совсем голой, – сказала я, и в моём голосе прозвучало больше вызова, чем я планировала.»
Да, я помню, что сказала. Помню его лицо — холодное, словно вырезанное из камня, глаза, сверкающие гневом. Эти слова, что сорвались с моих губ, эхом отразились в тишине комнаты. Я знала, что так будет, знала, что за этим последует, но всё равно сказала. И что он сделал мне тогда…
Сжав губы, я уставилась в зеркало. Уголки рта дрогнули, будто пытаясь изобразить улыбку. На людях он никогда не покажет эту свою сторону. Там он — образец добродетели, воплощение уверенности и силы. Но дома, за закрытыми дверями, этот фасад трещит по швам.
Я тихо усмехнулась, но этот смех вышел безрадостным, пустым. «Ну что ж, так тому и быть», — мелькнуло в голове. Я отложила кисточку для румян на стол. Осталась только помада. Взяла её в руку, почувствовав холод металла. Насыщенный красный цвет, который, как мне всегда говорили, делал меня «слишком вызывающей». Тем лучше.
Положив помаду рядом, я встала и подошла к шкафу. Потянув створку, я встретилась с рядами платьев, рубашек, футболок. Их было много — все тщательно подобрано, словно отражение чьих-то ожиданий, но не моих.
Я перебирала вещи, проводя пальцами по тканям: шелк, хлопок, плотный кашемир. Чёрные, серые, синие оттенки — спокойные, строгие, одобренные. Как будто каждая вещь говорила: «Будь такой, какой он хочет тебя видеть». И я была. Долго была. Но больше не хочу.
Рука замерла на алом платье, заброшенном в самый угол. Его я надевала всего один раз — тогда, когда мне ещё казалось, что у меня есть право на собственный выбор. Отец так посмотрел на меня тогда, будто я опозорила его. «Это не для тебя», — сказал он.
Я задержала взгляд на этом платье. «Почему не для меня?» — пронеслось в голове. Мягкая ткань скользнула под пальцами, когда я вытащила его из шкафа. Оно напомнило мне о той версии себя, которую я почти забыла. Или о которой меня заставили забыть.
Вот оно.
Я замерла, глядя на ткань, струящуюся в моих руках, как вода. Красное. Настоящее красное, без примеси или еще чего-то. Цвет, который заявляет о себе громко.
Моё идеальное платье.
Тонкие бретели, мягкий вырез, подол, касающийся пола. Оно казалось живым — пульсирующим, как сердце, стучащее прямо под моей кожей. Провела пальцами по его поверхности, почувствовав гладкость материала, как шелковое прикосновение к чему-то забытому, но такому родному.
Я стояла, держа его перед собой, и внутри разливалось тепло, смешанное с лёгким трепетом. Это платье… Оно было не просто одеждой. Оно было вызовом. Напоминанием, что я могу быть той, кем хочу.
Но в ушах всё ещё звучал его голос. «Это слишком. Слишком откровенно. Слишком…» Слишком для чего? Или для кого?
Мгновение, и вместо шкафа передо мной всплыла картина: строгий взгляд, сжатые губы, его тяжёлое дыхание, когда он увидел меня в этом платье. «Сними», — тогда прозвучало так, будто это был приказ, не подлежащий обсуждению. И я подчинилась в тот момент.
Я вдохнула глубже, будто пробуждая в себе забытое ощущение свободы. Сейчас я уже другая.
Я взяла платье, и добавила к нему туфли — те самые, идеально подходящие по цвету и настроению. Их высокий каблук слегка покачивался, когда я несла к кровати. Разложила всё на покрывале, разглаживая руками каждую складку платья, будто хотела придать ему ещё больше значимости.
На секунду остановилась, разглядывая это сочетание: алый блеск ткани, строгая линия туфель. В голове промелькнул образ отца. Его тяжёлый взгляд, острые слова, холодное одобрение, которого я никогда не получала. Всё это внезапно накрыло меня, как тень. Но тут же я оттолкнула это чувство.
– Я устала бояться, – проговорила шепотом, как будто повторяя давно выученную мантру.
Пальцы сжались в кулак, и я почувствовала, как ногти слегка впились в ладони. Достаточно. Достаточно жить в этом страхе, подчиняться его правилам, позволять ему решать, кем мне быть.
Но мысль о том, что отец будет там, вдруг заставила моё сердце колотиться быстрее. «При Уолтере и Адаме он ничего не сделает», — попыталась успокоить себя. С этими двумя я чувствую себя в безопасности. Всегда. Уолтер…
Имя закружилось в мыслях, будто лист на ветру. Я закрыла глаза и представила его. Уолтер. Его присутствие было для меня как крепкая стена, за которую можно спрятаться, но при этом он никогда не давил, не заставлял. Просто был рядом, позволяя мне дышать.
Но сейчас в голове поселилась новая тревога. Как он собирается туда прийти? Что он сделает? Вмешается? Попытается что-то доказать? Я не хочу, чтобы он ввязывался в это ради меня. Но…
Мои губы дрогнули, расползаясь в слабую, почти невидимую улыбку. Как же я буду рада, если он все-таки окажется рядом.
Я открыла глаза, посмотрела на платье, на туфли. Уолтер и Адам будут там. С этой мыслью страх, что сжимал меня, начал отступать. Вместо него пришло лёгкое предвкушение. Даже если всё пойдёт не так, как я планировала, я не одна.
Я быстро провела помадой по губам, стараясь не дрожать рукой. Красный цвет ложился мягко, оставляя ровный насыщенный оттенок, но в голове всё шумело. Время будто сжималось, уходило куда-то, ускользая, как вода сквозь пальцы.
Закрыв колпачок, я убрала помаду вместе с остальной косметикой в тумбочку. Щелчок выдвижного ящика отозвался громким эхом в комнате.
Я подошла к кровати. Взгляд сам опустился на телефон, лежащий рядом. Рука потянулась проверить время. Экран засветился, выдав крупные цифры. Сердце гулко стукнуло в груди. Уже почти.
7:30
У меня осталось полчаса. Совсем немного, и нужно будет выезжать. Эта мысль висела над головой, как будильник, который вот-вот зазвонит. Но я всё ещё стояла в комнате, чувствуя, как напряжение стягивает плечи.
Я снова вернула взгляд к своему платью. Не отрывая взгляда, начала раздеваться. Сняла с себя абсолютно всё, ощутив, как прохлада коснулась кожи. Платье было слишком облегающим, с открытой спиной — оно не терпело компромиссов. Нижнее бельё здесь было лишним.
Я чуть помедлила, подержав его в руках, и тихо пробормотала:
– Посмотрим, что ты скажешь.
Эти слова придали мне каплю уверенности. Натягивая платье, я чувствовала, как ткань обнимает тело, ложась идеально по фигуре. Легкий шорох материи раздавался в тишине комнаты, а я затаила дыхание, будто боялась испортить момент.
Когда оно наконец было на мне, я сделала глубокий вдох и повернулась к зеркалу. Мои глаза чуть расширились, а сердце заколотилось быстрее.
Я мягко, почти осторожно провела руками по бокам, чувствуя, как платье подчёркивает каждый изгиб. Линия талии, плавность бедер, открытые плечи… Всё выглядело так, будто это платье было создано для меня.
На фоне моей слегка бледной кожи — яркий красный цвет казался ещё более насыщенным, глубоким. Он играл с отражением, будто добавляя мне дерзости, которую я сама пока не чувствовала.
– Шикарно, – прошептала я, и уголки губ непроизвольно дрогнули в улыбке.
Но это было больше, чем просто одежда. В этом платье я увидела не только себя, но ту, которой хотела быть. Смелую. Свободную. Ту, что уже не боится ни чужих слов, ни взглядов.
Я сделала шаг назад, разглядывая себя ещё раз. Платье сидело идеально, будто обняло меня. Теперь я действительно была готова. Почти.
Я осторожно распустила волосы, чувствуя, как тугая резинка соскальзывает с пальцев. Локоны медленно рассыпались, мягко ложась на плечи. Пальцы рефлекторно пробежались по прядям, выпрямляя, приглаживая. Всё должно быть идеально.
Подойдя ближе к зеркалу, я взяла плойку и начала укладывать волосы заново. Движения были медленными и аккуратными. Напряжение понемногу начало уходить, уступая место чему-то другому.
Когда я наконец закончила, то посмотрела на своё отражение. И замерла.
– Боже мой…, – выдохнула я, почти не веря своим глазам.
Я не ожидала, что буду такой… Такой красивой. Даже не просто красивой — другой. В глазах появилось что-то новое: уверенность, сила. Казалось, что это отражение — не я, а моя лучшая версия.
Через секунду я наклонилась и аккуратно надела туфли. Шагнув к столу, взяла маленькую сумочку.
И напоследок — духи. Я нажала на пульверизатор, и в воздухе разлился мой любимый аромат. Лёгкий, свежий, с нотками чего-то сладкого. Этот запах всегда поднимал мне настроение, как будто обнимал невидимой вуалью тепла и уверенности.
Я закрыла глаза, вдохнув его, и почувствовала, как внутри разливается спокойствие. А потом открыла их и снова посмотрела на своё отражение.
– Ты справишься, – сказала я себе, улыбаясь чуть шире.
Выключив свет, я повесила сумочку на плечо и сделала шаг к двери. Ещё один глубокий вдох, лёгкая дрожь в пальцах — и я вышла из комнаты, оставив позади все сомнения и страхи.
Я медленно спустилась по лестнице, чувствуя, как каблуки мягко касаются деревянных ступеней. Тук-тук. Звук был тихим, почти неуловимым, но всё же раздавался в пустом доме. На первом этаже я остановилась у прохода в гостиную.
Донна, занятая чем-то своим, подняла голову, заметив меня, и её взгляд на мгновение задержался. Я уловила лёгкую улыбку, почти одобрение, мелькнувшее на её лице.
– Удачи, – коротко сказала она, добавив немного тепла в голос.
– Спасибо, – ответила я, и мои губы тоже изогнулись в улыбке.
Повернувшись, я прошла дальше, через прихожую, к двери в гараж. Толкнула ее и прошла дальше. Роберт, как всегда, стоял, опираясь на машину. Его строгий костюм сидел идеально, но в этот раз он выглядел немного иначе.
– Всё готово? – спросила я, хотя ответ был очевиден.
Он кивнул, открывая дверцу.
Я замерла на секунду, скользнув взглядом по машине. Сердце отбивало быстрый ритм, и я почувствовала, как что-то внутри меня колеблется между волнением и лёгким страхом. Этот вечер обещал быть интересным.
Может, это будет вечер победы, когда я наконец почувствую себя сильной. Или наоборот, испытание, которого я так боялась.
Я сделала глубокий вдох, позволив воздуху заполнить лёгкие, и уверенно шагнула к машине.
– Поехали, – голос прозвучал твёрже, чем я ожидала.
И в этот момент я поняла: каким бы ни был этот вечер, назад пути нет.